- Ничего нового, - доложили они Карлику. - Только снегопад начинается.
      Прапорщик оделся и приказал разбудить даже спящих, отдыхавших перед утренними нарядами. Вскоре вся застава медленно двинулась в направлении Гути.
      По дороге ребята кричали, свистели, потом замолкали и прислушивались, ожидая ответа. Шел мелкий, бесконечно долгий снег. Ветер прекратился. В Гути они были через час. Прапорщик и еще несколько человек осмотрели заброшенные дома. У лесной сторожки прапорщик разделил людей на группы по два человека в каждой, приказав обследовать все тропинки, просеки, лесные дороги и некоторые ориентационные пункты до самого Лесова. В Лесов вернулись усталыми и разочарованными: своих товарищей они так и не нашли. Теперь уже всем стало ясно, что случилось что-то серьезное. Может, виновата эта бутылка хлебной? Напились и замерзли? Не выпили ли они еще где-нибудь? А вдруг, чего доброго, они перешли границу?..
      Карлик позвонил в Тахов и попросил прислать для подкрепления двадцать человек. К семи часам утра приехало подкрепление. Все - знакомые лица. Все недоумевали: что же произошло в Лесове? Приехавшие согрелись горячим чаем. Вместе с лесовчанами пограничников стало человек тридцать пять. Все сели в автомашины и отправились в Гуть. Наконец прапорщик отдал простой и логичный приказ - образовать цепь и не спеша, тщательно осмотреть местность между Гутью и Лесовом. На заставе остался только невыспавшийся Олива на тот случай, если патруль все же вернется; тогда Иван должен был приостановить операцию.
      Когда рассвело, цепь двинулась в путь. Шли медленно, тяжело. Снегу навалило очень много. Только под деревьями и в лесной чаще его еще почти не было. То тут, то там попадались им следы животных, и больше ничего. Храстецкий шел на фланге с Мразеком и Вилемом.
      - Что могут делать эти ребята здесь целую ночь? - ворчал Вилем. - Разве только храпеть где-нибудь в кормушке для оленей.
      Штабной вахмистр Вевода шел в центре цепи, всего в нескольких шагах от прапорщика. Вевода взял немного правее и вышел на лесную дорогу. Он уже собирался перепрыгнуть через прогнивший мостик, перекинутый через заросшую канаву, как вдруг увидел на сухом месте под мостиком батарейку для фонарика. Плоскую, голубую, слегка отсыревшую. Вевода нагнулся, поднял ее и осмотрелся.
      Эти двое наверняка прошли здесь. Один из них и потерял батарейку, перепрыгивая через мостик или поскользнувшись на нем. Вевода позвал соседа по цепи, но никто не отозвался: остальные уже опередили его. Он обозначил это место несколькими стрелками и, внимательно глядя по сторонам, пошел по лесной дороге, которая вскоре резко повернула влево. И застыл на месте.
      В нескольких шагах от него на лесной дороге лежали те, кого они искали. Он вздрогнул, а потом подошел немного ближе. Да, это были они. Один лежал на спине, другой рядом с ним на боку. Лица их уже запорошил снег. "Они мертвы!" - дошло наконец до его сознания. Он хотел закричать, но голос его сорвался. Сделав над собой усилие, Вевода крикнул, разорвав лесную тишину:
      - Ко мне! Ко мне! Здесь они!
      Собственный голос показался ему чужим. Вскоре рядом с ним затрещали кусты и кто-то спросил:
      - Что случилось? Чего ты орешь?
      Это был Роубик. Вевода схватил его за рукав.
      - Не подходи ближе, Ярда. Видишь их? Вон там лежат.
      - Господи! - вскрикнул Роубик. - Это они. Что же случилось? Прапорщик Карлик! Прапорщик Карлик!..
      Со всех сторон к ним уже бежали пограничники.
      - Не подходите туда! Осторожно! - кричали наперебой Вевода и Роубик.
      - Всем оставаться на месте! - приказал Карлик и подошел к трупам. Он долго рассматривал их, потом взглянул вокруг, на кроны деревьев и пожал плечами. Репка лежал на боку, рядом с ним автомат; диск и часть ствола торчали из-под снега. Недоба лежал на спине, скрестив руки и закинув голову, на которой не было пи лотки. Автомат лежал у него на руках. Рядом, под развесистой елкой, лежали две пары рукавиц, уложенных так старательно, как укладывают свое белье солдаты-новички. Рядом с рукавицами - мешок Репки. Снег на груди Недобы был красноватого оттенка...
      - Где эта бутылка? - спросил Роубик.
      - Наверное, под снегом. Сейчас никто не должен к ним подходить. Они давно уже мертвы. Когда начался снегопад?.. Около полуночи. Они погибли намного раньше. Иначе снег под ними растаял бы, - рассуждал вслух прапорщик. - Здесь останутся два человека, всем остальным - вернуться на заставу. И никому ни звука, ясно? Сюда придут врач, следователь и прокурор. Я это организую. Команда из Тахова может возвращаться домой. Операция закончена.
      На месте остались Храстецкий и Вевода. Вацлав рассеянно смотрел по сторонам и щурил глаза, в которых стояли слезы. Сколько раз ходили они с Пепиком Репкой и Ярдой Недобой да и многими другими товарищами этими тропинками вдоль границы! Они никогда не думали о смерти, а только о службе и перебежчиках. И вот вдруг пришла смерть и забрала сразу двоих из их числа. Храстецкому хотелось плакать. Он уселся на запорошенный снегом пенек. Вевода тоже молчал. Ему было нелегко. Он жил в одной комнате с Репкой, их койки стояли рядом. Каково будет его родителям? Они с Недобой были из одной деревни и потому любили ходить вместе. А Ярда? Единственный сын, мать его теперь, наверное, с ума сойдет... Ребята сидели молча, курили сигарету за сигаретой на этом последнем посту возле мертвых товарищей.
      На пути к заставе пограничники шли по заснеженной тропинке. Потом сидели в канцелярии. Усталости никто не чувствовал. На душе было тяжело и грустно. Непрерывно звонил телефон, Карлик вел разговор за разговором. Они молча слушали и думали об одном и том же: "Кто убил тех двоих и когда? Почему не было слышно выстрелов? Кто мог знать, что они пойдут именно этой тропинкой? Не застрелили же они друг друга? Чушь! Они были друзьями. Значит, убийцей был кто-то третий. Кто? Почему?.."
      В наряд в этот день никто не пошел. Прапорщик приказал всем оставаться дома и быть под рукой, когда начнется следствие. Снег шел, не переставая. Первым приехал командир таховского отряда. Не говоря ни слова, он сел рядом с Карликом: ему уже все было известно из рапорта. Через полчаса приехали врач с фельдшером, а еще через час - сотрудники органов безопасности. Они проклинали снег, мешавший быстро ехать.
      Промерзший Храстецкий, немного успокоившись, стал осматривать окрестности, как поручил ему Карлик. Наконец к ним подъехала машина с пограничниками и выездной группой. Вацлав усмехнулся, увидев, как люди в штатском идут по глубокому снегу в полуботинках.
      К мертвым подошли только один из следователей и доктор в очках. Доктор вернулся первым.
      - Смерть могла наступить часов в одиннадцать вечера, - сухо констатировал он и записал фамилии и возраст погибших.
      Следователь осмотрел убитых, а его коллега сделал несколько снимков. Потом они принялись ходить вокруг того места, где лежали убитые, будто что-то искали.
      - Других следов здесь нет, - наконец сказал старший из них. - И этой бутылки тоже. Возьмите, доктор, кровь для определения алкоголя.
      - Во время вскрытия, пан инспектор.
      Во второй половине дня приехали следователи из самой Праги. Все принялись искать бутылку хлебной на участке от Гути до места происшествия, шаг за шагом обшаривая полосу шириной в сто метров вдоль маршрута движения погибшего патруля. Искали снова и снова. Нашли все три батарейки, но бутылки не было. Все остальное у погибших осталось нетронутым.
      Наконец следователи высказались: оба вахмистра были застрелены из автомата Репки с очень близкого расстояния. Участия третьего лица исключать нельзя. Что же произошло в действительности, было загадкой... Как объяснить эти аккуратно сложенные рукавицы и позы покойников? Наступившая темнота прервала поиски. Репку и Недобу увезли. На следующий день снег растаял, но дальнейшие поиски, в ходе которых лесовчанам приходилось даже ползать на коленях, ничего не дали. Бутылки найти не удалось. На заставе строили самые разные предположения. Ребята могли напиться и перестрелять друг друга. Если же дело было иначе, то кто же третий? Барак? Этот набожный человек?..
      На следующий день из Пльзеня вернулись Цыган и Стромек. Они уже знали о случившемся и ломали голову над тем, почему столько специалистов не могли выяснить истину.
      - А что, если это был Дядя? - сказал Стромек, Он первым отважился высказать эту мысль.
      - Дядя, - возразил Храстецкий, - знает другие дороги. В эти места он не зашел бы, ведь он ходил не здесь... Не нравятся мне их позы. Ярда лежал на спине, а его автомат - на руках на груди. И оба были убиты из автомата Репки. Что ж, выходит, сначала Пепик застрелил Ярду, а потом себя? Ченуха! Ведь мы их хорошо знали. А эти рукавицы, сложенные так аккуратно, как в витрине...
      - А на оружии не нашли каких-нибудь отпечатков пальцев? - задумался Иван Олива. - Специалистов как собак нерезаных, а что они нашли? Возьму-ка я мотоцикл и съезжу в Гуть. Кто со мной? Попробую все-таки найти эту бутылку. А что, если мы обнаружим, что в тот день в Гути был кто-то чужой?
      Первым откликнулся Стромек:
      - Я поеду с тобой, Иван.
      - Напрасный труд, ребята, - сказал Храстецкий. - Мы обшарили каждый метр.
      Однако ребята все равно поехали в Гуть, мимо того зловещего леса, по которому проходил последний маршрут их товарищей. Вернулись они часа через два. Стромек снял шинель и со злостью швырнул ее на постель.
      - Ничего, - сказал он. - А я, как и Иван, все время думаю об этой бутылке. Не могу я спокойно слушать то, что говорят некоторые. С другой стороны, не из-за этой же бутылки их убили!
      Все понимали, что теперь Лесов окажется в центре внимания начальства. Первым приехал командир из Пльзеня. Он подсел к вахмистрам, желая узнать их точку зрения. Он тоже не верил, что пограничники могли застрелить друг друга.
      - Ситуация сложная, - сказал он им. - Если бы вы знали, сколько в прошлом году было задержаний на границе! Нам известно, что есть люди, которые помогают переходить границу. Время, когда тут шныряли только контрабандисты, ушло в прошлое. Теперь обстановка на границе совершенно иная. Пограничная служба стала более ответственной, более опасной. Мы располагаем некоторыми данными о деятельности шпионских центров и их пособниках по ту сторону границы, о людях, которые переводят через границу, об агентах-курьерах. В вашем случае можно думать и о мести со стороны какого-нибудь выселенного немца, но я в этом сомневаюсь.
      - А как обстоит дело на других заставах? - спросил Цыган.
      - Так же. А кое-где еще хуже. Например, на Шумаве, где очень сложные условия местности. А бывает и так, что во всем взводе насчитывается не больше десяти человек.
      Готовится пополнение, создано несколько центров подготовки. Но ждать помощи можно не раньше чем через год. Так что вы и не думайте, что скоро выберетесь отсюда. Жандармы, полицейские и таможенники будут демобилизованы, а других, вполне надежных людей в политическом отношении, пока мало. Такое положение сохранится еще некоторое время.
      Майор был с ними откровенен, тем не менее его слова породили в них надежду на то, что ситуация изменится к лучшему. Только Карлик слушал его, нахмурившись. Слова майора о старых жандармах и полицейских ему не понравились. Они означали, что придется уйти и ему, а пока его всюду считали способным командиром. Пльзеньский командир пообедал у них, похвалил хорошую кухню (на обед был гороховый суп и шарлотка, мяса все еще не хватало) и с улыбкой выслушал жалобы повара, заявившего, что он предпочел бы, как и раньше, ходить в наряды, чем топтаться вокруг плиты.
      - В следующем году, - сказал командир пльзеньского отряда. - Раньше, пожалуй, не получится. Надо бы вам завести поросенка и откармливать его. На заставах часто улучшают питание таким образом.
      - Я за чушку! - загорелся идеей Мачек. - Пока мы держим только козу.
      К вечеру пльзеньский командир уехал к соседям. Их уже предупредил по телефону дежурный о предстоящем визите высокого гостя. Его автомобиль направился к лесу, где погибли Репка и Недоба. После их смерти прапорщик посылал в этот район патруль за патрулем: вероятно, получил соответствующие указания свыше.
      Хоронили ребят только через неделю. На похороны Репки в Будейовице поехали с заставы трое. Возглавлял группу Франта Вевода. В Пльзень поехали Руда Мразек, Коварж и интендант Тонда. Хоронили их в один день, только не в одной могиле: темпераментного Репку - утром, Недобу - к концу дня.
      И как раз в этот день Иван Олива нашел бутылку.
      В район Гути он ездил ежедневно, как только у него оказывалось свободное время. Он не знал покоя, эта идея целиком овладела им. На заставе его совсем не видели, сюда доносился лишь шум мотора его мотоцикла, на котором он мчался к лесу. Бутылку кто-то засунул в штабель двухметровых буковых дров, сложенных недалеко от лесной сторожки у дороги, то есть там, где, по всей вероятности, патруль не проходил и где ее никто не искал. А может, ошибся лесничий, сказав, что ребята пошли через сад? Скорее всего, они пошли через двор, пересекли небольшое поле, перешли дорогу и положили бутылку в штабель дров. Вахмистры как раз обедали, когда Иван принес ее и положил перед ними на стол.
      - Где ты ее нашел? - изумились они.
      Он им все объяснил. Уважение ребят к нему еще больше возросло: Олива один сумел добиться того, чего не удалось десяткам людей. Он не стал придерживаться принятого всеми предположения о маршруте движения их товарищей, а продумал несколько версий и вот - добился успеха.
      - Почти полная! - сказал он торжествующе. - Отпито всего два-три сантиметра. Значит, ребята были трезвые. Время их наряда истекло, вот они и сделали по глотку, чтобы согреться.
      Ярда Штрупл, канцелярская крыса, моментально выскочил из-за стола и бросился к телефону.
      - Алло, Мила! - закричал он Шиклу, который в тот день был дежурным по заставе. - Вот какое дело: на столе в канцелярии лежит голубая книга, в которой за писаны данные о наших ребятах. Посмотри-ка, когда родились Репка и Недоба. И побыстрей!
      Он ждал ответа. Остальные уже догадывались, в чем дело.
      - Хорошо, - сказал он в трубку. - А Репка? Четырнадцатого декабря двадцать первого года? Спасибо. Этого достаточно.
      В столовой воцарилась тишина. Писарь не спеша положил телефонную трубку на место и повернулся к столам:
      - Следующий день был днем рождения Пепика, поэтому он и купил водку. Эта бутылка была предназначена нам. Поскольку у Киндла хлебной никогда не бывало, Репка купил ее в Гуте. Они не хотели брать ее с собой на заставу, собрались приехать на следующий день на мотоцикле. Ведь это недалеко. А пока они спрятали бутылку в дровах.
      - Ведь снег еще не шел, - добавил Цыган. - Не прикасайтесь к бутылке. Отдадим ее следователям. Наверняка там должны быть отпечатки пальцев, если только Иван их не стер.
      - У меня были на руках перчатки, - заметил Олива.
      Карлик распорядился тщательно упаковать бутылку и предложил отдать ее шоферу, чтобы тот отвез в Тахов. Однако Иван Олива вызвался сделать это сам, заявив, что только он сможет точно указать, где ее нашел. Вернувшись, он сообщил, что в бутылке действительно была водка, но ничего нового, к сожалению, в расследование таинственного случая находка не внесла. История гибели товарищей по-прежнему оставалась загадкой.
      В письмах и поздравлениях, полученных к рождеству, содержались пожелания счастливо и весело провести праздник. За обильным и, как всегда, красиво сервированным в сочельник столом пустовали места двух погибших товарищей и тех, кто уехал домой. Карлик уехал тоже. В его отсутствие командовал Цыган, благодаря чему Храстецкий тоже получил возможность съездить домой. Выполнение его обязанностей взял на себя Иван Олива. Уже выпало много снегу. На дорогах и в лесу лежали высокие сугробы, их намел холодный северный ветер. Нарушений границы в эти дни не было, и обстановка во время праздников сложилась спокойная и в самом деле праздничная.
      За два дня до рождества неожиданно прибыло подкрепление: четыре солдата, откомандированных на заставу на год. Ребята, как на подбор, все были из Праги. Приехали они раньше, чем поступила телефонограмма. Они получили красные погоны, Цыган разместил их в командирском доме, ознакомил со службой и распорядком дня. Им предстояло участвовать в патрулировании. Вахмистры приняли солдат доброжелательно, радушно и без рисовки. Никто не корчил "волков" пограничной службы, ведь и сами они начинали эту службу не так уж давно. Новичкам служба понравилась, они ознакомились с нею сразу же на рождество. Командиры патрулей тоже были ими довольны, особенно связистом Дупалом: он отлично знал свое ремесло и установил телефонную связь повсюду, где только было возможно.
      В сочельник Яниш, как всегда, был у Благоутов. В разгар веселья в комнату вошел улыбающийся Храстецкий. Ему повезло: до самого Ходова его подвез хозяин местного ресторанчика, а оттуда он уже добрался пешком.
      - Странно, что он тебя захватил, - удивился Стромек. - Не очень-то он нас жалует.
      - Он отвозил кого-то на поезд. На обратном пути взял меня.
      - И, конечно, расспрашивал тебя о Бараке?
      - Начал было. Я ему ответил, как следует... Будет помнить. Была у нас мать Недобы. Расспрашивала, как все это произошло.
      - Бедняжка, - вздохнула тетя Благоутова. - Можно себе представить, каково ей в эти праздники...
      Потом Храстецкий похвастался, что в феврале женится. Еще два месяца свободы! И он уже приглядел домик, последний по дороге на Гуть.
      - Там три хорошие комнаты, - сказала тетя Благоутова.
      - Я тебе их покрашу, - предложил Цыган. - Остальные ребята сделают другую работу, и домик твой в момент будет как игрушка. А потом ты отвезешь нас куда-нибудь на воскресный обед.
      - Ну, а я буду караулить Аленку, пока ты будешь на службе, - улыбнулся Стромек.
      Храстецкий попросил товарищей быть на свадьбе дружками, а сестер Благоутовых - подружками. Цыган задумался: "Какая суровая и прекрасная вещь эта жизнь! Двое погибают где-то на лесной тропе, а другие в это время смеются, клянутся в вечной любви, готовятся к совместной жизни..."
      Когда они вышли в темноту, на них набросился резкий северный ветер. К дому они пробирались по сугробам. Пройдет два месяца, и койка Храстецкого опустеет... Цыган плотно прикрыл окно и прижался к печке.
      Утром в канун Нового года Тонда-интендант принес почту. Это были главным образом открытки с пожеланиями счастья в новом, 1949 году. Писем было всего несколько. Тонда их, видимо, не просматривал, иначе бы он увидел, что одно из них было адресовано дезертиру Бараку. Это было письмо из Праги. Первым это заметил Стромек, дежуривший в тот день. Письмо, адресованное Бараку, он спрятал, остальные же положил на полочку, откуда их брали вахмистры, приходя со службы или из общежития.
      "Кто ему пишет? - думал Стромек. - Конечно, только тот, кто не знает, что Барак давно уже удрал..." Когда в канцелярию вернулся помощник дежурного, Стромек сказал, что сбегает в уборную, и, закрывшись там, вскрыл конверт. Он прочел:
      "Уважаемый пан Барак, ждите нас, пожалуйста, в соответствии с нашим уговором в последний день года там, где мы условились. Мы взяли с собой также золовку. Все обстоит так, как мы договорились. Мы надеемся, что тогда вы вовремя вернулись домой. В прошлый раз мы ждали вас в ресторане, но вы, к сожалению, не пришли. Вероятно, были заняты на службе. Теперь уже настало время принимать вам гостей. Мы выедем из Праги утром и будем ждать вас на площади или в ресторане. Постарайтесь с нами встретиться, это необходимо и не терпит отлагательств. Я пишу в канцелярии и ограничиваюсь самым необходимым. Само собой разумеется, на месте мы рассчитаемся. Передайте большой привет знакомым. Ваши Прохазки".
      Письмо было написано женским красивым почерком. "Вот он, "божий стрелок"! - улыбнулся про себя Стромек. - Органист, оказывается, водил знакомства с дамами. Никогда ничего об этих знакомствах он не говорил! Кого же это он пригласил на Новый год?.." Чем больше Стромек рассматривал письмо, тем подозрительнее оно ему казалось. Положив письмо в карман куртки, Стромек вышел в коридор.
      Вечером он позвал Оливу, Храстецкого, Роубика и Хлоупека и обо всем рассказал им. Цыган был в это время в наряде.
      - Съезжу-ка я туда, - решил Олива. - Речь в письме идет, вероятно, о Цлане. К вечеру я должен быть в Ходове, так что моя поездка не должна привлечь внимания. Посмотрим, кто это разыскивает Барака? Что это за золовка? Какие Прохазки?
      - Я тоже поеду, - решил Стромек. - К вечеру вернемся домой.
      - Только осторожно, ребята. Запишите номер автомашины. А ресторан это, пожалуй, "Черная лошадь". Какой же еще? А если дело примет серьезный оборот, то вы знаете, где КНБ, - давал им советы Хлоупек.
      Утром, переодевшись в штатское, они поехали в Плану. Снежные заносы на дороге создавали немалые помехи, ребятам не раз приходилось толкать мотоцикл, но в конце концов они доехали. Вспотевший Стромек заказал три грога, Олива - только один. Иван поехал в Ходов попрощаться с Эрикой, обещал вернуться в полдень. Стромек, удобно устроившись у окна, не спеша тянул свой грог и наблюдал за тем, что происходило на площади, "Кто приедет раньше, размышлял он, - Иван или эта подозрительная компания?.." Мимо проехал автомобиле с солдатами. Из радиоприемника донесся колокольный звон: наступил полдень последнего дня года. У окна остановился мотоцикл. Стромек с облегчением вздохнул: это был Иван.
      - Ну как? - спросил тот, окидывая взглядом ресторан.
      - Пока ничего.
      Было уже почти половина второго, когда на площади остановилась автомашина с пражским номером, большой черный "мерседес", покрытый снегом и тяжело нагруженный. К крыше автомобиля были прикреплены две или три пары лыж.
      - Они. Пять человек, - сказал Стромек, придвинул стул поближе к окну и принялся разглядывать приехавших из-за старых, выгоревших занавесок. Две женщины, юноша и два пожилых мужчины. Все в лыжных костюмах. Первый из них, вошедший в зал, был высокого роста, лет пятидесяти. Он окинул взглядом ресторан и, не в силах скрыть удивления, посмотрел на часы, висевшие над буфетом, а потом на свои. Приехавшие уселись напротив Оливы и Стромека за стол, предназначенный для шести человек. Они сделали заказ официанту, однако было вид но, что они кого-то ждут, так как время от времени посматривали на вход. Разговаривали они так тихо, что нельзя было понять ни слова.
      - А что, если они едут кататься на лыжах в Лесов? - заколебался Стромек.
      - Ты забыл о письме? Па лыжах сейчас кататься, конечно, здорово. Можно даже махнуть через границу.
      - Как же мы сможем доказать, что именно Барак должен был им помочь перейти границу?
      - Не знаю. А что они сделают, не дождавшись его?
      - Уедут.
      - Жалко было бы их упускать... - Стромек встал и вышел на площадь, где сначала осмотрел мотоцикл Ивана, а затем весьма внимательно заглянул внутрь автомашины.
      - Масса чемоданов и всякого багажа. Мне это не нравится. Послушай, я бы зашел в КНБ. Это здесь рядом, напротив.
      Пражане уже, платили по счету, когда Ивану Оливе пришла в голову эта идея. Он и Стромек вышли из ресторана. Иван нагнулся и потихоньку выпустил большую часть воздуха из задней шины своего мотоцикла. Компания уже приближалась к машине.
      - Извините, - обратился к ним Иван, - нет ли у вас случайно насоса? Моя задняя шина спустила, а мне еще предстоит дорога в Лесов.
      - Сейчас посмотрю, - не очень любезно сказал тот, которому было лет пятьдесят, и открыл багажник. Там тоже было полно чемоданов. - Пожалуйста. А как далеко отсюда до Ходова?
      - Километров восемь, - ответил Стромек и попросил у закурившего мужчины разрешения прикурить.
      Компания уселась в машину. Взревел мотор, и машина тронулась. А лесовчане бросились на станцию КНБ. Там дежурил вахмистр, которого они хорошо знали: он часто ездил к ним в деревню. Вахмистр быстро набрал какой-то номер и вызвал Марианске-Лазне. Разговор продолжался долго, а когда он кончился, вахмистр пожал плечами.
      - Все это хорошо, ребята, но мне сказали, чтобы вы пока держались от этого дела подальше. Наши о них уже знают. Об остальном, дескать, вам сообщат позже.
      Ребят это слегка разочаровало. Впрочем, они понимали, что охрана границ - дело сложное, что органы государственной безопасности интересуются не пешками в заснеженном автомобиле с пражским регистрационным номером, а организатором переходов через границу и его пособниками. Когда замерзшие и покрытые снегом пограничники проезжали через Ходов, "мерседес" стоял возле тамошнего ресторана.
      - Так я и думал! - прокричал Олива. - Если не Барак, так хозяин ресторана. Я бы их арестовал, и делу конец.
      Когда они добрались до лесовского общежития, разговор с товарищами получился оживленный.
      . - Между Бараком и хозяином ресторана, - говорил Цыган, - всегда были подозрительные отношения. Видно, они были не только земляками.
      - Ты, Иван, сегодня ночью в дозоре у ручья, не так ли? - спросил Стромек.
      - Буду там до утра.
      - Ну, так смотри в оба.
      - Дело, пожалуй, обойдется без нас. За ними наверняка следят. Наш участок будто проклятый, соседям на много легче. Потому что здесь шоссе и ручей: достаточно их придерживаться, и ты по ту сторону. И кто-то еще подыгрывает. Лесов стал каким-то проходным двором. Таможенники уже давно говорили об этом. Мы здесь почти три года, а людей по-прежнему раз-два и обчелся. Вот и вертимся во все стороны. Мне нравится на границе, и если будущая жена не увезет меня куда-нибудь, то я готов проторчать здесь до пенсии, только...
      - Согласен с тобой, - сказал Цыган, - только что мы здесь видим? Теперь, после войны, каждый старается чему-нибудь научиться, получить образование, развлекаться, наслаждаться жизнью. А мы? В войну мы ничего хорошего не видели и теперь служим в этой дыре...
      Обычно пасмурный Роубик улыбнулся:
      - Что вы, ребята, скулите, как старухи? Оставьте вы эти разговоры о службе. Завтра тоже будет день, и будет он, наверное, замечательным. А сейчас, господа, я охотнее всего пошел бы поужинать...
      Иван Олива и Руда Мразек шли к пограничному столбу № 22. Было морозно. Под стоптанными фетровыми башмаками поскрипывал снег. Мразек шел по другой стороне запорошенной снегом канавы. Вон там, за деревьями, то место, где ему, можно сказать, здорово повезло с гранатой. "Если б я остался в Праге у отца, - рассуждал тем временем Иван, - то стоял бы сейчас за прилавком и торговал в москательном магазине..."
      Вокруг простиралась снежная целина. Двур тоже был покрыт снегом. За линией границы виднелись полузанесенные снегом следы шин американских джипов, а дальше, в снегу, деревушка. Идти было тяжело. Усталые, добрались они до Трепика. Отряхнув башмаки, решили войти в сторожку и немного, обогреться.
      - От стакана чаю я бы не отказался, - согласился Мразек.
      Иван нашел за карнизом заржавевший ключ и открыл растрескавшуюся дверь. На них повеяло холодом. Электрическая лампочка едва светилась. Вскоре они уже сидели у старой кафельной печки, в которой развели огонь. Руда сходил к колодцу за водой, и они приготовили чай.
      - Тогда бывало веселее, - вспоминал Олива.
      Они пили чай и рассматривали шутливые надписи на стенах. Оба улыбнулись. Мразек, пристроившись у печки, начал клевать носом.
      - Не спи. Пойдем, - сказал Олива и начал собираться.
      У пограничного столба № 24 они увидели немецкого пограничника. Тоже продрогший, он медленно, тяжело ступая, шел в направлении мельницы. Олива и Мразек не спеша стали подниматься к Тишине. Не прошли они и трехсот метров, как вдруг Иван прибавил шагу.
      Через границу совершенно отчетливо шли следы. Иван нагнулся.
      - Кто-то здесь прошел, причем недавно. На нашу сторону.
      - Был здесь этот немецкий пограничник.
      - Нет, он свернул в лес по дороге, - констатировал командир патруля.
      Следы вели к буковому лесу. Они были глубокими, отчетливыми, совсем свежими. Метров через двести Олива сбросил шинель. Мразек последовал его примеру. Они повесили их на елку, единственную во всем этом буковом лесу, и отправились дальше.
      - Держи дистанцию, - сдавленным голосом проговорил Олива. - Этот тип, черт побери, все здесь знает. Идет очень уверенно. Только бы он не пошел к дороге. Тогда все пропало: она разъезжена!
      Человек, которого они преследовали, шел длинными ритмичными шагами, нигде не останавливаясь для отдыха. Вскоре оба вахмистра сбросили куртки, очистив карманы от содержимого, чтобы оно не мешало им в быстром беге. Остались они только в мокрых от пота рубахах, свитеров на них не было. Рукавицы тоже оставили. Дышали тяжело, почти задыхались, но темпа не снижали, подбадривая друг друга короткими восклицаниями. Так они мчались уже добрых полчаса.
      И тогда их опасения сбылись: следы повернули вниз, к дороге.
      - Провал! - выругался Руда Мразек. - Уйдет.
      Олива, бежавший немного впереди, вдруг обрадованно вскрикнул. Неизвестный учел, что его могут преследовать, и поэтому метров тридцать прошел по дороге, но потом прыгнул в канаву с другой стороны и пошел по чистой снежной целине, выдававшей каждое его движение. Пограничники по-прежнему бежали за ним, правда, не так уже быстро, помедленнее, но безостановочно. Наступило второе дыхание, в боку и спине перестало колоть. Они бежали по следам через лесную чащу, ельники, занесенные снегом вырубки. Следы были такими четкими, что обозначался даже узор на каблуке. Неизвестный шел через вырубку к ручью. Иван на момент остановился.
      - Насколько раньше нас он мог здесь пройти?
      - На час или два.
      На бегу они спотыкались, падали. Человек же, которого они преследовали, шел уверенно и только однажды, поскользнувшись на большом камне, растянулся во всю длину. Мразек остановился, вытирая пот со лба.
      - Подожди секунду. Не могу...
      - Не дури! Надо! Пошли!
      Мразек из последних сил не отставал от командира патруля. Неизвестный прошел вдоль берега ручья, по правой его стороне. Там, по тропинке, свободной от камней и корней, бежать стало легче. Однако и сам Олива уже выбивался из сил.