Глава 10

— Это Софи Чампьон, — уверенно заявила хрупкая женщина с карими глазами и золотисто-каштановыми волосами, источавшими слабый аромат гвоздичного масла. — Я никогда не забуду ее запах.

— Но Софи Чампьон не преступница, — возразила маленькая розовощекая дама. — Она никогда не была в тюрьме, потому что не совершала ничего противозаконного. Спроси у нее сама, Хелена.

Первая кивнула своей розовощекой подруге и обратилась к Софи:

— Что вы можете сказать по этому поводу, мисс Чампьон?

Какое-то время Софи лишь недоуменно моргала. Она была так огорошена запиской Октавии, что не обратила внимания на то, что ее перевели в другую камеру, где помещались еще шесть женщин. Теперь они обступили ее и пристально разглядывали, ожидая ответа.

— Я не знаю, — вымолвила наконец Софи. — Я не сделала ничего дурного, клянусь. Но кто-то пытается представить дело так, будто я убила человека, а я не могу помешать ему.

— Почему? — спросила Хелена, которая, очевидно, была здесь главной. — Всем известно, что вы можете перехитрить десяток мужчин. Почему же вы позволяете так обращаться с собой? Почему вы не хотите побить противника его же оружие, как тогда, когда сэр Аргил пытался соблазнить вас, в результате чего оказался в одной постели с дикобразом и потом целый месяц не мог ходить?

— Или как тогда, когда вы спасли похищенную злодеями Эмми Баттерич, пометив монеты для выкупа пудрой и узнав таким образом, в чьих руках они оказались и где искать несчастную? — добавила розовощекая дама.

— Или как тогда, когда вы дали милашке Легации Рот приданое, чтобы она смогла выйти замуж за красавчика Эдгара Гордона, несмотря на то что ее отец проиграл все фамильное состояние и пустил дочь по миру? — вмешалась женщина с красивым грудным голосом.

— Я слышала, что они ждут первенца, — сообщила розовощекая дама Софи. — Разве это не восхитительно?

Софи кивнула, потрясенная услышанным. Она и не предполагала, что кто-то за пределами «Курятника» — не считая близких подруг — так осведомлен о ее жизни. А женщины продолжали, перебивая друг друга, вспоминать факты ее биографии: как спасла юную девушку, которую собирались продать ее братья; то, что она подарила бедной крестьянке лошадь, чтобы та могла вспахать поле и этим спасти хозяйство, которое ее пьющий муж привел в полный упадок. Тюремная камера стала похожа на вольер с щебечущими птичками, поскольку каждая женщина спешила рассказать историю о том, как Софи Чампьон помогла ее другу, родственнику, соседу. Вдруг ржавые дверные петли заскрипели, и в камеру вошли двое стражников, оба высокие, в черных полумасках, какие носят помощники палача.

— Софи Чампьон! — загремел один из них, и женщины разом замолчали. — Софи Чампьон, сделайте шаг вперед.

— Я Софи Чампьон, — тряхнув головой, заявила Хелена, прежде чем Софи успела опомниться.

— Нет, — ответила она, благодарно улыбнувшись Хелене, а затем с достоинством обратилась к стражникам: — Софи Чампьон — это я.

— Которая из них? — спросил один из стражников у своего спутника, и тот молча указал на Софи.

Первый решительно двинулся к ней, но путь ему преградила живая стена возмущенных дам.

— Что вам нужно? Что вы собираетесь с ней сделать? — встала на ее защиту Хелена.

— Бросьте ревновать, красотки, — нагло усмехнулся стражник, поглаживая себя между ног. — Вам всем хватит. Только сперва мы выведем отсюда мисс Чампьон.

— Она никуда с вами не пойдет. Она останется здесь, — заявила розовощекая дама.

— Как тебе это нравится? — обратился стражник к приятелю. — Они хотят на это посмотреть. Жаль, что мы не можем сделать им такое одолжение. — С этими словами он подошел совсем близко к женщинам. — А теперь я сосчитаю до трех, и вы уберетесь с дороги, старые ведьмы.

— Не беспокойтесь, леди, — сказала Софи, выходя вперед. — Сомневаюсь, что этот неотесанный пень умеет считать больше чем до двух.

— Ты не говорил, что она из остроумных, — продолжал первый стражник. — Я никогда таких особенно не жаловал.

— Давай заканчивать с этим, — впервые подал голос тот. — Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.

Софи не могла разглядеть лица под черной полумаской, но при звуке этого голоса кровь застыла у нее в жилах. Неужели он смог найти ее? Скорее всего это ее собственное воображение играет с ней злые шутки. Но голос так похож на тот, который мучил ее в ночных кошмарах. У Софи вдруг засосало под ложечкой, виски заломило, а горло сдавил не могущий вырваться наружу отчаянный крик. Она задыхалась, в глазах у нее потемнело, мысли спутались.

Софи не помнила, что случилось потом. Она пыталась кричать, драться и царапаться, но тщетно. Он добрался до нее, как и обещал, несмотря на все ее нечеловеческие усилия воспрепятствовать этому. Такова была ее последняя отчетливая мысль, когда она услышала его голос, и первая, когда несколько часов спустя она очнулась в чужой постели обнаженная и изнывающая от боли.

Софи разбудили чьи-то шаги по мраморному полу. Судя по приглушенному звуку, ходили не в комнате, а за ее пределами, но Софи все же боялась открыть глаза. Такого страха она не испытывала никогда в жизни. Она понимала, что ее спасение в том, чтобы как можно скорее бежать от этого человека. Но силы оставили ее, она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть полной грудью.

Софи заставила себя открыть глаза и осмотреться в своей новой темнице, но вдруг услышала, что шаги за дверью стихли и кто-то вошел в комнату. Когда человек подошел к кровати, Софи уже успела перевернуться на бок и притвориться спящей.

— Я знаю, что вы не спите, — раздался знакомый голос. — Я догадался по вашему дыханию. Вы и вправду великая притворщица.

Софи открыла глаза и убедилась, что слух не подвел ее. Голос принадлежал графу Сандалу. Облегчение и радость при мысли, что он рисковал жизнью, чтобы спасти ее, заставили ее сердце забиться чаще. Однако эти положительные эмоции вскоре уступили место смущению, а затем и злости.

— Мерзавец! — возмущенно отрезала она и натянула на себя бордовое покрывало.

Криспин, скрыв радость по поводу того, что Софи пребывает в полном здравии и в своем обычном расположении духа, укоризненно покачал головой:

— Я надеялся, что вы пробудитесь с более оригинальной фразой. Например, «жалкий слизняк».

— Где он? — пропустив мимо ушей его остроумную реплику, резко спросила Софи.

— Эта уже немного лучше, — смиренно отозвался Криспин.

— Черт побери, отвечайте! Где он?

— Кто?

— Ваш хозяин. Или сообщник. Я не знаю, кем он вам приходится. Где тот человек, который притащил меня сюда из тюрьмы?

— Это был я, — ткнув себя пальцем в грудь, ответил Криспин, присаживаясь на край кровати. — Хотя, по-моему, слово «притащил» не вполне уместно. Скорее, я принес вас на руках.

— Вы лжете, — заявила она.

— Можете спросить у любой из тех женщин, которых мы освободили вместе с вами, — предложил Криспин, стараясь не поддаться странному чувству, охватившему его. — Хелена все еще в «Курятнике», и я могу в любой момент послать за ней, если вы по-прежнему считаете меня лжецом.

— Вы хотите, чтобы я поверила в то, что вы освободили меня и всех этих женщин в одиночку? — спросила Софи, проигнорировав его предложение.

— Нет, со мной был Лоуренс.

— Лоуренс? — переспросила Софи со смешанным чувством недоверия и ненависти. — Значит, вы с Лоуренсом переоделись в подручных палача и…

— Нет, то были другие люди, — перебил ее Криспин. — Мы были одеты матросами.

— А кто тогда были те, другие?

— По правде говоря, мы не стали дожидаться, пока они придут в себя, чтобы выяснить их личность, — удивился такой настойчивости Криспин, — но могу сказать только, что один был лысым под колпаком, у другого была пышная темно-каштановая шевелюра.

— Это точно? Темно-каштановая?

— А почему вас так это интересует? Вы кого-то ждали? — Криспин несколько растерялся. — Обещаю в следующий раз обращать больше внимания на тех, с кем мне придется расправляться, освобождая вас из тюрьмы.

— Следующего раза не будет, — решительно заявила Софи.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что я не повторю своей ошибки и не доверюсь больше ни вам, ни вашим друзьям, лорд Сандал. Вы находите это забавным? Завлечь женщину в свои сети, отправить ее в тюрьму, а затем устроить маскарад и освободить ее?

Криспину было неприятно это слышать, но он готов был понять причину ее гнева. Даже не зная, что ей пришлось пережить ночью в тюремной камере, он пришел в ярость, когда ему стало известно о ее аресте.

— У Лоуренса не было другого выхода, — объяснил он. — Королевские гвардейцы прибыли к нему за час до нашего прихода. Они догадались, что мы станем искать убежище у него. Переступив порог Пикеринг-Холла, мы оказались в ловушке. Они пригрозили убить вас, если Лоуренс попытается предупредить нас об опасности.

Софи засомневалась. Человек из ее кошмаров не был ни лысым, ни темноволосым. Возможно, голос одного из подручных палача показался ей знакомым, потому что она часто слышала его во сне. Хотя все же вряд ли. Поэтому она решила настаивать на своем недоверии.

— Вы с вашими сообщниками придумали очень интересную историю. Полагаю, вы считаете, что я должна быть вам благодарна. Как кстати вы оказались рядом, чтобы снова спасти меня! Но не рассчитывайте на то, что я попадусь на эту удочку во второй раз.

— Мисс Чампьон, даю вам слово, что никто ничего не придумывал.

— А почему я должна вам верить? — запальчиво спросила она.

— Потому что это правда, — просто ответил Криспин. «Потому что я вскипел от ярости, увидев вас в тюремной камере, — продолжал он мысленно. — Потому что я восхищался тем, как мужественно вы сопротивлялись стражникам. Потому что вы не хотели, чтобы я вас спасал, а мне хотелось быть вам нужным. Потому что я…» — Я понимаю, что вы огорчены, — сказал он, отгоняя докучливые мысли. — Но теперь вы в безопасности.

— Вы ничего не понимаете! — набросилась на него Софи. Как передать тот ужас, который ей пришлось пережить? Как он может ощутить то состояние, в которое ее повергает этот голос? Как передать чувство пустоты, охватывающее ее при мысли, что он ее предал? — Что вы можете понять? Вы, кто изматывает мне душу, кто играет со мной, сначала спасая, а потом выдав констеблям. Что вы понимаете? — кричала она, стуча кулаками по кровати. — Почему вы помогаете мне, а потом ввергаете в новые неприятности?

Черт побери, до чего она упряма.

И красива.

И опасна.

— В мои намерения входит только первое. А неприятности — это по вашей части, — ответил он холодно.

— Вот как? — Софи выпрямилась и прямо взглянула ему в лицо. — По-вашему, это я предложила поехать в дом Лоуренса? — К ее досаде, отвратительный червяк даже не дрогнул.

— Нет, — сказал Криспин, снова напоминая себе, что ей не следует доверять. Нельзя также ею восхищаться. И уж совсем недопустимым было возникшее вдруг у него желание бросить ее на кровать и овладеть ею. — Но если бы я не вмешался, вас арестовали бы гораздо раньше.

— Может быть, — насмешливо согласилась Софи. — А может быть, вообще не арестовали бы. В любом случае я не намерена больше попадать к ним в руки. Скажите, где моя одежда? Я хочу уйти отсюда.

— Нам пришлось выбросить вашу одежду. Во-первых, в ней успели завестись вши. А во-вторых, она ужасно выглядела.

— Интересно, как выглядели бы вы, проведя ночь в тюрьме? — Софи ткнула Криспина пальцем в грудь.

— Не знаю, — ответил он, поймав ее палец. — Я никогда не оказывался в тюрьме.

— А следовало бы. — Она придвинулась ближе. — Это трусость и подлость — отправлять меня туда, где вы сами никогда не были.

Криспин прилагал огромные усилия, чтобы сохранять спокойствие и отчужденность при такой близости их друг от друга.

— Ваша логика не устает поражать меня. Я не отправлял вас в тюрьму, мисс Чампьон, я освободил вас оттуда. Причем рискуя своей жизнью и репутацией.

Последнее его слово вызвало усмешку на ее лице, при этом Софи придвинулась к нему еще ближе, так что он ощущал ее дыхание на своей щеке.

— И что же послужило причиной такой жертвы? Вам захотелось еще раз увидеть меня обнаженной?

Ее голос возбуждал Криспина, и он резко отстранился от нее, отпустив ее палец.

— Заверяю вас, мисс Чампьон, мысль о вашем обнаженном теле никогда не приходила мне в голову.

Софи не заметила, каким напряженным был его тон, когда он отвечал ей. Она ощутила лишь острую боль в сердце от его слов, которая еще усилилась, когда он поспешно отстранился. Пока они сидели рядом, она не отдавала себе отчета в их близости, но теперь, когда он отодвинулся, почувствовала его отсутствие.

— Хорошо, — с усилием кивнула она и поднялась с кровати, прихватив с собой покрывало. — Я очень рада. А вы, я полагаю, будете рады, если мое обнаженное тело, мысль о котором не приходила вам в голову, покинет эту комнату. Обещаю вам, что вы никогда больше не увидите меня. Мне не нужна ваша помощь, я ее не хочу. И я больше не стану сидеть сложа руки и ждать, пока за мной снова придут констебли. — Закончив свою высокопарную речь, Софи прошла через библиотеку и скрылась за первой же обнаруженной ею дверью, захлопнув ее за собой.

Криспин даже не попытался догнать ее. И не потому, что скрыться от правосудия в голом виде, завернувшись в покрывало, достаточно трудно и в конце концов она поймет, что идти ей некуда. А просто потому, что ему вдруг стала безразлична ее судьба. Эта лживая женщина представляет угрозу для его рассудка, поэтому будет лучше, если она исчезнет из его жизни навсегда.

И еще потому, что она без разрешения ворвалась в его туалетную комнату.

Софи мысленно осыпала Криспина ругательствами, стремительно шагая из угла в угол по маленькой комнатке. Мерзавец, скотина, ублюдок, слизняк. Она была зла на Криспина за то, что по его вине оказалась в таком жалком положении, и на саму себя за то, что у нее не хватило ума этого избежать. Стоило разыгрывать такой драматический уход, чтобы в итоге оказаться запертой в туалетной комнате! Впрочем, комната была достаточно уютной — стульчак обит бархатом, серебряная ночная ваза в углу, душистые травы на полу, картины на стенах. И все же это была туалетная комната, и запах здесь стоял соответствующий. И единственный способ выбраться отсюда — это вернуться обратно и пройти через библиотеку, встретившись взглядом с ее злорадствующим хозяином.

Софи живо представила себе, как Криспин ожидает ее появления, чтобы с глумливой усмешкой остроумно заметить, что только что получил красноречивое подтверждение тому, как она умеет выпутываться из неприятностей, не прибегая к его помощи. Он станет издеваться над ней до тех пор, пока не явятся констебли — тогда он изобразит изумление — и, надев на нее наручники, не уведут ее. Софи изо всех сил пнула ногой ночную вазу, жалея, что это не голова Криспина. Или ее собственная. К чему ей голова, которая отказывается соображать! Женщины в тюрьме были правы, говоря, что Софи Чампьон никогда не оказалась бы в таком положении. Софи Чампьон повела бы себя разумнее.

А что значит разумнее? Это значит, что она не позволила бы снова арестовать себя только лишь из боязни насмешек отвратительного негодяя.

Софи плотнее завернулась в покрывало и решительно двинулась к двери, чтобы выйти, однако дверь оказалась распахнутой.

— Можно войти? — спросил Криспин с порога. Софи не сразу нашлась что ответить, потому что Криспин вовсе не был похож на отвратительного негодяя. Он снял камзол и остался в бриджах и тонкой сорочке. В этой домашней одежде его плечи казались еще шире, а ноги еще стройнее.

— Как вам угодно, — отозвалась она наконец.

— Я пришел сообщить, что ваша ванна готова, мисс Чампьон, — сказал Криспин, погасив невольно вспыхнувшие в глазах искорки.

Софи поймала себя на том, что ей ужасно хочется прикоснуться к золотистым волосам, виднеющимся в глубоком вырезе его сорочки. Это отвлекло ее, и она не сразу поняла смысл его слов. Когда же они дошли до ее сознания, она, запинаясь, вымолвила:

— Мне не нужна ванна. Кроме того, я ухожу.

— И все же я посоветовал бы вам принять ванну. Она освежит вас, вы почувствуете себя лучше и сможете спокойно поразмыслить о том, как быть дальше. Уверяю вас, вы получите большое удовольствие.

Последнюю фразу Криспин произнес таким вкрадчивым, соблазняющим тоном, что моментально сломил оборону Софи. Он вошел в комнатку, наполнив ее своим присутствием, запахом и ощущением двусмысленности своих слов. «Уверяю вас, вы получите большое удовольствие». Эта фраза продолжала звучать в ушах Софи, но теперь вместо ощущения неловкости ее будоражило вполне откровенное желание — желание попробовать на вкус его губы. Желание почувствовать его пальцы, ласкающие ее грудь, живот, бедра, ягодицы. Желание оказаться в его объятиях, прижаться к его жаркому, гибкому телу, услышать свое имя, слетающее с его губ. Внутренний голос кричал, что желания эти порочны. Желания развратной женщины.

— Я не могу, — твердо сказала она, холодея от отвращения к самой себе. — Я не могу принимать ванну вместе с вами.

— Со мной? Разумеется, нет. Вам нечего бояться. Я и пальцем не прикоснусь к вам, мисс Чампьон, — пожал плечами Криспин, неправильно истолковав натянутость ее тона.

Его слова причинили ей боль. Софи не догадывалась, что Криспин лишь повторяет вслух клятву, которую дал сам себе, пока она спала: не прикасаться к ней и не подходить ближе, чем это необходимо. Он убедил себя в том, что спас ее из тюрьмы, чтобы получить от нее информацию. А для этого нужны ясная голова, не замутненное ненужными мыслями сознание. Вот почему следует держаться от нее на безопасном расстоянии.

В ее отсутствие эта идея казалась ему здравой, но когда Софи была рядом, и особенно в тот момент, когда она, выходя из туалетной комнаты, едва не коснулась его плечом, Криспин уже не был так в этом уверен.

— Если я правильно понял, вы согласны принять ванну? — заключил он, выходя следом за ней.

— Да, — натянуто ответила Софи, стараясь подчеркнуть сохранявшуюся между ними дистанцию. Она докажет ему, самой себе, преследующему ее голосу и всему миру, что вовсе не безнравственна. — Но только для того, чтобы потом скрыться.

— Хорошо. Идите следом за мной. — Криспин провел ее через спальню, отодвинул щеколду на огромном витраже, образующем ближайшую к кровати стену, и жестом предложил войти внутрь. Они вместе прошли по великолепно подстриженному газону висячего сада, который занимал весь второй этаж дома, потом по мощеной дорожке, ведущей из спальни и теряющейся в густых зарослях цветущей лаванды. Изумрудная листва была густо осыпана фиолетовыми цветами, наполнявшими воздух чарующим ароматом.

Криспин пропустил Софи вперед, и она, завернув за живую изгородь, онемела.

Все в этом саду было необычно, восхитительно и экзотично, но то, что предстало в этот миг взору Софи, просто потрясло ее. Она оказалась на берегу маленького пруда с прозрачной голубой водой, под которой поднимались клубы пара. Голова кружилась от смеси утонченных цветочных запахов — роз, львиного зева, гардений, флердоранжа и душистого горошка. Статуя богини Венеры словно парила в воздухе на противоположном берегу пруда, серебристые водяные струи мелодично низвергались с ее пьедестала, белый мрамор статуи приобретал пурпурно-розовый оттенок в густеющих сумерках.