Пламяплеты были едва ли не самым лелеемым детищем Радж Ахтена. Годы ушли на то, чтобы сделать их тем, чем они теперь стали. В горах, к югу от Авена, костры горели постоянно, ублажая Силу, которой эти колдуны служат. И Радж Ахтен не сомневался, что его Пламяплеты стали самыми грозными среди всех, живущих на земле.
      Очень много времени у них ушло на то, чтобы научиться создавать взрывчатые смеси. Уже давным-давно известно, что если в амбаре хранить вместе пшеницу и рис, одной небольшой лампы достаточно, чтобы все содержимое амбара не просто вспыхнуло, но взлетело на воздух. Горнорабочие, добывающие каменный уголь в горах Муйатина, тоже знали с незапамятных времен, что угольная пыль вспыхивает, если се коснется огонь их ламп, а иногда и взрывается с такой силой, что в горных выработках обрушивается кровля.
      Люди издавна выращивали бурачник, настой из цветов которого делал их храбрыми, а детям доставлял массу удовольствия; бросив в огонь сухие стебли этого растения, можно было услышать отрывистый хлопок, который они издавали, взрываясь.
      Но никому даже в голову не приходило, какую выгоду можно извлечь из взрывной силы таких химических веществ. Только Пламяплеты Радж Ахтена, всерьез исследовав этот феномен, научились готовить, растирать и смешивать нужные порошки.
      И вот теперь Радж Ахтен с благоговением и удовлетворением наблюдал за тем, как годы обучения, - которые стоили ему немало денег - приносили свои страшные плоды. После того, как Пламяплеты притянули с неба последние солнечные лучи, стало темно, как ночью. Град барабанил, не переставая, над головой то и дело грохотал гром.
      Огромный костер, в котором стояли Пламяплеты с вызванными ими из преисподней существами, внезапно погас, словно свеча, которую задули. Зеленые стены растаяли - создания, находившиеся внутри, втянули в себя весь их свет и жар.
      Внезапно стало совсем темно, и в этом мраке ни один лучник не имел возможности прицелиться. На протяжении десяти секунд стояла кромешная тьма.
      Стоя на стене замка и как бы бросая вызов мраку, рыцари Ордина запели. А что им еще оставалось?
      Орды Радж Ахтена, тем временем, продолжали свой бег к стенам.
      Лучники на стенах замка вскинули луки, собираясь выстрелить в невидимые цели, но внезапно были ослеплены ярким светом, вспыхнувшим в центре того, что совсем недавно было адским костром Пламяплетов.
      Словно живое солнце с ревом взорвалось там, и волна зеленого пламени хлынула в сторону замка.
      Призрачный свет выхватил из тьмы полные ужаса лица защитников замка. Храбрые парни утратили все свое мужество, храбрые мужи затрепетали, но все еще готовы были стоять на смерть.
      Огненная волна неумолимо катилась к Лонгмоту и, достигнув его, вошла в соприкосновение с окружавшими его облаками порошка.
      Возник взрыв такой страшной силы, что от арки над воротами не осталось и следа, а в небо медленно поднялось облако, похожее на гриб высотой не меньше мили, с "ножкой" шириной в сто ярдов. Мощный толчок разбросал защитников, точно тряпичные куклы. Многие упали, контуженные, ошеломленные. Другие зашатались, охваченные непередаваемым ужасом.
      Но волна зеленого пламени стала не только запальной искрой для взрывчатой смеси. Она была способна на гораздо, гораздо большее.
      С ревом ударившись о стены замка, волна смыла с них сотни стоявших там плечом к плечу людей, - словно гигантская морская волна.
      С точки зрения использования взрывчатой смеси, Лонгмот оказался для Радж Ахтена идеальным местом. Его передняя, южная сторона была не шире ста двадцати ярдов, и именно на этом относительно небольшом пространстве сгрудились все защитники замка.
      Одним махом Пламяплеты Радж Ахтена испепелили не меньше двух тысяч человек. Сейчас, когда дело было сделано и над замком вырос гигантский облачный "гриб", Пламяплеты потеряли сознание и рухнули прямо там, где стояли - на руинах своего погасшего костра. От него не осталось ничего - ни тлеющих угольков, ни дыма - Пламяплеты высосали из него всю энергию до последней капли. Даже огромные обуглившиеся бревна мгновенно рассыпались, превратившись в пепел.
      Но оказалось, что огненные саламандры уцелели и только ждали своего часа. Как будто клетка, удерживающая их внутри того места, где недавно пылал костер, внезапно исчезла. Почувствовав свободу, они выпрыгнули оттуда и, словно голодные звери, бросились к замку.
      Между тем, сцена у ворот замка напоминала ад кромешный. Под покровом темноты лучники осыпали стены смертоносным ливнем стрел, в чем, казалось, уже почти не было необходимости. Великаны приставили свои лестницы к стенам и "неодолимые" начали быстро взбираться по ним.
      К этому моменту на южной стене не осталось ни одного защитника. Взрыв, а вслед за ним волна зеленого огня привели к тому, что все переходы опустели.
      Ворота замка защищать было некому. Восточная башня превратилась в дымящиеся развалины. И только горстка людей, уцелевших в западной башне, сделала то единственное, что еще было в их силах. Они вылили на нападавших кипящее масло, и каменные горгульи над воротами внезапно извергли его на "неодолимых", как раз в этот момент подбежавших со своим тараном.
      Кое-кто из них зашатался под ливнем кипящего масла, но инерция всех остальных была настолько велика, что движение не замедлилось, и таран врезался в манто-лет, стоявший сразу за воротами.
      Соприкоснувшись с мантелетом, энергия заклинаний, которыми была начинена волчья голова, вырвалась на свободу с оглушительным взрывом, и во все стороны полетели расщепленные бревна. От защитников, сгрудившихся позади мантелета, осталось лишь мокрое место..
      В этот момент в сознании Радж Ахтена зажегся странный, пугающий его самого огонек.
      Он понимал, что нужно остановиться, что это неправильно - уничтожать людей так безжалостно. Гораздо разумнее было бы использовать их. К примеру, отобрав у них дары. Эти люди обладали ценными качествами и силой, которые не следовало растрачивать вот так попусту. Их жалкие, скоротечные маленькие жизни могли послужить великой цели.
      И все же запах горящей плоти словно заворожил Радж Ахтена,. заставляя его трепетать от предвкушения. Несмотря на все его благие намерения, он жаждал одного - разрушать.
      Когда волна зеленого пламени накрыла зубчатую стену и в небо вознесся гигантский огненный "гриб", Седрик Темпест находился позади мантелета, между двумя боевыми конями, по дороге на кухню, где был спрятан Шостаг.
      К счастью, в момент взрыва он бежал спиной к нему и поэтому просто рухнул на булыжную мостовую. Шлем врезался ему в голову. От сухого жара одежда рассыпалась, обожженная кожа запылала. Горячий воздух обжигал горло.
      Многие кони погибли в результате взрыва. Один из них рухнул прямо на Седрика, а сверху его придавило тело убитого рыцаря.
      На некоторое время капитан отключился, а потом оказалось, что он ползет по камням между трупами павших коней. Со стен замка падали люди и части человеческих тел - жуткий дождь из почерневших тел и разорванной плоти.
      В тот момент, когда он в ужасе оглядывался по сторонам, прямо на голову ему рухнул обуглившийся парень, а рядом - оторванная рука. Седрик понял, что не переживет этот день. Три дня назад он отправил жену и детей в замок Гровермана, надеясь, что там они будут в безопасности. Надеясь, что придет день, когда он увидится с ними снова. Ему припомнилось, как он обернулся, покидая их, и увидел: пацаны уселись верхом на козла, рядом стоит жена с младенцем на руках, а самая старшая дочка изо всех сил пытается выглядеть взрослой и с трудом сдерживает следы страха, хотя губы у нес дрожат.
      Темпест поднял взгляд на стены замка - там почти никого не было. Оставшиеся выглядели ошеломленными, сбитыми с толку.
      Внезапно между зубцами южной башни показалась голова саламандры. Она озиралась по сторонам, и Темпест опустил голову, чтобы не встретиться взглядом с ее жемчужными глазами.
      В пятидесяти ярдах за его спиной раздался второй взрыв, на этот раз менее мощный. С трудом поднявшись на колени, Темпест оглянулся. "Неодолимые" Радж Ахтена своим тараном разнесли в щепки мантелет и баррикаду позади него. Баррикада взорвалась, во все стороны полетели куски пылающего дерева.
      Большинство стоящих рядом с баррикадой людей разбросало в разные стороны, на ногах осталось лишь несколько человек. Среди рыцарей тоже уцелели немногие, но и те лежали, придавленные телами своих товарищей.
      Сражение закончилось. Среди защитников не уцелел практически никто. Тысячи людей кричали и корчились от боли. Стрелы, перелетая через стены, смертоносным дождем поливали раненых.
      С северной стороны замка к воротам бежали немногим более сотни человек, рассчитывая оказать хоть какое-то сопротивление нападавшим. Однако "неодолимые", с которыми им предстояло встретиться, исчислялись тысячами.
      На улицы ворвались боевые псы в устрашающих кожаных масках. Перепрыгивая через павших коней и рыцарей, они рвали на части всякого, кто подавал признаки жизни, будь то животное или человек. И тут же пожирали их.
      Темпеста все еще не оставляла надежда найти Шостага и убить его ради того, чтобы "змея" сформировала новую голову. В то же время он, как и остальные уцелевшие, чувствовал себя ошеломленным, сбитым с толку. С лица у него капала кровь.
      И тут один из псов Радж Ахтена, который пренебрег им как добычей, пронесся прямо у него над головой. Темпест рухнул на камни и остался недвижим.
      49. Король Земли наносит удар
      Догоняя Габорна и Иом, Биннесман скакал через пустошь в облаках пыли, поднятой ногами сотен тысяч людей и животных.
      Габорн пристально смотрел на приближающегося чародея. Это был первый случай, когда он видел его при дневном свете. Волосы Биннесмана побелели, как снег, мешковатое одеяние вместо зеленого стало красно-оранжевым, - точно листья, которые с наступлением нового времени года меняют свой цвет.
      Габорн скакал так близко к Иом, что иногда их колени соприкасались. Увидев чародея, он не решился предложить остановиться и продолжал скакать, увлекаемый полноводным потоком людей и животных. Однако поговорить с Биннесманом, послушать его новости принцу очень хотелось.
      Биннесман окинул долгим взглядом несметные орды Габорна и удивленно спросил:
      - Эти коровы предназначены для того, чтобы накормить солдат Радж Ахтена или чтобы затоптать их?
      - Это как он пожелает, - ответил Габорн. Биннесман покачал головой.
      - Я слышал испуганные крики птиц, чувствовал, как земля содрогается под тяжестью множества ног. И подумал, что ты .наколдовал себе целую армию и что я не зря разрушил старый мост через Опасный Провал, отрезав дорогу подкреплению Радж Ахтена, которое он ожидает с запада.
      - Очень мудро, - сказал Габорн. - Какие еще новости? Вы видели подкрепление, которое идет к Радж Ахтену?
      - Нет. И не думаю, что оно близко.
      - Может, удача нам улыбнулась.
      - Может, и так, - согласился Биннесман. У горизонта, как раз над зелеными холмами, густо заросшими деревьями, небо снова потемнело, гораздо сильнее, чем прежде. Казалось, черная молния расколола небо.
      Потом в воздух с ревом медленно поднялся огромный огненный столб последствие такого мощного взрыва, каких Габорну в жизни не доводилось видеть. Без сомнения, произошло что-то ужасное.
      - Габорн, - обратился к нему Биннесман, - закрой глаза. Используй свое Зрение Земли. Расскажи, что там творится.
      Габорн так и сделал. На протяжении некоторого времени он не чувствовал ничего и даже подумал, не заблуждается ли Биннесман, прося его использовать Зрение Земли.
      Потом, вначале очень слабо, возникла связь. Между ними и некоторыми людьми протянулись невидимые нити силы. Внезапно ему стало ясно, что уже на протяжении нескольких дней на его пути встречались люди, которых он выделял среди других. К ним относились Миррима, с которой он встретился на рынке, и, конечно, Боринсон. А также Шемуаз, когда он увидел, как она помогает своему отцу, и сам се отец. Этот отбор осуществлялся незаметно для самого Габорна и только отца он выбрал совершенно сознательно.
      Сейчас он чувствовал их всех - Боринсона, своего отца, Мирриму, Шемуаз и ее отца. И еще он чувствовал... опасность. Ужасную опасность. Его охватил страх, что если они сейчас не вступят в бой, то могут погибнуть.
      Ударьте, безмолвно воззвал к ним Габорн. Ударьте, если можете!
      Спустя двадцать секунд по равнине прокатился звук еще одного мощного взрыва, похожий на отдаленный раскат грома. Земля ощутимо вздрогнула.
      50. Начало
      Обедая в кладовой замка Сильварреста, Шемуаз внезапно испытала неодолимое желание ударить. Оно возникло так неожиданно и было таким сильным, что она чисто рефлекторно ударила рукой по столу, смахнув круг сыра.
      Миррима сдержала вспыхнувшее у нес желание ударить. и не без причины. Грохот боя сотрясал небольшое строение, где она пряталась, небо снаружи почернело. Нанести удар солдатам Радж Ахтена она не могла - куда ей до них? Она бросилась вверх по лестнице, надеясь спрятаться за кроватью лорда.
      Шесть лет назад Эремон Воттания Соллет выбрал жизнь Посвященного Салима аль Дауба, потому что у него было две мечты. Первая - снова увидеть свою дочь. Вторая . - в один прекрасный день очнуться среди Посвященных Радж Ахтена, почувствовав, что привлекательность вернулась к нему, и он снова может сражаться.
      Однако шли годы и надежды Эремона таяли. Способствующие Радж Ахтена вытянули из него столько привлекательности, что он чувствовал себя полумертвым. Потеряв гибкость, руки и ноги отказывались служить ему, и он лежал в состоянии почти трупного окоченения.
      Жизнь для него стала мукой. Мышцы груди сокращались в достаточной степени, чтобы можно было сделать вдох, но для выдоха требовалось долгое и сознательное расслабление. Иногда сердце у него сжимало и никак не отпускало. Он лежал, молча страдая и каждое мгновение ожидая смерти.
      Он не мог расслабить губы и потому говорил с трудом, сквозь стиснутые зубы. Не мог жевать. Если он проглатывал что-то, кроме жиденькой похлебки, которой его кормили слуги Радж Ахтена, пища оседала у него в животе, точно свинец; мышцы живота не могли сократиться как нужно и переварить ее.
      Процессы опустошения мочевого пузыря или кишечника превращались в испытание и требовали многочасовых усилий.
      Пять даров жизнестойкости стали для него тяжкой ношей, не давая ему умереть, хотя он уже давно страстно желал этого. Он хотел даже, чтобы король Сильварреста убил его Посвященных. Но король был слишком добр для этого и страдания Эремона продолжались. До прошлой ночи. Теперь, наконец, у него возникло ощущение, что смерть близка.
      Он сколько угодно мог сжимать пальцы - в его кулаке не было силы. Хотя дары мышечной силы оставались при нем, некоторые мышцы рук и ног полностью атрофировались. Так он и лежал, заключенный в клетку своего слабеющего тела, беспомощное орудие Радж Ахтена, которому суждено умереть неотмщенным.
      Потом случилось чудо - первая мечта Эремона сбылась, когда Радж Ахтен решил взять его с собой в Гередон и продемонстрировать королю Сильварреста, во что превратился его верный слуга. Предполагалось, что это опозорит и устыдит доброго короля. Радж Ахтен часто не жалел усилий, чтобы опозорить человека.
      Вот тут чудо и произошло - Эремон увидел свою дочь Шемуаз. Он помнил ее веснушчатой девчушкой, а теперь она превратилась в настоящую красавицу.
      Увидев ее, он понял, что больше ему ничего от жизни не нужно; все, что осталось, это тихо угаснуть.
      Хотя нет, как выяснилось, ему предстояло сделать еще одно дело. Когда он без сил лежал в повозке, она внезапно затряслась, какие-то люди поднялись по ступенькам и открыли дверь. Эремон медленно поднял веки.
      В темноте над несчастными Посвященными тучами летали мухи. Мужчины и женщины, были свалены вместе, точно сельди в бочке, и лежали на подстилках из заплесневелого сена.
      Способствующие в серых одеждах, стоя в открытой двери, брезгливо втягивали носами воздух. Солнечный луч, проникший внутрь повозки, ослепил Эремона, но он сумел разглядеть, что они прислонили к стене какого-то бесчувственного человека. Новый Посвященный. Еще одна жертва.
      - Что это? - спросил охранник. - Метаболизм?
      Способствующий кивнул. Эремону видны были шрамы на груди человека - в него перекачали не меньше дюжины даров метаболизма, и теперь он стал вектором.
      Способствующие оглядывались по сторонам в поисках места, куда бы положить этого человека. Слепой Посвященный, который спал рядом с Эремоном, немного откатился во сне, в поисках тепла прижавшись к другому жалкому человеческому обломку.
      Таким образом, рядом с Эремоном образовалась небольшая прогалина. Заметив это, Способствующие пробормотали на своем языке:
      - Мазза, халаб дао або. Что означало:
      - Сюда, тащи этот кусок верблюжьего дерьма.
      Один из них отпихнул негнущуюся ногу Эремона, как будто и тот был не более, чем "куском верблюжьего дерьма". Нового Посвященного втиснули рядом с ним.
      В пяти Дюймах от своего лица Эремон разглядел толстую физиономию евнуха Салим аль Дауба. Он дышал едва заметно, как это обычно бывает с людьми, лишенными метаболизма. Человек, который украл у Эремона его дар, сейчас совершенно беззащитный лежал рядом с ним. Вектор метаболизма. Надо полагать, вектор Радж Ахтена.
      Салим спал глубоким сном. Эремон дал самому себе клятву, что он никогда не проснется.
      "Неодолимый", охранявший повозку, уселся на стул в дальнем углу со скучающим выражением лица. На боку у него висел кривой кинжал. Быстрое движение могло бы привлечь его внимание, хотя, с другой стороны, Эремон уже шесть лет не делал быстрых движений.
      Эремон пытался разжать пальцы правой руки. Дело шло медленно. Он был слишком взволнован, слишком раздражен. Его била дрожь. Ведь если бы ему удалось убить этого человека, он достиг бы двойной цели - вернул себе свой собственный дар и лишил Радж Ахтена некоторой толики метаболизма.
      Бой снаружи становился все яростней. Небо потемнело, по повозке метались тени. Люди на стенах замка громко кричали.
      Эремон пожалел, что прошедшей ночью лишился дара силы. Владея им, он уж извернулся бы как-нибудь и попросту задушил бы Салима.
      Он прикладывал неимоверные усилия, пытаясь разжать свой бесполезный кулак, будь он проклят. Внезапно в душе вспыхнуло испепеляющее желание. Ударь.
      Ударь сейчас, если можешь!
      И когда эта мысль вспыхнула в его сознании, рука внезапно медленно разжалась, - точно цветок, открывшийся навстречу солнцу.
      51. На горной тропе
      По пути из Баннисфера Боринсон едва не сошел с ума. В сознании вспыхивали образы того, что он учинит, добравшись до солдат Радж Ахтена.
      Он скакал с севера, холмы и горы перекрывали ему обзор, мешая разглядеть хоть какие-нибудь признаки сражения. Он не видел даже потемневших небес - из-за низкой облачности небо над горами всегда хмурилось. В какой-то момент ему послышались крики, но они доносились настолько издалека, что он счел их обрывками полубезумных фантазий, которые разыгрывались у него в голове.
      К югу от горного селения Кострел он свернул с дороги на горную тропу, рассчитывая выиграть время. Ему не раз приходилось охотиться в этих местах с королем. Он находился немного севернее охотничьей сторожки Гровермана, довольно большой и удобной.
      Возможность столкнуться в лесу с вайтами или зверьем не пугала его. Он боялся одного - что доберется до Лонгмота слишком поздно.
      По мере подъема в гору становилось все холоднее. Зачастил мелкий дождь, тропа сделалась скользкой. Вскоре дождь сменился снегом и скакать стало еще труднее. В результате Боринсон потерял больше времени, чем если бы не свернул с дороги.
      Выше в горах, где по краю полян росли осины, он заметил признаки опустошителя - лесную тропу пересекали отчетливые следы. Прошло всего несколько часов, как опустошитель проволок тут что-то тяжелое - вскоре после рассвета. На земле остались сгустки крови и капли маслянистой синовиальной жидкости из разломанных суставов. Кое-где видны были крошечные катышки глины. Да, тварь прошла здесь совсем недавно.
      Сами следы опустошителя были не меньше трех футов в длину и двух в ширину. Четыре следа. Женская особь. Очень крупная.
      Боринсон внимательно разглядывал тропу, не слезая с коня. Между разбросанных повсюду острых камней видны были зацепившиеся за них черные волосы. Возможно, опустошитель тащил по дороге труп кабана. Хотя, с другой стороны, для кабана волосы казались недостаточно жесткими. Боринсон принюхался. Определенно, медведь. Большой. Запах отдавал мускусом, как у Даннвудских кабанов, но был не такой едкий.
      Боринсон снова втянул носом воздух, пытаясь различить запах опустошителя. Тщетно. Опустошители обладали сверхъестественной способностью подражать запаху того, что их окружало.
      Боринсон подумал, что было бы неплохо выследить опустошителя. Может быть, задержаться ненадолго?
      Мирриме может угрожать опасность. Скорее всего, Радж Ахтен не нападет на замок сегодня, потратит день на отдых и подготовку, дожидаясь подхода подкрепления.
      Да, но если Боринсон не доберется до замка до того, как начнется осада, он не сможет помочь Мирриме.
      А что же опустошитель или, точнее, опустошительница? Она поднялась к вершине горы и сейчас наверняка пожирает своего медведя. Почва тут неровная, усыпана листьями осин. Повсюду растут густые кусты, набравшие силу за долгое лето, и подниматься будет нелегко.
      Подобраться к ней почти невозможно. Опустошители очень восприимчивы к движению и звукам, которые они ощущают как сотрясение воздуха. Приблизиться к опустошителю можно только ползком, очень медленно, с неровными интервалами.
      Так догонять опустошительницу или нет, задумался Боринсон?
      Внезапно возникло ощущение, будто далекий голос позвал его, настойчиво подталкивая к тому, чтобы... Ударь, потребовал голос. Ударь сейчас, если можешь!
      Он нужен своему королю. Он нужен Мирриме.
      Боринсон поскакал дальше по горной тропе. Снова пошел снег, впервые в это время года. Конь выдыхал крошечные облака пара.
      Сердце у Боринсона колотилось часто и гулко. Завтра - первый день Хостенфеста, первый день охоты. Стараясь успокоиться, он сосредоточил свои мысли только на этом. Славная будет охота, по первому-то снегу. Кабаны побегут в долины, оставляя следы у края полян. Боринсон заключит пари с Дерроу и Оптом, чей лорд первым вонзит в зверя копье.
      Как ему хотелось, чтобы все так и было! Услышать снова лай собак, трубные звуки охотничьих рогов. Ночью пировать у костра.
      Но сейчас я должен нанести удар, подумал он, пришпоривая коня. Он хотел это сделать, хотел увидеть перед собой цель.
      Его снова охватило беспокойство, всех ли Посвященных в замке Сильварреста он убил. Я сделал все, что мог, сказал он себе. Убил всех, кого нашел, но некоторые из Посвященных, возможно, находились в это время в городе, и невидимые нити все еще связывают с ними Радж Ахтена.
      Сражение между Властителями Рун - всегда дело сложное, зависящее как от количества даров, так и от боевых навыков, полученных во время обучения.
      Однако немаловажную роль играло соотношение всех этих составляющих. Радж Ахтен обладал таким множеством даров, что гибель некоторых из его Посвященных почти не имела значения. Но даже очень сильный Властитель Рун, лишившись мудрости и грации, и бою мог повести себя как простой деревенщина. А если лишить Властителя Рун метаболизма, то имей он хоть десять тысяч даров мышечной силы, ему не одолеть даже простого солдата, дары которого хорошо сбалансированы. Про таких говорят - "воин неудачных пропорций".
      Убив Посвященных в замке Сильварреста, Боринсон лишил Радж Ахтена множества даров грации. По-видимому, их Лорду Волку и не хватало, раз именно эти дары он забирал у людей Сильварреста в таком количестве. А это означало, что он чувствовал переизбыток мышечной силы. Лишившись даров грации, он потеряет живость, станет ощущать некоторую скованность в мышцах. Может быть, даже такое сравнительно небольшое смещение балансировки поможет королю Ордину выстоять против Лорда Волка.
      Боринсон надеялся, что сделал свое дело как надо. Мысль о том, что из-за его оплошности король Ордин мог потерпеть поражение, была невыносима. И еще он никак не мог справиться с чувством стыда, когда вспоминал, что король Сильварреста и Иом по его вине остались в живых.
      Пожалев их, он был вынужден загубить множество других жизней. Пожалев их, он усилил мощь Радж Ахтена.
      Ненамного, по правде говоря, Но если бы не только Боринсон, но и другие одновременно напали бы на Посвященных Радж Ахтена, он тоже мог бы стать "воином неудачных пропорций".
      Сегодня моей мишенью станет Радж Ахтен, сказал себе Боринсон, позволяя воле к убийству проникнуть в каждую клеточку своего тела, окутать его, точно плащом.
      В своем воображении Боринсон рисовал себе, как все произойдет. Здесь, в нескольких милях к северу от Лонгмота, он наткнется на дозорных Радж Ахтена. Нападет на них и перебьет всех, чтобы не оставлять свидетелей. Теплая кровь омоет его, как волна. Потом он переоденется в форму одного из них, поскачет туда, где стоят орды Радж Ахтена, и ворвется к нему как посланец, несущий важное сообщение. Этим сообщением будет смерть.
      Воины Инкарры говорят, что Война - это Темная Леди и что добивается се расположения тот, кто верно служит ей. Они рассматривают Войну как Силу, наряду с Землей и Воздухом, Огнем и Водой.
      Однако в королевстве Рофехаван Войну считают лишь одним из аспектов Огня; и потому, говорят здесь люди, никто не должен служить ей.
      Но проклятые инкарранцы лучше разбираются во всем, что касается войны, подумал Боринсон. В этом деле они мастера.
      Боринсон никогда прежде не стремился завоевать расположение Темной Леди, никогда не обращался к ней. Однако сейчас с уст его слетела молитва, древняя молитва, которую он слышал от других, но никогда не осмеливался произносить сам.
      Возьми меня. Темная Леди, возьми меня. В погребальные одежды окутай меня. Пусть дыханье твое щеки мне холодит. И пусть тьма мной владеет и силу дарит.
      Боринсон улыбнулся, а потом засмеялся глубоким горловым смехом, который, казалось, зарождался где-то вне его; среди холмов или, может быть, среди деревьев.
      52. Лучший день жизни
      Ордин очнулся от боли, понятия не имея, сколько прошло времени. Кровь на губах еще не засохла, от нее на языке ощущался привкус меди. Сейчас, подумал Манделлас Ордин, Радж Ахтен ударит меня снова, забьет до смерти.
      Но ничего не происходило. Ордин лежал без сил, в полубессознательном состоянии, ожидая смертоносного удара, который так и не последовал.
      Обладая множеством даров жизнестойкости, Ордин был способен выжить, получив даже очень серьезные ранения. Во всяком случае, сейчас жизнь его находилась вне опасности, возможно, на выздоровление понадобятся недели, но смерть ему не грозила.
      Именно этого он и опасался.
      Он открыл здоровый глаз и попытался осмотреться. Высоко над головой сквозь облака тускло светило солнце; потом небо потемнело.
      Поляна, на которой он лежал, была пуста.
      Ордин сглотнул, напряженно пытаясь понять, что происходит. Перед тем, как потерять сознание, он услышал слабое треньканье. Наверно, оцепенело осознал он, этот звук издавала кольчуга Радж Ахтена, когда он убегал отсюда.
      Ордин оглядел поляну, прилегающую к подножью холма. Ветер негромко посвистывал в соснах, трава вокруг была сильно примята. Всего в пяти пядях от него, словно пух чертополоха, в воздухе порхала стая скворцов. Однако благодаря ускоренному восприятию, и их движения, и покачивание ветвей казались Ордину замедленными.
      Радж Ахтен убежал.
      Он не стал добивать меня, понял Ордин, потому что догадался, что я часть "змеи". Он не стал добивать меня, чтобы я не мешал ему атаковать замок. Издалека до Ордина донесся шум, похожий на рев бушующего моря. Достаточно громкий, точно огромные волны то вздымались, то опадали. И тут, наверно, измененное восприятие сыграло с ним шутку.
      Скорее всего, это были крики, обычно сопровождающие сражение. Опираясь на одну руку, он с трудом приподнялся и с вершины Тор Ломана бросил взгляд на Лонгмот.
      То, что он увидел, ужаснуло его.
      Завеса из дождя или, может быть, мокрого снега полускрывала огромный костер, пылающий перед замком. Пламяплеты и саламандры вытянули ужасающую энергию из этого потустороннего огня, и сейчас гигантская волна зеленого пламени с ревом катилась в сторону замка. Фрот великаны подтаскивали к нему огромные осадные лестницы. Еще одна, на этот раз темная волна, хлынула в сторону Лонгмота - это мчались боевые мастифы в своих железных ошейниках и устрашающих масках.
      Во тьме, окутывающей замок, со всех сторон к нему бежали "неодолимые" Радж Ахтена, размахивая мечами и подняв высоко щиты, чтобы защититься от стрел.
      Все прислужники Радж Ахтена, точно смерч, обрушились на Лонгмот. По мере того, как Пламяплеты притягивали к себе солнечный свет, небо становилось все чернее;
      Король Ордин с Тор Ломана видел все, что происходило внизу. С его метаболизмом, небеса, казалось, темнели медленно, и так же медленно скользили вниз солнечные пряди, вспениваясь и свертываясь спиралью, словно захваченные торнадо.
      И он ничем не мог помочь защитникам замка. Не мог принять участие в битве, не мог даже ползти.
      Он заплакал, тихо, без единого звука. Радж Ахтен лишил его всего, и прошлого, и настоящего. Теперь настала очередь будущего.
      Менделлас с трудом повернулся и пополз по каменным ступеням, ведущим на обсерваторию.
      Чтобы не думать о боли, терзавшей его переломанные конечности, он попытался вспомнить что-нибудь хорошее. Праздники во дворце в Мистаррии, в самой середине зимы, на День Милосердия.
      Всегда в эти дни по утрам с болотистых низин поднимался такой густой туман, что человек, стоя на главной башне и глядя вниз, чувствовал себя как Небесный Владыка, плывущий по облачному морю, - таким тонким, просвечивающим был этот туман. Сквозь него проступали очертания более низких башен в гавани, далеких сосновых лесов на западных холмах и мерцающее в южной стороне море Кэррол, в котором отражалось небо.
      В эти утренние часы ему всегда нравилось стоять в башне своей собственной обсерватории и наблюдать, как ниже него летят на юг темные клинья гусей.