- Лестница узкая! - говорит один санитар другому. - Боюсь, носилки не пройдут.
      - Пройдут, - отвечает другой, - пройдут. Приподнять немного придется.
      - Больной-то тяжелый.
      Мальчик слышит за спиной их спокойный разговор, и ему хочется сказать им что-нибудь обидное. Но он не поворачивается к ним. Он смотрит на Бахтюкова. И Бахтюков открывает глаза.
      Он видит мальчика. Мальчик стоит перед ним, как стоял в ту минуту, когда он потерял сознание. Может быть, мальчик никуда не уходил? Так и простоял у его изголовья целую вечность, как бессменный часовой. Бахтюкову хочется улыбнуться этому долговязому, нескладному парнишке. Но вместо улыбки получается болезненная гримаса: очень больно. Он замечает врача и санитаров. Он все понимает.
      - Что будем делать? - спрашивает он врача.
      И врач, убирая шприц, отвечает:
      - Поедем в больницу.
      Бахтюков молчит, потом покорно кивает головой. Взгляд его становится озабоченным. С застенчивой улыбкой он просит мальчика:
      - Сынок, будь другом, отправь телеграмму моим в Сапожок.
      - Хорошо. Отправлю, - сразу соглашается мальчик.
      И ему почему-то становится обидно, что человек сейчас думает о своем Сережке Бахтюкове. А этот самый Сережка небось гоняет с ребятами на лыжах...
      - Принеси мне бумагу и карандаш.
      Мальчик идет в соседнюю комнату. Календарный листок все еще зовет Бахтюкова к четырем часам на партком... На столе лежат две тетрадки Сережи Бахтюкова из 6-го "А". Мальчик берет первую попавшуюся и небрежно открывает ее. Это тетрадь по литературе.
      В ней написано сочинение. Большими и аккуратными буквами выведено заглавие: "Как я провел лето". Ни кляксы, ни помарочки.
      "Чистюля!" - презрительно думает мальчик и читает первые строки:
      "Лето я провел в городе Сапожке у бабушки. Это маленький город.
      В нем много зелени..."
      Мальчик вырывает листок из тетради. Вырывает неровно, наискосок - пусть хозяин обязательно заметит, что лист вырван.
      Бахтюкову трудно писать. Буквы получаются кривые, будто им тоже плохо и они не держатся на ногах. Он пишет телеграмму в Сапожок, а врач делает запись в свою книжечку. Врач ставит точку, и санитары, как по команде, встают из-за стола. Они приводят носилки в боевое положение.
      Мальчик смотрит на Бахтюкова. И вдруг он думает о том, каким бы он был счастливым человеком, если бы Бахтюков писал эту телеграмму ему, а не Сережке. Он смотрит на него с грустью. Он понимает, что сейчас-то они расстанутся навсегда. Бахтюков пишет долго. А мальчику хочется, чтобы он писал еще дольше. Чтобы он никогда не кончил писать эту телеграмму.
      - Вот, - говорит Бахтюков и протягивает мальчику листок и деньги. Сделай это, сынок. И вообще, спасибо тебе.
      Санитары кладут больного на носилки. Мальчик отходит в сторону.
      Если бы он мог, он сделал бы это один. И сделал бы хорошо.
      А санитары так трясут Бахтюкова...
      Он стоит и не дышит. Ему начинает казаться, что все это не на самом деле. Показывают в кино, а он зритель. Он по другую сторону экрана. У него под мышкой коньки "английский спорт", а здесь, в комнате, носилки, белые халаты, запах лекарства и человек - большой, хороший, близкий человек - в опасности.
      Санитары берутся за ручки носилок.
      - Взяли? - спрашивает передний.
      - Взяли, - командует второй.
      И носилки отрываются от пола.
      Они плывут по комнате, по темному коридору. Мимо комнаты, залитой желтой солнечной краской. В замочную скважину протиснулся один луч солнца. Он прямой и светлый. В нем, как маленькие живые существа, кружатся пылинки. Когда носилки проплывают мимо, солнечный луч касается щеки раненого бойца. Он прощается с хозяином дома.
      На улице мальчик говорит Бахтюкову:
      - До свидания.
      - Ты еще здесь? - отзывается раненый боец, и его глубокие большие глаза встречаются с зелеными глазами мальчика, полными печали.
      Взвыла сирена. Машина забуксовала, вздрогнула, потом оторвалась и покатила.
      А мальчик стоял и смотрел ей вслед, держа в руке неотправленную телеграмму.
      9
      Что толку в коньках, когда они бессмысленно торчат под мышкой!
      Будь они на ногах, можно было бы мчаться, сокращая время и расстояние. Но в городе на коньках не очень-то разъедешься. Лед сколот или посыпан песком. А в Голландии все пешеходы надевают зимой коньки. Там даже старушки катаются на коньках. Но там вместо обычных улиц - каналы, покрытые гладким синеватым льдом.
      Коньки помогают, когда они на ногах, а когда их приходится нести под мышкой, то они только мешают.
      Опять мальчик спешит. Телеграмму нужно отправить скорее.
      В телеграмме Бахтюков, наверно, зовет жену и сына, этого противного Сережку, который пишет сочинения каллиграфическим почерком, без единой помарки. Черт с ним! Раз Бахтюков хочет, пусть приезжает Сережка.
      Одному уху все время тепло, оно под шапкой, а другое совсем замерзло. Но в спешке все некогда передвинуть шапку.
      Зато на почте тепло. Здесь пахнет красным сургучом, тягучим клеем и еще каким-то неповторимым почтовым духом. За барьером в глубине стучит телеграфный аппарат. Его звук напоминает капель.
      Может быть, ото тающие сосульки проникли за дверь, на которой висит строгая, как приказ, табличка: "Посторонним вход воспрещен".
      На почте мальчику сразу стало жарко. Он расстегнул пальто и размотал зеленый шарф. В распахнутом пальто он стал походить на галчонка с подбитым крылом. Он подошел к окошечку, где принимают телеграммы, и протянул листок.
      - Это что за каракули? - рассердилась девушка в окошке. - Что ты, получше написать не мог? Не маленький! На бланк - перепиши!
      Мальчик покраснел от неловкости, но не стал объяснять, что телеграмму писал не он, а раненый, у которого едва хватило сил удержать в пальцах карандаш.
      Посреди почтового зала стояла конторка, похожая на деревянный гриб. Мальчик прислонил коньки к ножке гриба, а телеграфный бланк положил на шляпку. Не торопясь, стараясь уместить буквы в строке, он вывел адрес. Мальчик старался писать как можно аккуратнее, но почерк у него был нескладный, а буквы получились очень вытянутыми, им были малы строчки телеграфного бланка.
      Когда адрес был написан, мальчик тяжело вздохнул - нелегкая это работа - и стал писать текст.
      "Заболел, - писал он, - ложусь больницу. Квартиру запер. Отдыхайте. Отец".
      Только теперь, когда телеграмма была написана, до сознания мальчика дошел ее смысл. Нет, Бахтюков никого не звал. Он просто сообщал о случившемся. Сердитые зеленые огоньки зажглись в глазах мальчика. Выходит, он для того бежал на почту, чтобы сообщить Сережке Бахтюкову, что он может спокойно отдыхать, в то время как отец его лежит в больнице и жизнь его в опасности?! Мальчику захотелось порвать телеграмму. Написать новую, свою. В этой телеграмме он на все деньги обругал бы этого Сережку. Он бы высказал ему все, что о нем думает... Но он не сделал этого.
      Когда телеграмма была написана, у окошечка уже образовалась очередь. Мальчик молча встал в очередь.
      Плечи у мальчика опущены. А взгляд зеленых глаз усталый, растерянный. Одна рука держит коньки, а другая свободна. Она болтается просто так, а когда хозяин спотыкается, помогает ему держаться на ногах. Наконец она замерзла, и мальчик сунул ее в карман.
      Пальцы нащупали какую-то бумажку. Ах да, это листок из тетради, который не приняли на почте. Мальчик вынимает листок и перечитывает слова, составленные из букв, которые еле стоят на ногах: "Заболел. Ложусь больницу. Квартиру запер. Отдыхайте. Отец".
      Отец... Это слово мальчик произносит вслух. Он никогда в жизни не произносил этого слова, и ему хочется знать, как оно звучит. Он не узнаёт собственного голоса. Ему кажется, что кто-то другой произносит это слово.
      Мальчик представляет себе, как произносит слово "отец" Сережка Бахтюков. Ему даже чудится, что он слышит его голос. Мальчик морщится, как музыкант от фальшивой ноты.
      И вдруг ему начинает казаться, что ни Сережка, ни его мать не поедут к отцу. Они не покинут раньше срока город Сапожок и не примчатся к человеку, который сейчас страдает в больнице. К человеку, которого зовут "отец".
      Он представил себе Бахтюкова одного на больничной койке.
      И почувствовал, что уголки глаз начинает щипать горькая накапливающаяся слеза.
      А что, если сходить в больницу? Просто так, узнать, как здоровье больного Л. Бахтюкова. Передать привет и уйти. Все человек не будет себя чувствовать таким одиноким.
      Да и на каток ему совсем неохота идти. Нет настроения. На каток можно сходить и завтра. Спешить некуда.
      Когда людей в трудную минуту не зовут на помощь, а советуют им спокойно отдыхать, спешить не обязательно. Разве это не так?
      10
      Мальчик сходит со ступенек почты. Он никуда теперь не спешит.
      Он держит коньки не под мышкой, а в руке. Блестящий полоз холодит руку, но сейчас это не страшно: в городе потеплело, хотя солнце клонит на закат, земля подставляет под его лучи свой продрогший зимний бочок. Греется.
      Сосульки сбились со счета, и теперь их прозрачные капли без передышки стучат о камни, о подоконники, о крыши киосков. Их стук сливается в длинную пулеметную очередь. Это весна бьет из своего веселого пулемета по льдинам и снегам, по вьюгам и морозам.
      Мальчик оглядывается вокруг и замечает, что снежный наст в городском сквере осел и напоминает поверхность луны. На его шероховатой, кремнистой корочке виднеются маленькие лунные цирки.
      И пусть не скоро распустятся почки и прорастет трава - на еловых лапах, на самых кончиках, уже появилась свежая зелень. Темные, прошлогодние иголки жесткие, а новые, весенние иголочки еще не окрепли, не научились колоться. Дотронься до них щекой - почувствуешь, какие они нежные.
      Мальчик с коньками идет по городу...
      Вот уж действительно человек, не следящий за своей внешностью!
      Даже мысль о встрече с девочкой в белой шапке не может заставить его привести себя в порядок. Интересно, заметила она, что его не было на катке? Или он ей совсем безразличен, как и все остальные шкеты?
      Мальчик перешел на другую сторону и, незаметно для себя ускоряя шаги, направился в городскую больницу.
      11
      У каждого дома есть свой запах, даже если дом нежилой.
      У почты - почтовый запах, у булочной - хлебный, у больницы лекарственный.
      Почтовый запах рассказывает о посылках и бандеролях, о свежих газетах и заморских марках, отмеченных черными радугами печатей.
      Запах булочной рассказывает о поджаристых корочках, о бубликах, усыпанных черными дробинками мака, о булочках, залитых сладкой глазурью.
      Больничный запах не рассказывает ни о чем хорошем. Он встречает человека на пороге и сразу отравляет ему настроение рассказом о боли и страданиях.
      Этот запах встретил мальчика за дверью с надписью: "Приемный покой".
      В приемном покое стояла торжественная тишина. Это, собственно, не сам приемный покой, а лишь коридор перед ним. На скользком кафельном полу стоял белый деревянный диван. И больше ничего здесь не было.
      Мальчик сделал несколько неуверенных шагов и очутился перед стеклянной дверью. Дверь была приоткрыта. Мальчик заглянул туда и сразу встретился взглядом с дежурным врачом. Врач был в белой шапочке и с большой черной бородой. Рукава халата закатаны до локтей. Вид у врача был строгий и, как показалось мальчику, немного свирепый. Заметив посетителя, врач смерил его строгим взглядом и вышел в коридор. Он подошел к мальчику и задал ему самый неожиданный вопрос:
      - Что это у тебя, "английский спорт"? Дай-ка сюда.
      Удивленный мальчик протянул доктору коньки. Тот взял их в руки и попробовал лезвие ногтем: острые они или нет. Врач рассматривал коньки, а мальчик не отрывал глаз от врача. Доктор был молодой. У него не было ни единой морщинки, а щеки были такие румяные, будто их обладатель только что пришел с катка. Мальчик сделал это открытие, и ему сразу стало легче. Он сказал:
      - К вам привезли больного. Его зовут Л. Бахтюков. Как его состояние?
      Врач протянул мальчику коньки и почесал бородку.
      - Бахтюков? - повторил он. - С осколком?
      - Да, да, - подхватил мальчик, - его привезли на "скорой помощи".
      - К нам всех на "скорой помощи" привозят.
      Мальчик промолчал.
      - Случай тяжелый. - Голос врача сразу стал теплее, а от строгости не осталось и следа. - Я сейчас узнаю, как дела. А ты посиди здесь на диване. - И доверительно добавил: - Вообще-то здесь не положено быть посторонним. Но случай тяжелый.
      Доктор скрылся в своем приемном покое, а мальчик сел на диван.
      Он сел и сразу почувствовал во всем теле такую слабость, что зажмурил глаза. Ему даже показалось, что он уже ни за что не сможет подняться на ноги.
      Он слышал, как за стеклянной дверью молодой бородатый доктор звонил по телефону, как он расспрашивал о Бахтюкове, как называл себя доктором Коном из приемного покоя.
      Через некоторое время он снова появился в дверях. Он испытующе посмотрел на мальчика и сказал:
      - Вот что. Сейчас отца будут оперировать. Будешь ждать?
      - Буду.
      Доктор одобрительно кивнул головой и скрылся за дверью.
      12
      Есть люди, созданные для сиденья на месте. Их девиз: в ногах правды нет. И есть непоседы. Они ерзают на стуле, с трудом досиживают до конца урока и, стоя в очереди, испытывают ни с чем не сравнимые муки. Из таких людей вырастают путешественник" и строители, разведчики и почтальоны. У них правда в ногах, в движении, в смене впечатлений.
      Мальчик с коньками принадлежал к такой породе людей.
      Почему же сейчас, в приемном покое городской больницы, он сидит смирно, не ерзает? Не болтает ногой и не барабанит пальцами по белому больничному дивану? Но это вовсе не значит, что он спокоен. Его мысли мечутся. Как проходит операция? Больно Бахтюкову или на него действует наркоз?.. Наверно, все-таки больно.
      Мысли переносят мальчика в операционную. Он представляет на операционном столе себя. Он старается подчинить себе боль... Для этого он вспоминает, как однажды летом наступил босой ногой на гвоздь. Гвоздь вошел глубоко. Сначала было не очень больно. Потом ранку обожгли йодом. От боли он прыгал на одной ноге. Потом боль стала тупой и долгой.
      Мальчик почти физически ощущал эту боль. Он даже пошевелил ногой в ботинке.
      Но Бахтюкову, конечно, еще больнее.
      И вдруг мальчик мысленно очутился возле города с гордым названием Орел. Он видит степь с птичьего полета. Сверху огневые позиции противотанковых орудий похожи на кротовые норки: вокруг насыпь из свежей земли. А фашистские танки, которые ползут по степи, похожи на желтых черепах. Черепахи медленно приближаются к кротовым норкам.
      Он видит, как над кротовыми норками замелькали вспышки. Это ПТО открыли огонь по танкам. Вот один танк остановился. Из него повалил густой черный дым. Этот дым разрастается. Он ползет по траве, застилает черепах и кротовые норки. Уже не видно, что делается на земле. Только в дыму сверкают вспышки ПТО, как в туче отблески молнии.
      Мальчику кажется, что он идет по земле, разгребая дым руками.
      Дым густой, как вода, он мешает идти. Земля черная. Она пахнет пожаром, как старая солдатская трубка в письменном столе Бахтюкова.
      Вот пушка Бахтюкова... А вот сам Бахтюков. Худой, похожий на младшего брата нынешнего Бахтюкова. На нем гимнастерка с расстегнутым воротом... Пушка ПТО стреляет. После каждого выстрела она приседает, а ствол откатывается назад, будто хочет спрятаться, но потом раздумывает и возвращается обратно. А Бахтюков кричит:
      "Огонь! Огонь!"
      И чем громче кричит Бахтюков, тем сильнее стреляет пушка.
      "Огонь!" - кричит Бахтюков, и пламя срывается с губ Бахтюкова.
      И переносится на танк. И танк горит.
      Но следующий танк успевает выстрелить. Бахтюков падает. Пушка опрокидывается.
      ...Бахтюков лежит на траве. Он бледный, с непокрытой головой. На бурках кровь... Да нет, не на бурках - на сапогах... Бахтюков большой и тяжелый, но мальчик несет его на руках... Он прикрывает его собой от осколков фашистских "фердинандов".
      Сердце стучит громко. На весь приемный покой. Нет покоя в приемном покое.
      Сюда привозят больных, измученных людей. Здесь тревожатся о своих близких. В насмешку, что ли, назвали это место "покоем"?
      Мальчик ждет. Он сидит на месте. Но мысли его неспокойны. Нет для него сейчас ни катка, ни города, ни дома. Есть только раненый боец. Он командует мыслями мальчика, и мысли подчиняются одному ему.
      13
      Оказывается, мысли тоже устают. Они замедляют ход. Перестают метаться. Но они не дремлют. Они ждут.
      Мальчик устало прислонил голову к стене. Его глаза смотрят в одну точку. Они уже не видят ни окопа ПТО, ни фашистских танков.
      - Кто от Бахтюкова?
      Мальчик вздрагивает и вскакивает с дивана.
      - Я!
      Перед ним пожилая медицинская сестра. Она такая полная, будто надела халат поверх шубы, как санитары "скорой помощи".
      - Ты? - произносит сестра густым, почти мужским голосом. Она говорит степенно, с расстановкой, будто читает по бумажке.
      - Операция была тяжелая. Больной потерял много крови. Но все обошлось благополучно. - И вдруг по-бабьи жалостливо смотрит на мальчика и говорит совсем другим, женским голосом: - Ты не волнуйся. Будет жить отец. Организм у него могучий.
      - А скоро он поправится?
      - До зеленых листиков полежит, - говорит сестра. - Теперь беги домой. Скажи матери, чтоб не волновалась... А это тебе на память. - Сестра протянула мальчику кусок ржавого железа.
      - Что это? - Мальчик вопросительно поднял глаза на сестру.
      - Осколок.
      Это был тот самый осколок, который через много лет после конца войны вдруг ожил и пытался сделать то, что ему не удалось там, в степи под Орлом: поразить сердце бойца.
      - У самого сердца отыскался, - пояснила сестра и, спохватившись, заторопилась: - Ну, мне пора. Передать что-нибудь отцу?
      Мальчик задумался. Что передают сыновья больным отцам?
      - Передайте, что дома все в порядке. Целуют его... Все. И пусть скорее поправляется.
      Слова показались ему сухими, но других слов мальчик не знал. Он сжал в руке осколок и почувствовал боль: у осколка были острые края.
      Сестра ушла. Она ушла туда, где в тихой палате, весь в бинтах, лежал бывший старшина Бахтюков. Он лежал с открытыми глазами и скрипел зубами от боли.
      Сестра подошла к нему, поправила подушку и, как бы невзначай, сказала:
      - Какой у вас хороший сынок!
      - Сынок? - Бахтюков, забыв о боли, слабо улыбнулся.
      - Он всю операцию в приемном покое просидел. Волновался.
      - Сынок, - прошептал Бахтюков и почувствовал, что боль стала слабее.
      Значит, телеграмма пришла вовремя. Значит, сын, узнав о его болезни, не пожелал отдыхать, а примчался в родной город!..
      Человеку невдомек, что никакая телеграмма-молния не могла так быстро дойти до дальнего города Сапожок и тем более привезти ему сына.
      14
      В городе стемнело. Уже не видно лунных цирков в корочке осевшего снега. Уже на елочках нельзя отличить молодые, нежные иголки от старых, колючих и жестких. Уже скрылись из глаз скользкие серебристые сосульки. Но, хотя земля повернулась к солнцу другим боком, в городе тепло, и невидимые сосульки продолжают таять.
      По городу идет мальчик с коньками под мышкой.
      В темноте не видно, что одна пуговица вырвана с мясом, а на шарфе чернильное фиолетовое пятно. И не видно, что он вырос из пальтишка и из лыжных брюк. Все ему коротко, все не по росту. Но кто виноват, что мальчики так быстро растут?
      На каком ухе сидит старенькая шапка? Не все ли равно! Когда весна своим теплом, влажным дыханием касается лица, это не имеет значения: уши не мерзнут. И только ботинки, набегавшиеся за день по лужам, промокли, и ногам холодно.
      Мальчик думает о высоком, крупном человеке в меховой куртке, сделанной из шкуры черного зверя, и о боевом ордене, и о прокуренной трубке, и о рецепте, выданном санчастью с номером полевой почты. Он думает о человеке, которого ему недоставало всю жизнь. И теперь этот человек нашелся, но он принадлежит не ему...
      На месте Сережи мальчик бросил бы все на свете и примчался к отцу... Нет, он бы вовсе не уезжал от отца ни к какой бабушке, ни в какой Сапожок. Он бы всегда был рядом с ним, чтобы в любую минуту прийти на помощь.
      Мальчик не замечает, что справа от него вырастает забор стадиона.
      На катке уже не звучит музыка, не горят веселые лампочки и не слышно зазывного шороха, который издают коньки, разрезающие лед.
      Под единственной лампочкой на воротах висело объявление:
      "Ввиду теплой погоды каток закрыт".
      Мальчик сжал кулак и почувствовал боль. В руках был залсат осколок, который мог вонзиться в сердце Бахтюкова. Мальчик сжал кулак крепче, и ему стало еще больней.
      И вдруг мальчик обрадовался. Он может терпеть боль, и ему наплевать, что каток закрыт. И он смеется над счастливчиком Сережкой, хотя у того есть отец. И человек, назвавший его "сынком", будет жить и поправится до зеленых листиков. И хотя ноги мерзнут, это хорошо: значит, в городе много луж, значит, весна спешит и скоро появятся эти самые зеленые листики.
      Мальчик расстегнул свое коротенькое пальто, переложил коньки в другую руку и зашагал домой.