— Ну и много они узнали? — скрипуче рассмеявшись, спросил Сетвир.

В пространстве комнаты появилось темное пятно, вскоре принявшее облик Люэйна, каким тот был до утраты тела. Перед Сетвиром стоял довольно тучный человек в сером камзоле. Ни дать ни взять — почтенный ученый муж, проводящий свои дни в тиши кабинета. Камзол был подпоясан широким кожаным ремнем, подозрительно смахивающим на конскую подпругу. У видимого Люэйна были пухлые щеки и обвислые усы пшеничного цвета. Он нахмурился и укоризненно ткнул пальцем в сторону Сетвира.

— Ты спрашиваешь о шалостях Дакара в Джелоте? Удивляюсь, что его забавы с ийятами не привлекли внимания кориатанок. Они должны были бы устремиться в Джелот, как мухи на тухлятину. Такая возможность выгодно заработать на талисманах от ийятов! Нам крупно повезло, что ведьмы это профукали.

Сетвир удивленно поднял кустистые брови. Призрак, неслышно расхаживающий сейчас по мокрому ковру, редко позволял себе такие выражения. Значит, он чем-то взбудоражен; того и гляди разбушуется. Люэйн не пожелал давать словесных объяснений, а просто бросил Сетвиру вереницу мысленных картин…

Старая, совсем высохшая колдунья в лиловых одеждах склонилась над матовой поверхностью черного стола. Вокруг нее сгрудились другие колдуньи в блестящих шелковых плащах цвета темного винограда. Лица наполовину скрыты капюшонами. Затаив дыхание, они слушали слова древней старухи: «Да, его дарованиям можно только позавидовать…»

Разговор колдуний касался паутины светящихся нитей, подсмотренной во время вчерашнего ясновидения. Сетвир сразу же узнал этот узор: жизненные линии Аритона Фа-ленского. Однако, просматривая нити, кориатанки вели себя совсем не так, как маги Содружества. С жадностью пауков, высасывающих соки из своей жертвы, они разглядывали мельчайшие особенности характера Аритона. Кориатанки рассекли спиралевидный узор его нитей на множество отдельных завитков и стали оценивать все подряд: магические способности Фаленита, его железное самообладание, талант музыканта. Музыкальные способности Аритона виделись им сплетением серебристых кружев, навитых на раскаленную проволоку его воли. Особое внимание кориатанские ведьмы уделили его дару предвидения — наследию династии Ахелласов: эти нити светили ярко, будто сигнальные огни маяка. С ними, подобно стрекозиным крылышкам и лапкам, переплеталось неистребимое чувство сострадания, перешедшее к Аритону от Фаленитов. Кориатанки сумели увидеть боль и отчаяние принца, когда Деш-Тир одержал над ним победу. Увидели они и то, что пережил он потом: разочарование из-за напрасно потраченных усилий, скорбь по невинным жертвам и горечь полного поражения.

Сетвир освободил мозг от картин Люэйна и тоном терпеливого человека, которому показали давно известные вещи, сказал:

— Морриэль и ее возможная преемница Лиренда видели все это еще шесть лет назад. Что ж, теперь узор личного Имени Аритона стал известен Кругу Старших. Полагаю, они рассчитывали узнать больше, но не узнали.

Люэйн хмыкнул. Его внушительная, хотя и призрачная фигура виртуозно протиснулась между столиком, заваленным пустыми коробочками из-под чая, и напольной вешалкой, которую украшали рваные поводья.

— Разумеется, Главная колдунья так и не знает, что Аритон и Лизаэр испили водички из фонтана Пяти Веков.

Сетвир успокоился. Глаза его подернулись голубоватой дымкой. Он снова вызвал в памяти последнюю картину, дабы посмотреть, как поведет себя Круг Старших. Колдуньи напоминали развороченный бурей муравейник. Хранитель Альтейна презрительно усмехнулся.

— На какое-то время им хватит пищи для сплетен и домыслов. Среди всех этих взвизгиваний и истерических воплей я нашел и кое-что положительное. Дальнейшие поиски Аритона помогут одной молодой и смышленой послушнице получить крайне необходимые ей знания. Морриэль заинтересована в ней, иначе ее никогда бы не допустили до этих знаний.

Настроение Люэйна по-прежнему не улучшилось.

Хранитель Альтейна вздохнул: Люэйна не переубедишь. Он сел на койку, где почти никогда не спал, сложил на коленях жилистые руки и стал вполголоса произносить слова заклинания, убирающего влагу из ковра. Сетвир полностью погрузился в это занятие. Когда ковер высох и из комнаты исчез запах плесени, маг осторожно поднял голову и поискал глазами своего бестелесного собрата.

— Люэйн, ты еще здесь?

Призрак вернул себе видимое обличье.

— Теперь ты вряд ли сможешь упрекнуть меня в недобросовестном наблюдении за кориатанскими шабашами. Колдуний заклинило на противоречивости его натуры. Того, что лежит глубже, они просто не видят. Зато вбили себе в голову, будто Аритон угрожает спокойствию и благополучию Этеры. Если только кориатанки пронюхают про его местонахождение и замыслы, они его в покое не оставят. Морриэль давно ненавидит династию Фаленитов. Она прекрасно знает, что Аритон — последний. Не удивлюсь, если они начнут искать способ уничтожить его.

— Кориатанки не знают, что после битвы в Страккском лесу Аритон лишился своих магических способностей. Неужели ты думаешь, что, порезав на кусочки узор его жизненных линий, они так ничего и не поймут и ринутся осуществлять свои бредовые замыслы? Ведь речь идет как-никак о потомке Торбанда. Клянусь Этом, если они отважатся на подобное безрассудство, их ждут самые неприятные последствия!

Слова словами, а угрозу, нависшую над Повелителем Теней, нельзя было беспечно сбрасывать со счетов.

— Меня не волнует дурной характер, унаследованный Аритоном, — сказал Люэйн. — Но если ведьмы начнут всерьез ему угрожать и нам придется пойти на открытое столкновение с ними, к нашим прежним заботам добавится изрядное количество новых.

Люэйн стоял напротив окна, что делало его призрачную фигуру еще мрачнее.

— Ты все-таки скажи мне, — допытывался он у Сетви-ра, — сколько времени мы сумели выиграть у кориатанок? Они намерены собрать все силы, какие у них есть, и продолжить поиски. А наша уловка вторично уже не сработает. Вот я и спрашиваю: сколько времени у нас есть, прежде чем они пронюхают, кто такой Медлир?

— Мне нечем тебя утешить, — передернул плечами Сетвир, но, видя сверкающие глаза Люэйна, уже мягче добавил: — Насколько могу судить — месяца три.

— Стало быть, до летнего солнцестояния, — пробормотал Люэйн. — Дейлион-судьбоносец, яви нам свою милость. Мы ведь даже не знаем, цел ли Харадмон, не говоря уже о его возвращении до этого времени.

Оба мага понимали: беда может грянуть гораздо раньше, чем Содружество успеет собраться с силами и противостоять проклятию Деш-Тира. После ответа Сетвира Люэйн уже не решался донимать его новыми расспросами.

Воробьи, чирикавшие на подоконнике, неожиданно упорхнули. Тени их крыльев промелькнули по столу, заставленному банками со снадобьями, толчеными кореньями и высушенными лепестками цветов. В помещении стоял густой и терпкий запах целебных трав. Воробьев наверняка что-то спугнуло, однако Элаира — послушница Кориатанского ордена — решила не поддаваться праздному любопытству. Она продолжала готовить мазь в надежде помочь хромому пастуху. Он повредил ногу, поскользнувшись на каменистом склоне. Местные лекари не захотели тратить на него время, заявив, что хромота и так пройдет, а у них полно тяжелых больных. Но хромота не проходила. Возможно, падая, он раздробил кость, и она неправильно срослась. Хорошо еще, что он мог ходить. Конечно, он уже не будет, как прежде, карабкаться по известковым склонам Вастмарка. Но в окрестных местах есть и равнинные пастбища, куда он сможет перегонять овец на лето.

Память о собственном обездоленном детстве заставляла Элайру сочувственно относиться к беднякам и часто взваливать на свои плечи много такого, от чего презрительно отмахивались другие кориатанки. Подруг в ордене у нее не было. Сверстницы считали, что ей самое место в этой комнатенке, среди шкафов с травами, фарфоровых ступ и стеклянных реторт. Здесь Элайра проводила большую часть времени, свободного от обязательных работ. Она кормила птиц хлебными крошками и готовила из трав мази, настои и припарки.

Понимая, что ее мазь принесет пастуху лишь временное облегчение, Элайра добросовестно боролась с искушением попробовать на нем целительную магию, что было строжайше запрещено. Послушницы ее уровня могли заниматься целительной магией только с разрешения своих наставниц и в основном, чтобы помочь самим себе или сестрам по ордену. Искушение оказалось слишком сильным, и Элайра, отодвинув склянку с недоделанной мазью, приступила к запретному действу.

Бронзовый завиток непослушных волос щекотал Элайре щеку, запачканную желтым порошком толченого крестовника. Бормоча ругательства, весьма странные в устах девушки (наследие раннего детства, прошедшего в воровском притоне), послушница усердно поправляла магическое полотно, раскинутое в душном пространстве ее убежища.

Полотно это было необходимым условием магического врачевания. Внешне оно напоминало бледную вышивку, сделанную прямо в воздухе. Тонкие светящиеся нити озорно подмигивали Элайре и не желали ложиться, как надо. Узловые точки так и норовили сместиться. Чтобы восстановить прежнее состояние покалеченной кости пастуха и убрать образовавшиеся наросты, обычных целительных заклинаний было недостаточно. Здесь требовалось «заклинание на смерть», точно уравновешенное с «заклинанием на оживление». Противоположные по своим силам и свойствам, эти заклинания требовали большого опыта и полной сосредоточенности. Увы, ни того ни другого у Элаиры сейчас не было, особенно сосредоточенности.

Закусив губу, послушница едва сдержалась, чтобы не швырнуть на пол стеклянную банку. Или запустить ею в непрошеную гостью, стоявшую по ту сторону двери и дергавшую задвижку. Элайра хорошо знала эту дурацкую закономерность: стоит только уединиться для каких-то серьезных дел, как обязательно помешают. Напрасно она кусала губы и яростно потрясала кулаками. Магическое полотно, отнявшее у нее немало сил, закачалось и растаяло.

Конечно, никакая колдунья не может уметь все. Даже если всю жизнь листать заплесневелые листы лечебных трактатов и готовить снадобья, пока она сама не превратится в морщинистую старуху, ей не овладеть целительной магией. Ее магическая стихия — вода, и как бы Элайра ни спорила со своими наставницами, здесь они были правы. Ее кровь отзывалась на биение морских приливов. Вода рассказала ей о сеансе ясновидения, устроенном Кругом Старших в день весеннего равноденствия, когда ветви наполняются особой силой. От воды Элайра узнала и цель вчерашнего магического ритуала. Колдуньи пытались узнать местонахождение одного человека, который до сих пор не давал им покоя.

«Эт милосердный, — мысленно повторяла Элайра, — сделай так, чтобы Круг Старших нашего ордена никогда не нашел Аритона Фаленского».

Творец не отвечал на ее мольбы.

— Главная колдунья желает немедленно тебя видеть, — прозвенел из раскрывшейся двери детский голосок.

«Если бы они снова не принялись вынюхивать, где Аритон, я бы им не понадобилась», — сердито подумала послушница.

Она встала, повернулась и увидела белобрысого мальчишку-пажа. В своей лиловой стеганой ливрее он казался совсем маленьким, хотя ему исполнилось восемь.

— Как тебе удалось открыть дверь? — сердито спросила Элайра, подумав при этом: «Хорошо, хоть голос не дрожит».

— Палец в щель просунул и открыл, — пряча глаза, сказал паж.

— Так можно и без пальца остаться.

Мальчишка приготовился что-то сказать в свое оправдание, но Элайра махнула рукой.

— Ладно. Сама такой была. Идем.

После кровопролитного сражения в Страккском лесу и исчезновения Аритона послушница все эти годы вела себя крайне осторожно. Она старалась даже не думать об этом человеке, поскольку Лиренде и Морриэль ничего не стоило залезть к ней в мысли. Она была уверена: рано или поздно Аритона заставят покинуть укрытие, тем более что Круг Старших еще шесть лет назад объявил принца угрозой благополучию Этеры. Колдуньи не понимали природы его способностей. А единственным мостом к пониманию была она, Элайра.

Паж шел впереди. Элайре было тревожно. Она злилась на своих начальниц и, чтобы хоть как-то отвлечься, предложила мальчишке:

— Давай сократим путь и пройдем через подвалы. Паж совсем забыл, что на нем дорогая ливрея и за пыль и пятна ему может здорово влететь. Он радостно улыбнулся:

— Ты серьезно?

Боясь, как бы Элайра не передумала, он помчался по коридору и толкнул обшарпанную дверь, ведущую в подземелье.

Когда-то в этом строении находился приют служителей Эта. Оно не отличалось ни красотой, ни прочностью и было похоже на ветхие пчелиные соты, врезанные в известняковые холмы. Неудивительно, что в полуразрушенных подвалах безраздельно господствовала сырость, а стены покрывал склизкий налет. Причиной сырости были не только дожди, но и подземные горячие источники, воды которых легко просачивались сквозь пористую толщу известняка. Сырость проникала и в жилые помещения кориатанок, однако там ей противостоял солнечный свет, лившийся через широкие окна. С плесенью боролись такие же, как паж, мальчишки, отчищая ее пемзой и смывая чистой водой.

И щербатая лестница, ведущая в лабиринт подземелий, и запутанные переходы, пройти по которым можно было лишь нагнувшись, вполне соответствовали мрачному настроению Элайры. В углах, колышимая слабым ветром, блестела паутина. Послушница и паж шли почти на ощупь; горящие факелы попадались редко. Тем не менее повсюду ощущался дымный, удушливый запах растопленного сала.

Кое-где к нему примешивался кисловатый запах ржавчины. Помимо плесени стены во многих местах покрывал густой слой копоти.

Элайра торопилась. Она шла почти бесшумно, хотя у нее на ногах были башмаки с грубыми подошвами, а под ногами — каменные плиты, гулко повторявшие каждый звук. Неслышной походке она научилась еще в детстве, ведь в воровском притоне, где росла рано осиротевшая Элайра, такая поступь была обязательным условием ремесла. Если бы тогда ее не поймали на первом воровстве, девочка, скорее всего, повторила бы судьбу своей матери. Трудно сказать, что ее уберегло: провидение или случай, но она оказалась в приюте Кориатанского ордена (свои ряды кориатанки главным образом пополняли за счет девочек-сирот).

В дневные часы подземелье было далеко не безлюдным местом, и слуг, посланных вниз с разными поручениями, здесь хватало. Возможно, Элайре и удавалось не привлечь к себе внимания, но наряд личного пажа Морриэль сразу же бросался в глаза. Заметив мальчишку, замечали и его спутницу. Кто-то завистливо вздыхал: удостоиться вызова к Главной колдунье — большая честь. Кто-то, наоборот, радовался, что не удостоился такой чести.

Элайра и вслушиваться не желала во все эти перешептывания у себя за спиной. Знали бы они подоплеку подобной избранности! Согласились бы они стать игрушкой в чужих руках, даже если это руки Морриэль? Согласились бы подчиниться воле обстоятельств, где ты сам ничего не можешь изменить? Ощущение собственной несвободы больно ранило Элайру, и она находила какое-то злорадное утешение, предвкушая чужую беду. Ее провожатый подскакивал и припрыгивал, совершенно не думая о замызганной ливрее и грядущей нахлобучке. Естественно, резвящегося пажа видели и краснощекие младшие послушницы, хихикающие в клубах пара возле чанов с бельем, и его сверстники, отправленные сюда за дровами для кухни. Круг Старших давно навесил на Элайру ярлык дерзкой и своевольной девчонки, и потому она, не желая разочаровывать своих начальниц, позволила себе равнодушно пройти мимо одной из них. Почтенная кориатанка явилась сюда с проверкой и теперь, потрясая увесистой амбарной книгой, распекала виновных.

Не дожидаясь, пока начальница заметит пажа, Элайра схватила мальчишку за руку и втолкнула в ближайшую кладовую. Место было ей знакомо; комнатушка соединялась с винным погребом, а там имелась потайная дверь наружу. Паж облегченно засопел.

— А ты и не знал про этот путь, правда? — засмеялась Элайра.

Она сняла с волос паутину и коснулась камня, висевшего у нее на шее. Сложив ладони чашей, Элайра ждала, пока в нем пробудится и заструится магическая сила.

— Тебе здесь понравится, — сказала она мальчишке. — На полу полно тараканов.

Кристалл слегка засветился. Магических сил Элайры вполне хватало, чтобы ненадолго обездвижить десяток-другой тараканов.

— Иди убедись сам, — подзадорила она пажа. — Можешь поймать несколько штук, но только не вздумай обрывать им лапки или усы. Надзирательницу вашей спальни можешь пугать, сколько душе угодно. Но если покалечишь хотя бы одного таракашку, у тебя от моего заклинания весь зад пойдет волдырями.

Паж испустил нечто вроде боевого клича и тут же, не думая о судьбе своих штанов, полез охотиться под старую виноградную давильню. Кориатанский орден был исключительно женским. Мальчиков брали сюда либо для помощи по хозяйству, либо в услужение. Особо приглянувшимся выпадала честь стать пажами Главной колдуньи. Многое из того, что видели и слышали эти мальчишки, было совсем не предназначено для детских глаз, ушей и разума. Правда, они не приносили клятву о пожизненном служении ордену и, достигнув переходного возраста, обретали свободу.

Элайра великодушно отдала пажу свой носовой платок, куда он завернул усыпленных магией тараканов. Затем она погасила магические силы и потащила пажа дальше. Чтобы выбраться наружу, вначале необходимо было подняться по шаткой деревянной лестнице в верхнюю кладовую. Рядом с лестницей ржавело и догнивало нехитрое устройство, предназначенное для опускания тяжелых корзин с виноградом. Обосновавшись в бывшем приюте, кориатанки полностью уничтожили виноградники, а на их месте стали выращивать целебные травы.

Элайра толкнула дверь. К ее удивлению, та открылась без малейшего скрипа. Петли были густо смазаны говяжьим жиром. Наверное, какой-нибудь поваренок из мальчишек постарше выбрал это место для свиданий с девчонкой-молочницей. Элайра закрыла глаза. Ей невольно вспомнился сеновал на эрданском постоялом дворе и длинные тонкие пальцы, заботливо вытаскивающие из ее волос сухие травинки. Воспоминания до сих нор хранили нежность этих пальцев. Что двигало тогда Аритоном? Обыкновенное сострадание, присущее Фаленитам? Или она затронула его сердце? Трудно сказать. Элайра редко предавалась подобным воспоминаниям: строгий устав ордена запрещал кориатанкам не только любовные утехи, но и даже мысли о любви. Послушница встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Паж вспомнил о своих обязанностях и вновь пошел впереди, направляясь к украшенному колоннами атриуму. Когда-то служители Эта проводили здесь свои ритуальные бдения.

Пока боковые проемы не превратились в окна с толстыми стеклами, атриум был открыт всем ветрам и стихиям. Зимой мраморный пол с тонкими синеватыми прожилками прятался под снежными сугробами. Жаркими летними днями, какие не редкость в Шанде, колонны обвивал цветущий плющ. В воздухе стоял его сладковатый аромат, а мрамор пола устилали лепестки. Нынче потрескавшиеся мраморные кадки были закрыты деревянными крышками и использовались вместо столов. Часть из них служила хранилищем для особо ценных свитков с описанием заклинаний и магических ритуалов. Эти были не только закрыты, но и запечатаны невидимыми магическими печатями. Кориатанки распорядились сломать фонтаны и прудики, а их следы, как и весь пол, скрыли под толстыми лиловыми коврами. На коврах серебром были вышиты охранительные символы Кориатанского ордена.

Однако в прежних символах, вырезанных на стенах и крестовых сводах потолков, и по сей день сохранялись более могущественные силы. Здесь и сейчас можно было уловить отзвуки первозданных сил, дающих жизнь Этере, или высокие, чистые ноты звездных сфер. Служители Эта, возводившие здание, не были бессмертными, но оставленное ими тесно перекликалось с таинственным миром исчезнувших паравианцев.

Величественное прошлое не могло уберечь от неопределенности настоящего и тревог будущего. Путешествие Элайры закончилось. Вместе с пажом она вошла в покои Главной колдуньи.

В центре зала стояла невысокая бронзовая жаровня. Там уже много столетий подряд горел неугасимый ритуальный огонь. В мягких подушках кресла восседала Главная колдунья Кориатанского ордена — древняя, высохшая старуха. Казалось, что кожа на ее лице давно исчезла, обнажив фарфорово-белые кости скул. Остатки волос были заколоты бриллиантовыми шпильками. Лиловая мантия с бледно-сиреневыми вставками — свидетельство занимаемого в ордене положения — окутывала Морриэль подобно чашечке цветка. Узловатые пальцы, похожие на обломанные ветром прутики, покоились на коленях.

— Я тебя достаточно слушала, — говорила старуха. Ее голос был не громче шелеста опавших листьев. — Твои доводы меня не убедили.

Слова Морриэль были обращены к высокой стройной колдунье из Круга Старших. Услышав их, та вскинула подбородок. Из-под расшитого серебром капюшона блеснули желто-карие, как у тигрицы, глаза.

— Девчонка слаба и непригодна для подобных дел. Неужели мы рискнем поручить крайне ответственное задание той, что дважды показала нам свою ненадежность?

Морриэль рассмеялась.

— Тебе ведь очень нравится быть судьей, правда? Главная колдунья сцепила пальцы, больше похожие на птичьи когти, потом вновь раздвинула и стала водить руками по коленям, пытаясь хоть немного приглушить боль. Напрасно. Руки все так же продолжало ломить.

— Тебе давно пора заглянуть внутрь себя, Первая колдунья. У тебя затуманилось восприятие, и ты все чаще удивляешь меня легковесностью своих суждений.

«Покажу-ка я им, что уже пришла», — мигом сообразила Элайра и громко застучала башмаками по полу. Первая колдунья Лиренда встрепенулась.

— Наконец-то!

Ее аристократические щеки вспыхнули, под гофрированными складками мантии задвигались круглые плечи. Ни одна прядка черных, безупречно зачесанных волос не выбивалась из-под капюшона.

— Зная твои неистребимые привычки, я так и думала, что тебя понесет через подземелье.

— Та-ам каро-оче, — вспомнив говор своего детства, нараспев произнесла Элайра.

Не собираясь оправдываться перед Лирендой, она поспешила сделать обязательное приседание перед креслом Морриэль.

— Готовая к служению, предстаю перед вышестоящими, — произнесла она традиционные слова.

Бесцветные глаза Главной колдуньи следили за каждым движением Элайры. Старуха не произнесла ни слова. Ей и не требовались слова; она в совершенстве владела кори-атанским искусством незаметного, но беспощадного наблюдения и умела делать такие же беспощадные выводы. Элайра держалась стойко, не позволяя себе никакой дерзости. Замашки уличной девчонки, не раз выручавшие ее в других местах и при других обстоятельствах, ничто в сравнении со знаниями и опытом Морриэль. Старуха сразу же поняла, какая печаль терзает Элайру, словно горести послушницы были написаны у той на лбу. Главная колдунья понимала и другое: девчонке не терпится спросить об исходе вчерашнего ясновидения, но дурацкая гордость заставляет ее упираться и страдать.

Элайра продолжала стоять в оцепенении. Ей безумно хотелось спросить про ясновидение, но она не решалась. Ее удерживал не страх перед Морриэль, а боязнь испытать сильную боль, узнав правду. Девушка едва слышала, как Лиренда отчитывает пажа. У нее не хватало сил вмешаться и сказать, что мальчишка испачкался по ее вине. Обнаружив спрятанный платок, Лиренда взмахнула им и еще пуще разъярилась, когда ожившие тараканы спрятались под ее широкими юбками.

В уголках глаз Морриэль блеснуло нечто, отдаленно напоминающее усмешку.

— А знаешь, девочка, наше вчерашнее ясновидение было неудачным. Мы так и не сумели увидеть, где скрывается последний из династии Фаленитов.

Элайра не сумела скрыть вздох облегчения.

— Какие будут ваши приказания? — как можно бесстрастнее спросила она.

— Садись, — велела Морриэль, нетерпеливо махнув рукой. Она не любила околичностей, в особенности когда боль выкручивает пальцы.

— Наши усилия сбились из-за непредвиденного противодействия Содружества. Маги уверены, что помешали нам. На самом деле они нам только помогли. Наш орден узнал кое-что такое, о чем мы прежде даже не подозревали.

Лиренда торжествующе раздавила каблуком последнего таракана. Чувствуя, что гибель несчастных насекомых вызвана не только отвращением, испытываемым Первой колдуньей к тараканам, Элайра сжала потные ладони. Она оглянулась на пажа — у мальчишки в глазах застыл ужас.

— Покажи ей, — обратившись к Лиренде, велела Морриэль.

Кивком головы Лиренда выставила испуганного пажа за дверь. Презрительно сжав губы и всем своим видом показывая, что только воля старшей заставляет ее делать это, она медленно пошла к жаровне. Там, где скользила ее тень, серебристые охранительные символы ковра сразу же тускнели, словно одним своим присутствием Лиренда их гасила. Подойдя к жаровне, Первая колдунья опустилась на колени.

Если родственной стихией Элайры была вода, Лиренде для пробуждения магических сил требовался огонь. Выполняя приказание Морриэль, она закрыла глаза и погрузилась в легкое забытье.

Вероятная преемница старухи, Лиренда была весьма опытной колдуньей. Элайра сразу же ощутила поток чужой силы, наполнившей ее изнутри. Собственная взбудораженность только мешала ей, и послушница, как могла, пыталась с ней справиться. Очень скоро золотисто-красное сияние углей в жаровне сделалось бледно-голубым и холодным. В изменившемся пламени вначале едва заметно, затем все отчетливее стал появляться узор светящихся нитей. Постепенно он приобрел законченные очертания. Сознание Лиренды показывало Элайре особенности этого узора: дар ясновидения, беспощадная ирония, сильная воля и сострадание. У Элайры зашлось сердце. Узор нитей безошибочно указывал ей на Аритона Фаленского. То была картина его жизненных сил, развернутая во всей полноте Содружеством Семи.

Элайра шумно глотнула воздух. Перед ней раскрылись потаенные уголки личности Аритона. Увиденное пугало. Дар ясновидца и способность к состраданию, властность и восприимчивость, сила и чувство вины — все это переплеталось самым невообразимым образом. Страх Морриэль не был напрасным. Проклятие Деш-Тира только усугубляло противоречия личности Аритона, грозя довести его внутренними терзаниями до полного безумия.

При всей своей силе Фаленит обладал скрытой склонностью к разрушению. Кориатанский орден никогда не смирится с подобной угрозой, и Главная колдунья наверняка постарается нанести упреждающий удар, пока скрытая склонность не переросла в открытую. Все эти годы Элайра жила с уверенностью, что самообладание Повелителя Теней сильнее побуждений, нашептываемых Деш-Тиром. Выходит, ее уверенность не имела под собой никакой основы и была лишь капризом затронутых чувств? Значит, с упрямством влюбленной девчонки она не желала видеть того, что сразу увидели ее мудрые и прозорливые наставницы?

— Пощади его, Даркарон! — Элайра отчаянно моргала, борясь с подступавшими слезами. — Человеку жизни не хватит, чтобы выдержать такое. Или я ошибаюсь? Может, вон тот изгиб в узоре нитей и узел рядом с ним и есть знаки его долголетия?

— Ты правильно прочитала узор, — сказала Морриэль. Она прищелкнула корявыми пальцами, подавая Лиренде сигнал выходить из забытья. — Эта новость застала нас врасплох, хотя в ней нет ничего удивительного. Лизаэр и Аритон попали на Этеру через портал, находящийся в Красной пустыне. По пути они, конечно же, набрели на фонтан Пяти Веков, выпили из него воды, и магия Давина добавила к их естественному сроку жизни еще по пятьсот лет.

— Вы позвали меня, чтобы сообщить об этом? — спросила Элайра.

Угли вновь начали краснеть, и пугающий узор нитей растаял. Послушница облегченно вздохнула. Рукавом она быстро отерла со щек слезы и потому не видела, как Лиренда вышла из забытья. Лицо Первой колдуньи завистливо скривилось, а взгляд, брошенный Элайре в спину, был полон кипящего яда.

Сквозь полуприкрытые веки Морриэль видела, как ее преемница поспешно загоняет вглубь прорвавшиеся чувства. Но сейчас старухе было не до Лиренды.

— Нет, послушница Элайра, тебя позвали для служения. Теперь мы знаем, что вражда, посеянная Деш-Тиром, может продолжаться не один век. Я предлагаю тебе: отдай свой камень, чтобы мы наделили его силами, продлевающими жизнь. Мы не намерены принуждать тебя. Подумай хорошенько. Пережить своих сверстниц — это далеко не всегда счастливая и завидная участь.

Внешне Лиренда держалась с холодной отстраненностью. О глубочайшем ее презрении говорили лишь сжатые кулаки, которые она прятала под складками рукавов. Продление жизни — награда, которую надо заслужить. А старуха предлагает это девчонке, у которой нет ни настоящего почтения к старшим, ни уважения к устоям ордена!

Элайра — вечная бунтарка и сорвиголова — молча вглядывалась в живую мумию, закутанную в теплые одежды, на которых льдинками поблескивали бриллиантовые украшения. Морриэль было больше тысячи лет. За века ее суставы истончились и стали хрупкими, как яичная скорлупа. Да и само тело превратилось не более чем в оболочку, сотканную из тонких жил и поддерживаемую лишь силой охранительных заклинаний. Маги Содружества Семи тоже продлевали себе жизнь, но их заклинания были могущественнее и находились в полном созвучии с природными законами. Кориатанки этого не умели; они продлевали жизнь, наделяя дополнительной силой личный камень той, кому даровали эту привилегию.

— Поначалу ты будешь испытывать боль, — продолжала Морриэль, — но недолго, пока тело не достигнет первичного равновесия с заклинаниями, продлевающими жизнь. Через полгода естественное старение тела будет повернуто вспять на целых семьсот лет. Поскольку вода в фонтане Давина прибавила принцам только пятьсот лет, тебе не понадобится доживать до тягот повторного продления своей жизни.

Элайра не замечала, как солнечные лучи высвечивают на стенах мозаику символов, оставленных братством служителей Эта. Вряд ли она слышала громкое верещание куницы, устроившей себе нору где-то под крышей. Послушница стояла, скрестив на груди руки. Предостережение Морриэль и неприязнь Лиренды, скрытая под маской безразличия, — все это отступило на задний план перед нахлынувшим на нее воспоминанием.

Шесть лет назад, на песчаной косе близ Нармса, в вечерних сумерках у нее произошла тайная встреча с Трайтом, магом Содружества. «Меня послали к тебе, — сказал он ей тогда, — ибо ясновидение показало Хранителю Альтейна, что только ты сумела тонко и глубоко разобраться в личности Аритона. Но если твой Повелитель Теней предаст тебя или ты предашь его, это повлечет немало бед».