В развороченном большом зале полуразрушенного дворца Аритон Фаленский наконец-то оторвал пальцы от струн лиранты. Вместе со звуками из него ушли силы. Аритон обмяк, ссутулился; его лоб покоился на теплом дереве Халиронова инструмента, а изможденные пальцы, еще огненно-горячие от вдохновения, безжизненно обмякли.

Единственным свидетелем его нечеловеческой усталости был Безумный Пророк, до сих пор остающийся прикованным к столбу. Сила шестой ветви превратила столб в зеленеющее дерево, иначе и он бы рассыпался в щепки. С усилием глотая воздух, Дакар под стук собственных зубов произнес:

— Дейлион-судьбоносец не позволит мне соврать! Тебя схватят и сожгут за колдовство. Конечно, если кориатанские ведьмы не опередят здешних палачей и не вопьются в тебя с их ненасытной кровожадностью.

Обвинительные слова заставили наследного принца Ратанского выпрямиться. Манжетой рубахи Аритон стер с блестящих струн лиранты остатки масла, наносимого для облегчения игры. Потом очень медленно встал на ноги. Трудно . сказать, ощущал ли он у себя за спиной сердитые, сверлящие глаза Дакара. Безмерно утомленным голосом, с каким-то пугающим равнодушием Аритон сказал:

— В таком случае не пора ли нам убраться из дворца, а заодно и из города?

Вместо ответа Дакар загремел цепями. Казалось, он готов растерзать Фаленита. Аритон вздрогнул.

— Прошу тебя, не надо.

Слова эти, произнесенные шепотом, могли быть и мольбой, а могли и угрозой. Все зависело от того, какая часть Аритонова наследия возьмет в нем верх. Дакару оставалось только гадать какая. Черные волосы мага и менестреля бунтарски разметались по плечам. Аритон наклонил голову и вдруг издал резкий, свистящий звук, которому его научил старик.

Звук достиг блестящей поверхности кандалов, и их замки, один за другим, щелкнули и открылись.

— А ты не мог этого сделать раньше?

— Не мог. — Лязг падающих кандалов почти заглушал его слова. — Пойми, я не мог по своей воле перестать играть.

Дакар, разминавший саднящие запястья, протянул руку и насильно развернул к себе Аритона. Тот покачнулся. Шатающийся, с висящими, точно плети, руками, Аритон больше всего напоминал сейчас пугало. Зеленые глаза его были потухшими, как бокал из зеленого стекла, отражающий неяркий свет.

Безумный Пророк забористо выругался.

— Раздави меня черной колесницей Даркарона! И пусть он проткнет мне брюхо своим копьем! Ты же всю жизнь постигаешь магию, а толку? Посмотри на себя. Выдохся напрочь. Ты сейчас как рыба на мели. Не удивлюсь, если ты потом вообще свалишься и будешь лежать пластом. — Покосившись на мерцавшие круги средоточия, Дакар спросил: — Ты ведь намеренно разбудил паравианцев, а?

Аритон свел брови.

— Поначалу я хотел лишь рассказать этой своре о Халироне. Все остальное случилось внезапно. Но я ничуть не сожалею о таком конце.

Из скромности Аритон не стал говорить, что менее стойкий человек валялся бы сейчас мертвым, уничтоженный силами, которые он, сам того не подозревая, разбудил и выпустил наружу. Бережно прижимая к плечу лиранту, ученик Халирона старался не забрызгать ее своим потом, обильно струившимся по вискам и капавшим с подбородка.

— Мне сейчас нельзя лежать пластом. Прежде всего нам нужно унести Халирона из дворца. Поскольку ты совершенно трезв, прекрати ненадолго брюзжать и поищи его своим магически зрением. Это ты можешь?

— Если мне придется волочить тебя на себе, не могу, — сердито огрызнулся Дакар.

Безумного Пророка заботила не столько собственная шкура, сколько взбучка, которую ему устроит Асандир, если с Аритоном что-нибудь случится.

— Чтоб ийятам сожрать мою печень! — воскликнул Дакар, хлопая себя по толстым ляжкам. — Ну и посмеется же Асандир!

Заметив, что Аритон едва держится на ногах, Дакар, морщась, ухватил его за руку и подставил свое плечо.

— Идем. Слуги отнесли Халирона в кладовую и там уложили на соломенную подстилку. Думаю, они дали деру вместе со всеми, позабыв про него. Если удача на нашей стороне, старик лежит там до сих пор.

Элаира могла и не открывать глаза: по биению морского прилива в своей крови она уже знала, что за сводчатыми окнами обители кориатанок синий вечер вот-вот перейдет в темно-фиолетовую ночь. Пробуждение было не самым худшим из ощущений. Запах травяного мыла и знакомый терпкий аромат отвара келкалии подсказывали ей, что она находится в палате. Все три последних месяца она, не разгибая спины, приготовляла лекарства. Теперь по печальной иронии судьбы она сама оказалась на больничной постели, и уже ей давали целебные снадобья. Продление жизни, на которое она согласилась, требовало выстраивания совершенно иной связи и с ее личным кристаллом, и со Скирионом — Камнем Правды, а это, в свою очередь, требовало немалого мужества и терпения.

Элайра резко перевернулась на другой бок. Простыни, совершенно мокрые от пота, противно облепили ей все тело, ставшее непривычно тяжелым. Болела голова; казалось, каждую жилу постоянно прожигают раскаленными прутьями. Главная колдунья Морриэль предупреждала послушницу, что будет очень больно. Но никто не сказал ей, чем обернутся ее сны.

В окно струился легкий ветерок, неся с собой пряный аромат плюща, обвивавшего южный фасад старинного здания. Где-то во тьме брело стадо, и за позвякиванием колокольчиков слышались негромкие звуки дудочки мальчишки-подпаска.

Элайра буквально цеплялась за обыденное сознание с его звуками и запахами, впиваясь глазами в вечную небесную шпалеру, сотканную летними звездами. В такие ночи, как эта, девушка даже радовалась своей боли, помогавшей не заснуть. Она хваталась за любую возможность, только бы не погрузиться в душераздирающий кошмар, каждый раз застигающий врасплох. Ужас тех снов опустошал ее до предела, перекрывал ей дыхание. Когда он отступал, дрожащая Элайра с рыданиями просыпалась. И почти всегда повторялось одно и то же: картины кошмара мгновенно стирались из ее памяти. То, что удавалось запомнить, возвращало ее в неприглядность раннего детства. Снова и снова замызганная девчонка опрометью неслась по булыжникам грязного переулка в Морвине, убегая от городской стражи. Бродяги и ворье — ее тогдашние друзья и предатели — были живее и реальнее окружающего мира.

Просыпаясь, он всегда чувствовала себя пленницей, запертой во взрослом теле и оторванной от своей личности. Над личностью и разумом властвовали силы Скириона, ткущие ее долголетие. Хорошо, если рядом никого не было. Элайра отирала пот, хватала ртом воздух и в замешательстве пыталась удержать хоть какие-то нити ускользающего сознания.

Если эти муки не погубят ее, через три месяца все завершится и она обретет обещанное Морриэль долголетие. Элайра поклялась себе, что вновь научится смеяться. Ведь она будет жить очень, очень долго, а значит — очень, очень долго выводить из равновесия Первую колдунью Лиренду.

Мысль об этом вызвала у Элайры болезненную полуулыбку, но даже та мгновенно исчезла с лица послушницы, поскольку в кожу вонзились сотни иголочек. Глаза закрылись сами собой, и разум начал погружаться в сон.

Таких снов она еще не видела…

Она шла по кромке воды и серебристого песка. Волны пенными кружевами ласкали ей ступни, ветер теребил волосы, а над головой перемигивались звезды. Выше всех сияла звезда, указывавшая на север. Судя по приливу, Элайра находилась где-то в северных краях. Время близилось к полуночи. Каждая песчинка, каждое дуновение соленого ветра говорили ей о летнем солнцестоянии. Девушка предчувствовала его, как предчувствуют надвигающуюся бурю.

Предчувствие это не было сладостным; наоборот, оно говорило об опасности. Что-то незримое и угрожающее заставило Элайру повернуться в сторону суши. Однако она не увидела ничего зловещего.

Над песчаными извилинами дюн возвышались развалины древней крепости: полуразрушенные башни, изгрызенные стихиями бастионы. Они напоминали странное творение неведомого скульптора. Гармония пропорций и линий безошибочно указывала, что крепость строили паравианцы. Ощущая потоки силы, наполнявшей почву, Элайра поняла: где-то неподалеку находится средоточие ветви, круги и узоры которого давным-давно покрыты черным мохом и зарослями осоки. По характерному биению послушница определила, что это седьмая ветвь. К пульсациям примешивалось что-то еще, нарушая их переливы.

Стесненность в теле сменилась дрожью. Здесь! Сложив ладони чашечками, Элайра прижала их к вискам, чтобы сосредоточиться и понять причину своего тягостного состояния.

Тревога исходила не от древних и забытых сил, а от ясновидения, ритуал которого совершал магический круг из двадцати четырех колдуний в развалинах Этира.

В своем сне Элайра услышала отдаленный голос:

— Должно быть, каждая из вас ощущает присутствие чьей-то души.

Элайра даже не успела испугаться. Песок под ногами осыпался и исчез, а ее сознание погрузилось в колодец непроглядной тьмы. Она попала в ловушку силы, которая вонзилась в нее, как острия спиц, и пригвоздила к месту. Когда вновь появился свет, он шел сквозь голубоватые грани кристалла. Элайра находилась внизу, а сверху на нее глядели женские лица.

— Так это же послушница Элайра, — холодно произнесла узнавшая ее колдунья.

Нет, вовсе не сон привел ее сейчас сюда, а магический призыв, чреватый неизвестно какими бедами. Ужас сковал ее, когда она услышала ответ Морриэль на слова рассерженной колдуньи. Элайра сообразила, что из-за своего рассеянного сознания пробилась сквозь цепь охранительных заклинаний.

— Меня не удивляет вторжение этой девчонки. Мы использовали силу Скириона, чтобы зарядить личный кристалл Элайры долголетием. Поскольку оба камня по-прежнему связаны между собой, а наше ясновидение направлено на поиски Повелителя Теней, неудивительно, что влюбленность в принца привела ее сюда.

— Так надо наложить дополнительное заклинание, чтобы она не лезла куда не надо, — послышался раздраженный голос другой колдуньи.

— Пусть остается, — возразила Морриэль. — Думаю, ее присутствие будет нам только на руку.

Связанная с Камнем Правды, Элайра переживала кошмар наяву. Они хотят сделать из нее подобие ищейки, чтобы ее любовь к Аритону Фаленскому заставила скрывающегося принца выдать себя! Девушка едва не заскрипела зубами от гнева. Но что она сейчас может поделать? Кварцевый кулон, изменяющий ее тело и внутренности, соединен с пульсациями Скириона, находящегося за тысячу лиг отсюда, на средоточии седьмой ветви. Элайре оставалось лишь молча терпеть.

Магическая сила объединила сознание двадцати четырех колдуний Круга Старших. Они давно ждали этого сеанса ясновидения — навязчивое стремление найти Аритона не давало им покоя. Бесстрастные, точно статуи, колдуньи перво-наперво воспроизвели узор жизненных линий, слагающих характер Фаленита. Затем, подобно звеньям кольчуги, переплели с ними линии своих заклинаний, обвив все это клейкой паутиной притяжения. Силы магической ловушки были сродни силам, притягивающим железо к магниту, солнечным и лунным силам, влияющим на морские приливы, или нектаром цветов, неистребимо влекущим к ним пчел. В ловушке хватало и темных нитей, которые щедро вплела туда Морриэль. Желание во что бы то ни стало найти Аритона превратилось для нее в наваждение, сравнимое разве что с навязчивыми желаниями рабов испить какого-нибудь дурманящего зелья, которое иссушает тело и душу.

Элайра, будучи всем сердцем на стороне Аритона, чувствовала угрожающую силу этой ловушки. Ее тело, остававшееся в Фортмарке, металось по смятой постели, билось в судорогах, но не могло воспротивиться действу Круга Старших. Колдуньи добрались до самого глубинного и тщательно скрываемого уголка ее существа. Они ничем не отличались от бесцеремонных грабителей, вламывающихся в дом. Их добычей стала любовь Элайры к принцу: невинная, непрошеная и мешающая ей самой. Колдуньи торопились, как воры торопятся покинуть жилище, двигаясь напролом. Любовь Элайры стала «магнитом в магните» их ловушки.

В полночь на востоке зазвенела седьмая ветвь, приняв в себя волну силы.

Средоточие в Этире вспыхнуло, как огонь в плавильном тигле. Биение силовой волны ощутили не только древние камни развалин и морские воды. Элайра сжалась: в первозданную силу кориатанские колдуньи добавили яда своих заклинаний. Поток понес их неумолимый «магнит» на поиски скрывавшегося где-то «железа».

«Прячься! — молила Элайра, взывая к памяти о черноволосом принце, чья душа оставила на ней столь пагубную отметину. — Замри, не шевелись, не дай им тебя заметить».

Лучше бы ей умереть еще до того судьбоносного дня, когда она очутилась в Эрдане и встретилась с Повелителем Теней. Какое бы прибежище ни избрал Аритон, дабы не пробуждать проклятие Деш-Тира, он нес на себе знак, оставленный Содружеством. Усиленное бескорыстной любовью Элайры, сегодняшнее ясновидение кориатанок могло отыскать его где угодно.

Элайра задыхалась от слез. Она его предала! Что толку теперь горевать и предаваться бессильной злости? Кусочек кварца, плотно прибинтованный к ее телу, послушно помогал колдуньям искать Аритона. Сколько бы сейчас она ни билась и ни корчилась, она все равно являлась частью этого гнусного поиска, безжалостного, как солнечный луч, собранный в точку увеличительным стеклом.

Даже телесная боль не заглушала ее душевных мук. Несомая потоком силы, что наполняла кровеносные жилы Этеры в этот магический день, Элайра летела вдоль седьмой ветви. Круг Старших прочесывал и просеивал все, что попадалось на пути: уединенные хижины, деревни, города. Тысячи ничего не подозревающих людей попадали в это чудовищное сито, чтобы в следующее мгновение быть отброшенными прочь, словно горсть сухой пыли. Кориатанки неудержимо двигались дальше. Для них существовала только их цель, достичь которой они вознамерились любой ценой.

За мгновение колдуньи успевали подробно узнать сведения, для получения которых другому потребовались бы часы детального изучения. За секунды они достигли выветренных утесов, окружавших город Северный Стор, и пронеслись по цепи портовых городов на береговой дуге, которая окаймляла Кильдейнский океан.

Волна силы потухла, и ветвь вернулась к своему обычному состоянию, но Элайра еще раньше обмякла, превратившись в комок изможденной плоти. Поиск кориатанок утратил стремительность, слабея вместе с волной, пока в сонных рыбачьих хижинах Мериора не схлынул в обратном направлении.

Непонятно почему, но ловушка, приготовленная для Повелителя Теней, его миновала.

Колдуньи Круга Старших прервали сеанс ясновидения. Самые искусные и опытные в Кориатанском ордене, они были разочарованы и сбиты с толку. Одна за другой они выходили из магического забытья. Рвался призрачный покров их заклинаний, и ветер раскачивал его, точно клочки спутанных нитей.

Если бы у Элайры хватало сил, она бы расхохоталась. Ее интуиция сыграла с колдуньями злую шутку. Элайра торжествовала; победа была сладкой, как мед на губах. Голова ее приятно кружилась. Где бы ни скрывался Фаленит, его пристанище находилось вне седьмой ветви.

Зато колдуньям было несладко. Удрученность ощущалась в каждом их движении, когда они, повинуясь строгой выучке, снимали с себя защитные магические слои. И пока это продолжалось, пока другими заклинаниями снимались те, что стали не нужны, Элайра чувствовала: сеть вновь оказалась пустой. Аритон Фаленский в нее не попался.

Да, колдуньи были расстроены, и только одна бунтарская душа ликовала. Элайра открыто радовалась их поражению, забыв, что ее радость не останется незамеченной. Несколько кориатанок догадались, чьих рук это дело, и открыто назвали ее имя.

— Опомнитесь! — прикрикнула на них Морриэль. — Нечего обвинять Элайру. Никакой послушнице не удалось бы укрыть Фаленита от нашего ясновидения.

— Представляете, до какого плачевного состояния мы докатились? — язвительно воскликнула другая колдунья. — Если бы не утрата Путеводного Камня, мы бы заставили этого ратанского принца ползать перед нами на брюхе!

— Замолчи! — потребовала Морриэль. — Только еще не хватало нам растрачивать силы на пустые обвинения и вздыхать об утраченном. Либо это очередные козни Содружества, либо Аритон придумал новую уловку и скрылся там, где нам даже не пришло в голову его искать. Но в любом случае, как ни печально, сегодня мы больше ничего не сможем сделать.

Радость забрала у Элайры последние силы. Скорчившись на влажных от пота простынях, она услышала, как Главная колдунья распорядилась убрать Скирион в шкатулку. Но в то мгновение, когда одна из кориатанок встала, чтобы исполнить повеление, сила солнцестояния, переместившись на запад, наполнила собой шестую ветвь. Камень Правды вновь ожил и засветился аквамариновым сиянием.

Элайра содрогнулась.

Все ее мысли, все страхи отступили под напором удивительной гармонии, передававшейся через камень. Вместе с Кругом Старших Элайра закружилась, ослепленная и оглушенная аквамариновыми всполохами, повторяющими ритм какой-то мелодии. Благодаря Скириону ее слышали и здесь, в развалинах Этира, среди дюн и зарослей осоки. Вся искрящаяся, пронизанная чистой радостью музыка целовала землю, олицетворяя собой союз желания и совершенного отклика на него.

Элайру наравне с колдуньями Круга Старших охватил бездумный восторг; и ей, и им отчетливо слышались звуки ожившей паравианской мистерии.

Одна лишь Морриэль не утратила самообладания.

— Эт милосердный, где источник? Что вы развесили уши? Не может быть, чтобы такой знак был напрасным. Ищите!

Конечно, Скирион был далеко не равнозначен Путеводному Камню, исчезнувшему в хаосе бунта против верховных королей. Аквамариновый шар не мог исполнять несколько разных повелений, не смешивая их воедино. Колдуньи принялись спешно перестраивать направленность Скириона, связывая его холодную силу с биением шестой ветви. Им удалось найти источник. Вместе с Морриэль и остальными Элайра увидела разрушенные стены каких-то строений, кирпичное крошево бывших печных труб и обломки деревянных балок, покрывшихся молодой листвой. Она слышала крики и вопли перепуганных жителей Джелота, на чьих глазах половина города превратилась в развалины. И в самом сердце разрушений, в хаосе того, что еще совсем недавно было пиршественным залом, она увидела руки. Руки, которые пробудили и выпустили наружу силы, дремавшие в течение пяти столетий.

Смертный музыкант — виновник случившегося — был худощав. Ниспадавшие на лицо черные волосы не полностью скрывали зеленые глаза и острые черты, безошибочно говорящие о его принадлежности к династии Фаленитов.

— Да сохранит нас Эт! — услышала Элайра скрипучий, полный ярости голос Морриэль. — Весь город лежит в развалинах! Пострадали ни в чем не повинные люди! Сколько зла еще должно обрушиться на наш несчастный мир, пока гордецы из Содружества соизволят признать свою ошибку?

Голос старухи жег, как каленое железо.

— Необходимо обуздать Аритона Фаленского и лишить его жизни, хотя он и последний в их династии. Даркарон мне свидетель, будьте же прокляты вы, маги Содружества, если в своей слепой прихоти позволяете принцу свободно разгуливать по Этере.

Видение исчезло. Связь между личным кристаллом Элайры и Скирионом прекратилась. В воздухе снова пахло летними цветами. Вернулась ночная тишина. Элайра рыдала, уронив лицо на руки. Вот и все. Теперь ей уже не будет покоя. Повелитель Теней найден, и тому виной не ее предательство. Его погубила страстная любовь к музыке — самому дорогому, что было в его жизни.

Выплакав все слезы, Элайра зарылась в подушку, чтобы оцепенеть от сознания непоправимого. Легкое дуновение ветра обожгло ей кожу. В палате кто-то был. У постели она увидела фигуру. Нет, то был не лекарь, принесший ей настой для уменьшения боли. Рядом с ней стоял бородатый и довольно грузный незнакомец, но в его облике ощущалось что-то призрачное. Пухлое лицо сердито хмурилось. Руки, сжатые в кулаки, лежали на ремне, напоминавшем бычий хомут. Его черные глаза совершенно не отражали света.

Элайра заморгала. К ней явился не кто иной, как бестелесный маг Содружества.

— Ну что ж, усердие твоих старших оказалось вознаграждено, — произнес Люэйн, за безупречной церемонностью которого скрывалась всегдашняя сдержанность в разговорах с непосвященными. — Они нашли Аритона в Джелоте.

Элайре показалось, что грузному призраку трудно стоять. Она решила подвинуться, чтобы он присел, но потом вспомнила, что бестелесный дух не испытывает усталости и не нуждается в отдыхе.

— Зачем вы здесь? — спросила она.

Ветер, струившийся из окна, дул сквозь Люйэна, не поднимая ни волоска на его бороде.

— Я пришел предостеречь и помочь.

— Догадываюсь, что теперь меня заставит делать Морриэль, — сказала Элайра, благоразумно понизив голос. Разговор с магом Содружества, даже бестелесным, мог обернуться жесточайшим наказанием. — Но как и чем вы можете мне помочь?

Будь сейчас у Люэйна настоящее тело, он бы наверняка почесал свой розовый приплюснутый нос.

— Видишь ли, — уклончиво начал он, — Сетвир говорил, что ты — девушка отважная.

— Но сейчас я боюсь, — созналась Элайра. — Если следящие за ветвью вдруг увидят вас, меня обвинят в предательстве и уничтожат.

Узы, связывающие Элайру с Кориатанским орденом, требовали не только внешнего послушания, но и внутренней преданности. Обет, произносимый послушницей над своим камнем, закабалял ее личность. Наказание по всей строгости (решись Морриэль на это) превратило бы Элайру в горку безжизненного пепла.

— Не бойся. Если кто-нибудь и заглянет сюда, то подумает, что ты бредишь во сне, — столь же тихо возразил ей Люэйн. — Меня посылали не за тем, чтобы подвергать тебя опасности.

— Меня это все равно не убеждает.

Лицо Люэйна оставалось хмурым. Маги Содружества никогда не появлялись без особых на то причин и, сами того не желая, зачастую являлись предвестниками беды. Элайра это знала. Тревога за Повелителя Теней слишком тяготила девушку, и она была рада, что может поговорить об этом.

— Вы ведь тоже опасаетесь за Аритона, — сказала она. Люэйн покровительственно поглядел на нее и сделал несколько мелких беззвучных шажков.

— Лизаэр продолжает собирать армию. Учти, узнать об Аритоне он может только от ваших колдуний. Больше не от кого.

Нельзя сказать, чтобы кориатанки особо жаловали Лизаэра, но это слабо утешало Элайру. Она снова ощутила волну грызущей боли — необходимая для ее долголетия связь между личным камнем и Скирионом возобновилась.

— Прошу, не говорите мне больше ни о ком из принцев. — Элайра стыдливо отвернулась; признание давалось ей с трудом: — Морриэль способна вытряхнуть из меня все, что я знаю.

— Не совсем так, — мягко упрекнул ее Люэйн. — Кое-что ты будешь надежно держать при себе.

Маг застыл. Элайра не нуждалась в словах утешения. И он сделал то, что было в его силах: погрузил послушницу в глубокий сон, свободный от боли и сновидений.

Облегченно вздохнув, она заснула. Напряжение, сковывавшее ее, медленно отступало, Локоны цвета бронзы окаймляли бледное скуластое лицо с острым носом и подбородком. «Когда она не хмурится, — подумал Люэйн, — то похожа на бесхитростную озорную девчонку, хранящую глубоко внутри нежные чувства. Верность обетам ордена не может ужиться с любовью к Аритону. Тяжело ей сознавать себя игрушкой Морриэль, обреченной на предательство любимого человека».

Люэйн был не в силах сломать узы, скрепившие судьбу Элайры с Кориатанским орденом. Но продление жизни, на которое она согласилась, — тут совсем другое дело. Сетвир увидел это еще раньше, раскинув нити судьбы. Содружество всерьез рассчитывало на чувства Элайры к Аритону, потому и вмешивалось в ее жизнь. Маги намеревались и дальше следить за нею и ни в коем случае не допустить, чтобы новая жизнь послушницы вновь была безраздельно подчинена власти Скириона.

Разум Элайры спал и не чувствовал теплой волны силы, проникающей сквозь ее забинтованные руки. Глаза не видели тончайшего кружевного узора заклинаний, сплетаемых для нее Люйэном. Утром, когда Элайра проснется, она почувствует себя бодрее, и даже Морриэль не заподозрит, что ее личный камень поменял силовую направленность. Рабская привязанность к Скириону была стерта, и насильственное, несовершенное продление жизни, каким владели кориатанки, заменено более мягким и естественным, подчиненным магии Содружества.

Элайре будет суждено прожить столько же, сколько Аритону, но она не сделается дряхлой старухой наподобие Морриэль. Если же что-то нарушит ее приверженность Кори-атанскому ордену, Главная колдунья уже не получит безраздельную власть над телом и душой Элайры. Белый кварц — ее личный камень — отныне будет питаться иными силами. Останутся лишь узы, которыми она привязала себя к Скириону, дав обет.

— Давай, девочка, как следует служи своей духовной повелительнице, — пробормотал Люэйн. Его слова тихо уходили к Элайре через завесу сна. — Но твоя судьба связана с судьбой тейр-Фаленита, и потому Содружеству иногда приходится вмешиваться.

Спустя мгновение призрак исчез, как исчезает звезда на предрассветном небе.

Пробуждение Лизаэра Илессидского было внезапным. Он хрипло застонал и проснулся. Отчаянно дрожавшее тело покрывал липкий пот. Принц порывисто сбросил мокрые простыни, обвившиеся вокруг ног и груди. Еще не успев встать, он инстинктивно взмахнул рукой, окружив ладонь рукотворным светом. Тьма, угрожавшая задушить Лизаэра, стала рассеиваться, а вместе с нею начали исчезать и обрывки сновидения, бесцеремонно вытолкнувшего Илессида из сна.

Рукотворный свет играл на позолоте лепнины, отражался от эмалированной поверхности вычурного тазика для умывания, который слуга Лизаэра оставил в оконной нише. Яркие шерстяные ковры приглушали крики часовых, несущих дозор на стенах. Наверное, увидели в окне вспышку и забеспокоились. Лизаэр сомкнул веки. Роскошные гостевые покои, отведенные ему мэром Эрданы, только раздражали своей тишиной, не нарушаемой никем и ничем. Лизаэр опустился на колени. Свет продолжал мерцать в чаше его ладоней. Принц разжал плотно стиснутые челюсти. Чтобы успокоиться, он несколько раз медленно и глубоко вздохнул.

Память о черноволосом враге никогда не покидала разум Лизаэра. Она где-то таилась и при всякой попытке извлечь ее наружу ускользала, приводя в ярость своей недоступностью.

— Даркарон мне свидетель, — процедил сквозь зубы принц, обращаясь к невидимому противнику. — Знай, ты все равно ответишь за свое колдовство и уловки с тенями! Справедливость восторжествует!

Скрипнула дверная ручка. Свет в ладонях ослепительно вспыхнул. Лизаэр едва успел обуздать себя и притушить сияние, иначе бы он поджег простыни. В комнату вбежал главнокомандующий Диган. И как он почуял? Темные волосы Дигана топорщились во все стороны. На нем были те же штаны и рубашка, что и вечером. Наверное, так и лег одетым.

Взглянув на Лизаэра, Диган выхватил из настенного канделябра незажженную свечу и поднес фитиль к огню, все еще сиявшему между ладоней принца.

Фитиль затрещал, плавя воск. Главнокомандующий армии, которая пока не имела даже собственных казарм, усмехнулся и язвительно произнес:

— Если во сне ты опять встретился с Повелителем Теней, твоя встреча будет третьей по счету за эту неделю.

— Можешь не напоминать.

Лизаэр развел руки. Сотворенный им свет потускнел и совсем потух, будто маяк, загашенный при подходе вражеских кораблей. Однако темнота не успокоила принца, а только усилила его раздраженность. Вскочив с постели, Лизаэр подошел к открытому окну. Внизу толпились встревоженные солдаты.

— Друзья, все в порядке, — крикнул им он. — Не волнуйтесь, ничего не случилось. Возвращайтесь на свои посты.

Он проводил караульных взглядом. Дрожь в теле прекратилась, сменившись неожиданным, пробирающим до костей холодом. У него за спиной Диган укрепил свечу в подсвечнике, стоявшем на резном дубовом столике. Там же лежали чертежи и рисунки нового Авенора, которому вскоре предстояло возродиться. Диган набросил принцу на голые плечи теплый плащ. Вопреки привычной учтивости, Лизаэр даже не поблагодарил его.

— Если тебе так тяжело, почему бы не разделить постель с Талитой? Ваша помолвка слишком затянулась. Может, не стоит дожидаться свадьбы? Скажу тебе как ее брат: мы в Итарре привыкли проще смотреть на подобные дела.

— Талита — авенорская королева, а не моя наложница. — Костяшками пальцев Лизаэр провел себе по щекам. — У нас будет настоящая свадьба в новой столице, и никакие магические уловки Повелителя Теней не помешают этому.

Диган потянулся и закрыл створки окна.

— Наместник Эрданы до сих пор не в восторге от твоих замыслов. Думаю, остальные тайсанские правители — тоже. То, что ты затеял, — сродни бунту против их власти. Такие вещи лучше говорить при закрытых окнах и не в полный голос.

— Я не намерен ублажать правителей этих торгашеских городов. — Лизаэр распрямил пальцы, стряхивая капельки ледяного пота на расшитый золотом плащ. — Принцу Ратан-скому достаточно сделать один шаг, чтобы все эти вельможи сами начали заверять меня в своей преданности. Они понимают, что только я владею даром рукотворного света и могу противостоять Аритону.

Диган устало плюхнулся на мягкое сиденье стула.

— Шесть лет уже, как он затаился. Если бы я сам не видел бойни в Страккском лесу, то, пожалуй, поверил бы утверждениям Маноллы, что Аритон вовсе не желает воевать. Кое-кто из наемников тогда усомнился в правильности твоих замыслов. Хорошо, что с нами были очевидцы той войны. Но пойми: нельзя заставлять сильных и боеспособных солдат месяцами томиться от безделья.

— Ты прав. Мы слишком загостились в Эрдане, — согласился Лизаэр.

Он не хотел сейчас ни упоминать о своих страхах, ни пересказывать последний сон, живо напомнивший ему о скрытной и изобретательной натуре его заклятого врага. С него достаточно мучительных воспоминаний о крови, пролитой на берегах Талькворина во время первой битвы с Повелителем Теней.

Тогда погибли тысячи. Почти семь тысяч солдат, погубленных безответственной спешкой. Ради их памяти он не имел права отступаться от своих замыслов.

Аритон — маг. Причем жестокий и безжалостный.

Как бы нынешняя армия Дигана ни рвалась в бой, нельзя позволить чересчур усердным командирам губить солдат, недооценивая противника, с которым они воюют.

Лизаэр оторвался от окна и начал расхаживать по комнате. За окном послышался дружный злобный лай нескольких десятков собачьих глоток: какому-то идиоту, проходящему мимо псарни наемников, спьяну вздумалось дразнить их псов. К хору тут же присоединились все окрестные дворняги и чья-то домашняя собачонка, ожесточенно гавкающая взаперти.