...Джон Шорт гнал коня домой и мысленно перебирал ход событий, о которых узнал. Выходило так, что Кристофер Марло исчезал именно в те годы, когда происходило что-нибудь очень важное.
      1586 год - раскрытие заговора Бабингтона...
      1587 год - казнь королевы Марии Стюарт...
      1588 год - уничтожение Непобедимой Армады...
      1589 год - уничтожение Католической лиги...
      И этот, 1593 год - Кристофер Марло навсегда исчез.
      Теперь Джон Шорт уже не имел никакого сомнения, что в маленьком Дептфорде произошло значительное политическое преступление. Убили, негодяи, Криса! При самозащите... Теперь он выяснит, кого же защищали убийцы своим преступлением. Он докопается, почему один экземпляр рукописи "Герцога Гиза" украли, а другой сожгли. Все выяснит... Не виселица, а топор палача ждет убийц...
      Поздно вечером 1 июня 1593 года забрызганный грязью и уставший Джон Шорт вернулся в спящий Дептфорд.
      СЛЕДСТВИЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ
      Это произошло 30 мая 1593 года...
      ...Дептфордский коронер Джон Шорт еще издалека услышал раскатистый, пронизанный неподдельной злостью голос капитана и богатого купца Московской компании Энтони Марло:
      - Эй вы, на юте! А ну, быстрее загружайте трюм, загружали бы вами черти котлы в пекле!
      Капитан гремел - работа на корабле кипела.
      На верхней ступеньке трапа сидел подавленный, хмурый Джон Хинт с трубкой в зубах и черной бутылкой рома на коленях. Конец его деревяшки, окованный медью, торчал словно ствол мушкета.
      Когда коронер приблизился, он сказал ему, как будто они уже продолжительно разговаривали:
      - Напрасно парни привели тех душегубов к тебе...
      - А чего их жалеть? - удивился Джон Шорт, однако не удивляясь тому, что Хинт знает об убийстве: в маленьком Дептфорде все новости распространяются вмиг.
      - Это уж точно, поторопились, - так же задумчиво продолжал седой боцман. - Им бы сейчас сушиться на солнышке, болтаясь на рее "Золотой лани". Скажу я тебе, Джон, если бы тут был адмирал Дрейк, он бы собственноручно накинул им петли на шеи. Сэр Френсис любил бедолагу Кита...
      - Если они виновны, от виселицы не уйдут! - твердо пообещал Шорт.
      - Но на рее - видней, - со знанием дела разъяснил ему бывший пират. Не следует, Джон, пренебрегать великолепными обычаями джентльменов удачи.
      Неожиданно их внимание привлекла небольшая кавалькада всадников, которая во весь опор мчалась к берегу. Кони были взмылены, видать, бежали издалека, но всадники не уставали их подгонять. Возглавлял отряд розоволицый офицер в бархатном берете с белыми перьями, красном плаще и высоких кожаных ботфортах. Из-под плаща поблескивал на солнце дорогой отливающий синью панцирь и золотой эфес рыцарской шпаги, в притороченных к седлу кобурах торчали пистолеты. За офицером торопилось полдюжины солдат в лохматых медвежьих шапках, надвинутых на самые брови.
      - Коронер Шорт? - спросил офицер, сдерживая на причале разгоряченного коня, который возбужденно бил копытами по деревянному настилу.
      - Так точно, сэр! - ответил Джон.
      - А, будь вы неладны! Я вас еле нашел...
      - А что у вас произошло, благородный сэр?
      - У меня - ничего, а вот у вас сегодня произошло убийство.
      - Я знаю об этом, сэр, - спокойно ответил Джон. - Убийцы задержаны, и я провожу расследование.
      - Прошу немедленно передать мне дело, вещественные доказательства и задержанных! - властно приказал незнакомец.
      - На каком основании, сэр? Кто вы такой?
      - На том основании, что вы имеете честь разговаривать с сэром Демби коронером двора ее величества королевы Елизаветы. Прошу подчиняться моим приказам!
      - Я же говорил, что парни поспешили, - хмуро изрек Джон Хинт и приложился к бутылке: - За упокой души раба божьего Кристофера!
      Однако, к его искреннему изумлению, дептфордский богатырь повел себя независимо.
      - Если я не ошибаюсь, сэр, - сказал он решительно, - власть коронера двора распространяется только на семь миль вокруг от места пребывания ее королевского величества. Или не так? Может, в законе есть изменения?
      Офицер усмехнулся и глянул на него прищуренными глазами.
      - Вы не ошиблись и хорошо знаете закон, коронер. Я вижу, на вас можно положиться в самых сложных делах. Но хватит разговоров!
      - Но вы еще не ответили на мой вопрос, сэр, - напомнил упрямый Джон.
      - Охотно удовлетворю ваше законное любопытство, коронер: ее величество королева Елизавета вместе с вельможным послом короля Франции Генриха Наваррского сейчас на пути из Лондона в Дептфорд. Через час будет здесь.
      - Я же говорил, что корабельная рея лучше королевской виселицы, - опять ворчливо отозвался Хинт.
      - А ты кто такой, старый болтун? - уставился на него сэр Демби.
      Джон Хинт гордо распрямил плечи.
      - Я, - медленно ответил, - боцман самого сэра Френсиса, хранитель корабля "Золотая лань" адмирала Дрейка. Эту ногу я потерял, когда мы с сэром Френсисом...
      - Иди проспись! - жестко оборвал его сэр Демби. - Потому что завтра ее величество вместе с посланцем короля Франции торжественно посетит твою "Золотую лань". Гляди, как бы тебя самого не вздернули на рею за последнюю ногу.
      Официальная передача дела (закон есть закон) не заняла много времени. Через полчаса Джон Шорт заглянул в корчму "Скрещенных мечей". Он был задумчив и хмур.
      - Два кубка грогу, миссис Булль, горячего, - заказал Элеоноре.
      - Лучше один сначала, господин, - скромно посоветовала корчмарка, потому что второй остынет и утратит вкус.
      - Не остынет, так как он - для вас. Я угощаю.
      - Что вы, господин! Женщине не к лицу выпивка.
      - Немножко и женщине можно, - авторитетно заявил Джон.
      - Ну, если немножко...
      Выглядела она сейчас чистой, аккуратной, спокойной, с умытым от слез лицом. Джон наблюдал, как она готовит грог, и в глазах у него было какое-то странное беспокойство, которое почему-то волновало корчмарку, даже руки стали словно чужими.
      - Прошу, посидите со мной, миссис Булль, - предложил Джон. - Если вы не возражаете, побудем вместе это время, пока никого нет.
      - Спасибо, господин, - Элеонора осторожно присела к столу, на самый краешек стула. Руки спрятала под аккуратный фартук.
      Джон отхлебнул из теплого кубка и с едва заметной печалью, которую не в силах был скрыть, проговорил, словно размышляя вслух:
      - Так что задумал я уйти со службы. У меня для нее, вероятно, не хватает ума и таланта, потому что не могу что-либо понять...
      - Не говорите так, господин, все вас любят и уважают.
      - Все? - Джон напрасно пытался заглянуть со своей высоты ей в глаза.
      - Я это слышала, господин, - опустила ресницы Элеонора.
      - Вот о чем я думаю, - Джон кашлянул, потому что голос у него вдруг стал хриплым. - Живете вы здесь одна, с маленьким сыном и служанкой. А в двери корчмы разный народ входит.
      - Это - так...
      - Взять хотя бы сегодняшних бандитов... Кто испугается одинокой женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить одинокую женщину.
      - Ваша правда, господин.
      - Какой я господин? Говорите мне просто - Джон.
      - Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
      Джон быстро наклонился к кубку.
      - Я вот о чем думаю... Эли, - выжимал он из себя слова, - у меня есть кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму перестроить в постоялый двор. И говорю вам, ни один из буянов здесь и не пискнет!
      - Я уверена в этом, Джон.
      - Это уж точно! - поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. - И маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть... я что... я хотел сказать... - Джон в растерянности начал краснеть.
      - Вы хорошо сказали, Джон, - маленькая рука Элеоноры мягко легла на его здоровенную ручищу.
      Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога...
      ...Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути, оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
      "...и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте умер".
      Вскоре Ингрем Фрайзерс получил высочайшее помилование ее королевского величества и вернулся к своим будничным обязанностям - секретарствовать в Скедбери-Хауз, резиденцию Томаса Уолсингема, племянника сэра Френсиса.
      А что произошло с Робертом Поули и Николасом Скирсом? Уже через неделю их выпустили на свободу как непричастных к убийству в корчме "Скрещенные мечи". Первое, что сделала эта ловкая парочка, - направилась в казначейство Тайного совета и потребовала платы.
      - С каких это пор, - ехидно спросил клерк, - мы начисляем заработную плату лицам, которые шляются по корчмам и отдыхают по тюрьмам?
      - Не мели чепухи! - прикрикнул на него Поули. - А ну, отсчитай нам деньги. Вот, читай! - он ткнул под нос клерку приказ. - Что здесь написано? "В указанное время находились на службе ее величества". За каждый день - шиллинг. Быстро гони кругляшки в наши кармашки!
      А над покойным ложь и клевета справляли свой шутовской танец, потому что имели, видать, опытного постановщика. Передавали всякое, для того чтобы через грязный слой слухов, перемешанных со сплетнями, не смогли пробиться и слабые ростки правды. Одни говорили, что он умер на улицах Лондона от чумной эпидемии, другие рассказывали, что вроде бы очумевший от рома Кристофер подрался в кабаке с такими же пьяными повесами, не поделив какую-то юбчонку, мало для них проституток - вон их сколько шляется. Слово за слово, дело дошло до ножей, и вот - пожалуйста! Но хватало и таких, которые в ответ на все это, словно сметая паутину, читали огненные строки из "Тамерлана Великого":
      Столкнитесь, небо и земля! Конец!
      Земля утратила все, чем гордилась.
      А небо дух свой избранный сожгло!
      Земле и небесам над ним рыдать,
      Но лучшего вовек им не создать!
      [Кристофер Марло, "Тамерлан Великий",
      часть 2, акт V, сцена 3]
      Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия церковников. Была издана "поучительная книжечка" "Видение божьего суда", в которой преподобный Томас Берд доказывал, что смерть негодного еретика Марло - это перст божий и небесная кара. Он писал:
      "В атеизме и нечестивости не уступая другим, о ком шла речь, вместе с ними был покаран один из наших соотечественников, оставшийся в памяти многих под именем Марлин, по образованию - ученый, воспитанный с юных лет в университете Кембриджа, но по роду занятий - драмодел и непристойный поэт, который, давая слишком много воли своему разуму и не желая считаться ни с какой уздой, погряз (как и следовало ожидать) в такой крайности и озлоблении, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах кощунствовал над троицей, но также (как истинно свидетельствуют) писал книги против нее, уверяя, что наш Спаситель - лицемер, а Моисей - фокусник и развратитель народа, что святая Библия - лишь пустопорожние и никчемные сказки, а вся религия - выдумка политиков. И вы посмотрите, какое кольцо господь вдел в ноздри этого пса лающего..."
      Этот печатный донос они читали вдвоем - Томас Неш и Ричард Бербедж.
      - Бедный дружище Кит! - сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в мусорную корзинку. - Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с "Гизом"?
      - В том-то и дело, что никак, - нахмурился актер и, словно защищаясь, поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее слово натуру Неша. - Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.
      - То есть как это - исчезла? - у Томаса гневно сошлись брови.
      - Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался этот бездарный стихоплет Уотсон [Томас Уотсон тоже писал драмы и стихи, маскируя этим свою работу в Сикрет Интелиндженс Сервис; но его произведения были такого низкого художественного уровня, что ни одно из них до нас не дошло], из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на виселицу, но не пойманный - не вор. Кому и что тут докажешь?
      - Прибью негодяя! - поклялся Неш.
      Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.
      - Не прибьешь, Том. Не прибьешь...
      - Вот увидишь!
      - Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.
      - Ты что, смеешься надо мной?
      - Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над "Дидоной". Так что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную рукопись "Гиза".
      - "Восстановить"! - во весь голос выкрикнул Неш. - Ты хотя бы приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере, понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это невозможно... Я же не заучивал ее на память!
      - Возможно, Том, - непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый Ричард. - И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное - не тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу. Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.
      - Если так - согласен! - твердо сказал Неш.
      - Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название - "Парижская резня".
      Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло "Парижская резня", возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было у него - этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из доносов или свидетельств под пытками [например, до нас дошли отрицательные, ибо таких от него требовали, свидетельства драматурга Роберта Кида, которых от него добились в те же дни, когда был в последний раз арестован Кристофер Марло; за это Кида освободили из тюрьмы, но он, покалеченный пытками, вскоре умер, нищенствуя на улицах Лондона], которые сберегались в секретных архивах елизаветинского времени...