В комитете по делам вооруженных сил палаты представителей – 6 раз, в аналогичном комитете сената – 2, в сенатском комитете по ассигнованиям – 5 раз, в аналогичном комитете палаты представителей «нет протоколов заседаний». Газета процитировала сенатора Г. Бейкера: «На мой взгляд, среди законодателей нет ни одного, кто по-настоящему знает происходящее в сообществе служб разведки» [404]. Расследования конгрессом деятельности ЦРУ проводились, конечно, при величайшей неохоте с обеих сторон. И не будь Уотергейта, едва ли бы вообще этим занялись. Как стало известно, неукоснительно выполняя распоряжение Никсона, ЦРУ снабдило взломщиков штаб-квартиры демократической партии фальшивыми документами, париками, фотоаппаратами и прочим. По приказу Никсона оно пыталось помешать даже скромным потугам ФБР разобраться с Уотергейтом, совсем упустив из виду, что это накалит и без того острое межведомственное соперничество. Идя на поводу у Белого дома, многоопытное ЦРУ готовило себе огромную лужу, в которую и плюхнулось наконец с оглушающим всплеском.

Ниточка, пусть очень тонкая, потянулась и привела к политическому сыску ЦРУ. Кое-что вскрылось. Например, уже в 1952 году ЦРУ поставило под контроль всю переписку американских граждан и организаций с СССР и другими социалистическими странами. Об операции не знали министры почт и юстиции, а из президентов, вероятно, только Л. Джонсон был посвящен в тайну. Очень скоро ЦРУ стало вскрывать и прочитывать письма по собственному выбору, в том числе и не отправлявшиеся за пределы страны. Каковы же были критерии отбора? «Если угодно, в зависимости от вкуса», – безмятежно-издевательски объяснил сенатскому подкомитету один из специалистов ЦРУ. Сенатор Ф. Черч пришел в понятное бешенство, обнаружив, что вскрывалась его личная переписка. Впрочем, он был в достойной компании: ЦРУ снимало копии с писем Р. Никсона, сенатора Э. Кеннеди и многих других. Их письма в интересах секретности помещались в «особое досье» [405].

А ведь в свое время Даллес явился в великолепном расположении духа к министру почт в администрации Кеннеди Д. Дею и сказал, что может «раскрыть нечто очень секретное». Дей мигам переспросил: «А я должен знать об этом?» «Нет», – улыбнулся Даллес [406]. Так игриво, полушутя, уходил он от острого вопроса о перлюстрации ЦРУ переписки американцев, охрану тайны которой закон возложил на министерство почт.

В черном кабинете (если припомнить историческое название перлюстрации) ЦРУ отлично понимали, что занялись делами сугубо противозаконными. В служебном документе ЦРУ в 1962 году рассматривался вопрос: что делать в случае разглашения этой тайны? В документе рекомендовалось заблаговременно «найти козла отпущения, которого можно обвинить в незаконном своевольничанье с письмами». В то же время виртуозы подлога требовали избегать в любом случае официальных санкций, ибо «поскольку официальное признание этих нарушений нецелесообразно, а федеральные законы не допускают, чтобы стряпались законные извинения их нарушений… важно, чтобы все американские органы поддержания порядка и разведки энергично отрицали прямую или косвенную связь с этой деятельностью» [407]. Вот как! Комментарии, как говорится в таких случаях, здесь излишни.

Надо думать, что в ФБР были крайне озадачены, когда, начав в 1958 году собственную программу вскрытия переписки, обнаружили, что ЦРУ обогнало бюро по крайней мере на шесть лет. Но оба органа политического сыска быстро поладили в этой сфере, начав полюбовный обмен информацией из перехваченной переписки. Двадцать лет в ЦРУ прилежно вскрывали письма – в 1952 – 1973 годах было просмотрено 28 миллионов единиц почтовой корреспонденции, из них с 2 миллионов сняты копии, но так и не обнаружено ни одного случая «шпионажа» против Соединенных Штатов. А какие были надежды!

«В 1976 году глава контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон объяснил, почему, по его мнению, вскрытие писем должно было дать полезную информацию. Русские, – сказал он, – думали, что мы верны конституции и не вскрываем-де писем. В действительности программа вскрытия переписки касалась внутреннего политического сыска… ФБР, оценив важность программы для собственных операций против движения за гражданские права, включило в список «подлежащих наблюдению» отдельных лиц и организаций. Позднее ФБР добавило к списку ЦРУ группы, выступавшие за мир… В списке «подлежащих наблюдению» ЦРУ значились Комитет друзей военнослужащих. Федерация американских ученых, такие писатели, как Эдвард Олби и Джон Стейнбек, конгрессмены и сенаторы, американцы, выезжающие за рубеж, включая члена семьи Рокфеллеров» [408]. Программа якобы была прекращена в 1973 году – министерство почт потребовало от ЦРУ санкции на нее президента. Санкция как будто дана не была: Уотергейт был в разгаре.

В 1967 году президент Л. Джонсон потребовал от ЦРУ доказать любой ценой, что антивоенное движение в Соединенных Штатах направляется из-за рубежа. Логика президента была убийственная – он верил, что законопослушный американец не может протестовать против преступлений бравых вояк, сжигавших напалмом женщин, детей и стариков в Юго-Восточной Азии. ЦРУ уже накопило громадный опыт шпионажа за своими согражданами и безоговорочно принялось искать «иностранные деньги и иностранное влияние» – в антивоенном движении. Президент часто требовал к себе директора ЦРУ Хелмса и осведомлялся, как идут поиски. «Пока ничего не обнаружено», – следовал ответ. «Они должны быть там!» – гневался Джонсон. Под стук президентского кулака по столу Хелмс удалялся.

ЦРУ создало ударные контрразведывательные группы, объединенные для выполнения описанной задачи, что именовалось операцией «Хаос». Руководителем ее стал Р. Обер, уже набивший руку в политическом сыске внутри страны, – он расследовал вместе с ИРС журнал «Рэмпарте», Национальную студенческую ассоциацию и завел порядочное досье на американских инакомыслящих. Обер исходил из того, что «президент знает лучше», оставалось собрать доказательства в пользу патриотического озарения Линдона Джонсона, а для этого пошире закинуть мелкоячеистую сеть политического сыска. Все учреждения ЦРУ получили приказ для начала следить за «радикальными студентами и экс-патриотами из числа американских негров» с тем, чтобы выяснить, как иностранные державы «используют наши внутренние затруднения».

Поиск фантомов истощал силы и умы занимавшихся операцией «Хаос». Собиралось гигантское количество информации о ком и о чем угодно. Некий работник ЦРУ отчеканил: действуем подобно «пылесосу», втягивая всяческую грязь. Для систематизации данных использовали специальный компьютер, уместно названный «гидрой». Информация собиралась всеми возможными путями: слежкой, подслушиванием телефонных разговоров, тайным проникновением в частные квартиры и служебные помещения организаций, отнесенных к «диссидентским». Ушел Л. Джонсон, пришел Р. Никсон, а операция «Хаос» продолжалась. Прибегли к помощи провокаторов. Вовлекли в дело ФБР, все подразделения военной разведки и контрразведки. К лету 1970 года от одного ФБР поступало в среднем до 1000 донесений в месяц. Никаких результатов! Обер неумолимо требовал: собирать «любые материалы независимо от того, какими бы безобидными они ни казались» [409].

Неслыханное рвение агентуры ЦРУ, вероятно, уже в самом начале семидесятых годов вызвало смутные подозрения внутри США, скорее всего среди журналистов, о незаконной деятельности управления. Директор ЦРУ Хелмс в апреле 1971 года произнес речь перед Американским обществом редакторов газет. Сославшись на закон 1947 года о создании ЦРУ, он с большой горячностью утверждал: «У нас нет таких полномочий и функций, мы никогда их не добивались… Коротко говоря, нашей целью не являются американские граждане» [410]. Категорического опровержения для журналистов тогда, вероятно, было достаточно, но работники ЦРУ, занятые безрезультатным сыском в операции «Хаос», начали роптать. Не то чтобы совесть заговорила – уже при поступлении в ЦРУ эту категорию этики отметают. Случилось другое, о чем доложил по начальству генеральный инспектор ЦРУ, изучавший настроения личного состава в 1972 году: «Наблюдается всеобщая озабоченность тем, что ведется слежка за взглядами и деятельностью американцев, отнюдь не замеченных или заподозренных в шпионаже… Местным отделениям вменено в обязанность докладывать о местопребывании и деятельности видных лиц… они не только на виду, но утверждения о том, что они заняты подрывной работой, настолько нелепы, что вдвойне усиливаются сомнения в характере и законности операции „Хаос“ [411].

Вероятно, у профессиональных разведчиков волосы вставали дыбом, когда ЦРУ установило контакты с иностранными спецслужбами, чтобы и они следили за американскими гражданами в рамках операции «Хаос». Об этом стало известно только в начале 1977 года, когда всяческие расследования конгрессом деятельности ЦРУ были позади. «Вашингтон стар ньюс» разразилась негодующей статьей под заголовком «ЦРУ получало помощь из-за рубежа в слежке за диссидентами» [412]. «Нью-Йорк таймс» с большой брезгливостью отозвалась об усилиях ЦРУ на рубеже шестидесятых и семидесятых годов внедрить иностранных агентов в группы диссидентов в США. В одном из документов ЦРУ в этой связи указывалось: «В дополнение к систематическому наблюдению (исключено) в рамках операции „Хаос“ в вашем районе мы особенно заинтересованы в использовании возможностей (исключено) направить одного или нескольких агентов (исключено) службы для изучения за рубежом (то есть не в стране, услугами разведки которой пользовалось ЦРУ. – Н. Я.) деятельности «новых левых». Особенно важно использовать таких агентов в США. Агент, хорошо подготовленный в вопросах доктрин, вероятно, сумеет внедриться в американскую или иностранную организацию, представляющую первостепенный интерес, особенно если он сможет слушать курсы в университетах» [413].

Работники ЦРУ, видимо, считали, что такое сотрудничество колебало самые основы розыска: по указанию свыше иностранные шпионы приглашались в США! В рамках своей компетенции американская агентура ЦРУ наверняка негодовала, не в силах постичь высшей мудрости руководства. Как в любой профессии, дело есть дело, а в этом случае не только отнимался принадлежавший им по праву кусок хлеба в пользу иностранцев, но вся операция приобретала весьма сомнительный и смехотворный характер. По Вашингтону поползли слухи о том, что ЦРУ, вероятно, превышает свои полномочия.

Еще 7 февраля 1973 года на закрытом заседании комитета конгресса сенатор К. Кейс спросил Хелмса: «До моего сведения довели, что в 1969 или 1970 году Белый дом потребовал от всех разведывательных служб объединить усилия и разузнать все об антивоенном движении. Армейская разведка приняла в этом участие и завела досье на американских граждан. Известно ли вам что-либо о деятельности ЦРУ в этой связи? Участвовало ли в этом ЦРУ?

Хелмс: Я не помню, просили ли нас об этом, но мы не принимали участия. Для меня это было бы грубым нарушением наших полномочий.

Кейс: Что бы вы сделали в таком случае? Предположите, что вас об этом попросили?

Хелмс: Я бы просто пошел к президенту и объяснил ему, что это нежелательно.

Кейс: На том дело бы и кончилось?

Хелмс: Думаю, что так оно и было бы» [414].

Итак, в 1973 году Хелмс официально опроверг сведения об участии ЦРУ в политическом сыске в США. На том дело пока кончилось. Тут подоспели расследования сверху (откуда совсем недавно следовали идиотски серьезные указания искать!), и в 1974 году операция «Хаос» была свернута, в какой мере, как всегда бывает с ЦРУ, неизвестно. Комиссия Рокфеллера на страницах 130 и 144 своего доклада записала: в ходе этой операции ЦРУ завело подробные досье на 13 тысяч человек – из них на 7 тысяч американцев и на 1000 организаций. В общей сложности в поле зрения ЦРУ в этой связи оказалось свыше 300 тысяч американских граждан, данные слежки о которых поглотила «гидра»! Операция «Хаос», безусловно, выдающийся пример разбазаривания государственных средств, оскорбления правительственного мундира, и, по-видимому, осознание этого – увы! – реального положения, а не соображения этики в какой-то мере подтолкнуло законодателей попытаться заглянуть за кулисы политического сыска ЦРУ.

Теперь факт участия ЦРУ в этом деле и страстное желание его руководства замести следы сомнений не вызывали. В распоряжении комиссии Рокфеллера был, например, удивительный документ – обширный доклад ЦРУ государственному секретарю Г. Киссинджеру «Беспокойная молодежь», в котором обобщались данные шпионов и провокаторов управления о студенческих организациях. В сопроводительном письме к докладу Хелмс предупреждал: «Речь идет о сфере, не входящей в компетенцию ЦРУ, поэтому мне нет необходимости особо подчеркивать деликатный характер документа. Если кто-нибудь узнает о его существовании, сложится крайне затруднительное положение для всех имеющих касательство к нему» [415]. Генеральный советник ЦРУ Л. Хьюстон в одном из служебных документов подчеркивал: ЦРУ должно брать на себя инициативу разработки тайных операций, «ибо обычные люди как в правительственном аппарате, так и вокруг него мыслят нормальными категориями» [416].

Суждения эти интриговали подданных США рассчитанно-оскорбительным тоном в отношении всех, не имевших чести принадлежать к великому воинству ЦРУ. В начале 1975 года Хелмса пригласили в сенатский комитет по иностранным делам, где злопамятный сенатор Кейс напомнил (теперь американскому послу в Иране) о диалоге двухлетней давности. Зачитав его, Кейс попросил объяснений, ибо тогда ответы Хелмса «были по крайней мере неискренни». С большой важностью Хелмс заявил: «Я хочу рассказать, чем руководствовался все шесть с половиной лет пребывания на посту директора ЦРУ. Тогда я принял решение никогда не лгать любому комитету конгресса, я должен быть правдив на любых слушаниях». Засим Хелмс на деле показал свою искренность:

«Когда меня спрашивали тогда, мне хотелось исправить ваше представление, будто мы (в ЦРУ) действовали подобно армейской разведке, и я имел в виду следующую часть вопроса: «армейская разведка приняла в этом участие и завела досье на американских граждан». Я стремился исправить ваше представление, будто бы ЦРУ занималось тем же.

Поверьте мне, первая часть вопроса просто испарилась из моей памяти, подавленная желанием показать, что мы не делали скандальных вещей, как-то снимать фото с протестовавших против войны, инакомыслящих и всякие другие штуки.

Теперь я должен сказать: вы привлекли мое внимание к 1969 или 1970 году, когда Белый дом попросил разведывательные органы вступить в дело. Я действительно не дал ответа, и в этом, должен признаться, вы правы.

Сэр, когда я говорил в 1973 году об этом, я совершенно забыл о предложениях Хьюстона [417]. То был очень короткий эпизод, хотя и был написан доклад. План не был утвержден. Мы продолжали вести дела, как прежде, и только позднее, когда сенатор Саймингтон во время слушаний по Уотергейту взял и раскопал «план Хьюстона», я вспомнил о нем.

Сейчас я честен до конца, я просто забыл о нем. Но, сенатор Кейс, если бы вы имели в виду доклад Хьюстона, вы могли бы сказать мне тогда – вы не ответили на первую часть вопроса. Что это за доклад Хьюстона?

Сенатор Кейс: Счастлив ответить вам, и вы заслуживаете ответа. Об этом плане тогда я ничего не знал. Я основывался на общих утверждениях и хотел дать вам возможность ответить. Мне никак не могло прийти в голову, что вы отвечаете только на часть, причем небольшую, вопроса, а не на весь вопрос и не хотите быть откровенным, – это и беспокоит меня.

Хелмс: Сэр, некоторые вопросы очень затрагивают директора ЦРУ, и один из них – то, что он шпионил за американцами. Когда это и было поставлено в вашем вопросе, я полностью сосредоточился на этом, что представлялось мне самым важным, и поэтому, готов принести присягу, я и не ответил о Хьюстоне».

В таком духе Хелмс более двух часов морочил голову десяти сенаторам – членам комитета, собравшимся специально на встречу только с ним. Словесная эквилибристика бывшего директора ЦРУ вызвала горячее желание у сенатора Саймингтона засвидетельствовать свою лояльность, и он поторопился загладить свой поступок – легкомысленную находку плана Хьюстона. Сенатор, во-первых, отказался от того, что сам обнаружил план, – это сделал… «один юрист, который больше не работает в комитете», – а затем, продолжил Саймингтон, «мы разыскали Хьюстона, поговорили с ним и записали его показания. Мы слышали немало критики в адрес м-ра Гувера, Эдгара Гувера, но никто не превзошел Хьюстона. Представьте только, что он написал в одном месте: «Я слышал возражение м-ра Гувера против плана, они всего-навсего куча…» Не будешь повторять, что значилось в отточиях. Вот ведь какие люди были тогда» [418].

Подпираемый сенаторами, знающими службу, Хелмс ушел из комитета со щитом, но в историю-то вошла как операция «Хаос», так и ложь экс-директора ЦРУ. Под руководством Хелмса, как и других директоров, ЦРУ, конечно, нагло попирало законы.

В комиссии Черча отставной начальник контрразведки ЦРУ Энглтон не смог подняться до высот Хелмса. Бившая в глаза глупость Энглтона или осознание сенаторами того, что с ним дозволено больше, чем с Хелмсом, в который раз позволили выставить ЦРУ у дозорного столба. Собственно, началось с того, что Энглтон щеголял военной терминологией, называл президента главнокомандующим. Дело обычное среди чиновного люда стран, никогда всерьез не воевавших. Снова зашел разговор о «плане Хьюстона». Энглтон безмятежно подтвердил, что, хотя план просуществовал пять дней, вскрытие писем американских граждан ЦРУ как шло до него, так и продолжалось после, а Никсону сказали-де, что этого больше нет. Сенатор Черч рассердился:

«Вы именовали президента главнокомандующим, так какие же были у вас основания представлять ему в ложном свете столь важное дело?

Энглтон: Вы хорошо поставили вопрос… У меня нет на него убедительного ответа.

Черч: Тот факт, что незаконные операции проводить теми самыми ведомствами, которым мы доверяем поддержание закона, делал вдвойне обязательным информирование об этом президента, не так ли?… Ведь, по вашим словам, долг ЦРУ информировать президента?

Энглтон: Я не оспариваю этого.

Черч: Он не только не был информирован… его дезинформировали. Больше того, когда через пять дней он пересмотрел свой приказ о вскрытии переписки и отменил его, то ЦРУ не обратило на это ни малейшего внимания главнокомандующего?

Энглтон: Не могу ответить.

Черч: Да, конечно, ответить нельзя… Итак, главнокомандующий вовсе не главнокомандующий… Вы игнорируете его. И еще называете главнокомандующим! У меня нет больше вопросов» [419].

Сенатор гневался совершенно напрасно. У ЦРУ свои критерии. С точки зрения Энглтона, иных и быть не может. Когда к нему подступили в другой раз с требованием разъяснить, почему законы США необязательны для ЦРУ, он отпарировал: «Нельзя, чтобы тайные правительственные службы считались с публичными распоряжениями правительства» [420]. Вот так! Некий работник ЦРУ свидетельствовал в комитете конгресса: «Не думайте, что можно найти в бумагах обоснование для всех акций ЦРУ или другого ведомства. Многое делается во исполнение устных приказов» [421].

Стоило прийти к власти администрации Р. Рейгана как все эти опоры ушли в прошлое. Исполнительным приказом президента 4 декабря 1981 года были не только признаны, но много расширены возможности для политического сыска ЦРУ внутри страны. Конечно, появились ритуальные протесты, кое-что написали в газетах. А результат? ЦРУ снова имеет право, санкционированное президентом, шпионить за американцами, устраивать провокации, вскрывать письма и т. д.

В январе 1983 года «Нью-Йорк таймс мэгэзин» в большой статье о ЦРУ спокойно перечислил эти «новинки» подчеркнув – ведомство снова на подъеме: «поскольку расходы на разведку держатся в тайне, немногие знак» что в то время как администрация Рейгана заставляв большинство правительственных ведомств экономить, ЦРУ и другие разведывательные организации переживают бум. Даже военное ведомство, получающее все больше средств далеко отстает в процентах роста расходов на свои нужды. Правда, по темпам увеличения расходов военные органы разведки идут почти рядом с ЦРУ. Ассигнования на разведку в целом, включая ЦРУ, замаскированы бюджете министерства обороны… Эксперты по бюджету считают, что по увеличению расходов ЦРУ занимает первое место среди основных правительственных ведомств». Запомним, первое!

Привилегированное положение ЦРУ в США объясняет буквально поток заявлений от молодых американцев с просьбой принять на работу. В 1982 году было взято 1500 человек, а число пытавшихся трудоустроиться в ЦРУ в том году 250 000 человек! [422] Рвутся прославить себя в рядах ЦРУ. Как?

«В районе, изобилующем памятниками национальным героям, – писала в апреле 1983 года «Нью-Йорк таймс», – один из самых мрачных и загадочных – мраморная плита на северной стене при входе в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. На ней 38 пятиконечных звездочек, каждая в память офицеров ЦРУ, убитых при исполнении служебных обязанностей с 1950 года… 17 из этих 38 увековечены только звездочками. Они были тайными агентами и, как сказано в публикации ЦРУ, «имена некоторых из этих преданных американцев никогда не будут названы» [423].

Как видим, в рейгановских США кандидатов получить указанную звездочку хоть отбавляй…