Он проваливался в вертикальные временные туннели, плутал в гулких длинных переходах столетий, с невероятной скоростью проносился сквозь черно-белое мельканье суток. Его забрасывало в убогую деревянную избу с закопченными окошками, широкой печкой-лежанкой и стайкой замурзанных ребятишек, в кабак, где мужики, подпоясанные кушаками, лениво цедили медовуху. Потом вдруг оказывался на заметенном сугробами постоялое дворе и надо было встречать карету очередного проезжего купчика, а так не хотелось в метель выходить из теплой избы. Или вдруг выносило в дикие леса, на ловлю вепря, и после удачной охоты он шел на кручу, где стоял каменный Белее, бросал к его ногам подарок - сердце и печень убитого зверя. И тогда Велес гнал в его силки белку и соболя, а стрела его цепляла в небе белого лебедя.
      Дубров был конником армии Фрунзе и опричником Ивана Грозного, крепостным крестьянином и барским конюхом, сражался в войсках Кутузова и Александра Невского. И в каждом столетии у него было два основных занятия: он или пахал землю, или защищал ее от врагов. Когда же пришел в себя, тело ныло, будто и впрямь только что скинул доспехи и отошел от плуга.
      Долго разглядывал себя в зеркало: неужто в его теле столько жизней заключено?
      Он трогал лицо, охлопывал бока, не до конца веря, что все это было с ним: бешеный бег конниц, горящие села, победные крики и стоны, изнурительный шаг под зноем, за сохой, по вспаханной стерне, немудреные радости деревенского хоровода, рождение детей, вечера в избе, за стенами которой пурга и волчий вой. Где-то на середине пути обрывались жизни предков, не ощутив до конца всей полноты бытия. Он вобрал в себя, наполнился этим множеством не прожитых до конца жизней, и долгая печаль омрачила его.
      Неделю ходил по городу Дубров, нося в себе внезапно пробудившуюся историю. Нелегка была эта тяжесть, но, постепенно разобравшись что к чему, он проникся огромным уважением к приключившемуся с ним и уже без страха, с интересом вслушивался в то, что с ним происходит.
      Закапывал атропин до тех пор, пока не опорожнил пузырек. Когда же начал другой, оказалось, что тот не обладает свойством прежнего - не успев попрощаться, предки навсегда исчезли.
      Рассказ Дуброва так впечатлил Ладушкина, что, когда на следующий день к нему заглянула Орехова, нагруженная бутылками кефира, сырками и булочками, он чуть не проболтался. Сдержало то, что Орехова, увидев в квартире беспорядок, накинула на себя длинный, до пят, махровый халат Ладушкина и стала рьяно наводить чистоту: смахнула пыль с мебели и книжного шкафа, перемыла посуду, а когда стала протирать пол, Ладушкин уже было открыл рот, но тут раздался телефонный звонок.
      - Это я - Галисветов, - раздался тоненький голосок. - У тебя идет снег?
      - Кажется, идет.
      - А я дома один: мама в театре с тетей Леной.
      - Скучно?
      - Ну что ты. Я тут для тебя потрясающую информацию откопал. Оказывается, есть предположение, что время имеет физические и геометрические свойства. То есть оно вовсе не абстракция. Более того, вычислен ход времени. Знаешь, чем он определяется? Линейной скоростью причины относительно следствия, и равен семистам километрам в секунду со знаком плюс в левой системе координат.
      - А в правой? - спросил Ладушкин, плохо соображая, о чем речь.
      - В правой все наоборот. Там антимир. Но вот еще и биологическая идея: может, орган времени в шишковидной железе, в остатке древнего третьего глаза? Может, это и есть хроноглаз? Если телескопы могут видеть прошлое, глаза - настоящее, то наш мозговой глаз, возможно, провидит будущее? А все вместе и есть движение разума.
      - Галисветов, ты и впрямь гениальный мальчик, - сказал Ладушкин, смотря в смеющееся лицо Ореховой. - Но я тебе как-нибудь расскажу нечто еще более удивительное.
      Между тем, Виолетта уже летела по направлению к Земле, и трудно было предсказать, сработают ли уловители, удастся ли рассчитать точку ее возможного пересечения с орбитой Земли.
      Возвращаясь с работы, Ладушкин всматривался в лица людей, пытаясь определить, сколь глубоко проникла в них тревога. Но каждый был отгорожен от всех маской собственной озабоченности и нельзя было понять, что его больше волнует, ворох белья в ванной, готовка пищи или несущееся в космическом пространстве гибельное тело.
      Он заметил, что Виолетта гротесково заостряет характеры. Тамара Орехова по нескольку раз на день проверяла одни и те же контрольные карты и носила только вязаные платья с дырочками. Второкурсница Олька заштукатуривала лицо так, что оно было похоже на маску античного театра и на нем трудно было прочесть мысль и чувство. Веня Соркин, перестав острить, рассуждал о жизни и смерти.
      Лишь старуха Курилова, стряхнув со скамейки снег, по-прежнему вязала у котельной, и соседи удивлялись, как это у нее не мерзнут руки.
      По совету Соркина, Ладушкин теперь искал хроноглаз художественным методом: писал рассказы. Но продолжал и оттачивать свое зрение. Тем более, что одно дополняло другое. А писал он о том, что приключилось с ним за последние месяцы: случай с Леонилой, времянка с глазами-звездами, встреча со стариком в лесу, рассказ Дуброва. Но истина по-прежнему не приоткрывалась.
      - Это, наверное, потому, что ты пишешь, почти ничего не придумывая, сказал Веня. - А попробуй-ка расковать фантазию.
      Ладушкин ценил советы Вени, прислушался и к этому.
      Ранним воскресным днем, когда в воздухе уже летали первые запахи весны и у магазинов выросли старушки с фиалками и подснежниками, он положил на стол чистую бумагу, заправил голубыми чернилами авторучку и с волненьем, будто каждая строчка приближает его к искомому ответу, стал писать.
      "И вот в третий раз я подошел к времянке. Я догадывался, что дверь не из крепкого дуба, а из ДСП. Поскольку ключи давно затерялись, я отошел на несколько шагов, разогнался и кинул свое тщедушное тело на эту амбразуру невидимого дота, откуда все человечество и меня лично обстреливали часами, минутами, секундами. Дверь с треском проломилась, и я вылетел в звездное пространство.
      Где-то слева гудел пылесос. Это означало, что Земля совсем рядом. Но прежде, чем убедиться в этом, я крикнул:
      - Эй, Кронос, где ты? Кто ты?
      - Ты... ты... ты... - повторил небесный ревербератор, и я замер, услышав эхо в ответ. - Кто ты? - переспросил я, паря среди светил, похожих на неоновые огни.
      - Ты... ты... ты...
      - Хочешь сказать, что Кронос - это я? Да?
      - Да... да... да...
      - Но какой же я Кронос, если я такой... хрупкий, такой недолговечный, а вокруг так много неожиданностей, и я боюсь даже комет?
      - Нет... нет... нет...
      Какая-то сила развернула меня, и я замер: в мою сторону неслось светящееся тело с огненным хвостом. "Виолетта!" - мелькнуло в сознании. В тот же миг прямо передо мной, из черноты космоса выплыла весенняя Земля в голубых облаках, которые раздвинулись, и я увидел свой двор и на скамейке у котельной старуху Курилову. Даже разглядел на ее голове карту африканской страны Зимбабве. На балконе стояла второкурсница Олька. Лицо ее было поднято вверх и показалось мне совершенно необычным: на нем четко проступали тени не косметики, а мыслей. На одной из улиц города наблюдалась странная картина: по тротуару, будто бы сама собой, катилась детская коляска с совсем крохотным младенцем. Присмотревшись, я заметил привязанную к коляске длинную веревку, которую тянула за собой не идущая, а низко летящая над улицей женщина, и я узнал в ней Леониду. Она так легко, так весело летела, помахивая платочком остолбеневшим прохожим, что я понял: Федор Дмитриевич начал эволюционировать заново.
      А потом я увидел Галисветова, и сердце мое дрогнуло нежностью и жалостью. Как можно было оставить его одного в этом полном опасностей мире?! Он бежал в легкой курточке, прыгая через лужи, кепка его сдвинулась набок, и ветер лохматил русую челку.
      Стало страшно: в любую минуту его мог сбить автомобиль, могли обидеть мальчишки, он мог просто подвернуть ногу и упасть.
      Между тем, край глаза отметил близость кометы. Минуты начали хаотично растягиваться и сжиматься. Но ужас перед летящим небесным телом исчез, когда все внимание переключилось на маленькое, тонкорукое существо с тяжело оттягивающим плечи портфелем. Кроме школьных учебников, в нем летали волшебные отмычки от дверей прошлого, за которыми томились моя мама, бабушка, более далекие пращуры, а также прадеды Дуброва - Никифор и Матвей. В том же портфеле Галисветов нес ключи и от завтрашнего дня.
      - Не промочи ноги! - закричал я, с досадой вспомнив, что так и не купил ему новые ботинки - эти уже малы и вот-вот попросят каши.
      Почему я не помню, а точнее, не знаю его в раннем детстве? Не слышал его первых слов, не помог ему переступить первый порожек, не прочел первую книжку? Он и сейчас, по сути, обходился без меня. В этой его самостоятельности таилось нечто для меня обидное и несправедливое.
      Шум и треск разрываемой ткани повернули мою голову влево. Хвостатый огненный шар был совсем рядом. Жестко разрезая небо, он грозил так же вспороть мальчишку, Землю, меня... В такой ситуации смешно было на что-то надеяться, и все же я выбросил вперед ладони в невероятной попытке оттолкнуть грозное тело. И - о чудо! - мои безоружные, обыкновенные человеческие руки притормозили ход огненного снаряда, он сердито зашипел, разбрызгивая пламенные струи, круто развернулся и ушел в черноту.
      Я стер со лба испарину и глубоко вздохнул".
      _Причина без следствия_, чтобы не отделять настоящее от будущего.
      Телефон зазвонил так неожиданно, что перо Ладушкина прочертило на бумаге крутую параболу.
      - Привет, это я, - сказал Галисветов.
      - Привет! - обрадовался Ладушкин.
      - Радио слушаешь? Удалось изменить направление кометы! Ура!
      - Иначе и не могло быть, - ничуть не удивился Ладушкин и неожиданно спросил: - Галисветов, а тебе никогда не хотелось прийти ко мне в гости?
      - Хотелось. Но ты на другом конце города. Почти что в антимире.
      - Как не стыдно, Галисветов! - В горле застрял комок. Сделал усилие, проглотил его. - Ты ведь уже не маленький, и как это случилось... без меня? В чем дело?
      - Дело в трансноиде! - ответил Галисветов, и Ладушкин представил, как при этом он весело хлопнул себя по лбу.