Когда магическое паравианское благословение освободило их, Аритону не посчастливилось разделить с ними обретенный покой. Он выглядел измученным; глубочайшее раскаяние и сожаление о содеянном лишили его даже слез.

Задолго до конца этого действа Халирон почувствовал, что больше не в силах наблюдать за происходящим.

Каол, не способный оценить истинную суть увиденного, замечал лишь внешние страдания Аритона.

— Зачем ему это нужно? — несколько раз спрашивал он. Менестрель давал уклончивые ответы, не в состоянии объяснить того, что было закрыто для восприятия Каола. Деширец понял лишь одно: здесь есть некая тайна, которую ему не разгадать.

Когда боевой командир, который, как ему самому казалось, вдоволь навидался человеческого горя, более не смог оставаться молчаливым, он произнес слова, означавшие величайшее признание с его стороны:

— Аритон могущественнее Стейвена.

— Хорошо, что ты это понял, — ответил Халирон. — Тебе было дано постигнуть. Многие этого так и не осознали, но те, кому удалось, будут его друзьями.

К этому времени был закончен подсчет погибших Итарранцев и основной части погибших бойцов из кланов Дешира. Под буком оставался лежать один Мадрей. Его глаза были открыты, руки раскинуты в стороны. В груди зияла рана. Страдая от душевной боли, Аритон посмотрел на лицо погибшего. У него перехватило дыхание: на лице старого бойца не было печати страдания, на нем запечатлелось выражение удивительного, глубокого покоя.

Дрожащими руками Аритон откинул седые волосы Мадрея и зажал его голову в ладонях. Не видя утреннего света, глухой от горя, Аритон закрыл глаза и произнес Имя. И ощутил не страх или волнение, а неистовый весенний ливень, обильный снегопад и тепло солнца. Аритон слился сейчас с душами деревьев и ощутил то, что и они — безмятежный покой.

Он отказывался понимать увиденное. Магия, погубившая ради спасения Джирета более полусотни жизней, оказывается, одну жизнь спасла.

Принц в изнеможении опустил голову. Халирон и Каол бросились к нему. Аритон шатался, не в силах побороть подступавшее головокружение. Ему казалось, что сам Даркарон с неодобрением смотрит на него откуда-то из темных глубин.

— Этого я тоже спас, — прошептал он, словно моля Даркарона о прощении, — Позаботься о нем. Пусть его душа живет.

— Ваше высочество, — прошептал Каол.

Он быстро опустился на колени и подхватил лишившегося чувств Аритона.

С восходом солнца ветер разогнал туман над вершинами холмов Аретской равнины, лишь в долинах он еще продолжал висеть пухлыми клочьями. Совсем как вчерашним утром. Но теперь стук капелек росы, стекавших по камням, заглушался стонами раненых солдат. Лизаэр Илессидский так и не удосужился сменить лохмотья мундира на другую одежду. Свой плащ он давно отдал — в лагере не хватало бинтов для перевязки. Лизаэр опустился на колени перед очередным раненым. Копьеносец дрожал и метался, кажется, он находился без сознания.

— На сей раз — обыкновенный бред, — заключил сопровождавший принца лекарь.

Хоть этого судьба уберегла от заражения крови. А скольких не уберегла? И скольким из тех, кого удалось вынести из ада магических теней, суждено умереть от гангрены? Лекарь поднялся с колен и с досадой отшвырнул сумку. Лекарств там больше не было. Не было даже ниток, чтобы зашивать раны. Армия ведь готовилась к победоносной войне, и весь скромный запас лекарь израсходовал еще ночью, оперируя тяжелораненых. Наутро он еле переставлял ноги. После всего, что он навидался в лекарском шатре, у него пропала охота произносить утешительные слова и вообще разговаривать.

Лекарь давно служил в итарранской армии, но еще никогда не видел столь разрушительной войны, как эта. Заметив, что принц настроен произносить слова успокоения бредящему копьеносцу, он сказал:

— Этот парень вряд ли даже осознает ваше присутствие. Кстати, повозки готовы. Не желаете ли проводить главнокомандующего Дигана?

— Я скоро подойду, — ответил Лизаэр.

Он наклонил голову. Влажные от росы волосы упали на перевязанную левую руку. Некоторое время лекарь глядел на принца со смешанным чувством недоумения и восхищения, потом устало побрел прочь. Едва ли утешительные слова помогут этому бедняге. Ему вряд ли помогли бы и снадобья, окажись они под рукой. Вот еще одна жертва вторжения в Страккский лес. Лизаэр ни на минуту не забывал, что эта война лежит на его совести. Но прежде чем идти к Дигану, ему хотелось побыть наедине с собой и все обдумать.

Вдалеке щелкнул хлыст возницы. Потом послышался крик какого-то охрипшего командира. После ночного кошмара некоторые солдаты панически боялись теней. Наверное, опять кто-нибудь пытался мечом проткнуть тень от куста.

Со временем это пройдет. Но отныне для всех, кто побывал в Страккском лесу, темнота останется враждебной.

Солдаты, таскавшие в лагерь ведра с водой, видели удрученно застывшего Лизаэра и участливо перешептывались. Все знали, что он до сих пор ни на минуту не сомкнул глаз. Вместе с Пескилем они составляли списки погибших. Потери были чрезвычайно велики, и далеко не всех удалось занести в этот скорбный реестр. Сам валясь с ног, Лизаэр не желал покидать берега реки, приветствуя и ободряя всех, кому удалось живыми выбраться из леса. Он шагал вровень с носилками, вселяя в раненых надежду. Сломанные ключица и ребра не помешали ему рукотворным светом разгонять животный страх, охватывавший солдат. На протяжении всей этой долгой ужасной ночи он добродушно подшучивал над перепуганными командирами из числа Итарранской знати и помогал хирургу промывать раны и останавливать кровь. Пусть этот принц вырос в королевском дворце, но ни у кого не повернулся бы язык назвать его изнеженным.

В серой предрассветной мгле, когда многие из оставшихся в живых вдруг начали осознавать размеры случившейся трагедии и впадать в уныние, одно присутствие Лизаэра мгновенно вселяло бодрость в их сердца. Солдаты были готовы исполнить любое его желание. А какую преданность интересам Итарры проявил этот человек, сравнительно недавно появившийся в их городе! Без рукотворного света Лизаэра жертв возле пещеры было бы намного больше. Солдаты уже знали об участи товарищей, загнанных Аритоном в лабиринт теней в западной долине.

Наконец, если бы не принц Лизаэр, главнокомандующему Дигану ни за что не вернуться бы живым с берегов Талькворина.

Итарранские солдаты хорошо знали и то, кто является их главным врагом. Аритон Фаленский — это он повинен в лесной бойне. Поэтому доблестные воины выкрикивали приветствия Лизаэру и тут же, охваченные неистовым гневом, размахивали оружием и проклинали создателя теней.

Тяжелые раздумья измучили Лизаэра. Лежащий возле его ног солдат продолжал стонать и метаться: в животе у него застрял наконечник стрелы. Лекарь успел шепнуть Лизаэру, что раненый безнадежен и жить ему осталось от силы несколько часов. Значит, еще одна бойкая на язык девчонка из итарранской таверны не дождется с войны своего милого, подарившего ей на память какую-нибудь безделушку. А может, он успел жениться. Но ни вдове, ни близким не удастся поцеловать его в холодные губы. Повозок для раненых не хватало. Мертвых придется оставить здесь, похоронив в общих могилах и соорудив скромное надгробие из обыкновенных камней.

— Я позабочусь, чтобы ты был отомщен, — в искреннем порыве поклялся Лизаэр.

Коснувшись плеча раненого, он встал.

Ночью стоны раненых и крики отставших солдат, самостоятельно добиравшихся до лагеря, были еще слышнее и действовали более угнетающе. Зато в темноте не так бросалась в глаза чудовищность понесенных потерь. Тогда еще можно было делать вид, что они невелики. Но сейчас, когда наступило ясное солнечное утро и ветер разогнал туман, свершившееся представало со всей своей пугающей очевидностью. Война, которую они затеяли в расчете на легкую победу, за один день унесла две трети десятитысячной Итарранской армии. Лизаэр слышал разговоры растерянных, ошеломленных людей; никто не хотел верить в колоссальные потери и смириться с ними. Горстка офицеров как могла стремилась справиться с гневом и подавленностью солдат, давая им разнообразные поручения. Кому-то из командиров казалось, что сытная еда взбодрит подчиненных, и они уговаривали молчаливых, отрешенно глядящих людей идти к кострам походных кухонь.

Рожденный повелевать и с детства познавший трудности, выпадающие на долю властителя, Лизаэр разделял тяготы итарранцев, в чем только мог. Он находил ободряющие слова, пожимал руки, похлопывал по плечу. Он сумел быстро успокоить разбушевавшегося солдата, который, размахивая кинжалом, возбужденно призывал собирать отряд добровольцев и отправляться в Страккский лес, чтобы добить оставшихся в живых варваров. Несколькими жесткими доводами Лизаэр заставил крикуна отказаться от своего бредового замысла.

Где бы ни появлялся Лизаэр, его непоколебимая уверенность вызывала в солдатах немое восхищение. Но в душе Илессид оставался холодным и сдержанным и не терзался угрызениями совести, размышляя о причинах поражения итарранской армии.

Лизаэр негодовал и печалился, думая о том, что Аритон вовлек в свои темные замыслы маленьких детей, но в то же время почти не сожалел о гибели всей женской части деширских кланов. Их уничтожение было необходимо для безопасности Итарры. И вообще все, что произошло, было необходимо для безопасности Итарры. Главное, он наглядно показал городу, кто их главный враг.

— Ваше высочество, вы ведь еще не ели! — тронул его за плечо толстый повар, почтительно улыбающийся и готовый услужить.

Лизаэр учтиво наклонил голову.

— Я как-то даже не заметил, что голоден.

Он великодушно позволил повару отвести себя к походной кухне. Лизаэру действительно не хотелось есть, но он все с той же безупречной вежливостью проглотил несколько ложек супа.

Завороженно глядя на пламя костра, Лизаэр внезапно вспомнил тот момент в их с братом противоборстве, когда был готов купить смерть Повелителя Теней даже ценой собственной гибели.

Хотя никакая плата за смерть фаленитского ублюдка не была бы чрезмерной — только бы оборвать эту нечестивую жизнь, пока не появились новые жертвы его коварных и безжалостных замыслов... вчерашняя готовность Лизаэра к самопожертвованию показалась ему сейчас, при ясном свете и здравом рассуждении, просто горячечной глупостью. Принц поежился и со стуком поставил миску на походный стол. У него не было веских доказательств того, что Аритон погиб во вчерашней схватке. Этот мерзавец достаточно умен и наверняка сумел улизнуть, используя все, чему научился у Раувенских магов.

Неизвестность как-то неприятно будоражила Лизаэра. Подспудно шевельнулась мысль, что готовность пожертвовать собой ради гибели Аритона была навязана ему.

Тогда, в парусном трюме «Брианны», и потом, в Красной пустыне, Аритон воздействовал своей магией на его рассудок. Одолеваемый сомнениями, Лизаэр стал размышлять. Не устроил ли этот ублюдок подобный же трюк и в Страккском лесу? Если предположить, что вся игра с вызовом на честный поединок служила лишь прикрытием его магических ухищрений, направленных на уничтожение Лизаэра — единственного человека, кто своим даром рукотворного света по-настоящему способен угрожать ему... Выводы были поистине пугающими.

Что еще могло создать для Аритона возможность играть с миром по собственным правилам, как не устранение его главного врага? Причем каким изощренным способом — внушив тому мысль о самопожертвовании! У Лизаэра перехватывало дыхание от ярости. Если бы он, невзирая на слабость от потери крови, не остановил этого негодяя, Этера узнала бы бедствия пострашнее гибели семи тысяч Итарранских солдат.

— Ваше высочество! — окликнул его штабной гонец.

Лизаэр поднял голову и по мундиру с черно-белым гербом понял, что этот парень из Лиги наемников. Принц досадовал на свою невнимательность; возможно, гонец толкался здесь уже несколько минут, ожидая, когда его заметят.

— Тебя прислал Пескиль? — спросил Лизаэр.

— Ваше высочество, повозки готовы тронуться в путь.

Смущенный внимательным взглядом принца, парень вперил глаза в траву, истоптанную множеством солдатских ног.

— Господин Пескиль просил передать, что главнокомандующий Диган проснулся и желает вас видеть.

Лизаэр наградил гонца ободряющей улыбкой.

— Ты проводишь меня к нему?

— Незамедлительно, ваше высочество, — ответил польщенный парень.

Он пошли через лагерь туда, где стояли повозки. Туман быстро рассеивался. Поскольку вместе с людьми вчера погибла значительная часть лошадей, конюшенным поручили исполнять обязанности посыльных. Часть сторожевых костров успели погасить. То там, то здесь торчали накренившиеся стойки с оружием. Между штабными шатрами беспрерывно сновали посыльные. Отряд солдат готовился выйти в дозор. На ближних подступах к лагерю дозорным предстояло двигаться пешим порядком; каждая здоровая лошадь была на вес золота.

Лизаэр уверенным взглядом правителя оценивал увиденное. Когда он делал какие-либо предложения, их внимательно и с почтением выслушивали. Он старался отвечать на каждое приветствие: кивком, улыбкой или называя обратившегося по имени, если человек был ему знаком. На шедшего рядом с ним гонца это производило неотразимое впечатление.

Бывалые солдаты, собравшись тесными группами, приводили в порядок оружие. Их негромкие разговоры были совсем не слышны из-за визга и шипения точильных кругов. Некоторые горевали о погибших товарищах. Большинство спали, растянувшись прямо на влажной земле, поскольку все их плащи и одеяла забрали для нужд раненых. Повсюду сгружали тюки с провиантом, из шатров доносился смех, и за всем этим ужасы минувшей ночи ощущались уже не столь сильно.

«Костяк армии сохранился», — мысленно отметил Лизаэр. При умелом подходе к этим людям и надлежащей выучке из них могли получиться непревзойденные воины. Лизаэр понял, что должен остаться здесь, найдя для этого вескую причину. Вряд ли ему откажут, учитывая влияние, каким он уже обладает.

Караван, направлявшийся в Итарру, действительно был готов тронуться в любую минуту. Для его охраны выделили полсотни копьеносцев. Их ряды уже не отличались прежней стройностью, чувствовалось, что многие собирались на скорую руку. Над головой колонны реяло знамя — одно из немногих уцелевших во время потопа. Размахивая руками, Пескиль давал последние наставления конному посланцу, которому предстояло немедленно отправляться в Итарру с донесением наместнику Морфету. Неподалеку пасся привязанный мул. Он был нагружен скорбной поклажей — телом капитана Гнадсога, завернутым в красно-золотое полотнище. Отважного воина должны были перевезти для погребения в некрополь самых именитых и достойных людей Итарры.

Остальные повозки были заполнены ранеными; в основном теми, кто имел привилегии или принадлежал к городской знати. Немного места отвели для людей, которые в силу своих исключительных способностей или положения были нужнее в городе, нежели здесь. И наконец, несколько повозок пришлось отдать маркитантам, чтобы обеспечить запас провизии на время неспешного пути домой.

Повозку Дигана Лизаэр отыскал без труда. Он отпустил провожатого, похвалив его за усердие, отчего парень густо покраснел. Дальше принц пошел один. Он миновал кучку горячо спорящих о чем-то людей и, подойдя к повозке, вежливым кивком головы попросил слугу оставить их с Диганом наедине.

Главнокомандующий Диган лежал, укрытый сразу несколькими одеялами. Он еще не полностью пришел в себя после солидной порции снотворного, которым его поили, дабы снять боль, и потому его глаза бесцельно блуждали, ни на чем не задерживаясь. Заметив склонившуюся над ним тень, Диган что-то пробормотал, потом успокоился, узнав знакомые светлые волосы.

— Я пришел, — тихо сказал Лизаэр.

— Ваше высочество?

Диган попытался изобразить на лице улыбку, но она превратилась в гримасу. Главнокомандующий делал над собой неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться.

— Не напрягайтесь, — попросил его Лизаэр. — Я буду говорить за нас обоих.

— Мы потеряли Гнадсога. — Диган дернул на себя одеяло. — Вы знаете об этом?

Лизаэр осторожно взял в руку пальцы Дигана, беспокойно теребившие ткань. Спокойным и твердым голосом он сказал:

— Пескиль принял командование армией на себя. У него есть два десятка стойких бойцов, которые будут обучать солдат тактике войны с варварами. К тому же у нас осталось достаточно людей, чтобы исполнить наш первоначальный замысел. Если вы еще не отказались от желания уничтожить деширцев, мы должны отравить в Страккском лесу все источники и перебить по берегам реки все зверье. Тогда уцелевшие варвары перемрут с голода. Север Ратана будет очищен от этой чумы. То, что случилось на берегах Талькворина, больше никогда не повторится.

На щеках Дигана проступили пятна.

— Мне сказали, что вы остаетесь здесь.

Лизаэр провел по руке главнокомандующего и осторожно положил ее поверх одеяла.

— Это мой долг. Если я не смогу сражаться мечом, мой дар света обезопасит нас от магических ловушек.

Диган тихо выругался.

— Значит, он уцелел.

Никто из них не упомянул имени Повелителя Теней. Каждому из двоих было не по себе от этой мрачной правды.

— Не волнуйтесь, мы не проиграли. С деширскими кланами покончено. Мы обрубили их корни, и следующего поколения там уже не будет. Зато теперь Итарра знает, что имеет дело с опасным противником.

Диган закрыл глаза. Лоб прочертили морщины; безмерная усталость и смятение, казалось, накрепко врезались в его впалые скулы.

— Пиратский ублюдок, — прошептал главнокомандующий. — Вы же знаете, нам самим его не одолеть. Без вашего дара света любая посланная нами армия станет жертвой его грязной магии.

Лизаэр не торопился отвечать. Он раздумывал, стоит ли обсуждать этот вопрос с человеком, павшим духом да к тому же серьезно раненным и одурманенным снотворным. Помимо этого, между ними тяжким грузом лежал невысказанный упрек. Диган явно был недоволен тем, что Лизаэр спровадил его в безопасное место, а всех остальных подверг чрезмерной опасности. Чувствуя, что главнокомандующий немного собрался с силами и сейчас наблюдает за ним с плохо скрываемой яростью, Лизаэр улыбнулся.

— Поверьте, я всю ночь не сомкнул глаз, скорбя о случившемся. Обещаю вам, что больше не стану появляться на передовой. Последующие сражения, которые вы поведете против варваров, будут тщательно продумываться и осуществляться таким образом, чтобы все преимущества были на нашей стороне. Больше никаких поспешных выступлений, подобных этому. Правда, на подготовку понадобится не один год. Я предлагаю, чтобы итарранские наемники сначала учили солдат особенностям войны с варварами, а затем оттачивали их навыки во время небольших боевых вылазок. А когда наша армия будет надлежащим образом подготовлена и вооружена, мы начнем искать себе союзников. Бремя слишком тяжело, чтобы Итарра несла его в одиночку. Диган беспокойно дернулся.

— Вы ничего не сказали про себя.

— Я — наследный принц, — ответил Лизаэр, глядя на него ясными синими глазами. — В свое время это обстоятельство казалось вам помехой.

Внезапные судороги заставили главнокомандующего перевернуться на бок и скорчиться от боли. Прошло несколько минут, прежде чем он вновь смог заговорить.

— Если я заставлю Морфета послать вам приглашение, скрепленное печатью государственного совета Итарры, вы останетесь у нас?

Лизаэр улыбнулся.

— Сделайте это, и мы с вами поднимем все города Ратана на борьбу против кланов. Тогда мы предпримем новый поход против Аритона Фаленского и раздавим его численностью наших армий. И никакая магия его уже не спасет.

Боль отпустила Дигана. Замутненные глаза блеснули.

— Мне нравится ваш замысел. Пескиль согласен?

Лизаэр рассмеялся.

— Прежде чем подсчитывать потери, Пескиль замучил ваших писцов, диктуя им письма во все лиги наемников, какие только существуют на континенте.

Остальное было ясно без слов: для Пескиля потеря почти всех его бравых ребят была тяжким ударом. Лишь одно смягчало боль утраты: наконец, после многих лет борьбы с деширскими кланами, затянувшейся из-за скупости государственного совета, с владычеством Стейвена Валерьента в Страккском лесу было покончено.

— Чувствую, мне придется обзавестись трактатами по искусству стратегии, — поморщившись, сказал Диган. — Представляю, насколько они длинны и скучны. От меня начнут шарахаться на балах.

Балы, конечно, будут, но сначала Итарру ожидала мрачная осень. Скольким еще женщинам к тому времени придется оплакивать погибших?

Диган умолк. Казалось, он задремал. Лизаэр, знавший намного больше об армиях и искусстве управления ими, нежели главнокомандующий, с тактичным терпением наблюдал за ним. Наконец, не открывая глаз, Диган произнес:

— Возвращайтесь осенью целым и невредимым. Талита будет вас ждать.

— Передайте ей...

Взволнованный Лизаэр умолк. Тем временем старший офицер, заботам которого был вручен караван, отдал приказ двигаться. Возницы защелкали кнутами, и повозки медленно покатились по дороге. Лизаэр пошел рядом с повозкой Дигана, и солнце играло на его золотистых волосах. Слова, которые произнес на прощание Лизаэр, шли из глубины его сердца.

— Я обязательно вернусь, как и обещал. Никакому Повелителю Теней не разлучить нас с Талитой.

Ямы-ловушки, очищенные от кольев, стали могилами для погребения павших. Живых подгоняло время, и потому они, руководствуясь здравым смыслом, хоронили всех подряд. Тела друзей перемежались телами врагов и лошадиными трупами. Убитых итарранцев клали в могилы, не снимая с них кольчуг и шлемов с оперением. Никому в голову не приходило поживиться трофеями. На полях сражений остались груды брошенного оружия, обреченного ржаветь годами. Каким бы безмерным ни было горе, заботы и нужды живых, согласно древнему закону кланов, оставались на первом месте.

До вторжения итарранцев общая численность деширцев составляла девятьсот шестьдесят человек. Теперь их осталось не более двухсот, половина из которых — раненые. Из поколения Джирета уцелело всего четырнадцать мальчишек, считая и его. И ни одной девочки. Воды Талькворина по-прежнему были мутными и зловонными. Никто не знал, сколько времени понадобится Страккскому лесу, чтобы залечить раны от пожарищ.

Звери ушли далеко от этих мест, и добыча деширских охотников была более чем скромной.

Аритон Фаленский поднял камень и, не став очищать его ни от глины, ни ото мха, положил на могилу, где покоился Стейвен Валерьент, предводитель кланов Дешира, граф Деширский и кайден Ратана. Вместе с ним похоронили и его любимую жену Дэнию, чей проницательный ум и глубокая интуиция остались теперь лишь в воспоминаниях.

Повелитель Теней обнял за плечи неподвижно стоящего Джирета.

— Твои родители были замечательными людьми. Прости меня, если я не всегда относился к тебе так, как они.

Он почувствовал, как мальчик задрожал, и осторожно убрал руку.

Джирет засучил рукав и достал нож; тот самый, которым мастерил игрушки для сестер. Он вертел его в руках, словно талисман, пока Аритон, стараясь не показывать, что видит его слезы, не опустился на колени, увязнув в разворошенной копытами земле.

— Дай мне, — сказал принц и, взяв переданный ему нож, принялся сосредоточенно вырезать на надгробной плите из речного песчаника древний узор, дающий благословение и защиту.

Магические знаки, выходившие из-под его руки, были предельно просты, но удивительно красивы, так что сам Аритон, любуясь творением рук своих, почувствовал в душе умиротворение. Вырезав последний знак в цепи остроугольных и округлых паравианских письмен, он сказал:

— Королевство и наследный принц всегда сильны настолько, насколько силен тот, кого называют тенью позади трона. Кайден Джирет, когда ты достигнешь совершеннолетия, я почту за честь принести клятву на лезвии твоего меча. Ты уже достойно послужил наследному принцу. Если бы не твое мужество, династия Фаленитов прекратила бы существование и все прекрасные деяния твоего отца оказались бы напрасными.

Джирет торопливо вытер ладонью щеку. Завитки волос цвета красной меди выбивались из-под повязки, которой служил кусок шелковой ткани от рубашки, сшитой Сетвиром для коронации Аритона.

— Ваше высочество, мой отец служил вам, а потому его жизнь не была и не могла быть напрасной. Я это понял, когда он рассказал мне, как и когда ему суждено умереть. Возможно, я вновь понадоблюсь вам еще раньше, чем достигну совершеннолетия.

Слова Джирета были совсем недетскими и застигли Аритона врасплох. Он помолчал, раздумывая над ответом, потом сказал:

— Надеюсь, в этом ты ошибаешься, да хранит тебя судьба.

Рисунок на надгробной плите был готов. Аритон вглядывался в безупречно построенный узор. Дед показал ему этот узор очень рано, едва он научился держать в руках грифель. Но тогда, рисуя на грифельной доске, он ощущал легкое покалывание, сопровождающее ток сил паравианской магии. Сейчас Аритон не чувствовал ничего. То ли само это место в Страккском лесу обладало охранительной силой, то ли нарисованное им было просто красивой картинкой, воспроизведенной по памяти. Ответа он не знал. Всплески магического зрения, еще долго мучившие его после той ночи, постепенно ослабели и пропали совсем. Теперь ему вообще не удавалось вызвать какие-либо видения.

Самодисциплина, усвоенная со времен Раувена, не была утрачена, но магическое зрение, которому он так долго учился и которое усердно совершенствовал, куда-то исчезло. Аритон пытался увидеть жизненные линии деревьев и воздуха, но видел лишь то, что видят обыкновенные люди.

Оставалось горе, глубины которого он не мог разделить ни с кем. С тех пор как Аритон ступил на стезю династии Фаленитов, ему часто недоставало советов его вспыльчивого и раздражительного деда из рода Ахелласов. Быть может, старик жив и сейчас. Увы, и Раувенская башня, и Дасен Элюр потеряны для него навсегда. А ведь он только-только начал постигать тайны Этеры: ее небес, холмов и рек. Аритон вдруг почувствовал себя в положении солдата, лишившегося руки или ноги. Или художника, который, не успев закончить картину, вдруг перестал различать цвета.

На другом конце рощицы, за белесыми от лишайников стволами старых деревьев, Халирон настраивал лиранту, беря пробные аккорды. У менестреля имелись свои излюбленные мелодии для настройки, чем-то напоминавшие звон сыплющихся монет. Каждый звук крошечной стрелой ударял по восприятию Аритона. Словно в противовес угасшему магическому чутью, он стал острее ощущать звуки. Никогда еще он не слышал подобных оттенков в пении птиц. И чирканье лопат по каменистой земле (бойцы засыпали последние могилы) никогда так остро не ударяло по нему.

Не вставая с колен, Аритон воткнул нож Джирета в землю. Потом склонил голову. Подобно тому, как минувшей ночью он касался руками остывших тел, сегодня он притронулся к старому камню и достиг состояния внутренней тишины. Он освобождал мятущиеся души погибших друзей. Он знал, что это ему удалось. Сейчас он ощутит умиротворенность, исходящую от костей, которые отныне будут мирно покоиться в земле.

Он не ощутил ничего. Совсем ничего.

Аритон вздохнул. Возможно, Джирет видел, как напряглись его плечи. Но то был единственный внешний признак, выдававший его смятение. Даже могильные камни — и те были немы. Прежде любая песчинка на дне ручья звенела, возвещая ему о величайших силах, сплетающих нити бытия. А эти камни могли бы поведать о многих тайнах... Но ладонь ощущала лишь шершавую поверхность. Аритон утратил магическое зрение, перестал видеть реальность такой, какой она открывалась магам. В Кайд-эль-Кайене Асандир открыл ему призрачный мир, оставшийся от былого паравианского величия. Аритон помнил: звуки и образы тогда буквально разрывали его. Сейчас он спокойно мог бы отправиться в Итамон и не увидеть ничего, кроме развалин мертвого города.

Врожденный дар создания рукотворных теней сохранился, но вернутся ли к нему со временем все остальные магические способности — этого Аритон не знал.

— Они начинают.

Джирет тряс его за руку, стараясь вывести из оцепенения. Вокруг мелькали какие-то тени. Аритон не знал, сколько времени прошло. Бойцы кланов образовали поминальный круг, чтобы отдать последние почести погибшим.

Аритон вытащил нож и выпрямился.

— Я послушаю отсюда, — сказал он.

Он хотел было вернуть нож Джирету, но передумал и спросил:

— Можно, я оставлю его себе? Этот нож связал нас узами дружбы, и мне хочется, чтобы он остался у меня. Он мне пригодится. А ты будешь знать, что я часто думаю о тебе.

— Значит, вы не пойдете с нами.

В голосе Джирета не было удивления. Этот мальчишка обладал гордостью взрослого бойца и не стал расспрашивать Аритона о причинах.

— Думаю, вы просто забыли, что я уже предлагал вам этот нож.

Интонация Джирета и сама манера говорить живо напомнили Аритону Стейвена. Сердце его кольнуло.

Аритон подкинул нож в воздух. Переливчато блеснула перламутровая рукоятка, и нож звонко упал на его ладонь.

— Теперь я вспомнил. Это было у ручья, когда я курил тинеллу, а ты меня разыскал.

— Этим ножом можно вырезать отличные свистки из ивы, — сказал Джирет. — Мне он больше не понадобится. — Мальчишка жестом указал на прицепленный к поясу узкий короткий меч с поперечиной. — Да будет милость Эта вместе с вами, ваше высочество.

Аритон спрятал нож за обшлагом рукава. Притянув Джирета к себе, он порывисто обнял мальчика и тут же отпустил, слегка толкнув в направлении круга бойцов.

Под жарким солнцем, что светило сквозь ветви деревьев, почти лишенные листьев, деширские бойцы, так и не сменившие своих перепачканных, опаленных и изорванных одежд, сомкнули руки. Вскоре круг разомкнулся, вобрав в себя Джирета. Прошло еще несколько мгновений, и от круга отделилась коренастая фигура, перепоясанная ремнями. Каол. Аритон сразу узнал его по походке. Чувствовалось, как сильно боевому командиру недостает ворчливой сестринской заботы Дэнии. «Словно кирпич, выпавший из кладки», — подумалось Аритону.

В центре круга стоял Халирон. Черный с золотом наряд его казался здесь не совсем уместным. В руках менестрель держал настроенную лиранту.