Юрий Яковлевич ЯКОВЛЕВ
      Салют
      Прохладным майским вечером отец и сын ждали салюта. Сын вскарабкался на подоконник, а отец стоял за его спиной и на всякий случай держал мальчика за лямку штанишек.
      - Скоро? - нетерпеливо спрашивал мальчик и сильнее прижимался носом к стеклу.
      - Скоро, скоро, - отвечал отец и посматривал то на часы, то на небо.
      - Давай откроем окно, - предложил сын.
      - Зачем?
      - Чтобы лучше было слышно.
      - И так услышим.
      Отец присел на край подоконника. Неожиданно мальчик повернулся к нему и спросил:
      - А у дедушки была борода?
      - Нет. Он был молодым.
      - Разве дедушки бывают молодыми?
      - Бывают... стало быть.
      - А усы?
      - Что усы?
      - Усы у него были?
      - Кажется, были.
      - И винтовка была, - произнес мальчик.
      Отец удивленно посмотрел на сына и спросил:
      - Кто это тебе сказал... про винтовку?
      - Знаю. А патроны он тебе дарил?
      - У него не было патронов, когда он уходил на войну.
      - Были. Надо было попросить. Ты не просил?
      Отец ответил не сразу. То ли он подыскивал слова, то ли подумал, почему и в самом деле не просил патронов. Он сказал:
      - Я плохо помню. Когда дедушка уходил, я был таким, как ты.
      Мальчик пропустил его объяснение мимо ушей. И снова спросил:
      - А где дедушка?
      - Он не вернулся с войны.
      - Почему не вернулся?.. Ты напиши ему, пусть возвращается.
      - Туда не ходит почта.
      - А почтальоны... с толстой сумкой на ремне?
      - Не ходят.
      - Может быть, съездим за ним? В воскресенье?
      - Туда не ходят поезда.
      - Поедем на автобусе, а там пешком. Войну посмотрим.
      - Войны давно нет.
      - Когда дедушка вернется?
      - Никогда.
      - Никогда - это долго?
      - Долго.
      - Подождем. Правда?
      - Понимаешь, какое дело, - дедушка погиб.
      - Как погиб?
      - Фашист выстрелил в него, и он упал. Пуля попала в сердце. Вот сюда.
      Отец показал, куда попала пуля, и мальчик долго рассматривал верхний карман пиджака, где отец держал палец. Потом он спросил:
      - Давно?
      - Ну да. Очень давно.
      - Может быть, уже зажило, раз давно?
      - Он уже умер.
      Отец долго не решался произнести это слово, но оно не произвело на мальчика никакого впечатления. И отец удивленно смотрел на сына, словно дожидался, когда наконец слово "умер" дойдет до его сознания. Но мальчик как ни в чем не бывало барабанил пальцами по стеклу. Потом сказал:
      - Все вернулись, и дедушка вернется... попозже. Правда?
      - Ничего ты не понимаешь.
      - Понимаю, понимаю... Он без бороды, но патроны у него были.
      - Сейчас салют начнется. Смотри.
      Вдалеке громыхнули орудия, и тяжелый раскат донесся не до слуха, а ударил прямо в грудь. И сразу по темному небу с треском покатились разноцветные шаровые молнии. И в их коротком сиянии стремительно пронеслись призрачные стаи вспуганных голубей.
      - Кто это стреляет? - спросил мальчик.
      - Солдаты.
      - Которые вернулись?
      - Разные.
      - А почему звенят стекла?
      - Это бьют пушки.
      - С войны?
      - Из пригорода.
      - Нет, они бьют с войны, - стоял на своем мальчик. - Я точно знаю. И та белая ракета тоже с войны. Ты был на войне?
      - Нет, - ответил отец. - Я же был маленьким, как ты.
      - Вот ты и не знаешь, что пушки бьют с войны. Закрой глаза, лучше будет слышно. Бум! Бум! Это дедушка бьет с войны.
      - Пусть будет по-твоему, - тихо сказал отец.
      Но мальчик не слушал его слов.
      - Дедушка потому и не вернулся, чтобы бить из пушки, когда салют. Правда?
      - Правда.
      В комнате было темно. И только огни ракет на несколько мгновений освещали отца и сына то зеленым, то красным, то желтым светом. Над городом гремел салют. Но отец не следил за восходом ракет. Он смотрел на маленькую фигурку, прижавшуюся к стеклу, на сплющенный нос и на широко раскрытые глаза. И отцу казалось, что глаза сына видят то, что он, взрослый человек, никогда не сможет увидеть: они видят войну, видят распаленные лица солдат и дедушку, который не вернулся с войны, чтобы бить из пушек, когда салют.