Остаток дня следовало посвятить размышлениям и воспоминаниям о Папевайо. Однако Мара понимала: как только гости покинут мыс с полыхающим погребальным костром, они снова займутся постоянными интригами Игры; а Аракаси, хотя и великий знаток своего дела, не очень-то хорошо умеет управляться с мечом. Он понял скрытый смысл сказанного и чуть заметно улыбнулся:

— Воистину мудро, госпожа.

И по его тону, в котором прозвучало облегчение, она поняла, чего он опасался. Он думал, что Мара намеревалась бежать от Минванаби сейчас, пока она была вместе со своими солдатами.

Ради успеха такого замысла Накойя согласилась бы остаться, она бы пожертвовала собой, лишь бы ввести в заблуждение Минванаби, лишь бы он не разгадал планов ее госпожи: вырваться на свободу и бежать домой. Снова Мара проглотила комок в горле, снова горе обожгло душу. Эта старая женщина без колебаний пошла бы на такую уловку, покинутая в доме врагов… гамбит, обеспечивающий продолжение рода Акомы.

— Достаточно того, что в жертву принесли Папевайо, — довольно резко сказала Мара, давая понять, что не допускала и мысли о побеге.

Мастер тайного знания коротко кивнул:

— Правильно. Тебе все равно не удалось бы остаться в живых. Минванаби окружил свои владения войсками как бы для защиты гостей. Но за вином и игрой в кости его солдаты говорят о том, что за границами этих владений стоят и другие отряды, изображая банды разбойников и грабителей, хотя их истинная цель — захватить властительницу Акомы.

Глаза Мары расширились от удивления:

— Откуда тебе это известно? Или ты позаимствовал у них оранжевую тунику и смешался с врагами?

Аракаси коротко засмеялся:

— Не совсем так, госпожа. У меня есть осведомители. — Он смотрел на свою хозяйку, изучая ее лицо, лишь слегка разрумянившееся от жара костра. Глаза, хотя и испуганные, выражали решимость. — Если мы остаемся и собираемся побороться с властителем Минванаби, то я хотел бы тебе кое-что сообщить.

В тоне Мары прозвучали нотки торжества.

— Мой верный Аракаси, я выбрала тебя, потому что верю: твоя ненависть к властителю Минванаби не уступает моей. Мы хорошо понимаем друг друга. Теперь скажи мне все, что тебе известно, если твои знания помогут мне посрамить человека, который погубил и мою семью, и воина, самого близкого моему сердцу.

Аракаси не задержался с ответом:

— В его домашнем окружении есть слабое звено: в гнезде прячется змея, о которой он не подозревает. Мне стало известно, что Теани — шпионка Анасати.

У Мары от неожиданности перехватило дыхание.

— Теани?!

Наконец до нее дошел смысл сказанного, и ей стало холодно не только от моросящего дождя. Ведь Накойя все время твердила: прекрасная куртизанка куда более опасна, чем предполагала властительница Акомы. Мара отмахивалась от предостережений советницы, и эта ошибка могла погубить все, что она стремилась осуществить. В круг приближенных властителя Минванаби затесалась женщина, которая не станет горевать, если за смерть Мары господину Джингу придется поплатиться собственной жизнью и честью.

В самом деле, Текума был бы вполне доволен таким исходом. Ведь он бы достиг сразу двух целей: отомстить самой Маре за смерть Бантокапи и избавиться от Минванаби — человека, который представлял наибольшую опасность для маленького Айяки.

Не теряя времени на самобичевание, Мара немедленно стала прикидывать в уме, каким образом можно использовать эти сведения.

— А еще что тебе известно о Теани?

— Эту новость я узнал совсем недавно. Донесение получено прошлой ночью. — Аракаси приподнял плюмаж и укрепил его на своем шлеме, для чего наклонил голову, и очень тихо произнес:

— Мне известно, что эта куртизанка одаривает своей благосклонностью одного из высших офицеров. Властитель Минванаби это подозревает, хотя доказательств у него нет. Женщин у Джингу много, но она его фаворитка. Он не может долго обходиться без… ее талантов.

Мара смотрела на погребальный костер; память вдруг вернула ее в хаос пламени и тьмы, когда не остывший еще труп Вайо лежал у ее ног во внутреннем дворе дома. Властителя Минванаби сопровождала Теани. Джингу долго разыгрывал удивление, но его наложницу явно поразило присутствие Мары. Джингу тогда перемолвился несколькими словами с Шимицу, который несомненно был палачом Вайо, а Теани смотрела на командира авангарда Минванаби с уничтожающим презрением. Но отвращение распутной женщины к бравому офицеру не могло показаться чем-то заслуживающим внимания в тот момент, когда Мара до глубины души была потрясена гибелью Папевайо. Теперь это воспоминание тем более приобретало особый смысл, потому что недовольство Теани, по-видимому, повергло Шимицу в уныние.

— Как звать любовника Теани? — спросила Мара.

Аракаси покачал головой:

— Не знаю, госпожа. Но как только мы окажемся в господском доме, я пошлю моего человека это узнать.

Пламя охватило тело Папевайо, и Мара отвернулась. Смотреть было слишком больно. Но беседа продолжалась.

— Держу пари на весь урожай нынешнего года, что это Шимицу.

Аракаси кивнул в знак согласия, а лицо выражало сочувствие и понимание, словно речь шла о доблести покойного.

— Не стану спорить, госпожа; наиболее вероятно, что это он.

Наконец загорелось и пропитанное маслом дерево под телом Папевайо, и взметнувшееся к небу пламя стало достаточно жарким для того, чтобы обратить в прах даже кости и кожаные доспехи. Когда костер остынет, останется только пепел.

— Вайо, — тихо проговорила Мара. — Ты будешь отомщен, так же как мои отец и брат.

Пока небеса изливались мелким холодным дождем, огонь уничтожал бренную оболочку того, кто при жизни был преданным другом и самым могучим воином из всех, кого она знала. Мара ждала, но уже не чувствовала холода: в голове зарождался новый замысел.

После похорон Мара вернулась в покои Имперского Стратега, промокшая до костей. С ее почетного стража на натертый воском деревянный пол тоже стекали капли. Они обнаружили, что Накойя уже поднялась со своей циновки. Старая женщина приказала двум служанкам прекратить возню вокруг сундуков и немедленно позаботиться о госпоже.

Властительница Акомы отмахнулась от услуг служанок и велела им вернуться к сундукам. Понимая состояние Накойи, она тем не менее считала, что не стоит спешить с переодеванием и наведением красоты. Сейчас она больше всего нуждалась в безопасности покоев Имперского Стратега.

Мара сохраняла молчание до тех пор, пока не распустила свои мокрые волосы. Затем кивнула Аракаси, который поставил урну с останками Папевайо рядом с дорожными сундуками и подошел ближе.

— Отправляйся и найди Десио, — распорядилась Мара. — Скажи ему, что нам понадобятся слуги: пусть они проводят нас и перенесут вещи в новые покои, которые властитель Минванаби счел возможным отвести для Акомы.

Аракаси поклонился. Судя по его виду, никто бы не подумал, что этот исправный солдат хоть на волос может отступить от полученных им приказаний. Удалился он молча, уверенный, что Мара и так поймет: он найдет Десио, но направится не самой короткой дорогой. Мастер тайного знания свяжется со своими людьми и, если повезет, вернется со сведениями о Теани, которые так нужны Маре.

К закату небо прояснилось, дождь прекратился, и гости властителя Минванаби стали проявлять признаки беспокойства; бездействие начинало угнетать. Некоторые собирались во внутренних двориках, чтобы занять время мо-джого, азартной карточной игрой; другие в это время устраивали потешные схватки между наиболее искусными борцами из своей охраны, заключая при этом пари на большие суммы. Было понятно, что из-за недавней смерти Папевайо Мара в этом не участвовала; присутствие властителей, развлекающихся кто во что горазд, и суета множества снующих слуг, среди которых так легко было затеряться, создавали Аракаси превосходные условия для сбора нужных ему сведений.

Наблюдая за ним через слегка приоткрытую раздвижную дверь в своих новых апартаментах, Мара не. могла определить, имеются ли у Аракаси лазутчики в свите каждого из наиболее влиятельных властителей, или же артистические способности этого человека таковы, что дают ему возможность вовлекать в случайную беседу даже преданных своим хозяевам людей. Но как бы он ни добывал новости, дело свое он знал, и уже к закату солнца, когда он явился со вторым докладом, его информация о Теани была поразительно подробной.

— Ты была права, властительница. Шимицу — любовник Теани. Это точно.

С подноса, предложенного Накойей, Аракаси взял тайзовую лепешку и полоски копченого мяса нидры. Мара сочла за лучшее поужинать в своих покоях и предложила мастеру тайного знания разделить с ней трапезу.

Властительница Акомы с отсутствующим видом смотрела, как Аракаси раскладывал на лепешке мясные полоски. Ловко свернув лепешку в рулет, он принялся за еду, соблюдая при этом безупречные манеры.

— Более того, — продолжал Аракаси, зная, что Мара поймет смысл сказанного. — Командир авангарда безнадежно запутался в ее сетях. Она вертит им, как хочет, несмотря на то что его природное благородство и чувство долга этому противятся.

Тут рассказчик прервал свою трапезу.

— Прошлой ночью любовники ссорились, — сказал он и усмехнулся. — Слуга, зажигавший светильники, кое-что подслушал, счел разговор интересным и постарался снимать нагар с фитилей как можно дольше. Когда было упомянуто имя их хозяина, слуга побоялся продолжать беседу с моим агентом, но чем бы ни закончилась ссора, после этого Теани вела себя как злющая ведьма. Чтобы снова завоевать ее расположение, Шимицу, скорее всего, готов на все.

— На все? — Мара кивнула Накойе, которая подала ей влажное полотенце, чтобы обтереть лицо и руки. — Тут есть над чем подумать, правда?

Пока Аракаси подкреплялся, Мара размышляла. Шимицу предательски убил Вайо; Теани, если ее принудить, может добиться от любовника признания, что он совершил это убийство по приказу своего господина. Будучи шпионкой Анасати, Теани не была по-настоящему преданной Джингу. В этом доме только она одна не пошла бы на смерть, чтобы защитить честь Минванаби. Наконец Мара приняла решение.

— Я хочу, чтобы ты отправил Теани послание. Это можно сделать секретно?

Теперь аппетит пропал и у Аракаси:

— Если бы мне было позволено догадаться, что ты задумала, госпожа, то я сказал бы: это рискованно; нет, это чрезвычайно опасно. По моему разумению, нельзя полагаться на то, что эта блудница будет отстаивать интересы своего настоящего хозяина, властителя Анасати. Раньше ей случалось предавать своих хозяев; и у меня есть подозрения, что одного из них она убила.

Мара тоже задумалась над прошлым Теани, забитой уличной проститутки, полюбившей свою профессию и обладающей извращенным честолюбием. В прошлом эта женщина предавала своих любовников и друзей и даже убивала кое-кого из тех, кто побывал в ее постели. Вначале это делалось просто для того, чтобы выжить, но затем продолжалось из алчности и жажды власти. И хотя Мара разделяла мнение Аракаси, что на преданность Теани никто полагаться не может, сейчас это не имело значения.

— Аракаси, если ты придумаешь что-либо получше, то я с радостью приму твой план.

Ее собеседник жестом показал, что такого плана у него нет, а по его глазам она поняла, что он одобряет ее намерения.

— Прекрасно, подай мне пергамент и перо и, когда стемнеет, отправь мою записку этой женщине.

Поклонившись, Аракаси выполнил распоряжение. Он восхищался смелостью замысла Мары, но острый глаз разведчика приметил также и легкую дрожь ее руки, писавшей записку. Записку, с которой начнется попытка претворения в жизнь задуманного ею возмездия вероломному властителю Минванаби.

Теани расхаживала по комнате из конца в конец. Она шагала стремительно, и ветерок от развевающихся одежд заставлял трепетать пламя светильников и касался щеки Шимицу.

— Напрасно ты вызвала меня в такое время, — бросил он, но тут же пожалел о сказанном и попытался оправдаться:

— Ты же знаешь, я не могу пренебрегать своими обязанностями тебе в угоду. К тому же через час мне заступать в караул.

Хладнокровная, уверенная в своих силах, Теани была так хороша, что у него перехватило дыхание. Она знала, что ее забранные лентой волосы, в которых выделялись отдельные золотистые пряди, способны свести его с ума. А контуры грудей, видневшихся под тонкой тканью, довершали дело: служебные обязанности и воинский долг скоро покажутся ему чем-то смутным и далеким.

— Тогда отправляйся в свой караул, солдат, — сказала она.

Шимицу опустил глаза; на лбу у него блестел пот. Если уйти сейчас, то его мысли все равно будут далеки от его поста у дверей господина и властитель Минванаби с таким же успехом может обойтись и совсем без стражи. Попав в ловушку между честью и горячей, нестерпимой жаждой любви, офицер произнес:

— Уж если я здесь, скажи, зачем звала меня.

Теани опустилась на пол, как будто ее внезапно покинули силы и уверенность. На своего любовника она бросила взгляд испуганной девушки и потянулась к нему, словно ища защиты; при этом ее одежда распахнулась, и его взору представилось ровно столько ее прелестей, сколько она хотела показать.

— Шимицу, мне не к кому больше обратиться. Мара хочет моей смерти.

Она выглядела такой беззащитной и ранимой, что его сердце готово было разорваться. Рука Шимииу невольно потянулась к мечу. Как всегда, ее красота оказалась сильнее, чем долг, честь и тихий голос рассудка, который подсказывал, что ее слова могут оказаться ложью.

— Откуда тебе это известно, любовь моя?

Как бы борясь с отчаянием, Теани опустила ресницы. Шимицу снял шлем и быстро положил его на столик, а затем склонился над Теани. Обняв ее за плечи, он проговорил в надушенные волосы:

— Скажи мне.

Теани вздрогнула. Она как бы растворялась в его мощи, словно одно лишь прикосновение его рук отгоняло страх.

— Мара прислала мне записку, — с трогательным усилием произнесла красавица. — Она утверждает, что ее муж завещал мне какие-то драгоценности. Чтобы не привлекать внимание нашего господина к моим былым неблагоразумным поступкам — так она пишет, — я должна явиться к ней за этими драгоценностями сегодня же ночью, когда все заснут. Но мне-то известно, что Бантокапи не оставил мне никаких подарков. В ту ночь, когда он прощался со мной в Сулан-Ку, он уже знал, что должен вернуться в Акому и умереть. И перед тем как уйти навсегда, он сделал для моего благополучия все, что мог.

Она надула губки, как обиженная девочка, и, чтобы помочь ей стряхнуть это уныние, он ласково потрепал ее по плечу:

— Тебе ничего не грозит, дорогая. Если тебе не хочется туда идти, то и не ходи. Властительница Акомы никак не может к чему-либо тебя принудить силой.

Теани прильнула к груди Шимицу и подняла голову:

— Ты ее не знаешь, — с тем же притворным испугом прошептала Теани. — Мара умна и настолько бессердечна, что сумела подстроить гибель отца собственного ребенка! Если я откажусь от такого приглашения, то сколько мне останется жить до того, как убийца прокрадется в мою комнату и всадит мне кинжал в сердце? Шимицу, каждый день и каждый час моей жизни будут полны ужаса. Только в твоих руках я чувствую себя защищенной от жестоких интриг этой женщины.

Шимицу .похолодел.

— Но чего же ты хочешь от меня?.. — Уязвимость возлюбленной пробудила в нем желание встать на ее защиту, но нападать на Мару он не имел права: ведь его господин поручился за безопасность всех гостей. А Мара была гостьей. И Шимицу предупредил:

— Даже ради тебя я не могу предать своего властителя.

Ничуть не обескураженная, Теани подсунула руку под тунику Шимицу и принялась поглаживать пальцами его бедро.

— Я никогда бы не попросила тебя, любимый, запятнать себя убийством. Но неужели ты, воин, допустишь, чтобы твоя женщина вошла беззащитной в логово опасного зверя? Если я назначу встречу после окончания твоего дежурства, ты согласишься сопровождать меня? Допустим, Мара задумала причинить мне вред, а ты меня защитишь, тогда наш господин только поблагодарит тебя: ты ведь отправишь на тот свет его заклятого врага, и притом без всякого урона для его чести. Если же мои страхи напрасны, — она пожала плечами, словно такая возможность была более чем сомнительна, — ив послании этой лицемерки есть доля правды, так не будет ничего дурного в том, что я приду не одна.

Шимицу заметно смягчился и разомлел; ласки Теани опьяняли его, как дорогое вино. Если кто-либо из домочадцев Минванаби явится на назначенное свидание с гостьей в сопровождении своего почетного стража, никто не сочтет такую форму визита предосудительной; более того, именно этот вариант наилучшим образом соответствовал требованиям этикета. А приняв на себя обязанности почетного стража, он сможет на законном основании защищать свою спутницу, если ее жизни будет угрожать опасность.

С сердца Шимицу словно камень скатился, и он пылко поцеловал возлюбленную. Страсть, которую он вложил в этот поцелуй, яснее всяких слов сказала опытной искусительнице, что ей удалось поколебать решимость доблестного воина, и теперь, под натиском бурных чувств, он подобен тростнику, сгибаемому порывами штормового ветра. Потребуй она смерти Мары… Кто бы мог предугадать, какая сила возобладает в душе Шимицу — верность долгу перед властителем или преданность женщине, которую он сейчас сжимал в объятиях?

Теани отстранила воина с той осторожностью, с какой вкладывают в ножны смертоносное оружие. Ни намека на удовлетворение не мелькнуло во взоре куртизанки; ее глаза выражали лишь покорность судьбе и мужество, когда она подняла со столика увенчанный плюмажем шлем и вручила его Шимицу.

— Выполни свой долг перед нашим властителем, любимый. А когда твое дежурство закончится, жди меня здесь, и мы пойдем повидаться с Марой из Акомы.

Шимицу водрузил шлем на голову; перед тем как закрепить застежки, он наклонился и еще раз поцеловал Теани.

— Пусть Мара только попробует поднять на тебя руку — и ей не жить! — прошептал он и, с трудом оторвавшись от пленительных уст красавицы, быстро шагнул за порог.

Когда Шимицу растворился в сумерках, Теани потерла рукой багровые отметины, оставленные его доспехами у нее на теле во время неистовых объятий. Дикая радость светилась в ее глазах; она задула лампу, чтобы ни один случайный наблюдатель не мог разделить с ней этот миг торжества. Теперь от нее требовалось только одно — подстроить все так, чтобы Мара на нее напала… или хотя бы разыграть видимость такого нападения, если не удастся вывести из себя эту гадину. Тогда, как того требует кодекс чести воина, Шимицу будет обязан нанести удар, оберегая Теани. Ну а если в игре, которую ведут знатные господа, убийство Мары все же будет сочтено позорным деянием… Какое значение будет иметь бесчестье Минванаби для куртизанки, чья преданность принадлежит Текуме из Анасати? Подлая мужеубийца будет мертва, а ради этого триумфа можно поступиться любыми другими соображениями. ***

За перилами балкона лунный свет золотил поверхность озера. Но Мара не стала выходить на балкон, чтобы полюбоваться волшебным видом. От этого ее предостерег Аракаси, как только она перешагнула порог своих новых апартаментов. Ограждение балкона, подпорки и часть настила у краев были из очень старого, даже древнего дерева, но скрепы, соединяющие доски, разительно отличались от всего прочего — они не потемнели от времени и непогоды, как обычно темнеет древесина чикана. Кто-то позаботился подготовить все для «несчастного случая». Под балконом, тремя этажами ниже, тянулась садовая дорожка, выложенная гладкими каменными плитами. Любого упавшего с балкона ждала бы верная смерть. Если бы утром ее нашли мертвой на этих плитах, ни у кого и вопросов бы никаких не возникло, столь очевидным было бы все случившееся: просто ветхие перила подломились, когда она на них оперлась.

Ночная темнота сгущалась в коридорах и апартаментах господского дома Минванаби; мало кто из гостей бодрствовал в этот поздний час. Пристроившись на подушках подле Накойи, Мара проводила беспокойные, мучительные часы. Ей отчаянно не хватало Папевайо; томила тоска по безопасным покоям собственного дома; хотелось спать, но сон был непозволительной роскошью.

Одетая в простое платье, сняв все украшения, кроме перламутровых браслетов работы чо-джайнов, она ждала развития событий.

— Эта распутница должна бы уж появиться, — тихо произнесла она.

Накойя промолчала, но Аракаси, занявший пост у двери, выразительно пожал плечами, желая напомнить хозяйке, что поступки Теани трудно предугадать; впрочем, в записке она сообщила, что придет после полуночной смены стражи. Ночь была теплой, но Мару пробирал озноб: по существу, она осталась без охраны. Хотя Аракаси и надел доспехи почетного стража, но умение обращаться с оружием ни в коей мере не относилось к числу его талантов. С другой стороны, не будь в ее распоряжении сведений, раздобытых агентами мастера, ей вообще пришлось бы действовать вслепую, без какого бы то ни было плана. Призвав на помощь монастырскую выучку, Мара замерла в ожидании. Наконец в коридоре послышались шаги.

Она улыбнулась, довольная, что тягостному бездействию пришел конец, но улыбка тут же погасла. Помимо ожидаемого позвякивания дорогих украшений, ее слух уловил скрип доспехов и оружия: Теани прихватила за компанию воина.

Накойя сонно моргнула: тугая на ухо, она не расслышала приближения гостей по коридору. Однако она выпрямилась, перехватив взгляд, который Мара бросила на дверь; поклон Аракаси послужил красноречивым предостережением. Манеры Аракаси всегда в точности соответствовали роли, которую ему приходилось играть. В свой поклон он вложил точно отмеренную долю почтения, так что советница сумела быстро сделать правильный вывод.

— Потаскуха привела с собой почетного стража, — пробормотала она, — что ж, у нее есть такие права.

Больше Накойя ничего не добавила. Поздно было предупреждать Мару, что любое действие, которое может быть истолковано как угроза Теани, по закону считалось бы нападением на обитателя дома Минванаби. В этом случае почетный страж вправе встать на защиту наложницы Джингу; более того, это является его прямым долгом.

Хотя Мара приняла царственную позу и собрала в кулак всю свою выдержку, ей не удалось подавить легкий приступ страха, когда в дверном проеме появился воин, сопровождающий Теани. Его шлем венчал оранжевый плюмаж сотника Минванаби, и Мара узнала в нем того самого офицера, который на ее глазах вкладывал в ножны окровавленный клинок, стоя над телом убитого Папевайо.

Куртизанка, закутанная в темные шелка, семенила сзади. Пряди каштановых волос были заколоты драгоценными металлическими шпильками; на запястьях поблескивали браслеты. Когда Теани подошла к дверям, Аракаси вежливо загородил дорогу ее провожатому.

— Мы оба подождем здесь… мало ли что понадобится.

Согласно общепринятым правилам этикета, ни один вооруженный воин не имел права приближаться к его госпоже, если на то не было ее соизволения. Широким жестом Аракаси показал, что для Теани вход открыт.

Мара с каменным лицом наблюдала, как Теани отвешивает ей поклон. В движениях куртизанки угадывалась грация хищника, а в глазах — коварство и уверенность в своей силе. Натренированным взглядом Мара обшарила фигуру гостьи, но умело расположенные складки шелка не открывали глазу ровно ничего подозрительного. Если Теани и принесла с собой оружие, она его хорошо спрятала.

Внезапно осознав, что куртизанка, в свою очередь, присматривается к ней самой, Мара холодно кивнула в знак приветствия.

— Нам нужно кое-что обсудить, — она указала рукой на подушки с противоположной стороны стола.

— Нам и вправду нужно о многом поговорить. — Длинным острым ноготком Теани смахнула пылинку с манжеты платья. — Но подарки твоего покойного мужа, госпожа, не имеют к этому никакого отношения. Ты позвала меня сюда совсем по другой причине, и мне эта причина известна.

— В самом деле? — Мара постаралась продлить наступившее молчание, послав Накойю подогреть котелок с чаем из лепестков ауба. У Теани хватило выдержки, чтобы сохранить безмолвие. Мара спокойно встретила исполненный ненависти взгляд. — Вряд ли тебе известно все, что я намерена сказать.

Пока Накойя ходила за чаем, офицер, пришедший с Теани, следил за каждым движением обеих женщин. Маре не пришлось ломать голову, чем объяснить его фанатичное рвение: Аракаси подтвердил ее подозрение насчет того, что Шимицу

— любовник Теани. Воин был начеку и готов к броску, словно релли, свернувшаяся в кольцо.

Накойя поставила чашки и выложила на блюдца длинные ломтики пряной коры. Когда же она начала разливать чай, Теани заговорила:

— Надеюсь, ты не думаешь, что я и впрямь выпью хотя бы один глоток за твоим столом, властительница Акомы?

Мара только улыбнулась, словно не усмотрев никакого оскорбления в обвинении, что она способна отравить гостью.

— В прежние времена ты достаточно охотно пользовалась гостеприимством Акомы. — Мара небрежно отхлебнула напиток из своей чашки и сделала первый ход. — Я вижу, ты взяла с собой сотника Шимицу в качестве почетного стража. Это весьма удачно: то, что я намерена сказать, касается и его.

Теани не ответила, но Шимицу, стоявший у порога, заметно напрягся. Рука Аракаси легко покоилась на рукояти меча, хотя он не мог бы выстоять в поединке против настоящего воина.

Мара сосредоточила все свое внимание на прекрасной куртизанке. Тихо, так тихо, чтобы воины у дверей не могли ее расслышать, она сообщила:

— Мой почетный страж Папевайо убит прошлой ночью, но сделал это отнюдь не вор. Знай же, что Шимицу — твой почетный страж — пронзил мечом его сердце, тем самым нарушив гарантии безопасности, скрепленные клятвой властителя Минванаби.

Ветерок с озера чуть притушил пламя в лампах. Теани улыбнулась в полумраке и вдруг дала Накойе знак налить ей чаю.

— Ты не представляешь угрозы для Минванаби, госпожа Мара. — Она непринужденно, словно была здесь желанным гостем, покрошила в чашку пряную кору и отпила глоток. — Папевайо не воскреснет, чтобы уличить своего убийцу.

Теани не позаботилась понизить голос, и теперь Шимицу не спускал глаз с властительницы Акомы.

По спине Мары пробежал холодок. Ради отца, ради брата — а теперь и ради Вайо она заставила себя продолжать:

— Ты права. Зато я заявляю, что вина за его смерть лежит на твоем хозяине, а орудием ему послужил твой дружок — Шимицу. И вы оба подтвердите это под присягой… иначе Джингу придется полюбоваться, как его очаровательная наложница корчится в петле.

Теани вся подобралась. Аккуратно, не расплескав чая, она поставила чашку.

— Такими словами только детей пугать. Чего ради мой господин предаст меня позорной смерти, когда я только и делаю, что угождаю ему?

Теперь уже голос Мары прозвенел на всю комнату:

— Потому что, как мне известно, ты шпионка Текумы из Анасати.

В течение нескольких мгновений на лице наложницы отражались удивление, ужас и голый расчет. И, не давая ей времени прийти в себя, Мара завершила свой гамбит в надежде на то, что боги удачи поддержат ее ложь:

— У меня есть документы, доказывающие, что ты присягнула на верность Текуме. И если ты не выполнишь моих требований, эти документы будут отосланы властителю Минванаби.

Ястребиным немигающим взглядом Аракаси вперился в лицо Шимицу. Сначала показалось, что рослый офицер ошеломлен предательством. Затем, пока Теани пыталась найти слова, чтобы опровергнуть обвинение, Шимицу встряхнулся и медленно обнажил меч.

Куртизанка чувствовала, что путы, которыми она оплела любовника, могут вот-вот порваться, и прежде всего поспешила вновь их укрепить:

— Шимицу! Мара лжет. Она возводит на меня напраслину, чтобы заставить тебя предать нашего господина.

Шимицу заколебался. Он стоял, терзаемый сомнениями; любовь и долг боролись в его душе.

— Убей ее! — подстрекала Теани любовника. — Ради меня! Убей ее, не медли!

Но ее голос звучал как-то чересчур визгливо. Шимицу расправил плечи. Страх, сожаление, дорогой ценой обретаемая решимость — все это можно было прочесть на его лице, когда он медленно покачал головой:

— Я должен обо всем доложить властителю Джингу. Пусть он рассудит.

— Нет! — Теани вскочила на ноги. — Он повесит нас обоих, глупец!

Но подобный протест лишь подтвердил вину Теани в глазах воина. Он ринулся прочь. Аракаси поспешил за ним, и из коридора донесся шум борьбы. Мастер тайного знания Акомы честно пытался преградить дорогу Шимицу: нужно было выиграть время, чтобы Мара успела получить доказательство вероломства Минванаби по отношению к Папевайо.

Теани стремительно повернулась к Маре:

— Тебе никогда не добиться от меня того, что ты хочешь, бесполая тварь! — Она выдернула из-за пояса платья нож и, вскочив с подушек, бросилась на Мару с очевидным намерением разделаться с ней.

Мара вовремя заметила надвигающуюся опасность и сумела увернуться от бешеной атаки Теани; не причинив ей вреда, нож врезался в подушки.

Пока куртизанка высвобождала свое оружие, Мара набрала полную грудь воздуха и закричала:

— Шимицу! На помощь! Во имя чести твоего господина!

Она снова успела перекатиться в сторону, и сверкающее лезвие не достигло цели, хотя и блеснуло совсем рядом с животом Мары.

Теани выкрикнула злобное проклятие и взмахнула ножом, пытаясь перерезать горло ненавистному врагу.

Мара борцовским приемом блокировала удар, но это не могло продолжаться бесконечно. Куртизанка была выше ростом и тяжелее, да к тому же неистовый гнев удесятерил ее силы.

Катаясь по полу, ускользая и уворачиваясь, отчаянно борясь за свою жизнь, Мара сумела все же из последних сил крикнуть Накойе:

— Зови на помощь! Если я умру при свидетелях, Джингу погиб, а Айяки будет спасен!

Старая няня бросилась в коридор. Теани так и взвыла от досады. Одержимая ненавистью, она опрокинула Мару навзничь, припечатав ее к мозаичному полу. Нож медленно опускался. Хватка Мары начала ослабевать, и дрожащее лезвие, снижаясь, подбиралось все ближе и ближе к ее незащищенному горлу.

Внезапно над головой куртизанки выросла тень. В лунном свете мелькнули доспехи; сильные руки обхватили Теани сзади, рванули ее кверху и оттащили от Мары.