Это значительно упростило бы положение и для жен. Ибо, как бы они ни отрицали этого в разговорах, многие из жен «первых семерых» реагировали на прибытие «следующих девяти» и их жен… в точности как персонажи одной истории, которую здесь часто рассказывали. Она касалась жен группы флотских летчиков, только что переведенных на новую базу. Командир, которому было поручено прочесть женщинам ознакомительную лекцию, сказал:
      – Прежде всего, леди, я прошу вас рассесться в соответствии со званием: высшие звания - в первом ряду и так далее.
      Женщинам понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы разобраться и поменяться местами, так как они почти не были знакомы. Когда они наконец расселись, командир в упор посмотрел на них и произнес:
      – Леди, это было самое смешное зрелище за всю мою военную карьеру. Позвольте мне сообщить вам, что, независимо от звания ваших мужей, у вас самих никаких званий нет. Вы все равны, и будьте любезны соответствующим образом относиться друг к другу.
      Жены посмотрели на инструктора взглядом, полным крайнего изумления, и все одновременно подумали: что это за идиот и на какой планете он служит? Ибо неписаные правила соглашения офицерских жен были известны всем. Жена военного росла в звании вместе со своим мужем и тут же получала все полагающиеся почести и преимущества. И нужно быть полной дурой или простодушной размазней, чтобы не понимать этого. Для таких, очевидно, и предназначались подобные ознакомительные лекции.
      Кроме того, по соглашению жена младшего офицера не должна выставлять слишком напоказ стиль жизни своей семьи, чтобы он не затмевал стиль семей более высокого ранга. Именно поэтому «следующие девять» стали раздражать некоторых жен «первых семерых» и кое-кого из самих семерых астронавтов. Их раздражало то, какие потрясающие доматут же купили многие из «следующих девяти». Именно здесь, в «Лесном убежище», они просто купались в привилегиях!Когда «первые семь» вырвались из унылой жизни младшего офицера, им это казалось блестящим подвигом и заслуженной наградой за победу в соревновании, за то, что их выбрали «первыми семерыми». Они находили нечто отвратительное в поведении новичков: как только парня назначали астронавтом, он и его семья начинали считать себя вправе претендовать на золотые бульвары Небесного города, словно он принадлежал им.
      Астронавты из группы 2 тут же завели себе агента, своего Лео де Орси, - они решили откусить от пирога «Лайфа». Это был некто Гарри Бэттен, президент филадельфийского рекламного агентства «Н.В. Айер». Он был таким же профессионалом, как и де Орси, и тоже согласился помогать астронавтам бесплатно. Это было уже слишком! Выходит, люди относятся к «следующим девяти» как к «первым семерым»?! Застройщики в «Лесном убежище» и «Бухте Нассау» (новостройке второго сорта) предложили им большие дома с низкими выплатами и огромными ипотеками с маленькими процентами - ипотека в сорок-пятьдесят тысяч долларов в 1962 году казалась просто огромной, - и «следующие девять» приняли все это не моргнув глазом. Они не вели себя как младшие офицерыв присутствии Генералов поединка. Ибо, как все понимали без лишних слов, это был новый род войск, а не гражданская служба.
      Именно поэтому и появился клуб жен астронавтов. Все понимали, что на этой базе Мардж Слейтон была женой командира. Теперь Дика назначили координатором деятельности астронавтов, и в его полномочия входил отбор персонала, то есть он был единственным человеком, знавшим, кто именно и когда отправится в полет, особенно если дело касалось «следующих девяти». Его вот-вот должны были назначить помощником директора по летному персоналу. Иными словами, он был своего рода командиром, а Мардж - женой командира. Мардж устроила пару посиделок с кофе для всех жен - «первых семерых» и «следующих девяти», - чтобы они познакомились друг с другом. Во время второй вечеринки все они поняли, без лишних слов, что это такое. Это был… клуб офицерских жен, какой существовал на каждой базе страны. Одна из новеньких - Сью Борман, жена Фрэнка Бормана, - пришла в восторг от этой затеи. Борман, невысокий коренастый парень из Аризоны, был одним из первых инструкторов новой Экспериментальной школы тест-пилотов в Эдвардсе, а Сью являла собою прекрасный образец офицерской жены. Она обладала огромной уверенностью в себе и организаторскими способностями. Они были отличной командой.
      – Это забавно, - сказала она Мардж за кофе. -Давайте займемся этим на организованной основе.
      Так возник клуб жен астронавтов, который все называли просто «клуб». Дело в том, что парни и их жены избегали употреблять слово «астронавт». Сама Мардж постоянно говорила «парни». Кроме того, полное название делало слишком явной аналогию с армией.
      Создание клуба не очень обрадовало большинство жен «первых семерых». Некоторые из новеньких, такие как Сью Борман, принимали в нем уж слишком большое участие. Именно это они говорили себе. На самом-то деле новенькие вели себя как равные.Они не оказывали почестей женам Генералов поединка. И жены «первых семерых» стали посещать ежемесячные собрания клуба все реже и реже. А Бетти Гриссом почти не показывалась там - ей эта затея не понравилась с самого начала. Если ты чувствуешь себя неловко посреди оживленной болтовни и к тебе не относятся как к Почтенной Миссис Генерал поединка… то зачем все эти хлопоты?
      Сначала и парни, и их жены испытывали ностальгию по былым дням, по эпохе Лэнгли, пионерскому периоду, времени юности, идеализма, спартанской храбрости и ковбойского непочтения к бюрократическим приличиям. Инженеры и обслуживающий персонал, переехавшие в Хьюстон из Лэнгли и с Мыса, тоже грустили по былым дням… Но посреди тысяч акров абсолютно плоского илистого пастбища уже начинали вырисовываться формы Центра пилотируемых космических полетов. Здания выглядели как огромные приземистые кубы бежевого цвета, установленные на больших расстояниях друг от друга и соединенные широкими дорогами, настоящими шоссе, с алюминиевыми фонарными столбами по обочинам. Место выглядело как один из тех «индустриальных парков», что постоянно рекламировались в воскресных газетах.
      Конечно, до окончания строительства было еще далеко, и это являлось одной из причин ностальгии. Однако Хьюстон, всем новостройкам новостройка, был самым подходящим местом для расширения космической программы. Через некоторое время вы начинали ценить энергичность и чувство размаха хьюстонцев. А «Лесное убежище», «Бухта Нассау» и другие новостройки вдоль Чистого озера выглядели совсем не плохо. На самом деле они были просто шикарными по сравнению с тем, что имелось почти на всех воздушных базах, а местные жители в этой бывшей сельской местности оказались действительно хорошими людьми. Две трети сотрудников НАСА уже занимались проектами «Джеминай» и «Аполлон» - началась мощная подготовка к поражению Советов на Луне. Только вообразите, что ожидало человека, первым ступившего на Луну!… И парни могли себе это представить. Достаточно было посмотреть на Джона Гленна. Гленн не был первым или даже вторым человеком, облетевшим вокруг Земли, - он был всего лишь первым американцем, сделавшим это. Тем не менее его статус был беспрецедентно высок. Кое-кто из парней подозревал, что Гленн подумывает стать президентом. (И мнение это не было притянуто за уши; в конце концов, занял же Давид трон Саула.) Гленн теперь вращался в мире Кеннеди, Джонсонов, сенаторов, конгрессменов, иностранных чиновников, глав корпораций и особо важных персон всех мастей. Джон Гленн был, вероятно, самым знаменитым и самым почитаемым американцем в мире после самого Джона Кеннеди. Да, парни всё это понимали! Спросите хотя бы Эла Шепарда! - хотя, конечно, никто этого не делал.
      Эла теперь готовили как дублера для полета Гордона Купера, который намечался на май 1963 года. Гордону, замыкавшему очередь, достался последний полет в серии «Меркурий» - тридцать четыре часа, двадцать две орбиты. Этот полет должен был вовлечь Соединенные Штаты в состязание с Советами, в активе которых имелись полеты из семнадцати, сорока восьми и шестидесяти четырех орбит. Первоначально планировалось четыре затяжных полета, последний из которых - продолжительностью три дня. А на роль пилота намечался Шепард. Он отчаянно хотел совершить орбитальный полет. Его суборбитальный полет, как и полет Гриссома, теперь казался ужасно незначительным. А что касается Гаса, то он уже включился в программу «Джеминай» и проводил массу времени в Сент-Луисе, где Макдоннелл строил космический корабль «Джеминай». Гас уже забыл разочарование своим полетом и с головой ушел в программы «Джеминай» и «Аполлон». Его другу Дику было поручено отобрать астронавтов для двух новых программ, и он всей душой отдался работе - не только потому, что наслаждался вновь обретенной властью. Главное в другом: что он будет прослеживать течение каждого полета от начала и до конца, он познакомится с каждой деталью каждой миссии. Дик отчаянно верил в то, что это только дело времени - одного медосмотра, двух медосмотров или одного года, - после чего он вновь обретет свое былое положение. А Уолли - тот действительно был на высоте. Его полет по-прежнему считался блестящим примером оперативного космического полета.Его приводили в доказательство того, что 22-орбитальный полет Купера вполне возможен. Уолли не мог вести себя лучше: он был настолько опытен и хладнокровен, что дальше некуда.
      Уолли завершил свой полет в разгар кубинского ракетного кризиса. Целую неделю Кеннеди и Хрущев раскрывали свои карты, и казалось, что мир находится на грани ядерной войны. Но потом Хрущев отступил и убрал все советские ракеты с Кубы. После этого обстановка стала значительно спокойнее. Парни, как и все, замечали, что повсюду говорилось о запрещении ядерных испытаний и о сотрудничестве в космосе в какой бы то ни было форме. Но, по правде говоря, это казалось обычной болтовней. 11 мая, за четыре дня до полета Купера, Линдон Джонсон, как и в октябре 1957-го, когда был запущен первый спутник, выступил с речью. Отвечая на обвинения ряда бизнесменов в слишком высокой стоимости новых программ «Джеминай» и «Аполлон», он сказал:
      – Я не хочу засыпать при свете коммунистической луны.
      Боже мой, это гораздо хуже, чем спутник: каждую ночь над головой проплывает серебристая луна, оккупированная русскими.
      Что же до самого Гордо, то он уже взошел на вершину мира. Среди его братьев были те, кто в нем сомневался, но он в себе не сомневался никогда. Он снова купался в сиянии своего света. Он последним из семерых отправляется в полет? Ну и что? Ведь это не соревнование - всю эту чепуху выдумали журналисты. Шепард, Гленн и другие просто подготовили дорогу для его затяжного полета. Возможные опасности? Они ничуть не беспокоили его с самого начала.
      Имея дело с любой осуществимой формой пилотируемого полета, Гордо являл собою картину праведного апломба. Эту сторону Купера лучше, чем все его сослуживцы, понимал Джим Ратманн. Гордо много времени провел во Флориде, готовясь к полету, и часто виделся с Ратманном. Благодаря ему он, подобно Гасу, Уолли и Элу, просто помешался на автогонках. А Ратманн, в свою очередь, учился летать. Однажды Купер взял его в полет на «Бичкрафт» и сказал:
      – Никогда не летай под чайками - они изгадят твой самолет.
      Ратманн засмеялся, приняв это за шутку. Тогда Гордо заявил:
      – Сейчас я тебе покажу! - и направил самолет на стаю чаек, летевшую низко над болотами. Ратманн тут же понял свою ошибку, но было поздно: Купер летел так низко, что был слышен свистящий звук, - это пропеллеры рассекали болотную траву. Больше мили старина Гордо косил траву, чтобы убедиться, что он находится ниже чаек. Ратманн постоянно слышал этот свистящий звук. К тому времени, когда они приземлились, Ратманн был чуть живой от страха. Но Купер спокойно открыл дверь кабины, вылез на нижнюю раму и, торжествующе указывая на крышу, завопил:
      – Вот, смотри, я же говорил!
      Полеты на «Меркурии» он считал довольно легким делом. И так же яростно, как сам Дик Спей-тон, требовал, чтобы астронавт был как можно в большей степени пилотом.Но раз уж вы этого добились, то зачем волноваться? Зачем поднимать шум? Надо просто взлететь и расслабиться.
      Рано утром 15 мая, когда еще было темно, Гордо втиснули в маленькую человеческую кобуру на верхушке ракеты. Как всегда, взлет надолго задержали. Врачи, следившие за биомедицинской телеметрией, начали замечать нечто весьма странное. Они просто не могли в это поверить. Все показания приборов говорили о том, что… астронавт заснул! Парень спокойно спал наверху ракеты, нагруженной двумястами тысячами фунтов жидкого кислорода и ракетного топлива.
      А почему бы и нет? Гордо много раз имел возможность пронаблюдать, как проходили дни взлета. Вы ложились спать в ангаре С примерно в десять или одиннадцать часов, вас будили примерно в три утра, когда было еще темно. Вас отвозили к ракете и укладывали в анатомическое кресло на два, три, четыре часа, пока шла проверка всех систем перед взлетом. И в это время вам практически нечего было делать - так почему бы не компенсировать все эти недосыпы?
      По всей Америке, по всему миру миллионы людей прильнули к радиоприемникам и телевизорам в ожидании момента взлета и, как всегда, размышляли: Боже мой, о чем думает человек в такой момент?!А ответ был таким, что в НАСА просто отказывались верить в него.
      К моменту взлета перед домом Гордо в «Лесном убежище» развернулось настоящее представление. Благовоспитанное Животное превзошло самого себя по части дежурства у дома приговоренного. Одна из телекомпаний даже установила антенну на лужайке через дорогу от дома - просто гигантскую, высотой в восемь этажей, - чтобы лучше передавать миру живые картины дома, внутри которого жена астронавта Купера, Труди, несла свою тревожную вахту перед телевизором. Собралась самая огромная толпа репортеров и телевизионщиков, которую вы только могли себе представить. В своих трансляциях они изображали Труди Купер так, как если бы она шагнула прямо с обложки журнала «Лайф», как если бы она, с короткой мальчишеской стрижкой, играла «Лунный свет в Вермонте» на старом пианино в гостиной, чтобы поддержать дух в себе и детях, пока Гордон рисковал жизнью в самом долгом на сегодняшний день американском космическом полете.
      Это было забавно. Но теперь само присутствие Животного делало невозможной любую подобную личную реакцию на событие, даже в семьях, где брак был гораздо крепче, чем у Гордо и Труди. С днями, когда жена астронавта бодрствовала у телефона вместе с тянущими ее за юбку маленькими детьми, в стиле Эдвардса или Пакс-Ривер, было покончено. Сначала шло слежение за опасностью, которое пережила Луиза Шепард, с огромной толпой во главе с Благовоспитанным Животным перед домом. Потом жена астронавта превращалась из личности в исполнителя, по крайней мере на время полета, хотела она того или нет. Это стало неотъемлемой частью процедуры: во время завершения полета жена астронавта должна была выйти из дома и столкнуться с Животным, всеми его камерами и микрофонами, ответить на все вопросы и быть при этом Совершенной Женой Астронавта, на которую смотрит практически весь мир. Именно эта мрачная перспектива разрывала сердце бедняжки, пока Мистер Удивительный находился в полете. Именно это чаще всего вызывало нервные расстройства у жены пилота в космическую эру. Ведь для астронавта полет состоял из того, чтобы пролететь на ракете и, если Бог даст, не облажаться. А для его жены полет состоял из… пресс-конференции.
      Вопросы Животного были на удивление бесхитростными, и все же на них нелегко было ответить. Стоило ответить на один, и вы просто увязали в следующих.
      – Что у вас на душе?
      – Что бы вы посоветовали другим женщинам, чьи мужья окажутся в опасной ситуации?
      – Какое блюдо вы прежде всего приготовите для Гордона (Эла, Гаса, Джона, Скотта, Уолли)?
      – Вы чувствовали себя рядом с ним, когда он был на орбите?
      Выбери один из них! Попытайся ответить!
      Возникали и проблемы с этикетом. Порою Благовоспитанное Животное осаждало дом не только жены, но и матери. Мать Гленна стала очень популярна на телевидении. Она выглядела и говорила так, как полагалось Идеальной Матери Астронавта. У нее были седые волосы и очаровательная улыбка. А когда Уолтер Кронкайт на канале Си-Би-Эс связался с Мыса с Нью-Конкордом, чтобы сказать ей несколько слов, она воскликнула: «Ах да, Уолтер Кронкайт!» - словно приветствовала кузена, которого не видела много лет. Однако кого полагалось интервьюировать после полета первым: жену, мать или президента? Мнения были разными, и это лишь усугубляло напряжение. Но вне зависимости от этого порядка жена не могла отделаться. Даже Рене, скрывавшаяся во время полета Скотта, покорно отправилась на пресс-конференцию, устроенную на базе на Мысе. Теперь жены приходили поддержать жену полетевшего астронавта не потому, что ее муж находился в опасности, а потому, что ей предстояло столкнуться с телекамерами. Жены старались взбодрить бедняжку перед истинным испытанием.Они любили по такому поводу разыгрывать сценку про Скуэрли Стейбла. Одна из жен - в этой роли очень хороша была Рене Карпентер - изображала Нэнси Такую-то с телевидения; она подносила ко рту кулак, как будто держала микрофон, и говорила:
      – Мы находимся перед скромным пригородным домом Скуэрли Стейбла, знаменитого астронавта, который только что завершил свою историческую миссию. Здесь его милая жена, Примли Стейбл. Вы, должно быть, счастливы, горды и благодарны в этот момент?
      Затем она совала кулак под подбородок другой жене, и та говорила:
      – Да, Нэнси, это правда. Я сейчас счастлива, горда и благодарна.
      – Скажите нам, Примли Стейбл… Можно, я буду называть вас просто Примли?
      – Конечно, Нэнси.
      – Скажите, Примли, что вы чувствовали во время взлета, в тот самый момент, когда ракета вашего мужа начала подниматься от земли, отправляя его в историческое путешествие?
      – По правде говоря, Нэнси, я пропустила эту часть. Я очень устала, потому что встала рано утром и задергивала занавески, чтобы люди с телевидения не совались в окна.
      – У вас, наверное, был комок в горле размером с теннисный мяч?
      – Да, примерно такого размера, Нэнси. С теннисный мяч.
      – И, наконец, Примли, я знаю, что самая важная молитва в вашей жизни была услышана: Скуэрли благополучно вернулся из космоса. Но может быть, у вас еще есть какое-нибудь желание?
      – Конечно, Нэнси, я хочу вакуумный пылесос «Электролюкс» со всеми насадками…
      И они покатывались со смеху при мысли о том, что за простофиля это Благовоспитанное Животное. И все же… от этого не становилось легче, когда приходила ваша очередь.
      Полет Гордо должен был продлиться тридцать четыре часа, то есть Труди ожидала самая продолжительная осада из тех, что когда-либо устраивало Животное. К ней прибыли две группы жен. Луиза Шепард привезла в своем кабриолете жен «первых семерых». Позже прибыли несколько жен «следующих девяти»: Мэрилин, жена Джима Ловелла; Пэт, жена Эда Уайта; Джен, жена Нила Армстронга; Барбара, жена Джона Янга. Они все пытались слушать радиопереговоры Гордо по высокочастотному приемнику, который Труди одолжил Уолли Ширра. Этот приемник находился в капсуле Уолли во время его полета. Но они почти ничего не слышали, кроме помех. Они устроились в заднем дворе, где их не могло видеть Животное, смотрели трансляцию полета и ели пирог. Соблюдая негласные традиции, подруги и соседки принесли много еды. Во время девятой орбиты, которая началась примерно в 19.30, Гордо должен был поспать несколько часов, и Труди решила, что она и две ее дочери, Джен и Кэм, тоже должны немного отдохнуть. Наутро Гордо все еще находился в космосе - он провел там уже двадцать четыре часа, - Животное по-прежнему караулило за дверью, а чувство опасности стало еще сильнее. Примерно в полдень, когда Гордо пошел на свои последние четыре орбиты, из телевизионных репортажей выяснилось, что в капсуле начались электрические проблемы. А во время предпоследней орбиты они усилились. Теперь казалось, что Гордо придется выравнивать капсулу перед вхождением в атмосферу вручную, без какой бы то ни было помощи автоматической контрольной системы. Труди позвонил Дик Слейтон. Он сказал, что ей и детям не стоит беспокоиться, потому что Гордо отрабатывал ручное вхождение в атмосферу множество раз на процедурном тренажере.
      – Это то, что ему всегда хотелось сделать, - сказал он.
      Что ж, у Гордо будет куча дел. А Труди оставалось лишь готовиться к следующему шагу. Если Гордон начинает вхождение в атмосферу, то очень скоро… она выйдет за дверь, столкнется с Животным, его камерами и микрофонами и пройдет через пресс-конференцию…
      Тем временем у Гордо дела пошли не лучшим образом. Сразу после взлета он сказал Уолли Ширре, который был диспетчером:
      – Чувствую себя отлично, старина… Все системы работают.
      Ученых, которым наконец позволили провести во время полета несколько экспериментов, интересовали пределы приспособляемости к невесомости. Они надеялись увидеть, каково ему будет спать, хотя не были уверены, что им удастся это узнать за время тридцатичасового полета - из-за высокого возбуждения астронавта. Но они зря беспокоились. Старина Гордо заснул во время своей второй орбиты, даже несмотря на то, что его костюм перегревался и постоянно приходилось регулировать температуру. Одним из его заданий было собирать образцы мочи через определенные интервалы. Он покорно это делал. Так как в состоянии невесомости было невозможно переливать мочу из приемников, шарики жидкости начинали плавать по всей кабине; у Гордо имелся шприц, чтобы переливать мочу из приемника в контейнер. Но шприц подтекал, и вскоре вокруг Гордо стали плавать зловонные янтарные шарики. Он периодически пытался согнать их в один большой шар, а затем вновь приступал к заданиям, включавшим эксперименты со светом и фотографией, вроде тех, что были у Карпентера. Гордо был действительно прекрасен. Он вел себя гораздо спокойнее, чем Ширра, и никто не верил, что такое возможно. Время от времени он выглядывал в окно и читал людям на земле небольшие лекции в своем стиле.
      – Внизу Гималаи, - говорил он.
      Казалось, ему нравится само звучание этого слова. В оклахомском произношении Гордо оно выходило очень потешным.
      На девятнадцатой орбите (оставалось пройти еще три) уровень g стал нарастать, словно капсула начала вхождение в атмосферу. Более того, капсула стала вращаться, как при спуске в атмосферу для увеличения устойчивости. Автоматическая контрольная система начала производить операции спуска, хотя капсула по-прежнему находилась на орбите и ничуть не уменьшила скорости. Электрическая система давала сбои. На следующей, двадцатой, орбите пропали все показания положения. Это означало, что Купер должен был выравнивать капсулу вручную. На предпоследней, двадцать первой, орбите автоматическая система полностью вышла из строя. Куперу теперь предстояло устанавливать угол атаки капсулы вручную, ориентируясь по горизонту; кроме того, надо было сохранять устойчивость капсулы по трем осям - крена, вращения и рыскания, - с помощью ручного регулятора, а также вручную включать тормозные двигатели. Тем временем из-за электрических неполадок что-то случилось с кислородным балансом. В капсуле, а также внутри костюма и шлема Купера, начала накапливаться двуокись углерода.
      – Да, дела немного ухудшились, - сказал Гордо.
      Это был тот самый старый добрый тягучий говорок. Гордо произнес эти слова, как пилот пассажирских авиалиний, который, только что чудом избежав двух неизбежных столкновений и оказавшись наконец в поле зрения радаров и диспетчерской башни, говорит по внутренней связи: «Леди и джентльмены, мы приближаемся к Питтсбургу и хотим воспользоваться возможностью поблагодарить всех летающих американцев. Надеемся вскоре увидеть вас снова». Это был Йегер второго поколения. Купер чувствовал себя неплохо. Он знал, что внизу все сходят с ума от беспокойства. Но разве не этого всегда хотелось ему и другим парням? Им хотелось полностью осуществить вхождение в атмосферу вручную, стать настоящими пилотамипроклятой капсулы, а инженеры всегда содрогались при одной этой мысли. Что ж, теперь у них нет другого выбора, а у него есть еще рычаги управления. Кроме того, во время своей последней орбиты ему придется держать капсулу под нужным углом на глаз, на ночной стороне Земли, а затем, вскоре после того, как он выйдет на свет над Тихим океаном, включить тормозные двигатели. Ничего страшного. Просто добавить всему этому немного спортивного духа, вот и все. И Гордо выровнял капсулу, нажал кнопку включения тормозных двигателей и приземлился на воду даже ближе к авианосцу «Кирсейдж», чем Ширра.
      Никто не мог отрицать это… Братья, старые или новые, не могли этого не видеть: когда подули злые ветры, старина Гордо показал всему миру нужную вещь в чистом виде.
      Следующую неделю Гордо был самым знаменитым из всех астронавтов, за исключением разве что самого Джона Гленна. Старина Гордо, которого собратья всегда считали замыкающим шествие… Он ехал на заднем сиденье лимузина, а парад следовал за парадом. Гонолулу, Какао-Бич, Вашингтон, Нью-Йорк… И какие это были парады! Парад с забрасыванием серпантином в Нью-Йорке был одним из крупнейших: того же размаха, что и чествование Гленна, с транспарантами вдоль дороги, на которых было написано что-нибудь вроде «Гордо Купер - просто супер!» - буквами высотой в три-четыре фута. Более того, он выступал на объединенном заседании Конгресса, как Гленн. «Образцовый полет» вроде полета Ширры таким и оставался, но в нем не было ничего от фильма ужасов, что могло бы захватить воображение. А Гордо был, кроме того, первым американцем, который провел в космосе целый день и сравнял счет в игре с Советами. Звание героя поединка казалось гораздо почетнее, чем когда-либо.
      
      
      

15. ПУСТЫНЯ