— Я наелась, — сказала она, смакуя кьянти. — Не пора ли удовлетворить прочие мои нужды?
— Я как раз задавался этим же вопросом, — кивнул Йен. — Пойдемте посмотрим, готова ли комната.
Оставив изумленный взгляд Бьянки без ответа, он повел ее обратно в альков сладострастия. Еще с порога она заметила, что роскошное покрывало снято с кровати, а белоснежные простыни перевернуты. На столике на огромном блюде она увидела кусок льда в форме чаши, в которой лежали разноцветные шарики. Бьянка не переставала удивляться тому, как слуги догадываются, что, когда и куда приносить, но назначение шариков занимало ее едва ли не больше.
— Это съедобный лед, — объяснил Йен и отломил ложкой кусочек розового шарика. — Попробуй, — предложил он, хотя Бьянка отнеслась к такой идее скептически.
Но через мгновение она блаженно закрыла глаза, наслаждаясь восхитительным малиновым вкусом, а Йен тут же зачерпнул другой шарик — на этот раз персиковый — и поднес к ее губам ложку. Бьянка откинулась на кровать, и он дал ей перепробовать все оставшиеся шарики, причем после каждого она решительно заявляла:
— Этот мне нравится больше всего.
Йен отложил ложку и принялся снимать с Бьянки халат, нежно лаская ее кончиками пальцев. Когда она потребовала лимонный шарик, он прервался, чтобы выполнить ее просьбу, сам съел целую ложку и прикоснулся губами к ее соску.
Контраст между льдом и жарким дыханием Йена раскалил Бьянку. Она потерлась ягодицами о его бедро. Казалось, ее намек сработал, потому что Йен опустился вниз, но тут же вернулся, после чего стал снова скользить вниз по ее телу, но на этот раз оставляя за собой сладкий след прохладной жидкости.
Однако вместо того, чтобы следовать ее безмолвным указаниям, он не взял в рот ее клитор, а стал медленно слизывать сладкий ручеек, оставленный им. Между тем растаявший лед стек по животу между ног. Ледяные капли попадали на ее разгоряченную плоть, доводя до сумасшествия.
Йен оставил немного миндального мороженого во рту, чтобы поддержать соответствующую температуру, после чего прикоснулся к ее клитору холодными нежными губами. Он стал ласкать его языком, прикасаясь к нему всей его поверхностью. Бьянка извернулась, а затем с силой прижалась к нему. Наконец он всосал ее в себя, растворив предварительно ледяной шарик мороженого.
Бьянка сходила с ума от желания, не находя в себе сил ни потребовать проникновения внутрь его плоти, ни оторваться от будоражащего ощущения холода между бедрами. Йен сохранил небольшой кусочек мороженого и языком поместил его во влагалище, наслаждаясь тем, как от его таяния возбуждались лепестки ее губ. Чувствуя это, он продолжал ласкать языком ее клитор, и даже прихватил его зубами. С каждой секундой он чувствовал, что она возбуждается все сильнее.
Бьянка вспомнила о зеркале на потолке. Она увидела его голову между своих ног и ощутила, как он всасывает в себя ее влагу. Она изогнулась всем телом, обвила его ногами за плечи и притянула к себе. Его ладони сначала проникли под ее ягодицы, и наконец один из пальцев проник в глубь влагалища. Бьянка застонала, изогнулась несколько раз, не в силах бороться с собой. Из ее уст вырвался звериный стон.
Высвободившись от мертвой хватки ее ног, Йен расслабился и откинулся на спину, наслаждаясь тем, как восхитительно играют сапфиры ее ожерелья.
— Тебе было хорошо? — лицемерно поинтересовался он.
— Это было мило, — открыв глаза, ответила Бьянка.
— Но ведь я кажусь тебе более милым, не так ли? — встревожено поинтересовался Йен.
— Не вижу разницы.
Йен не был уверен, что получил желаемый ответ, но в ситуации, когда ее тело было прижато к его, он счел свой вопрос несущественным. Приведя ее в состояние оргазма губами и языком, он возбудился и готов был продолжить, что и продемонстрировал круговыми движениями ягодиц.
— Мы снова займемся любовью, Йен? — спросила она с оттенком неудовлетворенного голода.
— Если ты настаиваешь, — прошептал он, входя в нее. Их близость не была похожа на прежнюю, и они оба это почувствовали. Ранее ни один из них не смотрел в зеркало на потолке, потому что интересовался выражением лица. Йен ложился сверху, пытливо глядя в глаза, стремясь проникнуть в их сияющую глубину, поверить в то, что эта близость не обезоружит его, не сделает уязвимым. И Бьянка всякий раз убеждала его в этом. Они отдавались друг другу без страха и упрека, без ограничений и вопросов.
И Бьянке, и Йену вскоре суждено будет оглянуться назад и удивиться тому, насколько наивными они были.
Глава 23
Криспин был слишком взволнован, чтобы хорошенько подумать, прежде чем войти в комнату Йена утром. В результате своей недальновидности он испытал глубокое смущение. Он догадывался, что его брат пользуется всеми преимуществами своего нового положения в отношении восхитительной Бьянки, но никак не ожидал застать их мирно спящими в объятиях друг друга. Но когда он споткнулся об угол дивана и, больно ударившись голенью, тихо выругался, любовники проснулись.
— Прости, Йен, — растерянно развел руками Криспин. — Если бы я предполагал, что ты можешь быть не один, я не позволил бы себе к тебе ворваться.
— Не беспокойтесь, — зевнув, ответила Бьянка. — Я как раз собиралась уходить. Если вы отвернетесь на минуту, я быстро оденусь.
Йен еще не настолько проснулся, чтобы принять участие в разговоре. Он силился найти слова, чтобы протестовать против ее ухода, но Бьянка молниеносно вскочила, набросила на плечи шелковый пеньюар, нежно поцеловала его в лоб и упорхнула, прежде чем он успел открыть рот. Ей не хотелось быть свидетельницей тех разоблачений, с которыми — она не сомневалась — Криспин пожаловал так рано к брату.
— Будь добр, объясни, пожалуйста, что побудило тебя испортить такое чудесное праздное утро? — лениво протянул Йен, но тут же изменил тон, вглядевшись в лицо брата. — У тебя такой вид, будто ты провел на ногах всю ночь. Где ты был?
Криспин изумленно посмотрел на него. Он не мог припомнить, когда в последний раз кто-нибудь проявлял интерес к его ночным похождениям.
— Знаешь, я давно уже вырос из пеленок и не нуждаюсь в твоем надзоре. Как бы ни увлекательны были мои ночные похождения, я пришел не для того, чтобы рассказывать тебе о них. — Он взмахнул перед носом у Йена листком писчей бумаги. — Это принесли сегодня утром, когда я переодевался.
Йену понадобилось несколько секунд, чтобы прочесть письмо, потому что оно было кратким и по существу: «Изабелла Беллоккьо рассказала мне, как прочно вы связаны. Если детали ваших отношений попадут в руки недоброжелателя, ваша жизнь окажется под угрозой. Чтобы избежать этого, я предлагаю вам явиться в малую гостиную Кадоны сегодня вечером ровно в пять. Приходите в маске».
— Прекрасно, — сочувственно взглянул Йен на брата. — Тебя шантажируют. Как ты думаешь, сколько они запросят за то, чтобы сохранить в тайне твою помолвку?
— Я уже дал тебе слово чести, что ни теперь, ни прежде не был связан брачными обязательствами с Изабеллой Беллоккьо, — возмущенно ответил Криспин.
— Ты можешь дать другое объяснение этому письму? — Йен рассмотрел бумагу на свет, стараясь обнаружить какие-нибудь опознавательные знаки.
— Понятия не имею. — Криспин сел на диван, вытянул ноги и откинулся на спинку. — Поэтому и принес его тебе. Еще совсем недавно ты был с ней близок.
— Ты когда-нибудь говорил Изабелле такое, что можно было бы использовать для шантажа?
— Лично я никогда не раскрываю деловых тайн женщинам.
— Если нет подлинных фактов, это не значит, что кто-то не сфабриковал против тебя какой-нибудь преступной клеветы, — спокойно заметил Йен. — Ты знаешь не хуже меня, что сплетня не должна быть правдивой, чтобы стать опасной.
— О, понимаю! — Диванные пружины заскрипели, когда Криспин обрушил на него всю тяжесть своего тела. — Ты хочешь сказать, что, покуда существует слух о помолвке Изабеллы с дворянином, никто из нас не может считать себя в безопасности. Подумать страшно, чем грозит малейший намек на такой скандал нашему состоянию. Сомневаюсь, что королева Елизавета захочет принять меня после того, как до нее дойдет слух о моей помолвке с куртизанкой. Тогда можно будет смело считать наши торговые отношения с Англией разорванными. — Криспин собрался продолжить, как вдруг в дверь постучал Джорджо и получил разрешение войти.
— Огромный человек вернулся, — сообщил он Йену, покосившись на Криспина и стараясь понять, насколько тот в курсе личных дел хозяина. — Он настаивает на встрече с вами. Говорит, что это срочно.
— Вы отвели его в библиотеку?
— Да, с трудом, — кивнул Джорджо.
Йен чуть было не рассмеялся шутке, но вовремя вспомнил, что должен держаться мрачно, и нахмурился. Криспин был погружен в тягостные раздумья о своих собственных проблемах, и Йен решил, что в таком состоянии его нельзя отпускать на встречу в Кадону.
— Без одежды мне будет довольно трудно явиться к пяти сегодня вечером, — добавил он и приказал Джорджо принести маску и широкий плащ.
— Я не могу допустить, чтобы ты пошел вместо меня, — вмешался Криспин.
— Нет, ты идти не можешь, — категорично возразил Йен, сохраняя внешнее хладнокровие, но вкладывая в свои слова всю силу убеждения. — Поскольку ко мне это дело имеет косвенное отношение, я смогу оценить ситуацию более объективно. К тому же, номинально являясь главой дома Арборетти, я считаю своим долгом оградить его от грязных посягательств шантажиста. Я пойду вместо тебя и не стану слушать никаких возражений.
— А что, если они опасны? — предположил Криспин весьма неубедительно.
— По-твоему, мое умение владеть шпагой оставляет желать лучшего? — легко отклонил Йен попытку переубедить брата.
— Нет, конечно. Просто я чувствую, что-то не так… — попытался защититься Криспин.
— Да и выглядишь ты неважно. Почему бы тебе не пойти и не поспать немного? — предложил Йен, поднимаясь.
Криспин не помнил, чтобы его когда-нибудь выставляли за дверь, но иначе поведение брата он расценить не мог.
Посмотрев на братьев, Джорджо подумал, что должен быть благодарен Бьянке не только за то, что она сохранила в тайне его ухаживания за новой горничной Мариной, но и за то, что она вернула всем прежнего Йена, который был скорее противоречивым, чем раздраженным и замкнутым, и иметь дело с которым всегда было в удовольствие, а не в тягость.
Вальдо Вальдоне, наверное, удивился бы мнению Джорджо о том, что Йен стал другим человеком. Общение с ним никогда не было для него в тягость, но и такое слово, как «удовольствие», вряд ли пришло бы ему на ум при виде безукоризненно одетого, бесстрастно-надменного и хладнокровного графа д'Аосто. Если Йен и был потрясен, когда увидел точно такое же письмо, какое показал ему Криспин, если он и терялся в догадках по поводу истинных намерений их автора, то не показал виду. Напротив, его реакция на письмо, которое протянул ему Вальдо, оказалась для гостя неожиданной. Бесстрастный д'Аосто просто сел и кивнул.
— У тебя есть предположение, откуда оно взялось? — спросил Йен, возвращая Вальдо кремовый листок, словно речь шла о какой-то повседневной записке.
— От того, кто владеет сейчас моей бесценной Изой! — воскликнул тот, отказываясь взять письмо. На его лице отразился ужас, как будто он ожидал, что бумага в любой миг может превратиться в гремучую змею.
Йен бросил письмо и, не дождавшись никакого вразумительного ответа от Вальдо, продолжил:
— Это доказывает только одно: не твоя жена владеет Изабеллой. Она не стала бы угрожать раскрытием тайны, которой и без того уже обладает.
— Моя жена, — повторил Вальдо изумленно, словно никогда прежде этого слова не слышал и теперь пробует его на слух и вкус.
Йен с любопытством наблюдал, как Вальдо рукавом тесной бархатной куртки вытирает испарину, выступившую на лбу.
— Я обещал жене отвезти ее сегодня вечером на площадь Сан-Марко, чтобы посмотреть на кольцо Муров. Но как я могу, если сегодня в пять я должен быть в Кадоне? Какое оправдание мне придумать? Жена меня насквозь видит. — Выражение полнейшего отчаяния вдруг сменилось на его лице радостным озарением. — Идея! Почему бы тебе не проводить ее вместо меня? Знаю, что прошу о многом, но если ты предложишь ей свое общество, она не сможет отказаться и легче перенесет мое вынужденное отсутствие.
— Ты льстишь мне, полагая, что твоя жена охотно согласится на мое общество, хотя я уверен, что стану плохой заменой тебе. — Прекрасный образчик остроумия Йена остался неоцененным, и широкое лицо Вальдо снова помрачнело.
— Что же мне делать?
— А почему бы мне не пойти на встречу в Кадону вместо тебя? — помедлив, чтобы не выглядеть слишком воодушевленным, предложил Йен.
— Ты готов сделать это для меня, д'Аосто? — изумился Вальдо, и его глаза наполнились слезами благодарности.
— Конечно. Это лучший способ узнать, кто владеет Изабеллой, — резко отозвался Йен, стремясь перевести разговор на другую тему и избежать изъявлений благодарности друга.
Вальдо смотрел на графа почти благоговейно, затем поднялся и молча поклонился. Он застыл в этой позе надолго, словно не находил сил выпрямиться. Наконец он принял вертикальное положение, причем лицо его покраснело от натуги, а из груди вырывалось сиплое дыхание.
Не желая, чтобы его великолепная дикция пострадала, Вальдо отдышался и только потом обратился к Йену.
— Пусть твое сердце станет порукой твоему слову, крепче которого нет ничего на этом свете, — с достоинством вымолвил он и сделал паузу для большей эффектности, после которой продолжил уже не так напыщенно: — Что ты об этом думаешь? Я сочинил это высказывание специально для тебя. Знаешь, я составляю книгу изречений собственного сочинения. Это помогает не теряться в любой ситуации.
— Великолепная идея, — ответил Йен. — Уверен, что ты отлично с этим справишься.
Йен ощутил блаженство от долгожданной тишины, когда дверь библиотеки закрылась за его спиной. Однако его одиночество вскоре нарушил стук в дверь, и в комнату вошла Бьянка.
Если она правильно угадала причину визита Вальдо к Йену, то все идет строго по задуманному ею плану. Ликование по поводу правильно выбранной стратегии действий придало ей храбрости пойти на риск. Разрешение Йена покинуть дом вовсе не было решающим, но, имея его, она получит большую свободу передвижения.
— Простите, Йен, я не хотела вас беспокоить, но мне нужно ваше разрешение.
Сапфиры по-прежнему украшали ее грудь, сверкая особенно изысканно в сочетании с голубыми цветами по вырезу золотистого платья. Йен был так увлечен созерцанием ее прелестей и размышлениями о том, не усадить ли ее на колени, что не сразу вник в смысл ее слов.
— Разрешение? — переспросил он, когда вдруг осознал, что Бьянка шевелит губами с какой-то целью, а не просто чтобы напомнить ему, как сладки они на вкус. — Какое? Вы собираетесь спустить на воду флотилию или стереть с лица земли замок? Если что-нибудь в этом роде, то мы оба знаем, что вы это сделаете, не спрашивая никого.
— Послушайте, Йен, я вовсе не так ужасна. — Она улыбнулась своей самой обезоруживающей улыбкой и склонилась к нему через стол. — Мне необходимо съездить туда, где я жила с братом прежде, чем мне пришлось переехать вместе с тетей Анатрой. Мне нужно забрать из дома несколько платьев и кое-что из вещей. — Бьянка лгала, утешая себя мыслью, что отчасти говорит правду.
— Вы можете поехать туда. Только возьмите кого-нибудь с собой.
Бьянка обошла вокруг стола и запечатлела на его устах нежный поцелуй. Следующие полчаса Йен провел в борьбе с самим собой, разрываясь на части: что, если он сейчас уложит Бьянку в постель, или же займется с ней любовью не в спальне, а здесь, в библиотеке, а может быть, больше подойдет столовая или зимний сад? Однако в итоге он логично заключил, что успеет перепробовать все эти декорации, если сейчас сконцентрируется на деле и как следует проведет сегодняшнюю встречу, сумев распутать загадку двойного приглашения.
В том, что шантажист избрал две жертвы одновременно, нет ничего удивительного, но странно его намерение свести их вместе в одно время в одном месте. Ведь они могут узнать друг друга! Один отчаявшийся человек еще может выложить деньги, но двое отчаявшихся непременно станут сражаться за себя, объединив усилия. Без сомнения, он оказался в ситуации, которая обещала обернуться не только непредсказуемой, но и взрывоопасной.
— Отлично, — вслух сказал Йен, вспомнив соблазнительные формы Бьянки. Он не прикасался к оружию с тех пор, как погиб Кристиан, даже не нюхал пороха, то ли потому, что был слишком неуверен в своих силах, то ли потому, что боялся могущих нахлынуть тяжелых воспоминаний. Все его оружие было заперто в маленькой комнатке. Он клялся себе, что никогда больше не переступит ее порог, но теперь, казалось, пришло время нарушить клятву.
— Значит, Йен сказал правду, — говорил Криспин Бьянке за обеденным столом. — Вы считаете меня страшно неуклюжим и отвратительно скучным. — Он жестом предупредил ее желание возразить. — И не пытайтесь отделаться комплиментами моим роскошным волосам и узким щиколоткам. Я в состоянии реально смотреть на вещи.
— А что вы думаете по поводу классической формы своего носа и волевой челюсти? — игриво поинтересовалась Бьянка.
— Не пойдет, — покачал головой Криспин. — Вы все равно не найдете оправдания своему отказу провести день со мной.
Бьянке было приятно, а с другой стороны — она чувствовала, что оказалась в ловушке. Желание Криспина провести с ней время означало только то, что Йен принял приглашение, присланное на кремовой почтовой бумаге, вместо брата, и именно на это Бьянка рассчитывала. Но нежелание Криспина отказаться от ее общества создавало сложности. При любых других обстоятельствах вечер, проведенный с ним, был бы Бьянке только в удовольствие. Но сегодня об этом не могло быть и речи. Ей с трудом удавалось сосредоточиться на еде, хотелось побыть в одиночестве перед важной встречей. Не говоря уже о том, что просто необходимо было прибыть в Кадону раньше приглашенных гостей.
— Дело не в вас, милорд, а во мне, — непринужденно затараторила она, надеясь легкой болтовней ослабить мертвую хватку Криспина. — Боюсь, что я не совсем здорова сегодня и слишком рассеянна, чтобы поддерживать беседу с вами, которая, безусловно, требует большого ума и красноречия.
— Ерунда! — Криспин был решителен и непреклонен. — Никто не требует от вас особенного остроумия. Я готов сам занимать вас разговором.
— К тому же у меня, как назло, ужасно разболелась голова, — жалобно добавила она, не сомневаясь, что еще через минуту эти ее слова перестанут быть ложью.
— В таком случае я буду нем как рыба, — шепотом отозвался Криспин. — Мы сможем наслаждаться обществом друг друга в полнейшей тишине, как поэты.
— Есть еще несколько довольно скучных обязанностей, которые мне необходимо выполнить. — Бьянка была в отчаянии.
— Какое удивительное совпадение! И у меня тоже. Мы можем скучать вместе.
Криспин широко улыбнулся ей, и Бьянка поняла, что попалась. Сейчас, когда все складывалось так хорошо, вдруг возникла досадная помеха. Теперь Бьянка удивлялась тому, что не заметила раньше, как Криспин в своем упрямстве похож на брата.
Однако вскоре оказалось, что их похожесть состоит также и в способности слышать потусторонние голоса. Другого объяснения поведению Криспина она не нашла, когда он вдруг поднялся и сказал:
— Хорошо, значит, решено. Мы выедем через час, в половине четвертого. Мы могли бы сделать это и раньше, но я должен привести себя в порядок, если собираюсь сопровождать вас.
Он вышел прежде, чем она успела подать голос протеста. Оставшись в одиночестве, Бьянка постаралась проанализировать ситуацию, в которой оказалась. Можно было бы тайно улизнуть из дома, но Криспин будет ждать ее, менее чем через час ее отсутствие будет обнаружено. А от погони не скрыться, не имея достаточной форы. Она могла придумать способ удержать его дома, например, подсыпав какую-нибудь гадость в еду, но эта возможность, к сожалению, упущена. Ничего другого ей в голову не приходило. Оставалось единственное — сбежать от него, когда они вместе выйдут из дома. Ей не хотелось ставить в зависимость благополучный результат своего плана от прихоти слепой судьбы, но выбора не было.
В половине четвертого щегольски одетый Криспин помогал расстроенной Бьянке сесть в гондолу. Несмотря на удрученное состояние, Бьянка не могла не оценить роскошную обстановку салона его гондолы, где горели свечи и в хрустальных вазах стояли цветы. Удобно устроив свою спутницу на диванных подушках и отдав приказ гондольеру, Криспин объявил их маршрут:
— Сначала мне нужно заехать к другу, чтобы передать кое-что, а потом мы сможем нанести визит вашей обворожительной кузине Аналинде.
— Уверена, она будет вне себя от радости, когда вас увидит, — кивнула Бьянка. — Вы не будете возражать, если мы сначала заедем в мой бывший дом в Сан-Поло? Хотелось бы оказаться там до темноты, чтобы не тратить времени на то, чтобы зажигать свечи. — Ее аргументы были неубедительны, потому что над городом уже не первый день висели грозовые тучи и темнело рано. К счастью Криспин не вдавался в такие мелочи.
В окно салона Бьянка увидела, что они остановились у водных ворот ее прежнего дома. После недели, проведенной во дворце Фоскари, дом показался ей маленьким и грязным. Гондольер привязал лодку, и они с Криспином сошли на берег.
Хотя с тех пор, как брат уехал отсюда, прошло всего несколько недель, на доме лежала печать запустения.
— Чувствуйте себя как дома, милорд, насколько это возможно, — сказала Бьянка, отдергивая запылившиеся гардины и снимая чехлы с кресел. Она старалась не оборачиваться к Криспину лицом, чтобы он не заметил румянца на ее щеках. — Я сейчас соберу кое-какие вещи и быстро вернусь.
Криспин думал о романтической ситуации, о том, что это прекрасная возможность для распутника, задумавшего соблазнить женщину. Но вид странного растения в углу отвлек его от неблагочестивых мыслей. Он увидел, что растение погибает. Его могли спасти только добрые руки и неусыпный надзор Луки, а также его новое удобрение. Криспин так увлекся перспективой еще раз испытать свой животворный эликсир, что не услышал скрипа ступеней и щелчка замка на кухне, откуда Бьянка выбралась из дома.
Она плотнее завернулась в плащ, скорее для того, чтобы скрыть под ним роскошное платье и драгоценности, нежели чтобы укрыться от дождя. В ее план входило переодеться дома в более скромное платье, но присутствие Криспина сделало это невозможным — приходилось торопиться. Она бросилась бежать по узким улицам Сан-Поло, опустив голову в надежде, что ее никто не узнает, и часто оглядываясь, чтобы проверить, нет ли слежки.
Сердце готово было выскочить у нее из груди, когда она смешалась с толпой на мосту Риальто. Здесь находилась деловая часть города, привлекавшая торговцев со всего света, включая самые немыслимые его уголки. Бьянке встречались люди в тюрбанах, говорившие по-арабски, испанцы в длинных плащах, французы в маленьких шляпах и с короткими усами, англичане в сюртуках с подкладными плечами, монахи, просящие милостыню, и даже правоверный турок. Ей не встретилась ни одна благородная дама, пешком и без сопровождения, поэтому она почувствовала, что привлекает нежелательное внимание окружающих.
Бьянка поднялась на мост, стараясь не отвлекаться на витрины ювелирных лавок, и свысока оглядела улицу, по которой только что прошла. Присмотревшись, она узнала светловолосую голову Криспина, который заметил ее и стал прорываться вперед, пустив в ход локти. Криспин понятия не имел, почему Бьянка сбежала, но знал, что ему не поздоровится, если с ней что-нибудь стрясется.
Бьянка помчалась вниз по ступеням моста на другую сторону, не обращая внимания на насмешки, сыпавшиеся со всех сторон, и отталкивая тянущиеся к ней руки. Мимолетного взгляда через плечо было достаточно, чтобы убедиться, что Криспин нагоняет ее. У основания моста он так приблизился к ней, что вполне мог изловчиться и схватить ее.
Не останавливаясь, Бьянка сорвала с пояса кошелек, набитый золотыми, и вытрясла содержимое на мостовую позади себя. Россыпь монет привлекла прохожих, бросившихся подбирать их. Криспин оказался отделенным от нее жадной, ничего не видящей на пути толпой.
Дверь запыхавшейся, испуганной Бьянке открыл не слуга, а сама Туллия. Куртизанка усадила подругу против себя на кухне, пока Дафна наливала ей стакан воды. Бьянка осушила его залпом и тут же попросила второй. Дрожащими от волнения руками она расстегнула промокший насквозь плащ и сбросила его на пол.
— Они гонятся за этими сапфирами? — восхищенно присвистнула Туллия. — За такое ожерелье я готова допустить к своему ложу любого из своих клиентов на всю оставшуюся жизнь.
— Нет. — Бьянка рассеянно ощупала ожерелье на шее, про которое совсем позабыла. — Я так не думаю. За мной гнался Криспин Фоскари, брат Йена.
— Но почему?.. — Туллия так и не задала вопроса, вспомнив урок, полученный накануне. — Красавица, боюсь, что должна извиниться перед тобой. На прошлой неделе, когда ты была здесь, я понятия не имела, что ты помолвлена с Йеном Фоскари. Узнав об этом, я готова была провалиться сквозь землю. Хотя, знаешь, ничего не случилось. Он оказался… — Туллия замялась, подыскивая нужное слово для описания странного поведения графа в тот день, — полностью несостоятельным, хотя и очень милым. В общем, ничего стоящего. Но в любом случае мне жаль, что так получилось.
— Не стоит извиняться. — Бьянка равнодушно махнула рукой, испытывая одновременно смущение и удовольствие. — В каком-то смысле это я должна быть тебе благодарна. — Она улыбнулась, вспомнив ночь, когда они решили осуществить свою договоренность. — Но это потом. Сейчас начало пятого, да?
Туллия кивнула, и Бьянка поднялась.
— Ты не могла бы послать кого-нибудь посмотреть, не преследует ли меня все еще Криспин? Может быть, его удастся сбить со следа. Если он поймет, что я близко от твоего дома, он догадается, где я прячусь.
Туллия немедленно исполнила ее просьбу. Уладив это Дело, они обе поднялись по лестнице в спальню Туллии.
В соседней комнате Бьянка нашла платье, маску и пару высоких сандалий, приготовленных для нее. К тому времени когда она переоделась и сделала несколько осторожных шагов по комнате под руководством Дафны, часы уже пробили пять. Туллия со своей служанкой старались ободрить Бьянку, пока она ждала прибытия гостей. Им передалось ее волнение, но пользы от них было немного. Когда слуга явился и доложил, что гостиная полна, сердце Бьянки забилось так сильно, что, казалось, его глухие удары были слышны на другой окраине Венеции. Бьянка поднялась, расцеловала подругу и служанку в обе щеки и твердым шагом вышла в малую гостиную.
Бьянка мгновенно оценила ситуацию, оглядев пятерых мужчин, молча взиравших на нее.
— Я хотел бы знать… — начал один из них, но она прервала его:
— Вас должно было быть шестеро. Если один отсутствует, я должна просить вас снять маски и обнаружить себя.
— В этом нет необходимости, — раздался голос из дальнего угла. — Я нахожусь здесь по просьбе двух приглашенных.