Помогли ли ей эти сеансы? Кэрол думала, да. Каждую неделю в течение пяти месяцев Кэрол покидала его кабинет, зная, что о ней есть кому позаботиться. И, как и предсказывал доктор Кук, воспоминания о Расти и правда стерлись из ее памяти, вернулось спокойствие, и она снова начала посещать занятия в колледже. Все шло гладко до тех самых пор, когда после двадцати таких сеансов доктор Кук не объявил, что она совершенно здорова. Его работа на этом заканчивается, сказал он ей, и пришло время прекращать терапию.
      Прекратить терапию! Его уход отбросил ее назад, к тому, с чего она и начала. Хотя она и не рассчитывала, что их отношения продлятся вечно, она никогда и представить себе не могла, что ее вот так выкинут за порог. Она каждый день звонила доктору Куку. Сначала он был радушен и ласков, но она продолжала звонить, и он стал резок и раздражителен. Он напомнил ей, что система студенческого здравоохранения предоставляет учащимся только кратковременную терапию, и просил не звонить ему больше. Кэрол была уверена, что он нашел себе другую пациентку для терапии с применением сексуального подкрепления. Все было ложью, поняла она: его забота, его участие, слова о ее красоте. Он Просто манипулировал ею, все это делалось для его удовольствия, а не ради ее пользы. Она не знала, как после этого можно верить людям.
      Следующие несколько недель были кошмаром. Она отчаянно тосковала по доктору Куку, поджидала его у дверей офиса, чтобы вырвать у него хотя бы капельку внимания. Вечерами она накручивала диск телефона, набирая раз за разом его номер, или пыталась разглядеть его через прутья кованой железной изгороди, окружающей его огромный дом на Проспект-стрит. Даже теперь, спустя почти пятнадцать лет, она отчетливо помнила это ощущение: холодные витые железные прутья впиваются в ее щеки, а она наблюдает, как силуэты доктора Кука и его домочадцев перемещаются из комнаты в комнату. Скоро боль превратилась в ярость. Появились мысли о возмездии. Доктор Кук изнасиловал ее — он не применял физическую силу, но факт остается фактом: она была изнасилована. Кэрол обратилась за советом к молоденькой преподавательнице-практикантке, и та посоветовала ей отказаться от этой идеи. «У тебя нет доказательств, — сказала она. — Никто тебе не поверит. А даже если и поверит, только представь, какое унижение тебе придется пережить: ты должна будешь описать им, как происходило изнасилование, свою роль в нем, должна будешь объяснять, почему добровольно возвращалась к насильнику столько раз, неделю за неделей».
      С тех пор прошло пятнадцать лет. Именно тогда Кэрол решила стать юристом.
      На последнем курсе колледжа Кэрол проявила недюжинные способности в области политологии, и профессор, который вел курс, написал ей отличную характеристику и рекомендацию в юридический колледж, но при этом активно намекал ей, что рассчитывает получить вознаграждение сексуального характера. Ярости Кэрол не было предела Поняв, что ощущение беспомощности и депрессия верну, лись к ней с новой силой, она обратилась к доктору Цвей-зунгу, психологу, занимающемуся частной практикой. Первые два сеанса с доктором Цвейзунгом были успешными, но потом он начал сильно напоминать ей доктора Кука: также придвигал свой стул ближе и постоянно говорил о ее красоте и привлекательности. На этот раз Кэрол не растерялась: она уже знала, как следует вести себя в подобных ситуациях. Она выбежала из офиса, крича что есть мочи: «Ты подонок!» Это был последний раз, когда Кэрол просила о помощи.
      Она потрясла головой, пытаясь прогнать воспоминания. Почему она вдруг вспомнила об этих мерзавцах? Особенно об этом гаденыше — докторе Ральфе Куке? А потому, что пыталась разобраться в спутанных чувствах. Единственное, что она получила хорошего от доктора Кука, — это мнемоника для определения чувств, которая базировалась на основных четырех: боль, грусть, ярость, радость. Эта методика не раз ей помогала.
      Она облокотилась на подушку и сосредоточилась: «Радость» она отмела сразу. Она уже давно ничему не радовалась. Теперь остальные три. «Ярость» — здесь все просто; это было знакомое чувство, ее родная стихия. Она сжала ладони и ясно и отчетливо почувствовала, как вздымается в ней ярость. Простая. Естественная. Она дотянулась до подушки Джастина и прошипела: «Мразь, мразь, мразь! Где, черт возьми, ты провел эту ночь?»
      Кэрол знала и «грусть». Не очень хорошо, не совсем ясно, как некоего еле различимого призрачного спутника. Сейчас она острее, чем обычно, ощутила, что он был с ней всегда, потому что не смогла найти его в себе. Долгие месяцы она ненавидела утро: просыпаясь, она стонала при мысли о том, что ждет ее днем: слабость, тошнота, негнущиеся суставы. Если это была «грусть», то сегодня от нее не осталось и следа; сегодняшнее утро было другим: она чувствовала прилив энергии, злость. И ярость!
      «Боль»? О боли Кэрол знала не так много. Джастин часто говорил о «боли», указывая себе на грудь, где он чувствовал тягостное давление тревоги и чувства вины. Но она нечасто сталкивалась с «болью» — и едва терпела тех, кто так же, как Джастин, жаловался на это.
      Еще не рассвело, в комнате было темно. По дороге в ванную Кэрол наткнулась на кучу чего-то мягкого. Щелчок выключателя напомнил ей о резне, которую она учинила вечером. Пол спальни был завален обрезками галстуков и брюк Джастина. Она подцепила пальцем ноги отрезанную штанину и подбросила ее в воздух. Ей понравилось. Но галстуки — зря она их искромсала. У Джастина было пять любимых галстуков — он называл их коллекцией произведений искусства, — которые висели отдельно от остальных в замшевом чехле на «молнии», который она подарила ему на день рождения. Он редко носил свои драгоценные галстуки, только по особенным случаям, так что они прекрасно сохранились. Два из них он купил еще до их свадьбы — они поженились девять лет назад. Вчера Кэрол уничтожила все его обычные галстуки, а потом принялась и за «выходные». Изрезав на куски два из них, она остановилась, рассматривая любимый галстук Джастина: изящный орнамент в японском стиле вокруг восхитительного смелого цветка с лепестками цвета сочной лесной листвы. Глупо, подумала она. Она может использовать эти галстуки, чтобы причинить ему более сильную, более изощренную боль. Она заперла этот и еще два уцелевших галстука вместе с компьютером в своем сундучке кедрового дерева.
      Она позвонила Норме и Хитер и попросила их приехать к ней вечером — есть срочное дело. Нельзя сказать, что они часто встречались, — у Кэрол не было близких подруг, но три женщины составляли своеобразный военный совет и часто собирались вместе, когда возникали проблемы. Обычно собрания были приурочены к кризисам на почве половой дискриминации в юридической компании Каплана, Джарндиса и Таттла, где они все работали последние восемь лет.
      Норма и Хитер приехали после обеда. Три женщины сидели в гостиной с незадрапированными потолочными балками и неандертальскими стульями, выточенными из массивных кусков красного дерева и покрытыми толстыми шкурами. Кэрол растопила камин эвкалиптовыми и сосновыми поленьями и предложила подругам налить себе вина или пива из холодильника. Кэрол так волновалась, что, открывая банку, облила рукав пивом. Хитер, на седьмом месяце беременности, вскочила, побежала на кухню и вернулась с влажной тряпкой, которой вытерла пострадавший рукав. Кэрол села у камина, чтобы свитер подсох, и подробно описала подругам Великий Исход Джастина.
      «Кэрол, это же счастье. Думай об этом как о митцве », — сказала Норма, наливая в свой стакан белое вино. Норма была крошечной впечатлительной женщиной. Стриженные челкой черные волосы обрамляли маленькое лицо с идеальными чертами. Сама она была чистокровной ирландкой, убежденной католичкой — отец-ирландец работал полицейским в Южном Бостоне, муж научил ее высказываниям на идише на все случаи жизни. «Он камнем висел у тебя на шее все то время, что мы знакомы».
      Хитер, длиннолицая шведка с огромной грудью, за время беременности набрала сорок фунтов. Она поддержала Норму: «Действительно, Кэрол. Он ушел. Ты свободна. Дом в твоем распоряжении. Нечего терять время на слезы; пора замки менять, Кэрол! Твой рукав! Паленым пахнет».
      Кэрол отсела от камина и упала в один из покрытых мехом стульев.
      Норма отхлебнула большой глоток вина: «L'chaim, Кэрол. Вперед, к свободе. Знаю, сейчас ты потрясена, ты еще не пришла в себя, но не забывай, что именно этого ты хотела. За все годы нашего знакомства я не помню, чтобы ты сказала хоть слово — хотя бы одно доброе слово о Джас-тине или о твоей семейной жизни».
      Кэрол не ответила. Она сбросила туфли и сидела, скрестив ноги. Кэрол была стройной женщиной с длинной изящной шеей и густыми черными, коротко стриженными кудрями, ярко выраженными скулами и челюстными костями и горящими, словно раскаленные угольки, глазами. На ней были узкие черные джинсы «Ливайс» и толстый растянутый свитер крупной вязки с огромным воротом.
      Хитер и Норма пытались найти правильный тон. Они осторожно выбирали слова и поминутно поглядывали друг на друга, ища поддержки.
      «Кэрол, — сказала Норма, наклонившись к подруге и поглаживая ее по спине, — попробуй думать об этом так: ты вылечилась от чумы. Аллилуйя!»
      Но Кэрол сжалась от ее прикосновения и только крепче обхватила ноги: «Да, да, я знаю. Я все это знаю. Но мне от этого не легче. Я знаю, что такое Джастин. Я знаю, что угробила на него девять лет моей жизни. Но ему не удастся так просто уйти».
      «Как это так? — переспросила Хитер. — Не забывай, что ты сама хотела, чтобы он ушел. Ты не хочешь, чтобы он вернулся. То, что случилось с тобой, — это благо».
      «Я не об этом», — ответила Кэрол.
      «Ты просто злишься. Ты что, хочешь, чтобы этот слизняк вернулся? Да пусть себе уходит», — сказала Норма.
      «Говорю же, я не об этом», — повторила Кэрол.
      «Тогда о чем?» — поинтересовалась Норма.
      «Я хочу отомстить!»
      «Что?! Нечего терять на него время! Он этого не достоин! Он ушел, вот и скатертью дорога! Не позволяй ему управлять собой!» — в один голос закричали Норма и Хитер.
      Тут Джимми, один из близнецов, позвал мать. Кэрол встала и прошептала: «Я люблю своих детей, но как подумаю, что еще десять лет мне придется дежурить двадцать четыре часа в сутки… Боже правый!»
      Кэрол ушла, и подругам стало неловко. Обе, не сговариваясь, решили не продолжать разговор за ее спиной. Норма подкинула в огонь эвкалиптовое полешко, и до возвращения Кэрол женщины молча смотрели на огонь. Кэрол сразу же заговорила: «Разумеется, я не собираюсь возвращать его. Вы меня так и не поняли. Я рада, что он ушел, и ни за что не пущу его назад. Но я хочу, чтобы он заплатил за то, что бросил меня вот так».
      Хитер знала Кэрол еще с юридического колледжа и успела привыкнуть к ее антагонизму. «Постарайся понять, — сказала она. — Я просто хочу уяснить, к чему ты клонишь. Ты злишься на Джастина за то, что он бросил тебя? Или сам факт, что такая мысль могла прийти ему в голову, приводит тебя в бешенство?»
      «А я думаю, что ты злишься на себя, потому что не успела вышвырнуть его сама!» — вставила Норма.
      Кэрол покачала головой: «Норма, ты сама знаешь ответ. Все эти годы он пытался спровоцировать меня, чтобы я его выгнала, потому что этот слабак не мог уйти сам, не мог взять на себя вину за то, что он разрушает семью. Я не могла доставить ему такое удовольствие».
      «То есть, — уточнила Норма, — ты не разводилась только для того, чтобы поиздеваться над ним?»
      Кэрол раздраженно помотала головой: «Я давным-давно поклялась себе, что никогда никому не позволю бросить меня вот так. Я сама сообщу ему, когда он может уйти. Я так решила! Джастин не просто бросил меня — для этого у него кишка тонка; его кто-то увел или на руках унес. И я хочу выяснить, кто это сделал. Месяц назад секретарша сказала мне, что видела его в «Янк Синг», где он радостно поедал дим сим в компании молодой девушки лет восемнадцати. Знаете, что мне больше всего понравилось в этой ситуации? Дим сим! Мне нравятся все эти китайские закуски, но он ни разу не ходил со мной есть дим сим! Когда этот мерзавец со мной, его начинает трясти при одном взгляде на карту Китая!»
      «Ты спросила у него, что это была за женщина?» — поинтересовалась Норма.
      «Разумеется, спросила! А ты как думала? Что я пропущу это мимо ушей? Он солгал. Он сказал, что это его клиентка. На следующий вечер я сравняла счет: сняла какого-то парня в «Шератон-баре». Эта любительница дим сима совсем вылетела у меня из головы. Но я выясню, кто она такая. Можно себе представить. Наверняка кто-то из тех, кто работает у него. Какая-нибудь малообеспеченная девчонка. Она должна быть либо законченной идиоткой, либо близорукой, чтобы пищать от восторга от его крошечного члена! Соблазнить какую-нибудь приличную женщину он бы попросту не смог. Я найду ее».
      «Знаешь что, Кэрол, — сказала Хитер. — Сколько раз ты говорила, что Джастин погубил твою юридическую карьеру? Что вся твоя карьера полетела в тартарары из-за того, что он боится оставаться один дома? Помнишь то предложение от Чипмана, Бремера и Роуби, от которого тебе пришлось отказаться?»
      «Помню ли я? Конечно, помню! Он действительно погубил мою карьеру! Вы-то знаете, какие предложения ко мне поступали после окончания колледжа. Я могла бы добиться всего. О таком предложении, как это, можно было только мечтать, но я вынуждена была отказаться. Можете себе представить специалиста по международному праву, который не может ездить в командировки? Мне, черт возьми, нужно было нанять ему сиделку. Потом появились близнецы, и моя карьера была на этом окончена. Если бы десять лет назад я согласилась работать у Чипмана, Бремера и Роуби, сейчас я бы уже была их партнером. Помните ту тупицу — Маршу? Так вот, она сделала это! Думаете, я не смогла бы стать партнером? Да, черт побери, я бы уже добилась этого!»
      «Но именно об этом я тебе и говорю! — воскликнула Хитер. — Его слабость контролировала всю твою жизнь. Если ты будешь тратить время и силы на месть, он и дальше будет тебя контролировать».
      «Вот именно, — встряла Норма. — А теперь у тебя появился второй шанс. Тебе осталось только ухватиться за него!»
      «Осталось только ухватиться за него, — передразнила ее Кэрол. — Аегко сказать. А сделать? Я угробила на него девять лет жизни! Я, дура, поверила его обещаниям красивой жизни. Когда мы поженились, его отец был болен, и все выглядело так, словно Джастин со дня на день должен стать обладателем сети магазинов — а это миллионы долларов! И что мы имеем? Прошло девять лет, а его отец жив-здоров, здоровее всех нас! Он даже не ушел на покой. А Джастин так и работает за гроши в папочкиной бухгалтерии. А знаете, что я получу, когда его папочка преставится? После всех этих лет ожидания? Как его невестка? Ни-че-го! Абсолютно ничего.
      Ты говоришь, «осталось только ухватиться». Не так просто сделать это после того, как пустишь на ветер девять лет жизни! — Кэрол со злостью сбросила на пол подушку, вскочила и начала расхаживать взад-вперед за спинами подруг. — Я содержала его полностью, одевала его — этот беспомощный придурок был не способен даже самостоятельно купить себе нижнее белье или носки! Он носит черные носки, и мне приходилось их ему покупать, потому что те, которые он выбирал сам, были недостаточно эластичными и постоянно сползали! Я была его матерью, женой, жертвой. Я отвергала всех остальных мужчин из-за него. Когда я думаю о мужчинах, с которыми могла связать свою жизнь, мне плохо становится. А теперь какая-то баба дергает его за поводок, и он берет и уходит».
      «Ты уверена в этом? — спросила Хитер, переставив свой стул, чтобы видеть Кэрол. — В смысле, в том, что все произошло из-за женщины? Он что-нибудь говорил тебе на этот счет?»
      «Да я уверена в этом на все сто. Я слишком хорошо знаю этого болвана. Мог ли он уйти сам? Ставлю тысячу против пятисот, что он уже переехал к ней — этой ночью».
      Ставок не последовало. Кэрол обычно выигрывала пари. А если и проигрывала, то оно того не стоило — Кэрол не умела проигрывать.
      «Знаешь… — Норма тоже переставила свой стул. — Когда от меня сбежал первый муж, я полгода была в депрессии. Я бы до сих пор из нее не выбралась, если бы не психотерапия. Я обратилась к психиатру. Это был доктор Сет Пейнд, психоаналитик из Сан-Франциско. Он здорово мне помог. А потом я познакомилась с Шелли. Нам было очень хорошо вдвоем, особенно в постели, но Шелли был помешан на азартных играх, и я попросила его попытаться решить эту проблему с доктором Пейндом, прежде чем мы поженимся. Пейнд был великолепен. Он буквально переделал Шелли. До этого вся его зарплата уходила на ставки — он ставил на все, что движется: на лошадей, на борзых, на футбол. Теперь ему хватает покера с друзьями. Шелли просто молится на Пейнда. Хочешь, я дам тебе его номер?»
      «Нет! Только не это! Мозгоправ — это последнее, что мне сейчас нужно! — воскликнула Кэрол. Она встала и снова начала расхаживать за спинами подруг. — Я знаю, ты пытаешься мне помочь — ты, Норма, вы обе. Но поверьте, это не поможет! И терапия не поможет. Да и как он помог вам с Шелли? Только вспомни, сколько раз ты сама говорила, что он сидит у тебя на шее? Что он не стал меньше играть? Что тебе пришлось открыть отдельный банковский счет, чтобы он не мог запустить руки в твой кошелек?» Всякий раз, когда Норма начинала расхваливать Шелли, Кэрол выходила из себя Она хорошо знала, что он собой представляет — в том числе и в сексуальном плане: именно с ним Кэрол сравняла счет за дим сим. Но она умела хранить секреты.
      «Да, согласна, выздоровление не было окончательным, — сказала Норма. — Но доктор Пейнд все равно помог нам. Шелли успокоился на несколько лет. Он вернулся к старому, только когда потерял работу. Когда он найдет новую работу, все наладится. Но, Кэрол, почему ты так против психотерапии?»
      «Когда-нибудь я расскажу вам, какие претензии у меня есть к психотерапевтам. Единственное, что я уяснила из общения с ними: нельзя держать злость в себе. Поверьте, эту ошибку я больше не совершу».
      Кэрол села и посмотрела на Норму: «Когда ушел Мелвин, ты, наверное, все еще любила его. Наверное, ты растерялась, ты была сбита с толку, наверное, ты хотела, чтобы он вернулся, наверное, пострадала твоя самооценка. Наверное, твой мозгоправ смог помочь тебе справиться с этим. Но это ты. У меня другая ситуация. Я не растерялась. Он украл почти десять лет моей жизни, лучшие десять лет, решающие десять лет моего профессионального становления. Он повесил на меня близнецов — я одна должна была заботиться о них, он постоянно ныл о никудышной работе у папочки, тратил тонны денег — моих денег — на своего чертова мозгоправа. Только представьте себе — три, а иногда и четыре сеанса в неделю! А теперь ему шлея под хвост попала, и он просто взял и ушел. И что вы скажете, я преувеличиваю?»
      «Думаю, можно посмотреть на это иначе…» — протянула Хитер.
      «Поверь мне, — перебила ее Кэрол, — я знаю, что делаю. Я точно знаю, что не люблю его. И я не хочу, чтобы он вернулся. Нет, не так. Я хочу, чтобы он вернулся — чтобы я могла выгнать его пинками! Я прекрасно понимаю, что происходит, и точно знаю, чего я хочу на самом деле. Я хочу причинить ему боль — и этой девчонке тоже, когда я узнаю, кто она. Хотите мне помочь? Тогда подскажите, что я могу сделать, чтобы причинить ему боль. Настоящую боль».
      Норма подняла с пола старую большую куклу, лежавшую рядом с поленницей (Элис и Джимми, близнецам Кэрол, уже исполнилось восемь, и они выросли из своих старых игрушек), и усадила ее на каминную полку со словами: «Кому булавки? Булавки кому?»
      «Теперь ваша очередь говорить», — сказала Кэрол.
      Они совещались несколько часов. Сначала решили обратиться к старому проверенному средству — деньгам: хотели заставить его заплатить. Посадить его в долговую яму, из которой ему не выбраться до конца жизни, вытряхнуть его из «БМВ» и этих его итальянских костюмов и галстуков. Сжить его со свету: подделать его счета и засадить его папашу за решетку за уклонение от уплаты налогов, аннулировать его автомобильную и медицинскую страховку.
      «Аннулировать медицинскую страховкуг Ам, это интересно. Страховка покрывает всего тридцать процентов того, что он платит мозгоправу, но это уже что-то. Я бы все отдала, чтобы он не смог больше посещать своего терапевта. Вот это сильно его подкосит! Он просто с ума сойдет от горя! Он всегда говорил мне, что Лэш — его лучший друг. Хотела бы я посмотреть, как поведет себя этот лучший друг, когда Джастин перестанет платить ему!»
      Но это все шутки. Они были умными женщинами, профессионалами в своем деле; они понимали, что деньги станут частью проблемы, а не частью мести. Наконец Хитер, специалистку по разводам, осенило, и она осторожно напомнила Кэрол, что та зарабатывала значительно больше мужа, и любой калифорнийский суд заставит ее платить Джастину алименты. А она, разумеется, не сможет претендовать на миллионы, которые он в конце концов унаследует. Тут подругам открылся весь трагизм ситуации: какой бы коварный план они ни состряпали, чтобы оставить Джастина без денег, они добьются лишь того, что Кэрол будет вынуждена больше заплатить неверному мужу.
      «Знаешь, Кэрол, — сказала Норма, — в этом ты не одинока. Возможно, скоро мне придется столкнуться с такой же проблемой. Буду с вами полностью откровенной. прошло полгода с тех пор, как Шелли потерял работу, и я поняла, что он действительно камнем повис на моей шее.
      Плохо уже то, что он не особенно старается найти новую работу, но это еще не самое худшее. Ты права: он опять играет. Пропадают деньги. Он разорит меня. А каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним об этом, он находит какое-нибудь хитрое оправдание. Одному богу известно, сколько он уже успел спустить: я боюсь составлять опись имущества. Как бы мне хотелось поставить ему ультиматум: либо ты ищешь работу и завязываешь с азартными играми, либо между нами все кончено Я должна это сделать. Но не могу. Боже правый, как я хочу, чтобы он взял себя в руки!»
      «Судя по всему, — сказала Хитер, — ты любишь этого парня. Да, он забавный, он красив. Ты утверждаешь, что он отличный любовник. Все говорят, что он похож на молодого Шона Коннери».
      «Это действительно так. В постели он великолепен. Лучше всех! Но он дорого мне обходится. А разводиться еще накладнее Мне это влетит в копеечку: судя по всему, мне придется выплачивать ему в качестве алиментов больше, чем он проигрывает в покер. А еще есть большая вероятность того, что моя доля в фирме — равно как и твоя, Кэрол, — был такой прецедент в суде округа Сонома в прошлом месяце, — может быть сочтена за материальное имущество, причем достаточно ценное, являющееся совместной собственностью».
      «У тебя другая ситуация, Норма. Твой брак дает тебе что-то. По крайней мере, ты любишь своего мужа. Я же уйду с работы, перееду в другой штат, чтобы только не платить ни цента этому мерзавцу».
      «Бросишь дом, бросишь нас — меня и Хитер, уедешь из Сан-Франциско и найдешь работу в Бойсе, штат Айдахо, под крышей химчистки? — воскликнула Норма. — Отличная идея! Вот он попляшет!»
      Кэрол со злостью швырнула в камин охапку лучин и смотрела, как занимается огонь.
      «Мне стало только хуже, — пожаловалась она. — Этот вечер только портит мне настроение. Девочки, вы не понимаете, вы даже представить себе не можете, как серьезно настроена. Особенно ты, Хитер: ты объясняешь мне тонкости законов о разводе, а я весь день думала, не нанять ли мне киллера. Их же много. А сколько это будет мне стоить? Двадцать, двадцать пять тысяч? У меня есть такие деньги. Причем в офшоре, их не отследишь! Лучшего вложения средств и представить себе нельзя. Хотела бы я убить его? Делайте ставки!»
      Хитер и Норма молчали. Они старались не встречаться глазами друг с другом и с Кэрол, которая внимательно изучала лица подруг: «Я вас шокирую?»
      Женщины помотали головами. Может, и не шокировала, но заставила забеспокоиться. Хитер не выдержала. Она встала, потянулась и отправилась на кухню, откуда через несколько минут вернулась с пинтой вишневого мороженого и тремя вилками. Норма и Кэрол отказались, и она ела мороженое в одиночестве, методично выковыривая вишенки.
      Вдруг Кэрол схватила вилку и потянулась к мороженому: «Дай-ка мне тоже, пока не поздно. Ненавижу, когда ты так делаешь, Хитер. Эти вишенки — самое вкусное».
      Норма пошла на кухню, налила себе еще вина и с наигранной веселостью подняла бокал: «Хочу выпить за твоего киллера! И как я не подумала об этом, когда Уильямсон проголосовал против моей кандидатуры в члены правления!»
      «О'кей, если убийство не подходит, — продолжала Норма, — как насчет избиения? У меня есть клиент, сицилиец. Так вот, он всего за пять тысяч долларов может устроить бойню колесными цепями».
      «Колесные цепи за пять тысяч баксов? Звучит заманчиво. Ты доверяешь этому парню?» — поинтересовалась Кэрол.
      Норма перехватила мрачный взгляд Хитер.
      «Я все вижу, — сказала Кэрол. — Что это вы переглядываетесь?»
      «Мы должны держать себя в руках, — сказала Хитер. — Норма, не думаю, что ты правильно поступаешь, подпитывая злобу Кэрол, пусть даже в шутку. Если конечно, это шутка. Кэрол, ты забываешь следить за ходом событий. Если с Джастином в ближайшие несколько месяцев что-нибудь случится — все, что угодно, — все подозрения падут на тебя. У тебя есть мотив, а зная твой характер…»
      «Мой… что?»
      «Ладно, скажем так, твою склонность к импульсивным поступкам. И ты остаешься…»
      Кэрол тряхнула головой и отвернулась.
      «Кэрол, давай смотреть на вещи трезво. Ты человек вспыльчивый. Ты сама это знаешь, мы это знаем, все это знают. Адвокат Джастина с легкостью сможет доказать это в суде».
      Кэрол молчала. Хитер продолжала: «Что я хочу сказать, так это то, что ты — главный подозреваемый, и, если начнется линчевание Джастина, у тебя есть все шансы попасть за решетку».
      Кэрол опять не ответила. Поленья в основании костра прогорели, и верхние бревнышки с шумом обрушились вниз. Никто не встал, чтобы поправить дрова или подбросить новые поленья.
      Норма подняла куклу и игриво предложила: «Кому булавки? Безопасные законные булавки!»
      «Кто-нибудь знает хорошие книги о мести? — спросила Кэрол. — Какие-нибудь практические пособия типа «Сделай сам»?»
      Норма и Хитер покачали головами. «Ладно, — сказала Кэрол. — Здесь поблизости есть магазин. Может, мне самой стоит написать такую книжку — с лично мной испытанными рецептами».
      «Тогда ты сможешь списать деньги, потраченные на оплату услуг наемного убийцы, и производственные расходы», — согласилась Норма.
      «Я когда-то читала биографию Д.Г. Лоуренса, — сказала Хитер, — и, помнится, там была какая-то жуткая история про его вдову, которую звали Фрида: она наплевала на его последние желания, кремировала его тело и залила пепел цементом».
      Кэрол одобрительно кивнула: «Свободная душа Лоуренса навеки заточена в цементе. Склоняю голову, Фрида! Вот это месть, вот это мне нравится! Творческий подход!»
      Хитер бросила взгляд на часы: «Кэрол, давай вернемся с небес на землю. Есть законные и эффективные способы наказать Джастина. Что он любит? Что для него важно? Вот с чего нам нужно начать».
      «Не так уж многое, — ответила Кэрол. — Вот в этом-то и вся проблема. А, комфорт, его одежда — он любит одежду. Но не нужно помогать мне уничтожить его гардероб. Я уже позаботилась об этом, но не думаю, что он сильно расстроится. Он просто пойдет по магазинам, прихватив с собой мои денежки и свою новую подружку, которая подберет ему новый гардероб по своему вкусу. Мне нужно было придумать что-нибудь еще, например, отправить его одежду его злейшему врагу. Проблема в том, что он слишком ничтожен, чтобы нажить врагов. Еще я могла бы отдать его вещи следующему своему мужчине. Если у меня будет другой мужчина. Я спасла его любимые галстуки. А если бы у него был начальник, я бы переспала с этим начальником и отдала ему эти галстуки.
      Что он еще любит? Может быть, свой «БМВ». Не детей, нет — вы себе даже представить не можете, насколько он к ним безразличен. Если я не позволю Джасти-ну видеться с детьми, это будет скорее благодеянием, нежели наказанием. Разумеется, я настрою детей против отца — это и так понятно. Но не думаю, что он заметит. Я бы, конечно, могла сфабриковать против него обвинение в сексуальном злоупотреблении, но дети слишком взрослые, чтобы можно было уговорить их пойти на это. Кроме того, тогда он не сможет присматривать за ними, когда мне понадобится отлучиться».
      «Что еще? — спросила Норма. — Обязательно должно быть что-то еще».
      «Не так много! Этот человек — законченный эгоист, есть его ракетбол — два-три раза в неделю. Я хотела распилить его ракетки напополам, но он держит их в спортзале. Кстати, он мог познакомиться с этой женщиной в спортивном зале. Она может оказаться, например, инструкторшей по аэробике. Как бы он ни занимался, он как бьл жирным как свинья, так и остался. Думаю, это все от пива. Да, между прочим, пиво он любит».
      «А люди? — предположила Норма. — Должны быть какие-то люди».
      «Большая часть общения с ним проходит следующим образом: он сидит и скулит… как это будет на идише, Норма?»
      «Kvetch!»
      «Ага, сидит и жалуется на то, что у него нет друзей. У него нет близких людей, за исключением, разумеется, той девчонки, любительницы дим сима. Думаю, это она его захомутала — больше некому».
      «Если она так плоха, как ты себе это представляешь, — сказала Хитер, — то лучше всего вообще ничего не делать, пусть они сами выкопают себе могилу. В итоге они поймут, что «Выхода Нет», — они сами превратят свою жизнь в ад».
      «Ты так меня и не поняла, Хитер: я не просто хочу, чтобы ему было плохо. Это не месть. Я хочу, чтобы он знал, что это моих рук дело».
      «Итак, — подвела итог Норма, — теперь мы знаем, с чего надо начать: мы должны узнать, кто эта женщина».
      Кэрол кивнула: «Точно! А потом я найду способ, как добраться через нее до Джастина. Нужно только отрубить голову — хвост и сам умрет. Хитер, у тебя есть хороший частный детектив, которого ты используешь в бракоразводных процессах?»