Что там в голове у этих иностранцев? - Прага с изнанки. О чем молчат путеводители

Вячеслав Перепелица

Прага с изнанки. О чем молчат путеводители

У каждого гида по Чехии есть «общая» Прага, которой не избежать любому, приехавшему сюда даже на самый короткий срок, с самыми конкретными прагматичными целями. Любой мало-мальски информированный турист перед поездкой, помимо знаменитого чешского пива, держит в голове Карлов мост и грандиозный готический собор Святого Вита. (Собор «имени кого-то там», как говорила одна туристка. Ну хотя бы так.) Более подготовленные присовокупляют к этому списку Вацлавскую и Староместскую площади, названия двух-трех знаковых пивных, свиное колено и загадочные кнедлики. И практически все ожидают лицезреть архитектурные красоты, старину, «стобашенность» и «златоглавость».

Ну и что прикажете с этим делать? Всеми силами «избегать банальностей», «отречься от стереотипов»? Да боже упаси! Я смогу понять парижского гида, если он не посоветует туристам непременно пройтись по Елисейским Полям или влезть на Эйфелеву башню. Но представить себе такое: «Фи, дался вам этот Карлов мост… банально… толпы туристов…» или «Пиво, пиво… жирное колено… как это неоригинально. Вот есть неподалеку прекрасный вегетарианский бар…» Полный идиотизм! Ни у кого из нас, гидов, язык на такое не повернется. Нет, друзья, не стоит избегать пражских «банальностей», поскольку они воистину прекрасны. И как бы вы ни были наслышаны о местных красотах от друзей и знакомых, сколько бы вы ни насмотрелись фильмов и фотографий, действительность многократно превзойдет все ваши наилучшие ожидания. Проверено!

Но у каждого гида есть и своя Прага. Нет, не набор любимых, только ему одному известных мест: городских районов, улочек, пивных или ресторанов. Пожалуй, это даже не столько места, сколько знания, впечатления и предпочтения. Я говорю о местах, которые можно было бы отнести – если бы кто-то взял себе за труд составить подобную классификацию – ко второму уровню известности. Но все-таки у каждого из нас свой набор того, что мы стараемся показать, о чем рассказать, на что обратить внимание туристов, считая, что без этих мелочей и деталей не получить цельного впечатления о Праге, не ощутить ее неповторимую атмосферу. Почему Прага – уникальный, неповторимый город даже на фоне блистательных европейских столиц? (А я в этом искренне убежден!) Почему Прага так «универсальна», так умеет восхищать людей самых разных, с самым разным уровнем интересов и запросов – от любителей оттянуться, оторваться до взыскательных ценителей муз? (А я это знаю точно.) Наверное, у каждого на эти вопросы свои ответы. Точнее – свои попытки ответов.

Мое представление о Праге можно свести к двум утверждениям.

1 Праги много. Хоть она не такая уж и большая, но состоит из великого множества разноцветных «кубиков» – ошеломительно красивых, захватывающе интересных, просто забавных и приятных. На все вкусы.

2 Прага гармонична. Из этих кубиков сложена стройная пирамида. Упустишь из внимания большую часть кубиков, пройдешь мимо, не заметив, – пирамида получится кособокой. Попробуем не пропустить.

Красиво, как красиво! И как сохранилось?

Объяснить красоту невозможно. Можно разве что попытаться.

Стоишь на Градчанах у подножия королевского замка… Вот, кстати, первое преимущество Праги, не столь уж, правда, уникальное. Изрядная часть города расположена на холмах, с которых открываются ошеломительно красивые виды. В то же время и вид снизу, с Карлова моста на Пражский Град, считается самым красивым в мире видом на городской замок. Специалисты вообще пришли к выводу, что рельеф местности, на которой расположена Прага: изгиб реки, спускающиеся к ней холмы, – идеален для строительства красивого города…

Итак, ты стоишь на Градчанах, под тобой море черепичных крыш. Шпили, башни, купола… Все это плавно спускается с холма и перетекает на правый берег Влтавы. Где еще увидишь такой огромный старый город? Нигде! Отдельные дома поздней постройки не портят общей картины, не выпячиваются – они почти незаметны меж древних стен. Да и сами по себе не лишены интереса – старая Прага не терпит заурядности. Вот и бродишь часами по этому городу, не теряя ощущения старины. И все время чувствуешь почти на энергетическом уровне – это ж все подлинное, не отстроено заново по сохранившимся гравюрам, не восстановлено из пепла. Вот так все оно и было, когда доспехами гремели по этой улочке или в камзоле щеголяли со шпагой на боку.

Как же создалось это архитектурное буйство? А главное – как смогло сохраниться на протяжении веков, не перестроиться, не разрушиться? Оказывается, есть тому вполне конкретные причины. Так уж своеобразно распорядилась здесь непростая история.

Прежде всего, Прага – достаточно старый город. Уже в десятом веке любознательный и грамотный купец Ибрахим ибн Якуб описал ее как «великий город из камня и извести», славный торговлей и ремеслами. Повезло Праге родиться на пересечении торговых путей и удобной переправы через Влтаву. Именно оттуда романские фундаменты и подвалы, на которых стоит вся старая Прага. С веками они ушли глубоко под землю, а сейчас их потихоньку расчищают и устраивают в них романтические недешевые ресторанчики. Оттуда же и несколько романской архитектуры соборов.

Но наивысшего расцвета и могущества достигла Чехия в тринадцатом, а особенно в четырнадцатом веках, во времена правления великого короля и императора Карла IV. То было время готики, а Карл был просвещенным государем и великим градостроителем. Сам проектировал Новый город (небывалый случай в Средневековье!), сам привлекал и выбирал талантливых зодчих и художников. Со временем многие готические строения были спрятаны за барочными фасадами, но сохранившиеся соборы того времени позволяют считать Прагу городом именно готической архитектуры.

Архитектурной пышности и разнообразию способствовало еще несколько обстоятельств. Прага долгое время состояла из нескольких городов: Старый город, Новый город, Градчаны, Еврейский квартал, Вышеград. Каждый со своей администрацией, а значит – своя ратуша, своя церковь. Мало того, временами шло нешуточное противостояние между разными сословиями, между церковной и королевской властью, между гуситами и католиками. Слава богу, не всегда это выливалось в мордобития и погромы, часто просто мерились по-мужски: у кого церковь больше и круче. Так вот и строились новые соборы и дворцы, сохранялись и лелеялись старые, а мы сейчас пользуемся плодами этого соперничества. И дивимся и радуемся…

Новое противостояние, принесшее зримые плоды, было в девятнадцатом веке – между чешским и немецким населением Праги. Чехи затеяли грандиозное строительство «своего» театра. Колоссальное здание на берегу Влтавы, на постройку которого отдавали личные сбережения, торжественно открылось постановкой оперы Сметаны… и вдруг очень скоро сгорело. Подозревали диверсию со стороны немцев. Что делать?.. Чехи поднатужились, провели новый сбор средств и завершили строительство. И под пышными сводами Национального театра, увенчанного золотой короной, вновь зазвучали патриотические оперы Бедржиха Сметаны. Немцы решили не отставать. Построили новое здание для своего театра, хоть и старое было вполне приличным. Репертуарное разделение на национальной основе сохраняется до сих пор: Сметана и Дворжак ставятся в Национальном театре, а Вагнер и прочие иностранцы – в бывшем немецком, ныне оперном.

В 1891 году – новая волна патриотического подъема. Чехи с огромным энтузиазмом приняли участие в подготовке к выставке промышленных достижений Чехии, приуроченной к столетию со дня коронации австрийского императора Леопольда. В этом тоже была политическая подоплека. Леопольд короновался также и чешской короной, признавая тем самым чешское королевство, входящее в состав Австрийской империи. А Франц Иосиф, создавший в 1867 году двуединую монархию Австро-Венгрию, в состав которой входила Чехия, в свое время этого не сделал. И чехи, так рьяно бросившиеся отмечать столетие коронации Леопольда, тем самым показали фигу в кармане своему правителю, которого вообще не очень любили. Немецкое население демонстративно не принимало участия в подготовке к выставке. Зато чехи развернулись! Опять прошел сбор добровольных пожертвований. Общество чешских туристов задумало построить в Праге вторую Эйфелеву башню, вдогонку парижской. И той же высоты! Подсчитав средства, решили, что не потянут. Тогда воздвигли ажурную смотровую башню на вершине Петршина холма: если считать от подножия – те же триста метров. А уж другие сооружения тем более впечатляют. На территории, которую сейчас называют Виставиште (почти ВДНХ), был построен огромный выставочный павильон – передовое сооружение и по техническим решениям, и по архитектурному стилю. А рядом разместились первые в мире цветомузыкальные фонтаны – детище талантливого чешского инженера и изобретателя Франтишека Кржижека.

Но как же сохранилось в Праге все это архитектурное великолепие, особенно средневековое? Я даже не военные разрушения имею в виду, а другой, не менее губительный фактор. При всем уважении к нашим предкам, при их безусловной тяге к прекрасному, одно с прискорбием отмечаю: все поголовно тогда не понимали, что старина самоценна, что ее беречь и лелеять надо. Даже историки искусства эпохи Возрождения с презрением отзывались о готических постройках; даже термин «готика», который они же и придумали, имел пренебрежительный смысл – то, что дикари готы строили, нечто дикарское, варварское. А уж владельцы замков при первой же возможности лихо и безжалостно перестраивали их, подчиняясь веяниям новой моды. Если денег, конечно, на это хватало, если руки до этого доходили…

Вот в этом-то и кроется своеобразное везение Праги. На вопрос «Как сохранилось?» мой коллега в частном разговоре сказал, как отрубил: «А денег не было, чтобы перестраивать, вот и сохранилось!» Коротко, но метко! Не было счастья, да несчастье помогло. В Средневековье Чехия достигла наивысшего расцвета и могущества, она была самым богатым королевством среди германских княжеств, а что касается Праги, то она одно время была даже столицей Священной Римской империи германской нации, и была больше и краше Парижа и Лондона, но затем Гуситские войны остановили ее строительство. Войны, однако, закончились, и готический облик Праги дополнили прекрасные ренессансные дворцы, которые строили итальянские зодчие, привезенные просвещенными Ягеллонами и Габсбургами. Последний невиданный взлет Праги произошел, когда взбалмошный и своенравный Рудольф II, правивший с последней четверти шестнадцатого века, вдруг перенес сюда из Вены столицу империи и наводнил город учеными, художниками, скульпторами и шарлатанами всех мастей, собрав и первых, и вторых, и третьих, и четвертых со всей Европы. Великий покровитель наук и искусств, он внес свою лепту в архитектурный облик Праги, да и сам «квартирный кризис», вызванный переездом в Прагу более семиста придворных, невольно способствовал возведению новых дворцов.

Но то был пир накануне чумы. Подняв уже после смерти Рудольфа восстание против Габсбургов, чешские протестанты потерпели сокрушительное, самое горькое в истории Чехии поражение. 1620 год, сражение на Белой горе. Двадцать семь достойнейших людей Чехии казнили на Староместской площади, остальные дворяне-протестанты были поставлены перед выбором – вернуться в католичество или навсегда покинуть страну. В результате Чехия на триста лет превратилась в провинцию Австрийской империи, а Прага, соответственно, утратила свой столичный статус.

Тут уж пражанам стало не до грандиозного строительства. Самый яркий пример – улица Нерудова, которая поднимается от Малостранской площади прямо к королевскому дворцу. Когда в Праге обосновался Рудольф, его придворные застроили улицу дворцами. Но когда двор вернулся в Вену, дворцы опустели, а потом были заселены простым людом. Какие уж там переделки согласно новым архитектурным веяниям – фасад бы подлатать. Зато теперь здесь один из самых красивых исторических районов Праги – заповедник ренессансной и барочной архитектуры. Вот так – и бедность порой на пользу идет. Это не только для Праги характерное явление – процветал какой-нибудь городок в ренессансные времена, богател и строился. А потом заглохла торговля, умер или уехал богатый владелец, и законсервировалась старина на несколько веков. Профессор-искусствовед из моей группы глаза таращит: «Как… это… могло сохраниться?!!» А вот так.

Пришли в Прагу иезуиты – восстанавливать утраченные позиции католичества. Стали, как волки, метить свою территорию. Но как красиво, черт возьми, метили! В аскетичных готических соборах появилась пышная барочная начинка – витые колонны, мраморные статуи католических святых, лепнина и позолота. Понастроили великолепные храмы и здания в стиле барокко, возвели целый комплекс Клементинум, где располагались капелла, учебное заведение, библиотека и научная обсерватория. Здесь белорус Франциск Скорина, служивший садовником, освоил типографское ремесло и напечатал первые книги на русском языке. Иезуиты – почти ругательное для многих слово, чуть ли не фашисты. Да, суровы, подчас жестоки были братья, возглавляемые бывшим военным Игнатием Лойолой. Но, воздвигая новый храм во славу католической веры, почти всегда рядом с ним они открывали школу для детей и госпиталь. В результате за короткое время грамотность населения Европы на порядок возросла.

Хоть Прага и оставалась провинцией Австрийской империи, но совсем уж не прозябала – правители про нее не забывали, и великолепным барокко ее украшали лучшие венские архитекторы. Имперский столичный размах был здесь неуместен – ни огромных площадей, ни проспектов, ни помпезных дворцов с колоннадами. В результате – золотая серединка: не будучи обделенной ни одним из европейских архитектурных стилей (мягко сказано!), Прага сохранила уютный, камерный облик старинного города. Сравним с блистательной Веной: тоже прекрасный город, но как же не похож на Прагу! «Я – столица империи», – заявляет Вена своими роскошными дворцами, огромными площадями, пышными памятниками. Тоже красота, но другая. Восемнадцатый, девятнадцатый века, барокко и классицизм, блеск и величие. Я все-таки за Прагу: мне кажется, ее узкие улочки, небольшие дома и неграндиозные дворцы более соразмерны человеческой душе. Да просто интересней, романтичней, разнообразней. Быть может, субъективно, но многочисленные восторги туристов меня поддерживают. Правильно писал Петр Вайль: «Если б каким-нибудь марсианам надо было дать представление о Европе, показав единственный город, то для этой роли лучше других подошла бы Прага».

А ведь есть еще великолепный модерн венской школы – сецессион. Есть и чешский кубизм, и конструктивизм. И наконец – творение современных архитекторов, знаменитая приманка для туристов: «танцующий дом» на набережной Влтавы. Наслаждайся, турист! Изучай, студент-искусствовед!

* * *

Конечно, Прагу пощадили войны, особенно последняя, самая разрушительная. Правда, представлять дело так, как приходится иногда слышать: чехи-де такие миролюбивые непротивленцы, что всегда пускали врага в свою столицу без боя, – было бы несправедливым упрощением. Впрочем, о миролюбии и непротивлении чехов немного позже…

Союзники Прагу не бомбили – доставалось другим чешским городам, где немцы развернули военное производство. Но в самом конце войны, летя в густом тумане бомбить Дрезден, американский бомбардировщик по ошибке сыпанул бомбы на Прагу. Пострадали скульптуры на Ирасковом мосту – их позже убрали и поместили в хранилище. Разрушенный неподалеку на набережной дом долго не восстанавливали. В девяностые годы президент Вацлав Гавел объявил международный конкурс, в результате которого появился знаменитый «танцующий дом». Самой большой потерей от этой бомбардировки было разрушение собора монастыря Эмаузы. Купол отстроили заново в социалистические годы. Очень причудливо, необычно получилось – будто две изогнутые лопасти пропеллера вздымаются в небо. Спорное решение, но сейчас воспринимается уже привычно, как неотъемлемый элемент архитектурного силуэта Праги.

Пятого мая 1945 года пражане подняли восстание, но гитлеровцы не собирались заканчивать войну. Начались уличные бои, а Советская армия еще только приближалась к Праге. Вот здесь город мог пострадать серьезно – неподалеку от него находился военный аэродром. Неожиданная помощь пришла со стороны власовцев, чья армия располагалась в окрестностях Праги. Захватив аэродром, они не дали взлететь самолетам для бомбардировки города, а потом вступили в бои с немцами. Прощения хотели заслужить за свое предательство, но наверняка ведь и гитлеровцев ненавидели, и братьям славянам сочувствовали. Тем не менее разрушения были: немецкие танки, ворвавшись на Староместскую площадь, в упор расстреляли здание старинной ратуши, в подвале которой засели восставшие. Часть ратуши сгорела дотла, а вместе с ней погиб ценный исторический архив.

Чешский писатель Милан Кундера в своем романе «Невыносимая легкость бытия» высказал мысль, что пражане испытывают своеобразный комплекс вины в связи с тем, что их любимый город так мало пострадал в войну по сравнению со многими европейскими столицами. «Старая ратуша четырнадцатого столетия, которая когда-то целиком занимала одну сторону площади, уже двадцать седьмой год пребывала в развалинах. Варшава, Дрезден, Берлин, Кёльн, Будапешт были чудовищно разрушены последней войной, но жители подняли их из руин, в основном бережно восстановив старые, исторические кварталы. Пражане испытывали комплекс неполноценности перед этими городами. Единственным достопримечательным зданием, уничтоженным у них вой ной, была Староместская ратуша. И они решили оставить ее до скончания века в руинах, чтобы какому-нибудь поляку или немцу не вздумалось упрекнуть их, что они мало страдали».

Сейчас разрушенное крыло ратуши не восстановлено, а обломки рухнувшей стены законсервированы.

История

Для большинства туристов перегруженность экскурсии историческими сведениями – большим количеством дат, фамилиями правящих династий, именами исторических личностей, – мягко говоря, нежелательна. Экскурсоводы учитывают это и стараются излишне не грузить. По крайней мере, разбавляют исторические экскурсы пикантными историями из жизни правителей, забавными анекдотами и т. п. Но часть туристов вообще упоминание одной-единственной даты или имени воспринимают как личное оскорбление. «Кому это интересно?» – вопрошают они уныло и погружаются в анабиоз. Таких немного, но все-таки больше, чем тех, кто задаст вопрос: «А скажите, как это династия Люксембургов стала правящей в Чехии?»

Что ж, такое незнание вполне объяснимо – не все же поголовно должны интересоваться историей. К тому же запомнить всю эту массу информации, всех этих чертовых королей, их жен, детей, даты их правлений, побед и поражений просто невозможно. В первый же день экскурсий начинает пухнуть голова!..

Да, все это так. И все ж таки обидно. А для Чехии, для Праги обидно вдвойне. Во-первых, чешская история не так уж сложна для восприятия, не так уж запутана, как история, допустим, соседней Польши. А уж тем более Франции. Но при этом захватывающе интересна, драматична, поучительна. А во-вторых, ну просто поразительно, какое прямое, конкретное, легко прослеживаемое влияние чешская история оказывает практически на все, что вы наблюдаете в сегодняшней Праге, – от архитектурного разнообразия до черт характера ее жителей, их обычаев, привычек, поведения. История влияет даже на то, что пражане едят и чем запивают. Пожалуй, можно сказать: элементарное знакомство с основными событиями чешской истории – канва, на которой постепенно вышивается яркая, цветная картинка Праги. Нет канвы – будут пробелы, упустите что-то важное и интересное.

Я представляю, как на большом листе ватмана своим корявым почерком пишу ИСТОРИЯ. Обвожу рамкой и на некотором отдалении пишу АРХИТЕКТУРА. Соединяю множеством стрелок. На одной написано: «Бурное развитие в Средние века, богатство и процветание, мудрые правители, Прага – столица Римской империи». Далее, ближе к АРХИТЕКТУРЕ: «Большое строительство с привлечением лучших зодчих, осуществление амбициозных замыслов и проектов королей и императоров». Попробуйте продолжить сами, руководствуясь главой, посвященной архитектуре. Ну, например: «Триста лет под властью Габсбургов, Прага – провинция империи. Нет средств и амбиций для кардинальной перестройки». (Стрелка.) «Сохранение старинного облика города» или «Подъем патриотического самосознания, постоянное соперничество с немецким населением». (Стрелка.) «Построили грандиозный Национальный театр, Выставочный павильон, смотровую башню на Петршине. Средства на строительство собирали всем народом». Вот, где-то так. Понимаю, что попахивает начетничеством, есть опасность натяжек и некорректных обобщений. Но, по-моему, помогает многое понять и объяснить. И составить более цельную картину того, что есть сейчас.

* * *

С недоверием отношусь к слишком уж красивым, емким и хлестким высказываниям. В том числе – к афоризмам и пословицам. В большинстве случаев мне кажется – чем красивее сказано, тем дальше от истины и конкретного смысла. Тем более ценю, когда сказано красиво, но в самую точку – верно и конкретно (по моему мнению, конечно). И в полном восторге я от строк замечательного писателя Дины Рубиной: «Прага одухотворена более, чем любая другая столица Европы, возможно, потому, что населена не просто людьми… Они парят где-то там, над головами проходящих внизу туристов – святые Войцехи и Сигизмунды, короли Карлы, Рудольфы, Вацлавы… Их далекие каменные улыбки, раскинутые крыла, зажатые в кулаках жезлы и шпаги пригласительно и зазывно летят в пространствах разновысоких крыш. Если бы все они ожили в одночасье, задвигались, заговорили – о, какая шумная бурливая жизнь, какие страсти, хохот и стоны, речитатив и торжественный хорал разнеслись бы над крышами!»(Дина Рубина, «Джаз-банд на Карловом мосту»). Да, именно о Праге так можно сказать, и здесь это звучит не возвышенно-неопределенно, а конкретно и справедливо. Совсем немного воображения надо, чтобы, бродя по мостовым Праги, ощутить зримое присутствие истории, мифов и легенд. А временами, отключившись от сиюминутной реальности, действительно услышать над собой «страсти, хохот и стоны, речитатив и торжественный хорал». Следы исторических деяний великих правителей, трагических и забавных историй далеких времен, отголоски легенд и мифов встречаешь на каждом шагу. Чуть-чуть воображения и… немножко исторических знаний.

Карл

Чтобы сразу почувствовать присутствие великого чешского короля, достаточно приостановиться на Карловом мосту, одном из его творений. В одиночестве оказаться здесь трудно, разве что рано утром прийти. Пестрая разношерстная толпа течет по мосту почти круглосуточно – «все флаги в гости к нам». А я тут же вспоминаю описание пешеходов на том же мосту, сделанное летописцем в последние годы правления Карла: кого тут только не было, в каких немыслимых нарядах, в каких экзотических одеяниях шли люди со всего известного в те времена мира! В конце своего правления Карл, а правил он до 1378 года, превратил Прагу, столицу Священной Римской империи, в цветущий город, куда краше и благоустроенней Парижа и Лондона и превосходящий их по численности населения. Такие вот неожиданные параллели между Средневековьем и нашим временем.

Двинемся в сторону Старого города. За левым плечом – собор Святого Вита. Карл начал его строительство еще при жизни отца, Иоанна Люксембургского. Когда умер француз Матиас из Арраса, главный зодчий собора, Карл неожиданно для всех предложил продолжить строительство… двадцатилетнему молодому человеку, Петеру Парлеру. И не прогадал. Грандиозный собор, архитектурные новации которого сейчас с восхищением перечисляют специалисты в любой книге о готической архитектуре, стал результатом правильного выбора мудрого короля.

За правым плечом видна стена, взбирающаяся по зеленому холму. Ее строительство говорит еще об одной грани характера Карла. Когда после неурожайного года в Праге начался голод, король созвал народ, накормил его сытно и повелел строить эту не очень-то нужную для оборонительных целей стену, обещая платить за работу. Почему просто так не кормил голодающих? Потому что понимал, что милостыня только развращает, плодит иждивенчество и еще большую нищету. Надо давать не рыбу, а удочку.

Сойдя с Карлова моста, совсем скоро, двигаясь по Карловой улице, попадаем на самую красивую пражскую площадь – Староместскую. Вот где буйство архитектуры, смешение всех стилей! Здание ратуши со знаменитыми часами – старая готика. Позднеготический двуглавый храм Девы Марии Тынской. Дом «У Минуты» с ренессансной росписью. Дворец Гольц-Кинских с фасадом в стиле рококо. А между ними – готическое здание, где, как говорят, и родился Карл. От площади совсем близко еще одно детище Карла – старейший в Центральной Европе университет. Фасад современный, но на нем сохранен красивый готический эркер. Здесь вспоминаем еще об одной немаловажной грани таланта Карла: чешский король, опережая на несколько веков свое время, был мастером непременного атрибута нынешнего политика – пиара. Обладая безусловным литературным талантом и красноречием, он предварял каждое свое значительное деяние письменным или устным заявлением, которое придавало особую торжественность и значимость этому деянию и еще больше укрепляло авторитет и симпатии к королю среди подданных. Судите сами, вот как он мотивировал в своем указе основание в Праге университета: «…чтобы не надо было нашим верным жителям королевства, неустанно алчущим плодов знаний, просить милостыню в чужой земле, но чтобы они находили в королевстве стол, гостеприимно для них приготовленный». Куда до него современным политтехнологам!

Наконец, переходим улицу Пшикоп и вступаем в Нове-Место. Да не введут вас в заблуждение название этого района и относительно современные дома. На самом деле этот район – еще одно творение Карла, быть может, самое грандиозное и удивительное. Когда городу стало тесно в старых границах, король решил построить новый город там, где были лишь отдельные небольшие поселения: деревеньки, монастыри, а также сенной, конный и мясной рынки. Первый и в Средние века единственный случай – город строился не хаотично, а по плану, собственноручно начертанному рукой монарха! Улицы расходились веером, на месте конного рынка появилась Вацлавская площадь, на месте мясного – будущая Карлова. Улицы Карл планировал прямыми и необыкновенно широкими, как будто предвидел будущее засилье автотранспорта. Мало того, историки утверждают, что, намечая направление улиц, Карл учитывал даже розу ветров, дабы выветривалась с них неизбежная в те времена вонь.

«Король сам определил его [нового города] размеры, направление его укреплений, сам положил первый камень при их основании, сам присутствовал при прокладке улиц, сам установил места рынков и площадей» (Алоис Ирасек).

Поверьте, в Праге еще много, очень много интересного, красивого, необычного. Давайте завершим нашу короткую, далеко не полную прогулку по местам свершений великого чешского короля Карла I (это в Священной Римской империи он был Карлом IV), вспомнив напоследок слова из его указа, предваряющего строительство Нове-Места: «Среди других забот нашего правления, которыми ежедневно, как волнующееся море, обеспокоена бывает наша душа, мы ревностно размышляем снова и снова о том, чтобы наше наследное чешское королевство расцветало всяческой красотой… потому что среди других владений, которые нам по праву достались в наследство от отца или которые счастливая судьба присоединила к ним… считаем это королевство неким избранным садом среди полей, самым дорогим из всех».

* * *

Личность и плоды правления Карла представляются тем более грандиозными в сравнении с его предшественником и преемником. Первый – Иоанн Люксембургский, отец Карла, второй – Вацлав IV, его сын.

Ян (Иоанн) Люксембургский был личностью выдающейся в европейских масштабах.

Он вел бурную и эффективную дипломатическую деятельность, живо интересовался всеми европейскими делами, принимал участие почти во всех стычках и войнах. При этом он был отважным воином и отличным полководцем. «Последний рыцарь Европы» – так его прозвали современники. А еще говорили с легкой иронией: «В Европе все происходит по воле Божьей и чешского короля». Даже сама гибель Яна знаменательна: он выступил со своим войском на стороне Франции в одном из сражений Столетней войны, в битве при Кресси. Английские лучники решили исход битвы, выкосив цвет французского войска. Но когда поражение стало очевидным, Ян Люксембургский воскликнул: «Бог такого не видел, чтобы чешский король убегал с поля битвы!» Он поручил вести своего коня двум оруженосцам, потому что к концу своей жизни… был абсолютно слепым. И бросился в самую гущу сражения! Какая красивая смерть… И какая бессмысленная. Пролив слезу над телом поверженного противника, английский король сказал: «Преломлено копье рыцарства». А уже в двадцатом веке за право похоронить на своей земле останки отважного короля спорили три страны – Франция, Германия и Люксембург. Но… Чехия в этом споре не участвовала.

Беда в том, что для самой Чехии Ян-Иоанн сделал очень мало. С самого начала его отношения с чешской знатью не сложились. Чехию он откровенно не любил и в Прагу приезжал только затем, чтобы пополнить кошелек для очередных великих дел в Европе. Единственные, кто встречал его в Праге с неизменным восторгом, были молодые рыцари. Поскольку каждый свой приезд король устраивал грандиозный рыцарский турнир, в котором и сам принимал участие. Интересно, что в наши дни Яна Люксембургского считают своим кумиром в Чехии только любители исторического фехтования – те, кто по праздникам, облачившись в доспехи, устраивают рыцарские турниры на старинных площадях.

Остальные упоминают его имя вскользь и без малейшего пиетета. Да и говорить, собственно, не о чем – в Праге осталось слишком мало следов его правления: ратуша в Старом городе и собор Святого Якуба неподалеку от нее.

Но совсем уж провальным было правление сына Карла I, на которого сам Карл, пока был жив, возлагал большие надежды. Называли его и Вацлавом Ленивым, и Вацлавом Пьяницей… На самом деле личность эта далеко не однозначная – и скорее трагическая, чем ничтожная. Он продолжал строительство Праги, начатое отцом. Он пополнял сокровищницу королевства ценными произведениями искусства. Приблизив к себе великого реформатора Церкви Яна Гуса, он старался прислушиваться к его советам. И он пытался улучшить управление страной, введя в свой совет представителей мелкого и среднего дворянства. Но обстановка в Европе и внутри королевства осложнилась, а мудростью, терпением и волей отца Вацлав IV не обладал. Вспышки активности сменялись у него апатией и безразличием, и постепенно он нажил многочисленных врагов. К концу жизни Вацлав стал алкоголиком и полностью утратил власть над королевством. Итогом его правления стали разрушительные Гуситские войны, отбросившие цветущую Чехию на столетие назад.

Рудольф и рудольфинцы

Шестнадцатый век. Казалось, давно позади слава и процветание Праги. Она уже не столица империи – теперь ею правят Габсбурги из Вены. Но внезапно умирает император Максимилиан II, и на трон, неожиданно для него самого, садится сын Максимилиана, Рудольф. И начинается сумасшедшее время для Праги, для Чехии, для всей Европы. Время невиданного взлета, расцвета и столь же сокрушительного падения.

Столицу империи Рудольф перенес из Вены в Прагу. Он терпеть не мог свою многочисленную родню в Вене, а Прага давно ему нравилась. Вместе с ним переехали семьсот придворных и стали строить для себя дворцы. Новый император был человеком абсолютно незаурядным. Он страстно увлекался науками, искусствами, астрологией, оккультизмом, каббалой, чернокнижием. И вскоре гонцы по всей Европе собирали для него картины, ювелирные изделия, диковинные и редкостные вещи. А также зазывали ко двору Рудольфа самых выдающихся художников, ученых, медиков. Вскоре, прослышав про необыкновенного мецената, в Прагу и сами хлынули ученые и шарлатаны со всей Европы. Вначале император щедро одаривал их, потом казна стала худеть, к тому же хитрый секретарь Рудольфа регулярно присваивал деньги, но ученые и люди искусства все равно оставались при дворе удивительного монарха, ценя творческую атмосферу Праги, которой не было и не могло быть нигде больше. Прага поистине стала центром Европы. Какие личности творили здесь искусство, науку, составляли гороскопы, занимались магией и искали философский камень! Это и в самом деле было сумасшедшее время – под стать императору, чье психическое нездоровье усиливалось с каждым годом. Под стать окружавшим его людям, многих из которых вполне нормальными тоже не назовешь. Великие математики и астрономы Тихо Браге и Иоганн Кеплер составляли для императора гороскопы и совершили здесь свои самые выдающиеся открытия в астрономии. Представьте Тихо Браге, бредущего по ночной улочке. К лицу его прикреплен серебряный протез, заменяющий кончик носа, отсеченный в юности на дуэли! Из Англии в Прагу прибыли Эдвард Келли и Джон Ди. Первый был уже разоблаченным на родине шарлатаном, которому успели отрезать уши за мошенничество. Но он вошел в доверие к Рудольфу, обещая изготовить философский камень. Второй был выдающимся ученым, чьи разработки легли в основу современной картографии. А еще он был шпионом английской королевы под условным именем… 007. А еще он изучил язык ангелов и составил его словарь. А еще он заслал ведьму в испанский флот, которая подняла бурю, погубившую Непобедимую армаду и спасшую Англию. А еще он придумал слово «Великобритания». Придворным художником императора был Джузеппе Арчимбольдо. Помните его картины? Изображение человеческого лица состоит из овощей и фруктов: губы – вишни, нос – груша и т. д. Вот какие люди ходили тогда по тем же мостовым, по которым ходите сейчас вы.

В такой атмосфере, среди таких персонажей легенды рождались одна за другой. Переписались на пражской почве, обросли новыми подробностями, зажили новой жизнью древнееврейский миф о Големе и древнегерманский – о Фаусте и Мефистофеле. Мудрый ученый раввин Иегуди Лев бен Бецалель, чернокнижник и каббалист, с кем устраивал тайные свидания Рудольф, создал из глины человекоподобное существо, призванное служить и защищать население еврейского квартала. Однажды Голем вышел из повиновения, его с трудом остановили, и якобы его обломки до сих пор лежат на чердаке Староновой синагоги. За несколько столетий эта легенда так проникла в сознание людей, что уже в двадцатом веке известный репортер Эгон Эрвин Киш обыскал этот чердак в поисках остатков Голема.

А в самом конце огромной Карловой площади вам покажут красивый дом, где жил доктор Фауст. Отсюда, через дыру на крыше, унес его дьявол. Дыру очень долго не удавалось заделать, и однажды дьявол унес через нее поселившегося здесь ни о чем не подозревавшего студента.

Поднимаясь по красивой Нерудовой улице к Пражскому Граду, сделайте передышку в том месте, где влево спускаются ступеньки. Отсюда совсем недалеко до башни, где жил тот самый Эдвард Келли, шарлатан и мошенник. Персонаж реальный, а случай, который здесь с ним произошел, реальный, нет ли – судите сами. Хозяйка квартиры зашла к нему в комнату, чтобы попросить ученого человека помочь ее заболевшему сыну. Сквозняк откинул его длинные волосы, и стало видно, что у него отрезаны уши. Помните, за мошенничество его так наказали. Келли пришел в ярость и проклял ребенка хозяйки, пожелав, чтобы у него выросли ослиные уши. И уши таки выросли, представляете! Но хозяйка помолилась Деве Марии, и ребенок стал еще краше, чем прежде. А Эдвард Келли потом плохо кончил.

Но и в Праге дела становились все хуже. Безумие императора прогрессировало, он попеременно из глубокой апатии впадал в ярость и тогда крушил все вокруг, в том числе и бесценные сокровища своей огромной коллекции. А государственные дела он и раньше ненавидел. Бывало, специально перемешивал на своем столе принесенные для ознакомления бумаги, приводя в отчаяние секретаря. Отстраненный от власти, одинокий, Рудольф умер 20 января 1612 года, после того как в зверинце рядом с дворцом умер его любимый лев. Рассказывают, что перед смертью он посмотрел из дворцового окна на город и воскликнул: «Прага, неблагодарная Прага! Я принес тебе славу, а ты нынче отвергаешь меня, своего благодетеля». На самом деле его несчастную судьбу предопределили и тяжелый характер, вызванный душевной болезнью, и сложная обстановка в Европе. Как сказал один историк: «Император скрывался от печальной действительности в другие миры, будь то таинственный мир науки или прекрасный мир искусства. В этом и состоит непреходящее очарование этого талантливого человека».

Через шесть лет произошло очередное «швыряние из окон» – восстание чешских протестантов, которые потерпели поражение – страшная Тридцатилетняя война. И Чехия на триста лет попала под власть Габсбургов, полностью утратив свою независимость. «Триста лет мы страдали» – так об этом пишут в чешских учебниках.

Пражские святые для туристов

Имена различных святых так и сыплются на головы туристов во время экскурсий по европейским городам. Скорее всего, в одно ухо влетают, в другое вылетают. Особенно трудно русским – в школе святых уж точно не проходили. Герой книги канадского писателя, профессор-гуманитарий и большой любитель поездок по Европе, задумал написать нам в помощь книгу «100 святых для туристов». На такой фундаментальный труд я не отважусь, а вот сказать несколько слов о святых, которые во время пражских экскурсий на каждом шагу сопровождают туристов, считаю полезным. Уж больно много интересного связано с этими именами.

Собор Святого Вита. Пожалуй, второе по известности и популярности место в Праге… После Карлова моста. Величественный готический собор, главный храм Чехии, с вершины Градчанского холма горделиво смотрит на раскинувшийся у его подножия город. Но почему он носит имя юного римского мальчика, в незапамятные времена принявшего страшные муки за свою веру во Христа? Никакого отношения к Чехии он не имел, но его культ распространялся по чешским землям одновременно с распространением христианства. Объяснение этому есть – мощи святого Вита (его десницу) подарил чешскому князю Вацлаву саксонский герцог Генрих в знак дружбы. Позже Вацлав построил собор во имя святого Вита, где хранились эти мощи. Но есть еще предположение, что причиной послужило сходство звучания имени святой Вит и имени популярного у славян бога плодородия – Свентовит. Ведь с помощью такого сходства можно постепенно приучить язычников к новым объектам поклонения. Как в песне у Высоцкого: «Хотели кока, а съели Кука». И кстати, такими нехитрыми приемами часто пользовались христианские миссионеры в тех местах, где христианство прививалось мирными уговорами и убеждениями, а не насаждалось огнем и мечом. Языческие праздники не запрещались, но потихоньку к ним приурочивались празднования событий христианской истории. «Наполнялись новым содержанием», как сказал бы работник идеологического фронта из недавних времен. «Идолища поганые» не сжигались, не швырялись в речку, а потихоньку заменялись статуями христианских святых.

Между тем святой Вит – очень популярный и почитаемый святой во всем католическом мире. Принявший еще мальчиком запретное тогда христианство, он пытался проповедовать его самому императору Диоклетиану. Его схватили, подвергли пыткам, тщетно заставляя отречься от своих убеждений. Затем бросили в клетку ко львам. Но львы отказались терзать святого и мирно улеглись у его ног. Тогда он был подвергнут еще более страшной казни – заживо сварен в кипящем масле. Тело юноши так содрогалось от диких мучений, что впоследствии его именем будет названа нервная болезнь, во время которой у больного трясутся конечности, – пляска святого Вита. (Возможно, опосредованно в восемнадцатом веке в одном из районов Германии возникла секта почитателей этого святого. Ее члены исполняли ритуальные танцы, во время которых тряслись всем телом.)

* * *

Имена святых Вацлава и Людмилы тоже слышны в Праге на каждом шагу. Названо в их честь множество соборов, есть много скульптур, памятников этим первым чешским святым. Они изображены в самом центре знаменитого витража Альфонса Мухи, посвященного чешской истории. Впрочем, эти святые почитаются и православной церковью под именами святой Вячеслав Чешский и святая Людмила Чешская. Воцерковленные русские Людмилы, собираясь в Чехию, планируют поклониться мощам своей покровительницы. Далее проходит своеобразная проверка на прочность и истинность веры. Выясняется, что посетить базилику Святого Йиржи, где хранятся мощи, можно только по комплексному билету, который стоит немалых денег. К тому же во время экскурсии сделать это ну никак нельзя – надо специально подниматься на Пражский Град в свое свободное время, пожертвовав шопингом и прочими туристическими радостями. Большая часть Людмил на этом этапе отсеивается, но некоторые все же осуществляют свой праведный замысел.

Интересно, изучая жития святых, более приближенных к нам по времени, понаблюдать за соотношением мифов и исторической правды. Ведь неизбежно в таких жизнеописаниях деление на черное – белое: идеализация каждого шага, каждого поступка будущего святого, наделение любого его действа неким сакральным смыслом. И наоборот, демонизация его врагов и гонителей. Впрочем, жизненный путь Людмилы и внука ее Вацлава достоверно описаны и действительно вызывают чисто человеческие чувства симпатии, уважения и сострадания. Недаром не очень-то религиозные чехи искренне любят и почитают этих святых.

Людмила вместе со своим мужем, князем Борживоем, была крещена великим славянским просветителем Мефодием. Вскоре она овдовела, а затем поочередно умерли ее сыновья, Спытигнев и Вратислав. Все силы мужественная женщина обратила на воспитание своего внука Вацлава, будущего чешского князя. «В духе христианства», как говорят ее жизнеописания. Для многих, увы, это абстрактные понятия. А Людмила просто прививала внуку обычные гуманистические ценности, отнюдь не очевидные в то время: доброту, милосердие, сострадание. Приучала конкретными делами заботиться о ближних, помогать обездоленным. Вот это якобы и вызывало неприятие ее невестки Драгомиры, матери Вацлава. Вот здесь-то, в обстоятельствах и причинах смерти Людмилы, и таятся сомнения: где красивый вымысел, а где правда? Некоторые, ничтоже сумняшеся, прямо называют Драгомиру язычницей. Но это весьма неправдоподобно – ну не могла язычница в то время войти в христианскую княжескую семью. Тогда оговариваются, что, приняв христианство, она оставалась язычницей в душе. Но в душу не влезешь. Более правдоподобное объяснение – борьба за власть: кто из двух вдов будет править в Чехии до совершеннолетия маленького Вацлава? Но Людмила добровольно отстранилась от власти и уехала в замок Тетин у Бероуна. Где ее все равно настигли убийцы, посланные злобной Драгомирой. Они задушили Людмилу ее же собственным шарфом. Именно так, с белым шарфом на шее и слегка откинутой назад головой, изображена святая Людмила на знаменитом витраже Альфонса Мухи в главном соборе Чехии.

Посеянное Людмилой добро принесло щедрые плоды. Внук ее стал настоящим покровителем чешской земли, правил мудро и справедливо, завершил распространение христианской веры на чешских землях, строил храмы. Заботился о бедных, больных и сиротах. Тайно по ночам разносил по их ветхим хижинам дрова и хлеб – из христианского милосердия, а не ради популярности. При этом был сильным и мужественным воином, слыл отличным наездником.

Вряд ли есть основания не доверять летописям, дающим Вацлаву такую лестную оценку. Опять же лишь истинные причины его убийства могут отличаться от канонизированных. Вацлав пал от руки своего младшего брата Болеслава, точнее, от рук его слуг. Болеслав, желая захватить власть, заманил брата на освящение храма и коварно напал на него прямо во время застолья. Сильный и мужественный Вацлав мог бы сразить нападавших. Но, не желая кровопролития, лишь оттолкнул убийц и бросился к дверям храма – совершить убийство внутри церкви для христианина совершенно недопустимо. Но копье сразило Вацлава, когда он уже взялся за дверную ручку.

Называют причинами убийства политические разногласия между братьями. Болеслав якобы не мог примириться с тем – между прочим, достаточно выгодным – компромиссом, каким Вацлав завершил столкновение с германцами, не имея возможности противостоять им военным путем…

Но… разве хоть в чем-то принизит действительные заслуги выдающегося князя предположение, что причиной смерти могла быть обыкновенная бытовая ссора, возникшая средь шумного застолья. То же самое – разве трудно предположить, что причиной лютой ненависти Драгомиры были те самые хрестоматийно сложные отношения между невесткой и свекровью? Ну, злобная невестка попалась Людмиле, а времена были суровые. Недаром повзрослевший Вацлав матушку свою Драгомиру отправил в ссылку, а прах Людмилы перевез в Прагу… Это я так просто предположил, ради исторической достоверности.

* * *

Зато вот когда я не в силах сохранить ни капли приличествующей серьезности, политкорректности, уважения к чувствам верующих и т. п., так это при рассказе о Яне Непомуцком. Понимаю, что нахожусь где-то даже на грани святотатства. Знаю, что это единственный святой чешского происхождения, признанный всем остальным католическим миром. Читал, что Непомуцкий любим и почитаем всеми чехами (что-то сомневаюсь, но как проверить?). Ничего не могу с собой поделать. Даже дочь спросила: «Папа, неужели тебе его не жалко?» Ну, жалко, конечно… Но должной почтительности к его личности не ощущаю. Даже представляя экранизацию средневековой истории Чехии с участием голливудских звезд, в роли Яна Непомуцкого я вижу американского комика Лесли Нильсена (ныне уже, увы, покойного).

Наверное, причин несколько. Во-первых, никаких выдающихся деяний он не совершал, а святым стал в результате мощной пиар-кампании, проведенной католической церковью много лет спустя после его действительно мученической смерти. Потребовалось вытеснить из сознания чехов почитаемого ими еретика Яна Гуса, вот и вспомнили о бедном утопленнике Непомуцком. По всем приходам разослали агитационный материал со слезливой историей о том, как под страшными пытками не выдал он тайну исповеди несчастной жены свирепого Вацлава IV. Наверняка популистская выдумка, рассчитанная на простодушных, сердобольных прихожан. На самом деле священник просто оказался между молотом и наковальней – в самом эпицентре яростной борьбы короля с архиепископом. Вацлав IV действительно обладал бешеным нравом. Во время одного из споров с архиепископом он так вспылил, что чуть не накинулся на того с кулаками. Напуганный архиепископ предпочел на время удалиться из Праги. Неудивительно, что король так жестоко расправился с несчастным священником, вторым после архиепископа человеком в церковной иерархии. Рассказывают, что Вацлав лично пытал узника зажженным факелом – это и дало повод предполагать, что он хотел выведать тайну исповеди. Потом Ян Непомуцкий был сброшен в мешке с Карлова моста. Над местом его падения в воды Влтавы якобы зажглось пять звезд, и теперь туристы безошибочно отличают Яна Непомуцкого от прочих святых по изображению этих звезд над его головой.

Конечно, мне жаль мученика и неудобно перед его почитателями. Беда в том, что, прежде чем прочесть о нем что-то серьезное, я читал Ярослава Гашека, а этот известный циник издевался над всем вокруг. И добро бы только над императором Францем Иосифом, за это чехи ему вряд ли претензии предъявят, но он и по поводу сентиментальности прекрасной чешской писательницы Божены Немцовой зубоскалил, а над религией так вообще насмехался. Вот как он писал о страданиях Яна Непомуцкого (вложив эти слова в уста своего героя Швейка): «А кто не хотел сознаться, тому на ноги надевали испанские сапоги и поднимали на дыбу или жгли пожарным факелом бока, вроде того, как это сделали со святым Яном Непомуцким. Тот, говорят, так орал при этом, словно его ножом резали, и не перестал реветь до тех пор, пока его в непромокаемом мешке не сбросили с Элишкина моста»[1] .

Это и есть вторая причина моего не вполне почтительного отношения к уважаемому святому – авторитет любимого писателя. Понимаю, и он здесь не прав, и я. Статуи Яна Непомуцкого стоят по всей Праге, по всей Чехии. Знаменитая семейная мастерская Платцеров за полтора века своего существования выпустила несколько сотен скульптур Яна Непомуцкого. Другие скульптуры тоже делали, но на Непомуцком явно специализировались. На грандиозную его гробницу в соборе Святого Вита ушло несколько тонн серебра… А мне кажется страшно комичным, что утонувший в речке святой помимо всего прочего является покровителем… пловцов и водолазов.

* * *

Еще одна святая – святая Агнесса Чешская, или святая Анежка, – известна туристам меньше, а вскоре они будут встречать ее имя еще реже. И «виноват» в этом… Центральный банк Чехии, или как там называется учреждение, которое изъяло недавно из оборота красивую красненькую купюру достоинством в пятьдесят крон, на которой и была изображена Агнесса.

А жаль, что об этой святой редко рассказывают местные гиды. Вот пример, когда сама судьба, полная драматических перипетий, решительных поступков и праведных деяний, удивительней самого замысловатого мифа. Когда никаких красивых вымыслов не требуется, чтобы завоевать почитание и любовь народа на многие века.

Анежка была младшей дочерью чешского короля Пржемысла Отакара I. Он первым из чешских королей получил от могущественного императора Фридриха II Золотую буллу на правление, дающую право на передачу чешской короны по наследству. Бедная Анежка с малолетства стала заложницей политики отца, направленной на укрепление и процветание чешского королевства. Дело обычное – ни один международный союз в те времена не считался надежным, если не был подкреплен брачными узами между кем-то из ближайших родственников правителей. Вот и отдавали дочек во младенчестве замуж за овдовевших королей, а царственных юношей женили на пятидесятилетних принцессах. Так и Анежку в трехлетнем возрасте обручили с Болеславом, сыном саксонского герцога. Но Болеслав умер, и первый брак не состоялся. Когда Анежке исполнилось девять лет, отец наметил для нее куда более выгодный брак – с Генрихом, сыном самого императора Фридриха II, покровительством которого чешский король очень дорожил. Молодые были помолвлены, и тут завертелись интриги европейского масштаба. В итоге многоходовой комбинации австрийский герцог, переиграв всех, выдал за Генриха свою дочь Маргариту (на десять лет старше жениха) – австрийцы вечно портили жизнь чехам! Пржемысл Отакар был так взбешен, что начал войну с Австрией! А бедная Анежка? Все современники отмечают, что была она очень красивой, умной и образованной. И вскоре сам английский король просил ее руки! Отакар заинтересовался, стал вести переговоры… Но опять вмешалась политика. Фридрих II дружил с Францией, а англичане извечно с ней враждовали. Чешский король предпочел не портить отношения со своим покровителем и отказал английскому королю. И Анежка лишилась своего третьего поклонника.

Вскоре Отакар умер, и трон перешел к его сыну Вацлаву. К этому времени Генриху надоела стареющая, навязанная ему силой Маргарита, к тому же скупой австрийский тесть так и не выделил ему обещанного наследства. И он вдруг понял, что всю жизнь любил Анежку, и никого кроме Анежки. И объявил во всеуслышание, что собирается развестись и вступить во второй брак. В Европе поднялась паника! Многие не хотели усиления чешского короля, Фридрих II не желал ссориться с австрийским родственником. Он срочно из своего кармана выплатил приданое своему сыну и уговорил его (далеко не сразу!) отказаться от любовных планов. Вацлав, хоть и нежно любил свою сестру, тоже был вынужден отказать Генриху. И Анежка в который раз осталась без мужа. Причем на этот раз речь, видимо, шла о серьезных чувствах, память о которых сохранилась в веках. В наследии европейских поэтов-миннезингеров сохранились две удивительно красивые любовные песни – в них говорится о нежной любви к прекрасной даме, которой влюбленный не может обладать, хотя и готов отдать за нее свою корону. Автором песен считают Генриха.

И вдруг Анежка получает предложение руки и сердца от самого императора Священной Римской империи германской нации. От самого Фридриха II! Но теперь она сама отказалась от брака, потому что приняла твердое решение основать монастырь клариссок и уйти в него. «Если бы она оставила меня ради простого смертного, я бы дал ей почувствовать силу моего гнева, но я не могу быть оскорбленным, если она мне предпочла Царя Небесного», – изрек император, не сразу смирившийся с таким неожиданным отказом.

Примечания

1

Интересно, что Швейк продолжает ерничать даже в мелочах. Какой еще, к черту, непромокаемый мешок? Орать Непомуцкий уже не мог, потому что с моста был сброшен обезглавленным. А мост через Влтаву вплоть до девятнадцатого века был один, Карлов, никакого Элишкина моста еще не было и в помине. – Здесь и далее примеч. автора.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.