Полосы низких облаков напоминали насквозь промокшее шерстяное одеяло. Молотки в это утро почему-то не стучали.

Знахарка шла, приподняв край юбки. Поначалу ей угрожали выразительно пахнущие лужи, которыми изобиловал рыбный рынок, потом их сменили насквозь мокрые травы. Так она добралась до калитки, украшенной драными чулками Дакара. Ленясь стирать сам, Безумный Пророк вывесил их полоскаться под дождем (он очень жалел, что не существует природной стихии, которая бы их еще и заштопала). Знахарка остановилась, услышав звонкий насмешливый голос, раздававшийся откуда-то из глубины двора.

— Так строгают дрова, а не доски. Рубанок тебе не утюг, чтобы им водить во все стороны. Он может двигаться только вдоль волокон, но не поперек.

Говоривший стоял возле недостроенного корабельного остова, склонившись над двумя лохматыми детскими головами. Его длинные пальцы легли поверх грязных детских пальчиков и развернули рубанок в нужную сторону. Инструмент обрадованно запел. Из отверстия поползла тонкая ленточка стружки. Ребенок закричал, довольный своей работой. Второй, уцепив взрослого за другую руку, доказывал, что сейчас его очередь строгать.

В этот момент Аритон Фаленский поднял голову.

Колдунья, нарушившая его покой, умела подмечать любую мелочь и извлекать из нее множество сведений. Она сразу заметила, что Аритон одет в простую матросскую блузу, безупречно чистую, но сильно измятую, ибо он занимался не свойственной наследному принцу работой. Потом ее внимание переместилось на темные, давно не стриженные волосы, с небрежностью прикрывавшие глаза, которые явно не утратили остроту взгляда и магическое восприятие. Бронзовый загар и покрой рубашки почти полностью скрывали давние шрамы. За учтиво поднятыми бровями пряталось искреннее удивление.

Пение рубанка оборвалось. Двойняшки повернули чумазые лица и уставились на пришедшую. Тот, кому удалось обуздать непокорный рубанок, сдул стружку и требовательно спросил:

— А она кто такая?

— Неужели твоя мать не научила тебя повежливее вести себя с незнакомыми людьми? — немедленно отозвалась молодая женщина.

— Это ты — незнакомый человек? — усмехнулся Повелитель Теней.

Пришедшая не ожидала, что от взгляда Аритона у нее все-таки дрогнет сердце. Она осторожно провела пальцем по гладкой поверхности доски. Каждое волокно говорило ей о заботливом отношении Аритона к дереву и о его умелых руках. «Хватит играть глупую игру», — решила она и тихо сказала:

— Я не знаю.

— Но кто она такая? — допытывалась чумазая девчонка, хватаясь за руку Аритона.

— Эту женщину зовут Элайра, — ответил он. Певуче произнеся ее имя, Аритон спросил напрямую:

— И кого же ты хочешь видеть: меня или Дакара? Элайра помнила обаяние этого голоса, но не знала, что обучение у Халирона придаст ему дополнительную силу.

— Я пришла как друг.

— Там, откуда ты пришла, ничего не делают просто так, без цели.

Бесстрастное выражение его лица лишь усилило правдивость этих слов. Аритон кивнул в сторону кособокой двери хижины. Уголки рта чуть дрогнули.

— Или кориатанки предпочитают говорить о делах, стоя по щиколотку в грязной луже?

Только сейчас Элайра заметила, как по нижней кроме ее юбки расползаются влажные круги. Она виновато рассмеялась, предчувствуя колкость со стороны двойняшек. Но Аритон нашел занятие своим обожателям.

— Что вы теряете время? Возьмите вон ту доску, закрепите ее на козлах и поупражняйтесь с рубанком. Если все сделаете без единого защепа, я вам доверю заканчивать гафель.

Двойняшки восторженно согласились и направились к козлам.

— Какие у нее красивые волосы, — щебетала Фелинда. — И рыжие, и коричневые. Я еще таких не видела. Как ты думаешь, он ее поцелует?

Фиарк ответил с чисто мужским презрением:

— Ты что, дура? Поцелует! Других дел у него нет, что ли? Элайра нагнулась и стала отжимать намокшую кромку.

Аритон незаметно подошел и встал рядом. Потом взял ее за локоть. Прикосновение было совсем не таким, как тогда, на чердаке постоялого двора. Сейчас каждый его палец казался ей раскаленным металлом, прожигающим сквозь рукав. Матросская одежда и лохматые волосы делали Фаленита совсем другим: странным и еще более непредсказуемым, чем раньше. Ничего удивительного, ведь она тоже изменилась. И возможно ли за несколько минут преодолеть пропасть в шесть с лишним лет, что они не виделись?

Аритон открыл скрипучую дверь, пропуская Элайру в хижину. Внутри было сумрачно: свет пробивался лишь через щели в стенах. Послушница разглядела катушки с новым канатом, ящик, доверху заполненный клиньями и дубовыми калабашками, купленными по случаю у местных рыбаков. С ними соседствовала вешалка, где висели лиранта, меч, новый шерстяной плащ и другой, непромокаемый. Аритон притворил дверь, приглушив детские крики и повизгивание непослушного рубанка. Какая-то глыба, громоздящаяся в углу, вдруг шевельнулась и хрипло кашлянула.

Элайра слегка вздрогнула. Аритон почувствовал это по ее руке.

— Дакар, пора бы проснуться, — громко произнес он. Глыба застонала, обрела некоторое подобие человека и запустила мясистые пальцы в свою нечесаную гриву. Дакар выругался. Потом он нашарил какую-то посудину и намертво вцепился в нее, будто от содержимого зависела вся его дальнейшая жизнь. Перемежая рыгания и ругательства, Безумный Пророк наконец соизволил открыть глаза.

— Женщина!

Дакар с редким проворством выпрямился, залпом проглотил остатки выпивки и одернул рубаху, прикрывая собственное пузо. В следующее мгновение улыбка померкла и исчезла.

— Чтоб мне сдохнуть под черной колесницей Даркарона и получить копьем в задницу!

Пророк опасливо вскочил на ноги.

— Зачем тебя принесло сюда? — крикнул он Элайре и, не дожидаясь ответа, набросился на Аритона: — Скажи ей, чтобы убиралась прочь! Немедленно. Кориатанская ведьма хуже тысячи ийятов! — Поднеся кувшин к губам, Безумный Пророк высосал последние капли, после чего закрыл глаза. Это немного его успокоило и позволило четко выговорить предостережение: — Если только Асандир узнает, что ты пустил сюда эту девку, он повалит крышу прямо тебе на голову!

Аритон помог Элайре не задеть полное до краев ведро.

— А если ты не прекратишь орать, крыша свалится на твою голову, — спокойно ответил он Дакару.

— Будь ты проклят! Я не шучу. Попомни мое слово: если ты не заставишь эту ведьму убраться из Мериора, к вечеру Морриэль будет знать о тебе все.

Элайра сжалась: Дакар по-своему был прав. Невзирая на магическую выучку Аритона и любые защитные ухищрения, Безумный Пророк считал его уязвимым.

Элайра не могла покинуть Мериор. Ни по воле Аритона, ни по своей собственной, ибо существовала воля Кориатанского ордена, пославшая ее сюда. Морриэль не потерпит никаких оправданий. Однако в эту минуту Элайра предпочла бы стать слепой и глухой, только бы не видеть Дакара и не слышать новой волны его брани.

— Потом не говори, что я тебя не предупреждал. — Делая отчаянные попытки устоять на ногах, Безумный Пророк двинулся к выходу. — Когда Асандир устроит тебе допрос, не забудь ему сказать, что я самого начала был против.

В глазах Дакара блеснула откровенная ненависть. Элайра уловила его чувства, похожие на капли кипящего яда. Дакар тоже изменился. Раньше он ворчал, брюзжал, скулил, когда с похмелья у него раскалывалась голова. Но что его так озлобило и настроило против Аритона?

Подойдя к двери, толстяк качнулся и с размаху ткнулся в нее лбом. Дверь распахнулась: одна из кожаных петель, не выдержав подобного издевательства, лопнула. Дакара вынесло во двор, где он, поскользнувшись на мокрых досках, растянулся во весь рост.

Рубанок снова умолк, сменившись гоготом двойняшек.

Дакар пробубнил очередное ругательство и осторожно отцепил свой камзол от всех гвоздей, угрожавших его порвать. Глиняный кувшин, с которым он вылетел из хижины, чудесным образом уцелел.

— Эт милосердный. Чему здесь удивляться? Когда рядом ведьма, и не такое может случиться!

Бросив еще один уничтожающий взгляд на дверь, Дакар подхватил кувшин и поплелся искать утешения в деревенской таверне.

Двойняшки вернулись к прерванной работе. В хижине установилась относительная тишина. Глаза Элайры привыкли к сумраку, и она разглядела в углу несколько заплесневелых котелков и заржавленных ведерок.

Аритон пододвинул ей единственную табуретку, а сам уселся на опрокинутый пивной бочонок.

— Дакар — весьма своеобразный строитель. Представляешь, он решил все окна сделать в крыше.

Элайра села. Края ее полотняной юбки зашуршали по неструганому дереву распорки, ноги уперлись в шатающийся клин. Картина была занятной: две половины личности одного человека вели между собой молчаливую войну. Обрезки досок и какие-то калабашки противостояли наспех сколоченному столику, заваленному листами пергамента с чертежами и рисунками строящегося шлюпа. Элайра невольно залюбовалась тонкими меловыми линиями, проведенными рукой Аритона.

— Смотри, как бы твой пророк не наделал дырок в днище корабля, — слегка улыбнувшись, сказала Элайра.

Аритон засмеялся.

— Можешь не беспокоиться. Ребятня его и близко не подпустит. Чуть что — сразу подымают крик: «Эй, пьянчуга, убери свои толстые лапы!» — Он мастерски подражал звонким голосам двойняшек, потом вдруг прервал себя и продолжил серьезно: — Не думал, что ко мне пожалует кориатанская колдунья. Как же ты меня отыскала?

Тогда, на чердаке, им было куда легче говорить друг с другом. Элайра заглушила в себе эти воспоминания, сосредоточившись на стуке капель, падавших с ее мокрой юбки. Аритон смотрел ей в глаза. Она выдержала его взгляд и с помощью кориатанской магии попыталась проникнуть дальше заданного ей вопроса. Элайра поняла: вопрос в большей степени касался армии Лизаэра Илессидского. Похоже, что и она, и Кориатанский орден Аритона занимали мало.

— Ты мог бы и сам догадаться, — наконец ответила девушка.

— Джелот.

Зеленые глаза, угрожавшие пронзить ее сердце, опустились вниз. Аритон смотрел на свои руки, сотворившие в день летнего солнцестояния великое чудо. Они пробудили древнюю красоту паравианского мира. Но чем это обернулось для него? Кончилось затишье, длившееся почти шесть лет. Добыча сама показала, где находится. Охота на принца Ратанского возобновилась.

Он не принадлежал себе. Он никогда не принадлежал себе. То, что он любил, всякий раз оборачивалось против него. Музыка предала его, разрушив основы, на которых он пытался выстроить свою жизнь после битвы в Страккском лесу.

— Элайра, ты оказалась здесь, чтобы помочь мне или чтобы помешать?

Прямота вопроса застигла ее врасплох.

— А ты разве не знаешь?

Аритон вскинул голову, сдерживая закипавший в нем гнев. Гнев был яростным. Элайра терялась в догадках, пытаясь уловить его причину.

— Откуда мне знать? — бросил Аритон. Его сарказм плетью ударил по Элайре. — Твой орден достаточно покопался в моей жизни. Думаю, кое-какие печальные подробности тебе известны.

— Нет. Меня не посвящают в тайны, известные лишь Кругу Старших, — покачала головой Элайра.

Ей хватило мудрости не дать его гневу превратиться в стену пожирающего огня. Послушница чувствовала: молчание — ее единственная защита… Она не ошиблась. Злоба, которой Аритон пытался прикрыть свое отчаяние, постепенно стихла. Словно очнувшись от кошмарного сна, он глядел на кориатанку и видел пряди бронзовых волос, выбивавшихся из тяжелой косы, а еще — три монетки, пришитые «на счастье» с внутренней стороны манжеты (поверье, оставшееся у Элайры со времен ее воровского детства). Он заметил капли, стекавшие с безнадежно мокрой кромки ее юбки. И глаза, в которых светились решимость и доброта.

Обезоруженный, Аритон рассмеялся. Элайра обрадовалась, почувствовав в его голосе знакомую теплоту.

— Тебя не испугаешь никакими дурными манерами, — сказал он.

За шутливыми словами проскальзывало сострадание — дар и проклятие династии Фаленитов.

— Я ведь по-прежнему перед тобой в долгу. Понимаю, тебя удивило присутствие Дакара. Увы, он здесь не по моей воле, а то я бы выгнал его на все четыре стороны. Наверное, тебе его слова показались похмельным бредом. А если я всерьез попрошу тебя покинуть Мериор?

— Ты действительно этого хочешь? — спросила Элайра, поражаясь собственному спокойствию.

Если он ответит утвердительно, у нее появится повод оставить в стороне и предсказания Сетвира, и чудовищные замыслы Морриэль.

— То, чего я хочу, не заслуживает особого внимания, — вдруг ответил Аритон, вскакивая на ноги.

Хижина затряслась от налетевшего ветра. Когда в миски и котелки упали первые крупные капли, Элайра поняла, зачем они столь странным образом расставлены по полу. Двойняшки, бросив работу, помчались домой, стремясь опередить надвигавшийся ливень.

— Сама понимаешь, я не могу тебе приказывать, — продолжал Аритон. — Если тебе так нужно, оставайся. Я найду другой выход. Как только корабль будет готов, я отсюда уплыву.

Аритон заходил кругами по тесной хижине. Мысленно он бросал Элайре вызов: если она, повинуясь воле своих кориатанских наставниц, попытается заглянуть в суть перемен, произошедших с ним за эти годы, пусть не ждет легких разгадок.

Элайра тоже встала.

— Из Мериора я не уеду, — сказала она. — Помимо воли ордена, меня здесь удерживают еще две причины. В деревне нет своего лекаря. И потом… тебе может понадобиться моя помощь. Дакар не оставляет намерений тебя погубить. При первом удобном случае он не раздумывая всадит тебе нож под ребра.

Вечером, повинуясь несгибаемой воле Морриэль, Элайра распаковала привезенные склянки и мешки со снадобьями. Хозяину нанятой хижины она сказала, что останется здесь надолго, и заплатила вперед.

Дакар, весь день утешавший себя, свалился и захрапел прямо на крыльце таверны. Рыбаки, шедшие мимо работного двора, были удивлены звуками лиранты, которые доносились из хижины чужаков. Музыка то будоражила и веселила, то наполняла душу странной печалью, как будто Аритон играл на струнах не лиранты, а своего сердца. Позабыв, что их ждут дома, рыбаки молча слушали, и вечерние звезды, блестевшие среди облаков, казались им застывшими слезинками.

Высокую траву припорошил иней. Пескиль, командир Северной Лиги наемников, разогнулся и встал. Даже сейчас, когда он осмотрел место злодейского убийства, его лицо оставалось непроницаемым. Холод уберегал ноздри от трупного запаха, иначе бы здесь стояло жуткое зловоние. Как ни странно, хищные звери не тронули убитых, ни одно тело не было обезображено.

Картина ужасала и вызывала негодование, однако Пескиль воздержался от запоздалых и бесполезных проклятий.

— Варвары. Это их рук дело, — только и сказал он, сосредоточенно разглядывая свои руки, запачканные от соприкосновения с разложившейся мертвой плотью.

Молодой офицер, стоявший рядом с Пескилем, был бледен и шумно дышал.

— Но тогда почему они не взяли добычу? Товары в повозках целы. Обратите внимание: у всех жертв связаны руки. Неужели варварам было важнее убить этих несчастных, чем завладеть товарами? Как они могли бросить дорогие южные шелка?

Пескиль поджал губы, отчего на щеках проступили давнишние следы оспы, которой он переболел в детстве.

— Я даже знаю, как их убили. Ударом ножа. Будь ты постарше, ты бы не удивлялся. А мы помним, как варварская мелюзга по указке Аритона добивала наших раненых. Насмотрелись в Страккском лесу.

Гарнизонный офицер скрючился над кучкой мерзлых листьев. Пескиль недовольно поморщился.

— Давай-ка побыстрее. Отправишься в Итарру.

Костлявая фигура Пескиля будто срослась с его запыленным мундиром. Многолетняя война с варварскими кланами научила его принимать быстрые решения и не тратить лишних слов. Поэтому приказы, которые намеревался отдать командир, также были краткими. Он решил, что его отряд останется здесь и поведет неусыпное наблюдение за дорогой. Отряд итарранского гарнизона немедленно вернется в город, чтобы весть о случившемся как можно быстрее достигла ушей правителя северных провинций Морфета.

Гарнизонный офицер вытирал трясущимися руками подбородок.

— Ты готов? — спросил его Пескиль.

Вместо ответа тот указал на трупы убитых, валявшиеся вперемежку с полусгнившими тушами волов, чьи мертвые шеи так и не освободились от истлевшей упряжи.

— Господин Пескиль, позвольте нам немного задержаться. Мы поможем вам устроить погребальный костер и предать тела убитых огню.

Подойдя к своему коренастому мерину, бока которого были исцарапаны колючим кустарником, Пескиль протянул руку и достал из седельной сумки кожаную флягу. Пробку он вытаскивал зубами. Гарнизонный офицер стоял, терпеливо ожидая ответа. Остатками крепкой настойки Пескиль вымыл пальцы, потом, не вынимая пробки изо рта, обернулся к офицеру.

— Трупы останутся там, где лежат.

— Но… — только и произнес молодой офицер, не осмеливаясь показывать свое недовольство.

Пескиль выразительно поглядел на него, пресекая любые дальнейшие возражения. Потом вытолкнул пробку на мозолистую ладонь.

— Я сказал: трупы останутся там, где лежат.

Он без суеты заткнул фляжку, сковырнул с ногтя большого пальца приставший кусочек хряща, после чего расстегнул кольчугу и вытер влажные пальцы о поверхность кожаной куртки.

— Запомни: тактика всегда должна стоять на первом месте. Спутники Рыжебородого могут заметить дым, и это их спугнет. Пусть до поры до времени варвары чувствуют себя вольготно. Мы подождем. Наверняка они уже замышляют новый налет. Вот тогда мы их и встретим. Мои ребята получат заслуженные награды. Костям мертвецов не нужны последние почести. А вот живым справедливая месть всегда нужна.

Прищурившись, Пескиль проводил глазами потрясенного гарнизонного офицера. Чувствовалось, он торопился как можно скорее покинуть это жуткое место. Затем главный итарранский головорез вдел ногу в стремя, сел на коня и тронул поводья. Наступило время действовать. Эти кровавые налеты совершались, конечно же, не ради грабежа или сведения счетов. Охотничье чутье, которое никогда не подводило Пескиля, подсказывало ему: нападение на караван имело прямое отношение к Повелителю Теней.

Через пару недель погубленный караван занял свое место в длинной цепи боевых воспоминаний Пескиля. Сейчас командир брезгливо морщился, разглядывая тяжелые портьеры с золотистой каймой, вычурные скамеечки для ног, инкрустированные черным деревом и слоновой костью, и внушительных размеров ковер с обилием бахромы. Ковер не только гасил звук шагов, но и скрывал зеленые и пурпурные глазурованные плитки, которыми был выложен пол. Вкусы главы итарранского городского совета ничем не отличались от вкусов большинства его богатых сограждан. Отличие составляло его пристрастие к избыточному теплу. В помещении стояла такая духота, что ее, пожалуй, не выдержали бы даже капризные оранжерейные цветы.

Пескиль, облаченный в свой обычный черно-белый мундир, стоял возле громоздкого резного письменного стола, раздраженно кусая губы и дожидаясь, пока раболепствующий секретарь разбудит своего господина. Сановник имел обыкновение спать после обеда.

Наконец председатель совета изволил появиться. Он лениво двигался, потягиваясь и позевывая. Этикет требовал, чтобы Пескиль поклонился или хотя бы почтительно склонил голову. Но подобные правила были писаны не для главаря наемников. Он не собирался ни кланяться, ни тратить время на цветистые фразы. Если варваров Пескиль ненавидел, родовитую итарранскую знать он откровенно презирал.

Командир сразу же, по-военному, перешел к сути своего визита, полагая, что сановник хорошо осведомлен обо всех событиях минувших месяцев.

— Когда в Итарре в последний раз видели гонцов с юга или получали официальные послания из тех краев?

Круглолицый вельможа, грузный человек с водянистыми глазами, плюхнулся в свое мягкое кресло. Больше всего этот сановник ненавидел спешку. Он поправил перья на шляпе, полюбовался блеском перстней, затем недоуменно вскинул подведенные брови. Председатель совета намеренно тянул время. Ему претили невоспитанные люди, являвшиеся не по вызову да еще имеющие наглость задавать вопросы. Выждав столько, сколько счел нужным, он удостоил Пески ля расплывчатым ответом:

— Полагаю, что летом. Так ли уж это важно? Пескиль стиснул кулаки, чтобы не наговорить дерзостей этому напыщенному болвану.

— Главнокомандующий Хараден все еще отсутствует? — задал он новый вопрос.

Сановник опять выдержал паузу, после чего слегка кивнул.

— Так кто же сейчас командует итарранским гарнизоном? — не выдержал Пескиль.

Толстяк выпрямился в кресле и недовольно поморщился.

— Вы, как вижу, явились донимать меня вопросами, на которые вам ответил бы любой чиновник моей канцелярии.

Пескиль не сводил взгляда колючих черных глаз с вялого, избалованного сановника. Наконец тот понял, что командир наемников так просто отсюда не уйдет. У председателя совета вспотели густо напудренные щеки. Обтерев их платком, он сказал:

— Харадена замещает Гармаг, но сейчас он болен. Командование временно перешло к его заместителю.

Гармаг! При упоминании этого имени Пескиль едва сдержался, чтобы не плюнуть на ковер. Еще один высокородный бездельник, чей папаша посчитал, что тяготы военной службы закалят его чадо. Как бы не так! Когда капитан Гнадсог погиб в Страккском лесу, итарранская армия потеряла не только опытного боевого офицера. Она лишилась непревзойденного стратега. Гнадсога недолюбливали за грубость и прямолинейность, но он был солдатом до мозга костей и умел выуживать нужные сведения отовсюду, не брезгуя тавернами и постоялыми дворами.

— Не желаете ли послушать то, что я за какой-то час узнал от четверых караульных, сопровождавших караван из Северного Варда?

Сановник не выдержал.

— Это переходит всякие границы! Вы бесцеремонно явились сюда и еще имеете наглость отчитывать меня за то, что я не якшаюсь с разным уличным сбродом. Я этого не потерплю. Я затребую ваш послужной список и выясню, не преувеличены ли все ваши подвиги!

— Выясняйте.

Пескиль оскалил пожелтевшие зубы. Рука легла на эфес меча, снявшего больше варварских скальпов, чем любой другой меч во всем Ратане.

— Разный уличный сброд, как вы изволите его называть, сплошь и рядом говорит о Повелителе Теней. Можете называть это слухами и сказками, но уж больно страшные сказки получаются.

Презрительная гримаса на лице сановника растаяла, словно воск.

— Что-о? — воскликнул он.

— В день летнего солнцестояния Джелот был наполовину разрушен, и сделал это некий маг, который прожил там несколько месяцев, скрываясь под чужим обличьем. Но когда он покидал город, жители хорошо запомнили его темные волосы и зеленые глаза.

Не дав сановнику вставить ни слова, Пескиль продолжил наступление.

— Проходит несколько месяцев, и в алестронском тщательно охраняемом арсенале случается взрыв. Семеро погибших. Герцог Бридионский со своим лучшим отрядом прочесывает окрестности, но злоумышленника и след простыл. И опять-таки у виновника темные волосы и зеленые глаза. Ясно одно: до недавнего времени Аритон Фаленский скрывался где-то в пределах Мелхаллы. Если наши главы гильдий до сих пор не почесались и не обеспокоились тем, куда пропадают гонцы с юга, пора браться за дело. Иначе я отправлюсь к верховному правителю Морфету. Он, кажется, озабочен размерами приданого для дочерей? Скоро у него появятся другие заботы.

— Шевелись, я кому сказал! — прикрикнул вельможа на медлительного секретаря, спешно отправляя его с поручением.

Молча усмехаясь, Пескиль наблюдал за суетой, поднятой его известиями. Внешне его лицо оставалось каменным. Суета продолжалась и в последующие дни. Главы гильдий и городские чиновники произносили жаркие речи, но не предпринимали никаких действий. И тогда Пескиль решил сам отправиться в Авенор, взяв с собой наиболее опытных и надежных соратников. Принц Лизаэр должен как можно быстрее узнать о Повелителе Теней.

В то утро, когда с хмурых небес над Итаррой сыпался мокрый снег, провожая отряд Пескиля в долгий и опасный путь, в южных краях светило солнце. Легкий ветер играл вымпелами новенького шлюпа, стоящего на якоре близ Мериора. По бирюзовой поверхности воды скользили золотистые солнечные блики. Глядя на Аритона, трудно было поверить, что он и есть тот самый Повелитель Теней, о злодеяниях которого шла речь в послании, адресованном Лизаэру и скрепленном печатью верховного правителя Морфета. Сейчас никто бы не признал в нем коварного мага, разрушившего половину Джелота и взорвавшего алестроский арсенал. Весь наряд Аритона состоял из простой матросской блузы и широких штанов, а единственным его оружием был такелажный нож. Его загорелые руки не творили ни теней, ни заклинаний, а держали весла, подводя шлюп ближе к берегу.

Разумеется, мериорцы слышали о Повелителе Теней. Но им и в голову не приходило, что он уже несколько месяцев живет в их деревне. Для них Аритон по-прежнему оставался чужаком, умеющим строить корабли. И сейчас этот чужак, прошлепав босыми ногами по мелководью, вышел на берег и, пробираясь между густых зарослей песчаной осоки, направился прямо к домику вдовы Джинессы. Двое рыбаков, слонявшихся поблизости, ухмыльнулись в предвкушении: будет тебе сейчас любовное приключение. Джинесса отличалась строгим нравом, а плотно закрытые ставни ясно показывали, что она никого не желает видеть.

Между тем Аритон был уже во дворе ее дома. На его губах играла странная усмешка. Он достал такелажный нож, просунул лезвие между створками ставен и перерезал удерживающие их веревочные петли. Створки распахнулись. Аритон открыл окно, подмигнул зевакам и неслышно влез внутрь.

Не прошло и нескольких секунд, как из хижины послышался сердитый крик и женская брань. Пересмешник, восседавший на коньке крыши, испуганно взмахнул полосатыми крыльями и улетел прочь. Щелкнул дверной засов. Расписная дверь со стуком распахнулась. Зеваки ожидали, что изнутри появится вытолкнутый взашей искатель женских ласк. Однако из хижины выскочили возбужденные двойняшки, они волокли здоровенный тюк. Можно было только гадать, чего они натолкали в старенькое одеяло. Внутри хижины что-то со звоном упало и разбилось. Мгновение спустя на пороге появился Аритон, тащивший за собой упирающуюся вдову.

— Это что за шутки?

Джинесса попыталась вырваться, но не устояла и споткнулась об Аритона. Повелитель Теней усмехнулся и обхватил ее талию. Джинесса ударила его кулаком, густо вымазанным в хлебном тесте вперемешку с мукой.

— Подружка понадобилась? Ступай к знахарке, торгующей снадобьями. Ее и волоки в свое логово, а меня и моих детей оставь в покое!

— Поверь, мне бы совесть не позволила вести женщину в такой хлев, да еще против ее желания. Но мы идем не на работный двор.

Только сейчас Джинесса сообразила, что они движутся совсем в другом направлении — к берегу. Видя ее замешательство, Аритон довольно улыбался. Повернув голову, женщина увидела шлюп, который белой чайкой покачивался на бирюзовых волнах.

Раскрасневшееся лицо Джинессы мгновенно побелело.

— Ну и настырный же ты, Даркарон тебя побери! Я же говорила, что не люблю корабли. Отпусти меня, слышишь?

— И не подумаю, — возразил Аритон, не снимая своей руки. — Я уже решил: первой женщиной, ступившей на борт «Таллиарта», обязательно будешь ты, поскольку ты боишься моря.

— Час от часу не легче! «Таллиарт»!

Гнев заглушил в Джинессе страх, и она с силой ударила Аритона кулаком в грудь. Удар ничего не изменил; с таким же успехом она могла бы стукнуть по кирпичной стене.

— Подходящее название выбрал, нечего сказать!

— Ты совершенно права: название что надо, — согласился Аритон.

Шлюп был назван в честь морского духа, который, если верить легендам, похищал девушек, беспечно разгуливающих по берегу.

— Не сердись, Джинесса. Это была затея Фелинды. Я просто выполнил просьбу твоей дочери.

Вдова продолжала вырываться и молотить по нему кулаками. Она была почти на голову выше Аритона, но это его не смутило. Он нагнулся и оторвал Джинессу от земли.

Пронзительных воплей вдовы не слышали разве что безнадежно глухие. Джинессе еще не доводилось путешествовать, лежа животом вниз на плече незнакомого мужчины. Стайка водяных пастушков, беспечно пировавших в траве, разлетелась, словно щепки из-под топора. Двойняшки уже забрались на борт и совершенно не обращали внимания на материнские крики. Аритон, учтиво извинившись за причиняемые неудобства, направился туда же.

— Знай, я не умею плавать!

Мольба осталась неуслышанной. Аритон, набрав в легкие воздуха, пригнулся и… Горизонт качнулся, поплыл куда-то вбок. Волосы Джинессы, опрятно зачесанные с утра, лишились последних шпилек и мешали ей смотреть. Вдова не успела даже вскрикнуть, как оказалась на корме, рядом с узлом, принесенным детьми. Вне себя от злости и от страха, Джинесса схватила весло и стала отбиваться от своего похитителя. Аритон же, стоя по пояс в воде, пытался удержать шлюп от набежавшей волны. Лопасть весла чиркнула по воде совсем рядом, взбив пену. Брызгами Аритона окатило с головы до ног, но он не удержался от смеха.

— Это просто здорово, что ты не умеешь плавать! А то бы улизнула с корабля, как рыбешка из сети. Хвала Эту, теперь ты никуда не денешься.

Джинесса сердито выплюнула попавшую в рот соленую воду. Потом откинула намокшие пряди волос. Капли воды попали в глаза. Джинесса отчаянно заморгала и уже не видела происходящего вокруг. Тем временем Аритон толкнул шлюп навстречу пенным волнам и морскому простору. Вместо судового колокола воздух прорезал испуганный крик Джинессы.

Одежда Аритона совсем намокла. Проворный, как водяная крыса, он вскарабкался на планшир шлюпа. По волосам текли радужные струйки, что не помешало ему изловчиться и вырвать весло из рук Джинессы. Вдова кричала, словно фурия из подземелий Ситэра, но все было тщетно. Аритон не собирался отказываться от своих замыслов. Мериорцы наблюдали за неожиданным зрелищем и посмеивались.

— Оно и к лучшему! — заявила хозяйка постоялого двора, выскочившая на крыльцо с метлой в руках. — После гибели мужа Джинесса совсем засохла. Никого к себе не подпускала. Разве так можно? Она же не старуха. Чужак этот и с виду приятный, и работник умелый. Глядишь, у нашей Джинессы щечки порозовеют… Эт милосердный, ну чего она так разоралась? Можно подумать, будто он собрался утопить ее драгоценных деток в Гартовом пруду!