Мой путь в рай

      Кейго сидел на своем помосте, глядя на две идущие рядом машины: двое рослых солдат перепрыгнули в наше судно. Один сорвал с Завалы шлем и начал душить его. Второй стащил Абрайру с сидения водителя. Абрайра кричала и бранилась, и лицо Завалы напоминало спелый фрукт, который начали сдавливать.
      Две машины медленно приближались к стволу баобаба в своем лишенном управления движении. Из нашего судна все: и крошечные фигурки на изображении, и люди в настоящих сидениях - попадали, как изорванные куклы, а вражеская машина пролетела мимо, потом развернулась и направилась назад. Абрайра проползла несколько шагов, потом попыталась встать, но нога ее торчала под необычным углом. Один из врагов соскочил и схватил ее. Они покатились по земле. Другой "компадрес" сел, потом пополз к Завале и снова стал душить его. Я мог только одного человека обвинить в таком нападении на нас в симуляторе.
      Перфекто произнес его имя:
      - Люсио. Теперь я понимаю, почему ты не объявил Поиск, когда мы вышли из спортзала, mamon [сосунок (исп.)].
      И я знал, что он прав. Люсио много недель планировал это нападение.
      Завала отключился от симулятора. Он снял шлем, выпрыгнул из машины и пошел к нам сквозь голограмму, как гигант по пустыне, переступив через изображение двух крошечных машин ябадзинов, приближавшихся из конца комнаты. Ябадзины были в своих красных костюмах.
      Люсио и его люди добрались до разбитой машины у баобаба и спрыгнули со своих мест. Люсио сказал:
      - Хорошо! Хорошо! Разденьте эту суку Абрайру и начинайте трахать ее. Хочу, чтобы все участвовали по очереди. А где Мавро?
      Люсио отделился от группы и начал искать среди тел, пиная их. Четверо его людей окружили Абрайру. Она не могла стоять, но встала на одно колено; попыталась ударить одного из них, и он выругал ее. Кто-то толкнул ее сзади, опрокинул, прижал к земле и начал срывать защитный костюм. Она не кричала и не впадала в истерику. Тяжело дышала, не давая возможность раздеть ее.
      Перфекто посмотрел на Кейго и спросил:
      - Где боевое помещение группы Люсио?
      Кейго вначале ничего не сказал, потом протянул руку, нажал выключатель у себя под ухом и привел в действие свой комлинк. Заговорил по-японски.
      Люсио отыскал среди обломков мертвое тело Мавро. Сорвал шлем и посмотрел ему в лицо, чтобы убедиться, потом обнажил нижнюю часть тела Мавро и бросил его на землю лицом вниз. Люсио раскрыл свой гульфик.
      - Мавро, я хотел бы, чтобы ты был включен в симулятор, чтобы я взял тебя сзади. - Он навалился на тело и принялся ритмично тереться о него.
      Люди Люсио раздели Абрайру, потом большой химера раскрыл свой гульфик и лег на нее. Она не кричала и не плакала. Химера сдвинулся, и я увидел ее лицо. Я видел его сверху, как Бог с облака, и даже с такого расстояния увидел в нем то, что не ожидал увидеть в такой сильной женщине: бледное лицо с умоляющими глазами, с обращенными книзу углами рта, лицо совершенно опустошенное и лишенное надежды. Лицо грешницы в греческом аду, приговоренной к тому, чтобы ее вечно насиловали.
      Перфекто вскочил на машину и вырвал из основания черепа Абрайры вилку. Она упала на пол и подняла колени к подбородку. Он осторожно попытался снять ее шлем, но она отбросила его руку.
      Кейго отключил свой комлинк.
      - Они в боевом помещении семьдесят девять, на девятом уровне.
      Я побежал к двери, остальные за мной, никто не остановился, чтобы снять костюм.
      - Подождите! - крикнул Кейго. Я остановился и посмотрел на него. Он опустил голову и взглянул на голограмму, на которой Люсио и его люди издевались над телами моих компадрес. Просвистел сквозь зубы:
      - Ссаааааххх! - Провел рукой по лбу. - Каждый человек важен для нашей борьбы на Пекаре, - сказал он. - Я не хочу, чтобы вы отбирали их жизни. Мы не должны быть врагами. - Он взмахнул руками. - Вы должны отложить свои раздоры, пока мы не победим общего врага. Тогда наступит время для мести.
      Мавро смотрел на него, желваки на его лице раздулись от гнева.
      - Честь требует мести сейчас! - сказал он, выразив и мою мысль, и я снова побежал к выходу.
      - Не убивайте их! Я вам приказываю! - кричал за нами Кейго.
      Я не слушал его. Только кто-то один последовал за мной. Я оглянулся и увидел Мавро с мрачным и решительным лицом.
      Я бежал изо всех сил, стараясь в повышенной силе тяжести опередить его, быть первым. Все было как во сне: тяжелое дыхание, звуки тефлексового вооружения, ударяющего о пол, ощущение силы и гнева. Мы действовали заодно, не договариваясь, бежали к Люсио и его людям по коридорам, и все жались к стенам, пропуская нас. Пробежали мимо открытой двери, из которой долетал сладкий запах сигарного дыма; в комнате громко смеялся мужчина в серебристо-красном кимоно. Я сорвал перчатку и нащупал нож. Ничуть не волновался. Все будет как в симуляторе. Я умру первым, и все будет как во сне.
      Я словно оказался в другом мире, в котором призрак Флако обретает плоть. Со мной должны быть призраки, подумал я и почувствовал, что они следуют за мной. Побежал быстрее. Услышал гремящий звук, но и не подумал оглядываться. Это начали стучать мои зубы, точно так же они стучали, когда я убил Эйриша. Мы пробежали по коридору и достигли лестницы.
      Сзади крикнул Перфекто:
      - Подождите, я иду!
      Но мы не стали ждать. Я, не обращая внимания на ступени, схватился за перила и съехал на три уровня, иногда хватаясь крепче, чтобы затормозить спуск.
      Когда мы оказались на четвертом уровне, Мавро сказал:
      - По четвертому коридору и направо в конце.
      Я последовал его указаниям, и, когда подбегал к концу, из-за поворота показались люди в темно-синем - три самурая с мечами наголо, а за ними несколько латиноамериканцев. Я понял, что Кейго предупредил их, чтобы они нас остановили, но на ближайшей двери увидел надпись "Боевое помещение 79". Они опоздали. Я бросился в дверную нишу.
      Добежав до двери, я открыл ее. И увидел вспышку серебра и красное кимоно сержанта.
      - Тебе никто не говорил, что нельзя бить женщину? - закричал я, понимаю, что несу чушь.
      Люсио смотрел на пол, спускаясь из машины. Увидев меня, он удивленно открыл рот. Мой хрустальный нож разрезал ему левый глаз, прошелся по носу и дошел до нижней челюсти. Порез был глубокий. Люсио упал навзничь, и на меня брызнула кровь. Я удивился, как легко все произошло. Лезвие разрезало плоть и даже часть черепа, словно я резал торт. Кто-то за Люсио закричал: "Боже!" и попытался оттащить его подальше.
      Люсио вскочил, прыгнул ко мне и пнул в грудь. Удар пришелся в верхнюю часть живота. Воздух вырвался у меня из легких. Я пошатнулся и увидел, как из-за меня выскочил Перфекто. Он ударил меня по голове с большим энтузиазмом, чем нужно, и отбросил на безопасное расстояние.
      Я покачнулся, огни на мгновение вспыхнули очень ярко, и оказалось, что я сижу на полу и трясу головой, чтобы она не кружилась. У Перфекто из губы шла кровь, он склонился ко мне. Должно быть, я на секунду потерял сознание. Два самурая стояли между нами и людьми Люсио, у обоих были обнажены мечи.
      В глубине темного боевого помещения друзья поддерживали Люсио. Один из них сказал:
      - Стой спокойно, амиго. Он тебя сильно порезал. Ты тяжело ранен.
      Но Люсио вырывался, пытался броситься на нас, кричал:
      - Иди сюда, ты, шлюха! Отпустите меня! Я убью этого старого трахальщика! - И бил своих друзей.
      Я понял, что он кричит мне, потому что я его порезал, и постарался встать, но сделал это слишком торопливо. Закружилась голова.
      - Попробуй! - крикнул я.
      Мавро, стоя за мной, сказал:
      - Уходи отсюда, Анжело! Он спятил! В этом парне сильная кровь конкистадоров!
      В голове его звучали страх и уважение. Я повернулся и посмотрел на него. Выглядел он очень холодно и расчетливо. Серебряные слезы блестели.
      Я прыгнул к Люсио не потому, что хотел ударить его, я хотел кричать ему в лицо. Перфекто удержал меня, и я крикнул:
      - Во мне тоже сильна кровь конкистадоров, ты, mamon!
      - Ты сумасшедший! - закричал Люсио.
      Я чувствовал, как меня схватило несколько рук, Перфекто и Мавро потянули меня назад в коридор и начали уводить. Люсио кричал:
      - Я убью тебя и буду трахать твою женщину! Ты мертвец! Ты мертвец! Ты мертвец!
      А я кричал в ответ: "Трахай свою мать!" Тут я обнаружил, что еще не восстановил равновесие, и чуть не упал.
      Перфекто удержал меня, и мы пошли назад, к своему боевому помещению. Слышался только стук нашего вооружения и тяжелое дыхание.
      Я повернулся к Мавро.
      - Почему ты сказал, чтобы я уходил от Люсио?
      - Он сумасшедший. Плохо сражаться с человеком в таком состоянии. Ты можешь перерезать ему горло, и он еще пять минут будет рвать тебя, прежде чем поймет, что умер. Пусть успокоится. Тогда его легче убить.
      - Мне жаль, что мы потеряли твой нож, - сказал Перфекто.
      Я посмотрел на свою руку и понял, что в ней нет ножа.
      - Где он?
      - Его подобрал самурай. Однако в другой рукав к тебе он не заглянул.
      Он прав. К правому запястью по-прежнему прикреплен нож. Но я испытывал ощущение утраты. Нож был прекрасен. Мы подбирали части защитного вооружения, которые я разбрасывал на бегу.
      В боевом помещении нас ждал Кейго. Он посмотрел на нас и сказал кому-то в комлинк: "Они здесь". Абрайра сидела на месте водителя, Завала рядом с ней. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, утешить, однако не касался. Шлема на Абрайре не было. У нее было измученное и встревоженное лицо. Серебряные паутинки с ее глазах, казалось, расширились, и глаза перестали быть человеческими.
      Мавро хлопнул меня по спине и похвастал:
      - Какой сюрприз! Видели бы вы дона Анжело! Он махал ножом, нисколько не заботясь о здоровье и самочувствии Люсио! И чуть не отрезал ему голову. Удивительно! Посмотрите: на нем кровь! Можно подумать, он забил свинью.
      Мавро думал, что это забавно. Я взглянул на свою защиту и увидел, что она действительно забрызгана кровью.
      Абрайра странно смотрела на меня, словно собиралась что-то сказать, но передумала.
      Кейго закричал:
      - Все вниз! На колени!
      Он извлек меч и указал на пол перед собой. Мы осторожно подошли к помосту, глядя в землю, и склонились перед хозяином Кейго. Он долго смотрел на нас.
      Перфекто понимал самурая лучше нас всех. Он прижался лицом к полу и закричал:
      - Прости их, хозяин, потому что они действовали в порыве гнева.
      Кейго тяжело дышал сквозь зубы, потом спокойно спросил:
      - Что они сделали?
      - Напали на Люсио и разрезали ему лицо - но они помнили твой приказ и не убили его.
      Наступило неловкое молчание. Кейго смотрел на нас. Потом сказал:
      - Нужно было предварительно подумать. Нужно сначала думать, потом действовать.
      - Но... ты сам учил нас, что не должно быть никакого разрыва между мыслью и действием, - сказал Мавро. - Ты хорошо научил нас.
      Кейго закричал по-японский, и ожил и начал переводить крошечный прибор у него на воротнике:
      - Вы действовали безответственно и напали преждевременно. О чем вы думали? Где ваша честь?
      Мне это показалось странным вопросом. Я не понимал, почему мы обесчестили себя, напав на Люсио.
      Мавро сказал:
      - Я бы отомстил за свою честь, если бы убил их!
      - Но ты обесчестил бы своих нанимателей, если бы преждевременно убил этих людей! - кричал Кейго. Потом он успокоился и сказал более мягким тоном, словно спорил с другом: - Корпорации Мотоки нужно, чтобы все были живы, ne? О чем вы думали? Если восстановите свою честь, убив этих людей сейчас, вам придется совершать харакири. Но этого не должно быть! Если вы убьете их, а потом умрете от собственных рук, вы заберете у корпорации Мотоки десять жизней. Вы навсегда опозорите себя. Вы не выполните своих обязательств перед корпорацией!
      - Или вы хотите убить этих людей сейчас, а потом героически умереть в битве? Хотите стать Божественным Ветром и умереть героически? - Кейго широко раскрыл рот, чтобы мы видели его язык. В отвращении сморщил лицо. Никто не может с уверенностью ожидать героической смерти. Вы не должны так думать.
      - Итак, я вижу только один путь, на котором вы сохраните свою честь. Вы можете убить их сейчас, отличиться в битве, а после войны совершить харакири. Но это очень неопределенный план. Даже если вы сумеете отличиться в битве, вы никогда не будете знать, какой ущерб могли бы нанести эти люди ябадзинам. Вы можете совершать чудеса в битве, но нельзя быть уверенным, что вы себя оправдали. Возможно, вы так считали в гневе, но сейчас гнев ваш уменьшился, и вы видите, что ни один из этих путей не ведет к чести!
      Мавро горько сказал:
      - Я не об этом думал. Я думал: мы убьем этих людей, а потом ты простишь нас. Я думал, ты поймешь, что мы должны отомстить за себя.
      - Я... понимаю, - сказал Кейго. - Я тоже отомстил бы за себя. Но... единственный путь, на котором вы можете отомстить своим врагам и выполнить свои обязательства перед Мотоки, единственный путь, который я вижу, - это ждать окончания войны. Вы сразитесь с ябадзинами, а потом убьете своих врагов. Так вы отплатите долг чести корпорации и отомстите за свою личную честь. Вы ведь не станете терять свои жизни в харакири, ne? Все очень просто. - Он улыбнулся, как будто объяснил простую истину умственно отсталым детям, и теперь надеется, что они поняли.
      Все молчали. Я поразился тому, как он ограничен в своем понимании нас. Мне его представление о чести, основанной на обязанностях перед корпорацией, так чуждо, что я с трудом его воспринимал. Я думал не о чести, а о мщении. В Панаме человек восстанавливает честь семьи, когда мстит за нее. Месть и честь - одно и то же. Но обязательства перед нанимателем к чести не относятся. Очень странная концепция.
      Абрайра высказала мои мысли.
      - Ты не понимаешь. Мотоки платит нам за работу, и мы стараемся выполнить эту работу. Таковы пределы наших отношений. Работа на корпорацию Мотоки не включает с нашей стороны понятие чести.
      Лицо Кейго исказилось в гримасе боли, шока и недоумения, словно Абрайра произнесла предельное богохульство. Он быстро заговорил по-японски. Послышался перевод:
      - У меня язык прилип от удивления! Как можно не исполнять обязательства перед корпорацией Мотоки? Родители дали вам жизнь, и вы у них за это в долгу, верно? Но теперь Мотоки дает вам еду, дает воду в глубинах пространства. Одежда на вас дана вам Мотоки. Атмосфера, которой вы дышите, создана Мотоки на вашем единственном спутнике и с большими расходами перекачана на корабль. За каждый ваш вздох вы в долгу перед Мотоки. Если забрать все, что дала вам Мотоки, вы мгновенно умрете! Взорветесь в глубинах космоса! Мотоки сохраняет вам жизнь. Разве это не означает долг чести? Разве этот долг не больше долга перед семьей?
      Прежде чем кто-нибудь из нас нашелся, Мавро сказал:
      - Нет. Мотоки использует нас как инструмент и платит за это.
      Кейго ошеломленно молчал. Потом поднял руку и погладил макушку, пригладил свои черные волосы. Несколько раз раскрывал рот, словно собирался заговорить, но снова закрывал. Очевидно, ему было очень трудно понять слова Мавро. Я не мог видеть мир так, как видит его он - своими хирургически преобразованными глазами, из-под идеологического покрова, наброшенного социальными инженерами корпорации Мотоки. Он абсолютно предан корпорации, готов умереть по ее приказу. Я не видел раньше чудовищной пропасти между нами: он в сущности никогда не понимал нас.
      Глаза его остекленели, он все с большим ужасом смотрел в пол, совершено отчужденный. Обычное деревянное выражение лица сменилось растерянным. Он махнул рукой в общем направлении симулятора. У нас остается еще несколько минут боевой подготовки. И мы подключились.
      Мы плыли над волнистым океаном с водой, чистой, как стекло. Со дна поднимались ленты красных водорослей и качались на воде, как гигантские красные оливы. Стаи пластиковых птиц Пекаря сидели на водорослях, опустив концы сложенных, как у бабочки, крыльев в воду. При нашем приближении они расправляли крылья и отлетали.
      Кейго отключил нас. Он поднял голову и заговорил, словно наш разговор не прерывался:
      - Я обдумал ваши слова. Вы говорите, что у вас нет долга чести перед корпорацией Мотоки, что нужды корпорации вам безразличны. Но если это так, как я могу убедить вас сохранить жизнь вашим врагам, пока мы не выиграем войну на Пекаре?
      Мы не знали, что ответить, и потому ничего не сказали.
      Он продолжал:
      - Если вы начнете драку с химерой Люсио и его людьми, я убью вас за то, что вы не подчинились моим приказам. Я говорил с хозяином Масаи, тренером Люсио. Если Люсио и его люди начнут драку с вами, их убьет Масаи.
      Абрайра сказала:
      - Мы будем сдерживаться до окончания войны на Пекаре. Но Люсио твое решение не остановит, особенно теперь, когда он ранен.
      Кейго потер подбородок. Он сказал:
      - Масаи говорил с людьми Люсио. Они понимают. Они тоже согласились на временное перемирие.
      - Придурки! - сказала Абрайра, как только мы вышли из боевого помещения. - Люсио собирается напасть на нас. Вероятно, он сейчас смеется, думая, что одурачил нас этим перемирием! - Она нервно шла по коридору, держа руку у рта. - Анжело, как сильно ты порезал Люсио?
      - Глубокий порез, - ответил я. - Я ему разрезал один глаз и нос. Большую часть ночи проведет в операционной. И несколько недель не будет видеть этим глазом.
      - Хорошо. Сегодня вечером изготовим оружие. Можно расколоть твой сундук и сделать деревянные кинжалы - что-то, чем можно защищаться.
      Я вздохнул, мне не хотелось терять семейное наследие. Но она права. Нам нужно оружие. Мы поднялись по лестнице на первый уровень, и к концу подъема я совершенно выбился из сил.
      В коридоре мы увидели мертвеца: он лежал точно так же, как раньше. Горячий ветерок по-прежнему дул на него, вздымая волосы, а он смотрел в потолок, подняв одну ногу. Мы подошли к нему, и мне не хотелось поднимать ногу и переступать через него. При тяжести в 1,5 "g" казалось каким-то адским замыслом оставить здесь тело и заставить нас перебираться через него.
      Мавро шел первым. Подойдя к трупу, он пнул его в спину.
      - Кто оставил здесь Маркоса? - закричал он. - Почему никто не убрал его?
      Он снова пнул труп, на этот раз в ягодицы, и нога Маркоса упала. Мавро перешагнул через его тело.
      Маркос черными, непрозрачными глазами смотрел в потолок. Я увидел сходство с лицом Тамары, когда она глазами зомби смотрела в потолок. И снова почувствовал странную тягу, желание найти ее, узнать, что с ней все в порядке. Но желание слабое, я подавил его и переступил через труп. Она уже несколько дней в сознании, но не связалась со мной. Я для нее ничто. И то, что я по-прежнему о ней думаю, показалось мне шуткой.
      Мы добрались до своей комнаты, и Абрайра начала опустошать мой тиковый сундук. Достала сигары, лежавшие на дне, и спросила:
      - А эта книга тебе нужна?
      Она держала в руках небольшую книгу в кожаном переплете, красного цвета, с потрепанными страницами. Эту книгу я взял у Эйриша - "Святое учение Твила Барабури".
      - Конечно, - ответил я, думая, что духовное просвещение мне как раз сейчас необходимо.
      Она бросила мне книгу. Я подхватил ее и наудачу прочел стих: "Истинно говорю: не грех для праведного убить неверного, ибо разве не сам Господь поклялся уничтожить злых? Поэтому убивай неверных и осуществляй дело Господа".
      Я рассмеялся и бросил книгу на пол. Мне казалось, что святое учение должно быть несколько более святым. И какая ирония, что из всех книг на Земле я прихватил с собой именно эту! Но то, что эта книга нравилась Эйришу, конечно, имеет смысл.
      Я продолжал думать о мертвеце в коридоре. Меня беспокоили его открытые глаза. Очень напоминают глаза Тамары.
      Я вернулся, нашел труп и закрыл ему глаза. Но совершенно напрасно. Образ Тамары не так-то легко изгнать из сознания. Пока труп лежит здесь, он будет меня раздражать. И я подумал, не оттащить ли его в лазарет.
      В лазарете есть специальный желоб, ведущий в помещение двигателей. Тело спустят по этому желобу, и его масса будет преобразована в энергию и поможет двигать корабль или превратится в еду и воду. Но я не могу отнести труп в лазарет. Там Люсио. Я решил оттащить тело к лестнице и сбросить. Оно упадет на восемь уровней, и те, кто живет внизу, отнесут его в лазарет.
      Меня отыскал Перфекто. Он подошел, неслышно ступая босыми ногами.
      - Что ты здесь делаешь один?
      - Хочу избавиться от этого, - ответил я.
      Он кивнул, схватил труп за ногу и развернул вдоль коридора. Я взял за вторую ногу. Труп расползался и приклеивался к полу. Без Перфекто мне бы не дотащить его до лестницы. Мы подтащили тело к колодцу и приготовились сбросить его вниз. Лестница похожа на те, что ведут в канализацию: круглая дыра и ступени, уходящие на восемь уровней вниз. Можно одновременно двигаться в противоположных направлениях. В любой момент на лестнице могут находиться двадцать человек. Мы смотрели, как люди поднимаются и опускаются, и ждали возможности сбросить труп.
      Перфекто что-то задумал, но не решался сказать. Наконец он набрался решимости.
      - Знаешь, Мигель говорит, что хочет чаще тебя видеть. Он к тебе привязан.
      - Он и так держится поблизости. Меня это душит, - ответил я.
      - Он очень хочет тебя видеть. Очень. Если Люсио начнет завтра Поиск, Мигель хочет помочь тебе.
      Я колебался. Перфекто излишне опекает меня. Но я не мог представить себе, что и Мигель к нам присоединится. Однако кто знает? Большинству на корабле, кажется, все равно, если их убьют. Мигель может быть одним из таких людей. Неужели он бросится в огонь спасать меня, только потому что привязан?
      - А каково это - быть привязанным? - спросил я.
      Перфекто пожал плечами:
      - Не знаю, смогу ли я объяснить. Слова редко могут выразить эмоции. Похоже... похоже вот на что: я был в больнице, когда родился мой первый сын. До этого у меня было две дочери, и я не очень надеялся. Но когда я увидел сына, увидел, как он красив, хоть я его отец, я поднял ребенка и хотел ему только добра. Хотел, чтобы в мире его ждало только хорошее. Перфекто говорил хриплым голосом. Он редко говорил о своей семье. - Такое чувство я испытываю и к тебе, Анжело, желание, чтобы тебя ждало только хорошее. И Мигель испытывает то же самое.
      Интеллектуально я мог понять такую эмоцию. У меня самого никогда не было детей, но хоть разделить это чувство я не мог, но понимал его.
      - Очень чистое чувство. Я бы хотел испытать нечто подобное. - Я порылся в своих ощущениях и нашел только пустоту. - Я удивлен, как ты, испытывая такие чувства, смог оставить семью.
      В глазах Перфекто показались слезы, он помигал.
      - Когда я узнал, что моя жена занимается любовью с другим мужчиной, я хотел умереть. И записался на Пекарь в поисках смерти. И так как корпорация Мотоки платит непосредственно моей семье, я решил, что мои дети будут хорошо обеспечены те двадцать два года, которые требуются, чтобы долететь до Пекаря. А после моей смерти получат страховку. Мне казалось это превосходным планом - пока я не увидел тебя. В тот момент у меня словно родился сын. Ты теперь моя семья. И то же самое испытывает Мигель. Ты позволишь нам защищать тебя? - Губы его дрожали от возбуждения, пока он ждал моего ответа. Я посмотрел на его густые волосы, на трехмерную татуировку зверя - зверь тоже возбужденно дрожал. И мне показалось странным, что он испытывает ко мне такое сильное чувство.
      - Нет. Я буду сам сражаться в своей битве. И если меня убьют, вы с Мигелем через неделю найдете кого-нибудь еще. И забудете обо мне.
      - Это не так легко. Привязанность нельзя порвать. Если тебя убьют, Мигель никогда не забудет чувства потери и своей вины.
      Я пожал плечами. Мигель меня не интересовал. И на Перфекто у меня нет сил. Я не могу открываться навстречу боли других. За последние недели психическое напряжение симулятора, беспокойство, страх, усталость, шок от собственной жестокости и жестокости других превратились в поток, затопивший меня. Вначале мне казалось, что я справлюсь. Но я только защищался. Больше ничего не мог сделать. Чувствовал, что если открою шлюзы, сойду с ума. Если позволю себе посочувствовать одному, беды всех остальных обрушатся на меня. И я подавлял собственное сочувствие, производил эмоциональное кастрирование.
      И в этот момент хотел только одного - сбросить тело с лестницы.
      Забота Перфекто обо мне казалась странной, несовместимой с тем, что я знал о химерах. Даже забавно. Из чистой жестокости я сказал:
      - Ты ведь знаешь, что только генетическое программирование заставляет тебя заботиться обо мне?
      Перфекто ответил:
      - Знаю.
      - Любовь с первого взгляда. Страсть, вызванная генетикой. Ну, наверно, это все же лучше, чем никакой страсти. - Мне показалось это остроумной шуткой. И моя собственная способность сочувствовать ускользала. Перфекто лучше меня. Он по крайней мере способен хоть кому-то сочувствовать.
      Лестница расчистилась, и мы столкнули тело вниз. Оно пролетело два уровня, ударилось, перевернулось в воздухе, зацепилось ногой и повисло. Тело раскачивалось головой вниз.
      Оно задержалось у самого входа в лазарет. Даже если бы мы нарочно это планировали, вряд ли справились бы лучше. Мы некоторое время смотрели, как оно качается, потом я импульсивно спросил:
      - Если бы там висела мертвая Абрайра... или Мавро, тебе не было бы все равно?
      Перфекто ответил:
      - Мне всегда нехорошо, когда умирает кто-то рядом, но я не стал бы особенно печалиться.
      - Почему?
      - Я с того самого времени, как попал на корабль, знаю, что многие из нас умрут. В нашем контракте Мотоки гарантирует, что выживет 51 процент, но это значит, что половина из нас умрет. Поэтому я заранее решил не горевать.
      Может, я подсознательно тоже реагировал на неизбежность смерти многих? И потому умерла моя способность к сочувствию? После смерти матери я опасался к кому-нибудь привязываться. И позже, когда мою сестру Еву изнасиловали, придушили и оставили у дороги, я научился обособляться от семьи, хотя в тот раз сестра выжила. И после того как погибла моя жена Елена, я не сближался с женщинами - пока не встретил Тамару. Меня привлекло что-то в ее глазах, то, как она двигалась и улыбалась.
      Я попытался вспомнить, каково это - заботиться о ком-то, но чувствовал себя опустошенным и изношенным, как старая пара джинсов. И не мог понять, что заставило меня принести Тамару на корабль. Эта часть меня уже умерла. Та часть, что заботится о других. И неожиданно я понял, почему все последние дни испытываю ощущение потери: умерла моя способность сочувствовать. Я оставил ее в Панаме, она лежит на полу, мертвая, рядом с телом Эйриша.
      Абрайра открыла дверь нашей комнаты и выглянула в коридор. Вышла, ступая очень тихо. Я окликнул ее:
      - А ты, Абрайра, если бы кто-то из нас умер, стала бы горевать?
      Она села рядом со мной и заглянула в лестничный колодец на раскачивающийся труп.
      - Нет, - сказала она. - В сражении нельзя горевать. Ты старик, и я думаю, тебя на Пекаре убьют, дон Анжело. И хоть ты мне нравишься, я не буду горевать ни о тебе, ни о ком другом на этом корабле.
      Я чувствовал себя странно, словно на пороге истерии. Я всегда считал, что в человеке заложена способность к сочувствию. Но теперь понял, что, возможно, это не так. И это понимание грозило уничтожить меня. И я сказал, желая отбросить ее ответ, доказать, что это искажение:
      - Конечно. Ты удивительное создание, но по твоей генной карте я понял, что у тебя нет способности к сочувствию.
      - Ты высокомерный глупец! - усмехнулась она. - Мы, химеры, не очень-то пользуемся сочувствием со стороны вас, людей!
      Она права! Она права! Мы никакого сочувствия к ее племени не проявляли! Я вспомнил фотографию маленькой химеры, похожей на летучую мышь; ее безжизненное тело свисало между двумя чилийскими крестьянами, которые забили ее до смерти. Эта фотография символизировала, как люди поступают по отношению к тем, кого не считают людьми. Во всех кровавых войнах, в каждом акте геноцида, в каждом убийстве, совершенном толпой или государством, того, кого убивают, прежде всего обвиняют, что он не человек, ниже человека. И я неожиданно понял, почему все племена каннибалов называют себя на своем языке "люди". Мы вначале убеждаем себя, что наши враги от нас отличаются, а потом убиваем их. Я понял, что жестокость и безжалостность, которую я всегда считал принадлежностью душевнобольных и злых, на самом деле составляет неотъемлемую часть меня самого. Я убил Эйриша и, если сложатся соответствующие обстоятельства, буду убивать снова и снова.
      Есть древнее изречение: "Некоторые потрясают мир, других потрясает мир". Я всегда гадал, к каким отношусь, и теперь понял: я тот, кого потрясает мир, меня потрясает картина мира, каков он есть.
      Я рассмеялся - конвульсивным смехом, почти рыданием. При первой встрече с Абрайрой я поклялся, что покажу ей человечество в лучшем виде, на самом же деле она показала мне меня в правильном свете, и зрелище это вызвало во мне отвращение.
      - Ты права. У меня самого немного сочувствия. Я всегда считал его очень важной особенностью. Но теперь я вижу, что по природе я убийца. Я убивал раньше и буду это делать впредь. И, возможно, способность быть безжалостным больше помогает мне выжить, чем я считал.
      Абрайра с любопытством взглянула на меня. То, что мне показалось решающим откровением, ее не взволновало.
      - Надеюсь, у тебя есть способность быть жестоким, - небрежно заметила она. - Если хочешь выжить в моем мире, нужно иметь не только еду, питье и воздух.
      Она встала и вздохнула. Сказала:
      - Перфекто, возвращайся в нашу комнату. Мне нужно поговорить с доном наедине.
      Перфекто ответил: "Si". Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся за дверью.
      Абрайра негромко заговорила: