- Откройте, пан Фримл. Именем закона!
      - Сейчас. Подождите минуточку, дайте одеться! Прошло довольно много времени, прежде чем хозяин открыл дверь. Ребята терпеливо ждали. Они знали, что улизнуть никому бы не удалось. Олива сразу же направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Фримл включил свет на лестнице и настежь открыл двери всех трех комнат. Три постели сияли чистотой.
      - Это все, господа, - спокойно сказал Фримл. Роубик прошел по комнатам. Нигде никаких следов.
      Олива остановился в задней комнате. Постель в ней показалась ему застланной не так старательно, как в остальных комнатах. Заметил он и торчащий угол простыни. Медленно вошел в комнату, оставив дверь распахнутой настежь. Осторожно засунул руку под перину. Постель была еще теплой. Иван резко повернулся к хозяину трактира и направил автомат ему в лицо. Фримл отшатнулся и глазами показал на дверь, ведущую на чердак. На полу у двери валялся кусок свежей газеты. Иван открыл в коридоре окно, выходящее во двор, и тихонько свистнул.
      - Здесь он. Будьте внимательны. А вы, пан Фримл, откройте-ка эту дверь!
      Хозяин нерешительно нажал на дверную ручку и отступил в сторону. Иван крикнул в черный проем двери:
      - Вы окружены! Руки вверх! Выходите в коридор! Ответа не последовало.
      - Выходите, а то будем стрелять!
      На чердаке было тихо. Олива лязгнул затвором автомата, то же самое вслед за ним сделал Роубик. Со двора до чердака тоже донесся холодный металлический звук.
      - Считаю до трех! - повысил голос Олива.
      И вот на чердаке послышались медленные, осторожные шаги. Кто-то шел к лестнице. Олива и Роубик отошли от двери. Их пальцы лежали на спусковых крючках автоматов. Хозяин, белый как мел, стоял у полуоткрытого окна. Кто-то спускался по лестнице. Сначала они увидели промокшие ботинки, потом мокрые, забрызганные грязью брюки, темно-синюю куртку и, наконец, лицо. Знакомое лицо. Это был Барак.
      - Если вздумаешь пошевелиться, - тихо сказал Олива, сохраняя невозмутимое выражение лица, - я тебя нафарширую свинцом. В этом можешь не сомневаться. Ребята внизу будут рады встрече.
      - Встать лицом к стене! - приказал Роубик. Осторожно и тщательно они его обыскали. Оружия у
      него при себе не оказалось. В этот момент возле дома остановился автомобиль, из которого выскочили Цыган и несколько сотрудников государственной безопасности из Планы. Они увидели пограничников у трактира и подоспели в самый нужный момент.
      - Дай-ка лапы, - процедил сквозь зубы Стромек и достал наручники. Барак молча протянул руки. - Что у тебя с собой?
      - Портфель, - услужливо ответил хозяин, прежде чем Барак успел вымолвить слово.
      - Вас эти браслеты тоже ждут, - улыбнулся ему Цыган. - Если не сегодня, то завтра.
      Шофер из Планы воскликнул:
      - Я же его знаю! Он ведь у нас служил. Товарищ вахмистр...
      Из темноты вышел человек в штатском.
      - А, знакомый, - проговорил он спокойно. - Будет, пожалуй, лучше, если мы тебя сразу же возьмем к себе. Время не терпит, да и ребята, по крайней мере, отдохнут.
      Конвоировали задержанного Стромек и Храстецкий. Яниша успех окрылил. Может, наконец-то прояснятся те загадочные случаи, в отношении которых до сих пор строили лишь предположения. И добились этого ребята самостоятельно, хотя порой, казалось, уже теряли всякую надежду. Олива тем временем присматривал за хозяином, удобно устроившись напротив него за бильярдным столом.
      - Четыре пива, если вас это не затруднит, - сделал он заказ.
      Ждали Стромека и Храстецкого. Промерзшие, усталые и невыспавшиеся, они вернулись из Планы только на рассвете.
      - Поехали домой, - сказал Цыган. - Шофер спешит, а я должен еще написать кучу рапортов.
      У мельницы они остановились, и Яниш велел Стромеку, как и было условлено, дать очередь из автомата. Это был сигнал об окончании операции. Стромек стрелял и кричал во все горло. Эхо возвращало грохот выстрелов и его голос. Цыган не стал дожидаться утра и попросил соединить его по телефону с Содомой. Поначалу прапорщик был раздражен, но тон его резко изменился, когда Яниш доложил о результатах ночной операции.
      . - Сейчас я к вам приеду, - сказал Содома и повесил трубку.
      Ребята разошлись, но Цыгану еще предстояла работа. Он взял журнал заставы и, хотя глаза его слипались, коротко, но точно записал в пего все о проведенной операции. Лучше всего получилась у него заключительная часть... К этой записи он приложил подтверждение, что бывший вахмистр КНБ Йозеф Барак передан им станции КНБ Плана в Марианске-Лазне. Хозяином трактира, как ему сказал Стромек, органы государственной безопасности займутся завтра.
      Содома провел на заставе весь день. В полдень вернулся ездивший за покупками интендант Тонда. Он сообщил, что хозяина трактира уже увезли.
      - Если понадобится, будите меня хоть среди ночи, - сказал Цыгану прапорщик, прощаясь с ним.
      Большинство вахмистров так устали, что даже не пошли в столовую. Один за другим они улеглись спать. Цыган тоже бросился на койку и сразу же уснул. На границу в тот день вышел только один патруль.
      На станцию КНБ в Лесов приехали сотрудники государственной безопасности из Марианске-Лазне, чтобы расследовать некоторые обстоятельства всего случившегося в последнее время в деревне и на заставе.
      Зима послал за Цыганом.
      - Стромек и Вашек, пойдете со мной, - позвал Яниш товарищей. К ним присоединился Олива.
      У Зимы сидели трое в штатском. Один из них, уже пожилой, представился как надпоручик Крал.
      - Это как раз те четверо, которые участвовали во всех этих делах, улыбнулся Зима. Вахмистры уселись.
      - Начну с того, - сказал надпоручик, - что Карлик и Барак действовали, вероятно, заодно. Задержание вами этого набожного дезертира позволило выявить некоторые связи.
      Надпоручик, наверное, думал этим удивить ребят, но ошибся. Стромек только кивнул головой:
      - Так мы и предполагали.
      - Барак, следовательно, знал о махинациях Карлика.
      Как это произошло, еще не совсем ясно. Надо устроить очную ставку. Совершенно определенно можно сказать, что Карлик был инициатором многих переходов через границу и самым прямым образом способствовал им.
      Вот это сообщение надпоручика действительно произвело на них сильное впечатление. Они недоумевающе смотрели друг на друга: ну да, эта его сестра, частые визиты, поездки к границе, подозрения Храстецкого, тот третий...
      Зима только посмеивался: он-то узнал обо всем еще до их прихода.
      - Эта женщина, - начал Крал не спеша, - была ему не сестрой, а любовницей.
      - Мы это подозревали, - заметил Цыган. - Потом вам расскажем обо всем...
      - В последние месяцы многий из "бывших людей" Кладно смылись на Запад. Потом от них стали приходить письма - из Германии, Франции и других стран. Это, понятно, заинтересовало наших ребят. Они стали искать, кто же из жителей Кладно выполняет роль проводника, где начинается тот канал, что ведет за границу. Долго их усилия не давали никаких результатов. Потом обнаружилось, что некоторые из бывших полицейских и жандармов Кладно служат теперь на границе. Мы принялись осторожно прощупывать одного за другим. Так добрались и до Карлика. Второй конец оказался здесь, в Лесове. Стали изучать методы работы Карлика и его помощников. Его любовница - дочь крупного торговца. Она регулярно приезжала к нему в Лесов, и не одна...
      Цыган хотел было что-то сказать, но Крал движением руки остановил его и продолжал:
      - Несколько раз мы следили за ней от Кладно до Лесов. Разведенная пани Кихлова, любовница Карлика, по пути в Лесов всегда делала только одну единственную остановку - в ресторане у Стржиба. Там ее каждый раз ждал спутник, которого присылал туда ее бывший муж.
      - Как это? - вырвалось у Цыгана. - Мы только однажды обнаружили следы, а вы говорите, что границу переходили многие... Мы столько времени провели на границе!..
      Надпоручик улыбнулся и развел руками:
      - Им приходилось мириться кое с какими неудобствами: в багажнике этой великолепной большой машины надо было выдержать до самого Лесова. Там подсаживался горевший нетерпением Карлик и ехал со своей дамой к границе... нарвать брусники, собирать грибы или любоваться заходом солнца. Какие еще объяснения придумывал он, чтобы дурачить вас?
      - Так вот что означали эти прогулки! - Стромек по стучал себя по лбу.
      - И не только это, - припомнил Цыган. - А отмена патрулирования в районе пограничного столба номер двадцать два?..
      - Именно так, - подтвердил надпоручик. - Потом достаточно было вытащить пассажира из багажника и пожелать ему счастливого пути. Не бесплатно, конечно. Наличные приходовала "сестра" Карлика. Оригинальная троица: она, любовник и бывший муж...
      - Однажды я оказался совсем рядом с этой свинской компанией! - вспыхнул Храстецкий и рассказал надпоручику о преследовании раненого кабана и о том, кого видел у пограничного столба № 22.
      - Этого нельзя было так оставлять, вы должны были что-нибудь предпринять, - упрекнул его надпоручик.
      - Сейчас легко об этом говорить, когда все ясно, - проговорил Цыган. Но вы войдите в наше положение. Ведь он был командир... Ну, а что Барак?
      - Сейчас его допрашивают в Праге. Мы пока ничего не знаем. Известно только, что между ними существует какая-то связь.
      - Обидно, что оба были в наших руках, в корпусе, - нахмурился Яниш. Надпоручик продолжал;
      - Не огорчайтесь, ребята. Это ведь классовая борьба, а теперь, после февральских событий, она особенно обострилась и усиливается с каждым днем. Буржуазия по терпела поражение, но не смирилась с этим. Она продолжает сопротивляться. В первую очередь надо очистить наши ряды от чуждых элементов. Такая ответственная задача ложится на вас, на тех, кто целиком и полностью предан социализму. Такие, как вы, должны составлять Корпус и чем быстрее, тем лучше... Один - бывший жандарм (не сердись, товарищ Зима!), любовник дочери крупного торговца, второй - глубоко верующий человек. Ну разве место им в Корпусе? Подобные люди легко идут на измену.
      - Как можно ошибиться в человеке, - задумчиво проговорил Зима. - Он казался таким надежным. Никогда бы не подумал, что он может обратиться ко мне с каким-нибудь непорядочным предложением.
      - Ты - честный человек, - сказал надпоручик. - Он знал, что ты бы дал ему отпор. Не все, кто служил раньше, одинаковы.
      Зима промолчал. Цыган знал, о чем он думает: о том, что, может, очень скоро настанет и его время и ему, несмотря ни на что, придется покинуть заставу.
      О Дяде, как ни странно, надпоручик ничего не знал: им, вероятно, занималась другая группа или другой отдел. Однако он записал все данные по этому делу, сообщенные ему вахмистрами. Надпоручика это крайне заинтересовало. Обстоятельства гибели пограничников в лесу под Гутью все еще оставались невыясненными. Не была пока установлена и личность человека, застреленного Оливой. Стромек обратился к Кралу:
      - По-моему, здесь существует какая-то взаимосвязь. Дядя знает не только наш участок, но и весь район вокруг Тахова. По старому опыту знает, как у нас охраняется граница. Он - немец по происхождению и обоими языками владеет в совершенстве. А тот тип, которого подстрелил Иван, как раз шел по одному из маршрутов Дяди.
      - Мы в этом разберемся, - ответил Крал.
      - Почаще бы вы приезжали, - посоветовал Храстецкий.
      Надпоручик невесело улыбнулся:
      - Очень много работы, ребята, а нас так же мало, как и вас. Переходите к нам, в органы.
      - Можно, - вздохнул Стромек, - только кто меня отсюда отпустит?
      - Нас четверо, а должно быть семь, - констатировал Зима.
      Они еще долго говорили о борьбе со спекуляцией, об антигосударственных группах, о школах шпионажа за рубежом, где быстрыми темпами готовили множество агентов, о политической деятельности эмигрантов. Большое красное солнце уже клонилось к западу, когда Крал встал, чтобы попрощаться. Два его товарища и так уже несколько раз заглядывали в прокуренную комнату.
      - Не огорчайтесь, ребята. Что было, то было. Не ваша это вина. И постоянно будьте начеку. Февраль это только начало пути, а вы, судя по вашим орденам, тоже внесли в это свой небольшой вклад...
      Старая Зимова прохаживалась возле здания, явно нервничая.
      - Иду, иду, - успокоил ее, высунувшись из окна, супруг.
      - Пану Храстецкому уже тоже пора идти домой, - донесся снаружи ее тонкий голос.
      Они дружно рассмеялись, выражая этим мужскую солидарность, и, пожав друг другу руки, вышли на улицу.
      - Вот так-то, - улыбнулся Храстецкий на лестнице, - выпроваживают нас домой. Она как только увидит нас вместе, так сразу начинает подозревать карты.
      Храстецкий угадал. Когда они отправились улицами Лесова, оказалось, что старой Зимовой не так уж и спешно требовался ее супруг. Было уже темно, а до Цыгана все еще доносился с перекрестка их смех. Никому не хотелось идти домой. Стоял прекрасный теплый вечер, один из тех, которые надолго остаются в памяти.
      Утром Цыган собрал всех пограничников и ознакомил их с теми сообщениями, которые сделали товарищи из государственной безопасности. Яниш подчеркнул, что не стоит об этом распространяться в деревне, так как дело касается только заставы. Все с ним согласились. О Карлике они уже знали почти все. Однако до сих пор оставалась загадкой гибель Пепика Репки и Ярды Недобы. Проходя по лесу у Гути, ребята вспоминали своих товарищей. Пограничники и так были всегда начеку, а там становились особенно бдительными. Некоторые из пограничников уже получили направления в другие места, в другие подразделения. Однако, если бы им приказали остаться на границе еще на пять лет, ребята не стали бы роптать. Слава, Иван, Стромек, Роубик, Храстецкий, Коварж, Руда, Мила, Тонда, Гофман, Мачек и другие выходцы из рабочих отдавали все силы службе на границе. "Есть ли еще такая дружная группа где-нибудь на другой заставе? - думал Цыган. - Наверняка есть. Но наши прошли трудную школу. Хорошо быть вместе с ними, даже в роли их командира... Каждый из них мечтает однажды встретиться с Дядей, привести его, обезоруженного, на заставу, доказав тем самым, что те, кого он предал и обманул, уже далеко не желторотые юнцы... Неужели уже в этом году нам придется расстаться? Такой дружной группе!.. Если они разъедутся, я все равно останусь здесь, - решил Яниш. - Останусь, пока смогу, и не только из-за той светлокудрой девушки, что живет в доме Благоута. Я расскажу новичкам о службе, о своих товарищах. Нам есть о чем рассказать..."
      В полдень к нему пришли Олива и Густа - новоиспеченный секретарь партийной организации заставы.
      - С чисткой уже все решено, - объявил он еще в дверях. - Мы будем проходить ее в местных организациях.
      - Так у нас же есть своя организация, разве не так? - запротестовал Стромек.
      - Конечно, но имеется соответствующая инструкция, - настаивал на своем секретарь.
      - Ну, мне-то все равно, я этих проверок не боюсь, как и каждый из нас. Партия заинтересована в том, чтобы избавиться от явных врагов и от тех, кто пролез в ее ряды из-за выгоды. Мы что? Мы честно выполняем свой долг. А не будь нас, кто знает, как бы выглядела партийная организация в деревне. Крестьяне тянутся к партии, но им не хватает теоретической подготовки, знания марксизма.
      Цыган решил составить график нарядов таким образом, чтобы члены партии смогли принять участие во всех собраниях.
      - Мы должны выступить на них, - сказал он. - Мы ведь хорошо знаем, кто здесь придерживался каких взглядов, у кого были сомнения, кто работал, а кто - нет. Коцоурек, пожалуй, будет выглядеть не блестяще, когда-то Лишка обрабатывал его вовсю. Некоторые рабочие лесопилки тоже. Пусть побольше читают. Мы должны им это сказать.
      - А как быть с женщинами? - прищурился Стромек. - Я имею в виду их религиозность... Нечего ханжествовать! Пусть придерживаются линии партии и в этом вопросе.
      - Так рассуждать нельзя, - спокойно возразил Гус та. - Этим ты делу не поможешь. Женщины у нас боль шей частью из Словакии, где была иная жизнь, иные традиции, чем у нас. Нужно терпение, необходима разъяснительная работа.
      - Нельзя же верить в бога и быть коммунистом!
      - Женщинам это еще трудно преодолеть. Церковь существовала веками...
      Они долго обсуждали одну семью за другой, и на следующий день руководители десяток уже обходили членов партии и приглашали на собрание в пятницу вечером у Киндла. Народу пришло уйма. Чистка интересовала каждого. Так собирались всю неделю, правда, не в таком количестве, как в первый раз. Наконец чистка была закончена. Во всей деревне из партии исключен был лишь один Коцоурек. Застава с честью выдержала испытание.
      Наступил август. Жатва была в разгаре. Цыган помогал Благоутам. Работая на поле, он не забывал о своих командирских обязанностях. Как-то вечером, стряхивая пепел с сигареты, Цыган сказал, обращаясь к Благоуту:
      - Похоже, что это последняя наша жатва у вас. Решение уже принято.
      Они только что отвезли в амбар фуру пшеницы и теперь сидели рядом у колодца.
      - Да где же они возьмут сразу столько людей? - пытался утешить его Благоут. - Кто знает, что еще может произойти?..
      - Да нет, это точно. Только я никуда спешить не буду, хотя и отслужил здесь положенный срок. Эти новички прибудут в октябре.
      - Что ж, тут неплохо. Мы сначала не могли привыкнуть к новому месту, ну, да теперь это позади. И матери здесь нравится. Только вот зима здесь очень длинная. У нас дома об эту пору все бывало уже под крышей.
      Цыган налил себе кислого молока и с наслаждением выпил.
      - Может, здесь тоже когда-нибудь станет полегче, - рассуждал он вслух. - Не будут же люди без конца убегать?
      - Всюду хлеб с коркой. Только попробуй объясни им это, - согласился Благоут. Он-то знал, что такое жизнь на чужбине, сыт был ею по горло.
      Яниш с нетерпением ждал приезда Славки. Когда она вышивала, он мог сидеть рядом с ней часами. Прошли те времена, когда он делал за нее чертежи, за которые она получала пятерки.
      Не успел он умыться ледяной водой, которую накачал из колодца, как запыхавшаяся Славка соскочила с велосипеда.
      - Как ты хорошо загорел! - сказала она.
      - Так ведь все время на солнце.
      Славка ушла на кухню, куда позвала ее мать. Девушке нравился Яниш. Нравилось его бронзовое от загара лицо, волосы цвета воронова крыла. Именно поэтому не любила она Ярку Байерову и старалась не встречаться с ней. Цыган был ее первой любовью, и Славка хотела, чтобы он принадлежал только ей. Когда она вернулась с кухни, они уселись под каштаном.
      - Ребята собираются уезжать отсюда, - сказал ее отец. Он стоял посреди двора и расчесывал мокрые волосы.
      Девушка испуганно взглянула на Цыгана.
      - Еще не скоро, - успокоил он ее, - наверное осенью. Но я-то здесь останусь. Не хочется мне уезжать
      Она с облегчением вздохнула:
      - Некоторые из ваших наверняка здесь останутся, вот увидишь.
      Благоут закончил причесываться и подошел к ним.
      - Когда ребята уедут, ты можешь поселиться у нас. Новенькие будут помоложе, а тебе, как командиру, надо жить не в канцелярии, а где-то отдельно. Наверху у нас есть вполне подходящая маленькая комната. Если только она тебе подойдет...
      Такое предложение явилось для Яниша неожиданностью, причем приятной. Благоут пошел на кухню обсудить это с женой. Славка улыбнулась.
      - Было бы здорово. Ты мог бы у нас питаться, если захочешь. Мама хорошо готовит.
      Может, в семье уже была речь об этом? Ему не раз казалось, что тетя Благоутова уделяет ему внимания больше, чем остальным ребятам с заставы. Правда, Цыган объяснял это тем обстоятельством, что был в Лесове командиром. Что, если Славка не захочет выйти за него замуж?.. Когда вахмистры впервые пришли к Благоутам, она еще ходила с ранцем на спине в школу.
      - Вот увидишь, еще кто-нибудь из ваших здесь останется, а потом и женится, как Храстецкий.
      - Он собирается перевестись в пльзеньский край.
      - Ну, так Олива и Стромек.
      - Иван - может быть, а у Влады несколько другие планы... Здесь каждый спешит к алтарю, боится опоздать.
      - Может, ты еще скажешь, чтобы и я вышла замуж? - проговорила она и опустила глаза. Цыган стал серьезным.
      - Не скажу. Но, знаешь, я подожду, когда ты сама захочешь это сделать.
      Вечером они пошли погулять, однако домой вернулись еще до наступления темноты: оба безоговорочно выполняли приказ тети Благоутовой. Яниш очень уважал мать Славки и ни за что не хотел бы лишиться ее доверия. Семья Благоутов стала его вторым домом.
      В последнюю неделю августа Яниш перебрался к Благоутам. Столовался же по-прежнему на заставе. Его тянуло и к своим ребятам, и к семье, где жила его любовь.
      Вскоре на заставе произошли большие изменения. Это было как гром среди ясного неба. Как-то Ярда Штрупл принялся размахивать перед Цыганом и Роубиком желтым конвертом.
      - Первая ласточка, господа! Пан Храстецкий нас покидает.
      Цыган вздрогнул.
      - Кто, ты говоришь, нас покидает?
      - Храстецкий получил новое назначение. Вот, читай. Черным по белому: районное отделение КНБ Пльзень.
      Яниш медленно встал, взял конверт и вынул из него документы, приложенные к заявлению. Среди них он увидел и свою рекомендацию.
      - Начало конца, - сказал Цыган. - Теперь этого можно ожидать от каждого.
      Ему стало грустно. Эта бумага означала расставание с лучшим другом, какой у него когда-либо был. Даже женитьба Храстецкого ничего не изменила в их отношениях. И вот теперь Вацлав уезжает, перебирается в другое место. Роубик положил командиру руку на плечо.
      - Ничего не поделаешь, Цыган. Где Храстецкий, в наряде?
      - Дома... Пошли за ним дежурного. Пусть придет на заставу.
      Храстецкий прибежал буквально через пять минут. Он был в штатских брюках и легкой летней рубашке, мокрой от пота.
      - Я работал в саду, - весело сказал он, входя в канцелярию, но по выражению лиц Цыгана и остальных сразу понял, что сейчас не до шуток. У командира был слишком серьезный вид. Не говоря ни слова, Яшин протянул ему конверт. Храстецкий узнал свое заявление. Он с интересом принялся рассматривать резолюцию, потом улыбнулся:
      - - Удовлетворили мою просьбу, а я даже не верил, что так будет.
      - Я тоже нет, - тихо сказал Цыган. - Ну вот, Вацлав, ты положил начало. Аленка будет рада.
      - Сам знаешь. К Лесову она и привыкнуть не успела.
      - Что поделаешь, - вздохнул Роубик, - кому-то из нас придется быть здесь и последним. Интересно, кто это будет? Ему останется стенд с нашими фотографиями. - И взглянул на Цыгана, что тот скажет в ответ, однако штабной вахмистр лишь улыбнулся товарищу.
      - Чего ты ждешь, друг? Беги расскажи Аленке, - сказал он Храстецкому.
      - Пока еще я не уезжаю, - похлопал Храстецкий рукой по конверту. - Этот перевод действителен с первого числа, а до той поры еще много времени.
      - Но ты все-таки скажи Алене. Пусть не спеша собирает чемоданы.
      Храстецкий кивнул в ответ и поспешил домой. Все с грустью думали о предстоящем расставании с этим самоотверженным, замечательным парнем, вместе с которым им всегда было так хорошо. Штрупл положил заявление в папку.
      - Замены, как всегда, никакой, - добавил он.
      Сначала Цыган хотел зайти к Вашеку на квартиру, но потом передумал: пусть наслаждаются этим приятным известием вдвоем. Наверняка они строят планы на будущее. И он был прав. До поздней ночи горел свет в окнах домика Храстецкого. Штабной вахмистр Храстецкий отправился в один из своих последних дозоров на государственной границе.
      Не спеша, как патруль, которому предстоит долгое дежурство, подбиралась к Лесову осень. Пограничникам нужно было позаботиться о дровах, хотя никто из них не знал, останутся ли они греться у горячих печек. Ежедневно по двое ребята работали в лесу у мельницы, складывая у границы срубленные деревья. Чаще всех работали там Руда Мразек и Роубик. У них уже был опыт: эту работу они выполняли и в прошлом году. Цыгану не приходилось их поторапливать или спрашивать, как обстоят дела. Роубик сам докладывал ему об увеличивающихся запасах дров. Углем на заставе, да и вообще во всем Лесове не топили, там не знали трудностей с получением нормированного топлива и его доставкой, как в других районах страны.
      Храстецкий служил в Пльзене. Время от времени он присылал Цыгану короткие письма. И хотя Вацлав был доволен новым местом, в его письмах нет-нет да и проскальзывала грусть по ребятам на границе.
      Их осталось только четырнадцать. Участок границы по-прежнему был большим, а продолжительность нарядов не увеличишь до бесконечности. На каждом собрании Цыган слышал одни и те же сетования: нас мало, уже два года просим прислать подкрепление.
      Штабной вахмистр встал и положил на стол писаря маршрутные дневники трех патрулей.
      - Вот так, Ярда. Один - днем и два - ночью. Все.
      Штрупл даже не оглянулся. Прислонив дневники к календарю, он невозмутимо продолжал заниматься своим делом. Штрупл составлял сводку о числе задержанных. Цыган выпрел из канцелярии. Штрупл продолжал писать. Он никогда не отличался разговорчивостью. Самый старший из них по возрасту, Штрупл был довольно замкнутым. Неловкий на занятиях по боевой и физической подготовке, он был незаменимым в канцелярской работе. После службы на границе Штрупл надеялся устроиться куда-нибудь в канцелярию. Служба с ружьем не привлекала его: не то чтобы он робел, а просто это не соответствовало его складу характера. Он не курил и не пил, умел ладить с людьми, и ребята любили его. Рапорт о задержанных получался длинным. Утром Тонда должен был отвезти его в Тахов. Еще час-два, и на сегодня бумагомаранию придет конец. Штрупл и не подозревал, что ему придется переделывать все заново...
      Уже стемнело. Было туманно. Шел одиннадцатый час. Лесов давно спал. В это время кто-то заколотил в окно дежурного и закричал. Руда Мразек, дремавший у стола, быстро вскочил на ноги. Он узнал голос лесничего Коцоурека.
      - Что случилось? - спросил Руда и выбежал из дома.
      - Звонили из Гути, из лесничества. Какие-то неизвестные угрожали оружием старому Штульрайту, который живет у пруда, и требовали еды. Он накормил их, а когда они ушли, старик, дрожа от страха, прибежал к лесничему. Ну, а тот позвонил мне, - хрипел Коцоурек, не в силах справиться с одышкой: ведь ему пришлось пробежать немалое расстояние - от сторожки до здания штаба.
      Мразек попросил его не спеша повторить свое сообщение, затем поблагодарил и хотел было идти будить Ивана Оливу, но тот уже стоял рядом.
      - Буди ребят, - торопливо проговорил Руда, - в Гути какие-то вооруженные типы.
      Олива не стал долго раздумывать.
      - А ты что стоишь?! - закричал Мразек на своего помощника. - Дуй наверх, к ребятам, и за Цыганом.
      Вашек Гофман бросился в темноту. Коцоуреку пришлось в третий раз рассказывать о случившемся заспанному Янишу. Густе никак не удавалось завести машину. Несколько вахмистров во главе с Оливой и Цыганом поехали к Гути на мотоциклах.
      - К лесничеству! - прокричал Яниш в ухо Ивану. Туман, темнота и щебень, которым была покрыта дорога, мешали быстрой езде. Тонда ехал на своем велосипеде с моторчиком. Тем временем Густа и Гофман пытались привести в движение автомашину. Они старались изо всех сил. Тонда вдруг остановился, и Олива с Цыганом чуть было не налетели на него.
      - Что случилось? - закричал Яниш.
      - Прокол, черт побери! - выругался Тонда. - Поезжайте дальше!
      Он прислонил свой велосипед к столбу и рысью бросился вслед за ними. Олива гнал на большой скорости. Вдруг Цыган услышал стрельбу. Но кто это мог стрелять? Ведь пограничников в Гути не было, они патрулировали на другом участке в районе Двура, который считался наиболее ответственным. Однако откуда-то издалека снова донеслась автоматная очередь. Да, там стреляли.
      - Кто-то стреляет, - крикнул Олива, стараясь перекричать шум мотора.
      - Уже во второй раз!
      Наконец Яниш и Олива, а вместе с ними Мила, Роубик и Вевода добрались до дома лесничего. Он ждал их, стоя в открытых, освещенных дверях, и держал в руках дробовик. Цыган подбежал к нему через сад.
      - Вы пойдете с нами. По дороге расскажете подробности.
      Лесничий погасил свет, закрыл дом, вскинул дробовик на плечо и вместе с Янишем направился к группе, ожидавшей их на дороге.
      - Здесь, ребята, нам делать нечего, - сказал Цыган. - Двое неизвестных потребовали у Штульрайта что-нибудь из еды. Они вооружены пистолетами. По-чешски говорят плохо. Старик дал им хлеба и сала. Было это в восемь часов, а сейчас - одиннадцать. Соседняя застава поднялась на ноги раньше. Произошло это совершенно случайно: они приехали сюда на машине делать покупки... Иван, возьми с собой кого-нибудь, а ты, Роубик, возьми, пожалуй, Тонду и поезжайте к границе. Пере кройте там дороги: ты, Иван, - у пограничного столба двадцать один, а ты, Роубик, - за Каетаном. Только не подъезжайте на мотоциклах к самой границе! С холма спуститесь, выключив моторы, тихо, а вниз, у ручья, спрячьте мотоциклы. Я подожду пока здесь Густу, если же его не будет, поеду с кем-нибудь к двадцать второму. Те, кто пойдет пешком, перекроют Гвезду, и кое-какие просеки. Будьте внимательны, у них есть пистолеты. В случае чего - три очереди в воздух.
      Получившие задание пограничники моментально исчезли. В это время подъехал злой, потный и перепачканный Густа. К ним подсел лесничий, и они направились вниз от сторожки вдоль ручья. Два дозора Цыган выставил на просеках. Темнота и туман сгустились. Кругом стояла прямо-таки гробовая тишина.
      - Главное - будьте внимательны! - прошептал он дозорным. - Когда все кончится, я приеду за вами. Особенно внимательны будьте под утро. Сам я расположусь у шлагбаума.
      Лесничий остался с одним из дозоров. Густа поехал на соседнюю заставу, чтобы получить сведения, известные уже дежурному Мразеку, и передать их Цыгану. Мужчин и в самом деле было двое. Заросшие, вооруженные, в полувоенной одежде. По-видимому, бандеровцы, которые еще кое-где скрывались в районе Санока.
      Цыган и Мила Шикл залегли у столба № 22 и стали ждать. Всюду царила тишина, только внизу, у Треника, время от времени отрывисто лаяла собака. С той стороны границы отдаленно слышался гул машин на дороге. Висел противный, злой, холодный туман. Он забирался под легкие куртки. Была полночь. Цыгану отчаянно хотелось курить, но он подавил это желание. Они сидели, опершись друг о друга спинами, и наблюдали за шоссе и примыкавшей к нему просекой. Мила начал дремать, Цыган легким толчком разбудил его.