В полумраке Нимю смешалась с мужчинами. Стоя в стороне от жрецов, она могла показаться еще одним фанатиком, а когда церемония началась, она перешла на край полянки, откуда могла наблюдать за всем происходящим.
– До этого было много монотонных песнопений и хлопанья в ладоши, но как только на алтарь упал первый луч солнца, над собравшимися нависла тишина. Казалось, что смерть пришла смотреть на суд божий.
Соперники вышли из леса совершенно бесшумно. На каждом были особые доспехи, включая шлемы с масками, и лиц соперников видно не было.
Шлем Артура был черным, с красным крестом и изображением Красного Дракона на щеке и такой же эмблемой на щите из кожи черного быка.
На его противнике были такие же доспехи, но крест и дракон были белыми. Оба меча, формой и длиной напоминавшие Эскалибур, были вымазаны сажей. Как и доспехи, они, похоже, были одинаковыми.
Соперники встретились у алтаря, и каждый чинно поклонился другому. Воин, которому Моргана приказала быть Неизвестным Врагом, был немного моложе Артура и не так проворен, но очень похож на верховного короля, каким тот был три года назад.
– Когда начался ритуальный поединок, ко мне подошел один из жрецов, – продолжала Нимю. – Он заглянул под капюшон и быстро узнал меня… а я узнала в нем Катбада, жреца, который когда-то в Регеде был твоим наставником.
Я затаила дыхание. С тех пор как Катбад уехал от нас служить Владычице, я часто задумывалась, можно ли надеяться на его преданность.
– Капюшон его плаща был поднят, и он прошептал мне: «Остерегайтесь настоящего Эскалибура». – Нимю заглянула мне в лицо, тревожно хмурясь. – Гвен, я не знала, что он имел в виду и можно ли ему доверять,, но он исчез так же внезапно, как появился. Я не осмелилась мешать церемонии и узнавать что-то еще, поэтому снова стала следить за поединком, внимательно разглядывая мечи.
Оба мужчины, как танцоры, кружатся около алтаря – выпад, парирование… ложный выпад… шаг в сторону, удар. Стойкие и ловкие, похожие, как отражения в зеркале, воины сражались.
Поле сражения расширяется, переходит от алтаря на траву, приближается к столбу с черепами. Противники обходят алтарь, танцуют вокруг, не забывают про него, когда ускоряют движение.
Времени достаточно – это очень важно, потому что Артур устал после бессонной ночи. Неизвестный тянет состязание, не сдается. Артур нетерпеливо делает полный замах мечом, сбивает соперника с ног… и церемониальный меч ломается.
Неизвестный делает яростный выпад вперед. Кровь повсюду, она течет по ногам и рукам Артура, выступает из-под его доспехов.
Ошеломленные рыцари хватаются за мечи, которых нет. Герайнт ругается, вспомнив, что накануне вечером у них отобрали оружие. Люди Артура быстро переглядываются, не зная, можно ли им на священной земле прийти на помощь королю.
Неумолимый противник безжалостно бьет Артура. Король припадает к земле, извивается, пытается описывать круги. Натолкнувшись на каменный алтарь, он спотыкается, пытается устоять на ногах и падает на спину поперек плиты, на которой совершают жертвоприношения.
Ему угрожает смерть, клинок занесен в последнем ударе.
Ниоткуда и отовсюду вдруг доносится звук – приглушенное рычание, нарастающий рев, который наконец превращается в высокий, пронзительный вой Морриганы – боевой клич, который исходит от Нимю. Растерявшийся противник застывает и осторожно оглядывается, испуганный появлением богини войны. В этот момент верховный король сжимает обеими руками рукоятку своего сломанного меча и бьет им по лицу соперника.
Ошеломленный враг падает, оружие вываливается из его рук. Артур хватает его меч и чувствует, как привычно ложится в руку верный и, наконец, вернувшийся к нему друг. Верховный король понимает, что у него в руках Эскалибур.
Артур впадает в ярость, когда расправляется с соперником.
Все было кончено за несколько минут, – закончила Нимю. – Когда неизвестный отказался сдаться, верховный король нанес ему удар по шее, оказавшийся смертельным.
– Кто это был? – спросила я.
– Возлюбленный Морганы Акколон. Она обещала, что сделает его верховным королем, если он убьет Артура. – Я громко застонала, а Нимю мрачно качала головой. – Акколон сознался во всем, когда умирал, умоляя короля простить его. Артур мучительно закричал и упал рядом с умирающим. Я сбросила плащ, который укрывал меня, позвала людей Артура, и мы бросились бежать через поле, а друиды и сторонники Акколона исчезли в лесу.
Для врага Артура уже ничего нельзя было сделать: его судьба была решена, когда он позволил Моргане соблазнить его мечтами о власти. Все свое внимание я отдала Артуру, потому что, хотя кости у него не были поломаны, он потерял очень много крови… которая вытекла из ран, нанесенных его же собственным мечом.
Я с ужасом смотрела на волшебницу, когда до моего сознания дошли ее последние слова. Мне сразу вспомнился король Пеллам и его незаживающая рана.
– Грифлет знал одну недалекую заброшенную келью, где когда-то жил отшельник, и мы постарались поскорее перенести Артура туда. Я молила мать-богиню помочь ему. Сейчас его напоили успокаивающим отваром, и за ним присматривают его рыцари. Я не решилась везти Артура на лошади или в паланкине, чтобы раны снова не открылись. Мне нужно будет много людей, чтобы вернуться в жилище отшельника. Люди нужны, чтобы охранять Артура, пока он не выздоровеет, и чтобы привезти ко двору тело Акколона.
Она помолчала и вздохнула.
– Прежде чем потерять сознание, Артур просил, чтобы тело ее воина показали Моргане здесь, при дворе, которым она рассчитывала управлять.
В моей голове начали медленно складываться в единое целое отдельные кусочки, непонятные ранее. Моргана не хотела, чтобы Уриен стал регентом Регеда, потому что собиралась заменить его Акколоном. Она настаивала на том, чтобы пир, готовившийся к возвращению мужчин с церемонии, по пышности напоминал коронационный, так как ожидала, что ее любовник станет королем Британии, а она к этому времени избавится от Уриена. Вероятно, Моргана многие годы готовила это предательство, и даже я оказалась такой слепой, что не видела этого.
– Что мы будем с ней делать? – Ладони у меня стали влажными, когда я представила, что жрице предстоит услышать о смерти своего возлюбленного.
– Надо заковать ее в железо прежде, чем рассказать, что случилось. Или нет, – сказала волшебница, проявляя такую мстительность, о которой я и не подозревала, – ничего не говоря, приведи ее завтра ко входу в замок и позволь ей воочию убедиться, что ее честолюбие стоило жизни ее возлюбленному. Мне кажется, Артур именно это имел в виду.
Я молча кивнула, увидев в этом еще одно проявление жестокой кельтской натуры Артура.
– Где Моргана? – спросила Нимю и, выслушав, заставила меня встать. – Зови Пеллинора и его сына, мы сейчас же закуем ее.
Сделать это оказалось не так просто. Когда мы пришли в комнату, где должна была спать верховная жрица, ее подданные окружили нас, с мрачным видом произнося слова молитв под звук дождя, стучащего в окно. Но кровать Морганы была пуста, а когда я спросила, где она, ее фанатички молча посмотрели на меня и отказались объяснить, что и как произошло.
– Мы не можем идти против воли богини, – нараспев произнесла одна из них, когда я стала возмущаться.
Я была уверена, что самостоятельно моя золовка уйти не могла, потому что после отвара, которым мы ее напоили, она должна была спать. Ее спасителем мог стать кто-то сильный, способный нести ее, но все ее подданные были на месте, хотя могли бы украсть ее, если бы объединили усилия. Позвали и Уриена, и его сына, но мне казалось, что они едва ли могут быть замешаны.
– Ты нашла ее подручного? – спросил Уриен и мрачно кивнул, увидев, что я отрицательно качаю головой. – Ты знаешь, он фанатик. Обожает Моргану и ревнует ее, как возлюбленный… хотя, зная ее вкусы, я сомневаюсь, чтобы она считала его больше пешки. Но если ты найдешь его, клянусь, найдешь и ее.
Я пыталась представить, как карлик сам несет среди ночи Моргану, сонную и связанную, и подивилась силе, которую дает даже безответная любовь.
Сейчас нам надо было забыть об этом. Поиски в замке ни к чему не привели, но обнаружилось, что из загона пропали две лошади. На рассвете я послала в погоню за ними Пеллинора и Ламорака, потому что эти мужчины из Рекина поклонялись богине и попытались бы изловить Моргану, не причиняя ей вреда.
Но надежда на то, что они что-либо найдут, была слабой. Дождь смыл почти все следы, а сельские жители трепетали перед ней. Не было сомнений, что кто-то из них укроет Моргану и ее спутника на их пути к святилищу у Черного Озера. Я успокаивала себя мыслью, что теперь Артур, наконец, поймет истинную натуру своей сестры.
Нимю осталась в Лондоне еще на один день, чтобы посетить священные места Изис и Сибелы и спросить у них совета, как лучше лечить раны Артура.
Когда она снова собралась к Артуру, мне хотелось поехать с ней, но мы решили, что я должна остаться и сделать так, чтобы оставшиеся дни праздника прошли достойно.
Вместе с Бедивером и Гавейном я сумела убедить членов Круглого Стола, что Артур ранен, но он скоро встанет на ноги. Я вела последнее заседание совета, заключая различные договоры и прощаясь с саксами, которые теперь могли возвращаться к своим очагам.
Нимю сообщала, что раны Артура открываются при малейшем движении, и она считает, что должно пройти две недели прежде, чем его можно будет везти домой. К этому времени летнее веселье в Лондоне заканчивалось, река мелела, и многие вожди собирались домой, в свои земли.
Когда приготовился уезжать король Корнуолла, к его отряду присоединились многие гости с юга. В то утро отъезжать собрался большой отряд, и кухарка вынесла еду для всех, кто хотел подкрепиться перед дорогой.
– Герайнт привез ко двору тело Акколона и помогал мне последние несколько дней, пока я занималась делами Круглого Стола.
– Служить тебе, госпожа, это удовольствие. Если бы у тебя была сестра, она села бы вместе со мной на трон в Девоне, – учтиво произнес он.
– Господин, с твоим обаянием ты можешь выбирать любую из женщин Британии, – засмеялась я.
Герайнт вздохнул.
– Большинство из них заняты только тем, что красуются перед зеркалом… наверное, их привычки не позволят им стать настоящими королевами.
– Тогда найди ту, которая тебе нравится, и научи ее, как должна вести себя королева.
– Неплохая мысль, – сказал король Девона и оценивающе оглядел моих фрейлин.
Эттарда, стоявшая достаточно близко, чтобы слышать наш разговор, взмахнув ресницами, попросила разрешения проводить его к лошади. Усмехнувшись, Герайнт попрощался со мной и вывел девушку из комнаты.
Я весело покачала головой, а ко мне уже пробиралась через толпу Изольда и, остановившись, застенчиво протянула мне руку.
– Благодарю тебя за гостеприимство, госпожа, – пробормотала она. – Немного мест, где я чувствую себя уютно, особенно с этими корнуэльцами, которые постоянно придираются ко мне, и шпионами, которыми окружил меня Марк.
Меня поразило, что корнуэльский король унижает свою жену, приставляя к ней шпионов, и я сочувственно посмотрела на нее.
– Как прекрасно, когда с тобой обращаются как с человеком, а не просто как с хорошенькой игрушкой, – продолжала она. – Я знаю, что Марк желает мне добра, но никогда не позволит делать и половины того, что разрешает тебе твой муж.
– Может быть, тебе стоит попросить его об этом, – предположила я, но красавица усмехнулась.
– Я пыталась. Он просто смеется и говорит, что я не должна забивать свою голову такими вещами… как будто единственное, что я могу, это петь ирландские песни и украшать постель своего господина.
Меня удивил гнев, прозвучавший в ее голосе, и я не знала, что ответить, а к нам уже шел ее тучный муж.
– Хватит забивать голову моей малышки своими языческими понятиями, – сказал он мне, протискиваясь между нами. – Она чиста, как ангел, и мне не понравится, если я увижу, что ее портят.
Глупая болтовня этого человека вызывала у меня отвращение. Изольда по убеждениям была язычницей и только для виду прикрывалась христианством, которое Марк навязал ей. Кроме того, если он так подозревал ее, что прибег к помощи шпионов, то слова о ее непорочности звучали ханжески, хотя, конечно, он мог сказать это, чтобы успокоить себя, а не для того, чтобы знать правду.
Создавалось впечатление, что Марк был явным примером старой поговорки о том, что любовь слепа. Мне не хотелось бы видеть, что будет с ним, когда его глаза откроются.
Когда уехали последние гости, я медленно прошла по замку, уставшая и счастливая, что тяжкое испытание закончилось. Энида показала мне две корзины, туго набитые и готовые к отправке. Я устало улыбнулась и сказала, что я ей очень благодарна.
Завтра я, наконец, буду рядом с мужем.
ГЛАВА 27
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
В утренней прохладе мы погрузились на барки и поплыли вверх по реке. Нас провожала стая лебедей. Взрослые белые красавцы гордо держались в стороне, но молодые серые лебеди подплывали близко, чтобы узнать, что происходит, когда я болтала в воде ногами.
Бедивер, стоя рядом, смеялся и кричал:
– Настоящим объявляется, что все лебеди на реке Темзе принадлежат ее светлости королеве и именем королевы отныне и навсегда их должно оберегать.
– Об этом забудут, когда настанет голодный год! – ответила я, а Бедивер пожал плечами:
– Кто знает… может быть, кто-нибудь и вспомнит.
Я улыбнулась ему, очень довольная, что он снова с нами. Многое пережив, другой человек стал бы злым и раздражительным, но Бедивер смирился со своей судьбой, несчастье не сломило и не ожесточило его. Мне он стал еще дороже.
Мы причалили к берегу, заросшему ивами, где над водой мелькали стрекозы, рядом с лугом у подножия виндзорского утеса.
– Удивительно, что никто не построил здесь крепость, с утеса прекрасно просматривается река, – заметил Бедивер.
– Пройдет время, – вмешалась Энида, – и, если он выгоден с военной точки зрения, кто-нибудь догадается сделать это.
Моя фрейлина скептически относилась к напыщенным разглагольствованиям о положении военных дел, за что ее не любили наиболее честолюбивые воины.
– Я знаю несколько новых загадок, – вставила Линнет.
Саксы необыкновенно любят разгадывать загадки, и когда девушка жила в Лондоне, где ее отец был смотрителем замка, она собрала много загадок. Линнет привезла их с собой, и теперь мы со смехом по очереди проверяли сообразительность друг друга. Одни загадки нам удавалось отгадать, другие нет.
Бедивер неожиданно спросил:
– Что светит красным, мелькает в небе и движется от леса, не касаясь земли?
Он бросил быстрый взгляд на что-то за моим плечом, и с радостным криком: «Красный Дракон Британии!» я повернулась в ту сторону, куда смотрел он.
Немногочисленный отряд воинов и лекарей прокладывал себе путь между деревьями, направляясь к берегу и неся на носилках уложенного в подушки Артура. Я выбралась на берег и побежала к нему по лугу, залитому солнцем. Я была потрясена его изможденным видом и безумно счастлива, что он жив. Нимю использовала все свои знания медицины и магии, и его раны медленно заживали. Артуру по-прежнему нужно будет много спать, но она была уверена, что он поправится.
Когда я подошла к мужу, он открыл глаза и узнал меня, но прежде, чем я смогла заговорить, остановил меня движением руки.
– Пендрагон приветствует умную и красивую верховную королеву Британии, – сказал Артур. – Говорят, что ты прекрасно поработала в мое отсутствие. Поэтому мне нужно поправляться быстрее, пока ты не решила, что сможешь управляться сама.
– Эта кельтская королева не желает править сама, – усмехнулась я в ответ и помогла ему поудобнее устроиться на барке. Пока мы готовились к отплытию, Талиесин играл одну из своих мелодичных песен, делая нашу поездку еще более приятной. Я подумала о том, какая странная штука время, как оно может тянуться и необыкновенно все менять. Ведь не прошло еще и трех недель с тех пор, как уехал Ланс, и за все это время мне некогда было думать о нем, и теперь мне казалось, что та сцена в парке была совсем в другой жизни. С другой стороны, мы с Артуром были женаты уже семь лет, и я ничего не забывала о нашей жизни, она всегда беспокоила меня.
Рассматривая лицо мужа, спавшего под навесом, я пыталась вспомнить, когда поняла, что люблю его. Конечно, не тогда, когда его объявили моим женихом. Может быть, это было той ночью в Рекине, когда я поняла, что нити нашей судьбы сплелись на всю жизнь, или во время бешеного бегства от Морганы, когда лошадь тяжело скакала под нами двоими, а свадьба была еще впереди. Или тогда, когда Артур вернулся из похода, раненый, ослабевший и едва живой. Когда я видела его уязвимым, даже таким, как сейчас, мое сердце сильно билось. Нимю однажды сказала, что она любила Мерлина не за его божественный дар, а за человечность.
Глядя на Артура, я поняла, что она имела в виду.
Как хорошо видеть тебя гордого, величественного, завораживающего толпу и собирающего вокруг себя воинов или задумчивого в спокойные времена, внимательно оценивающего то, что сделает твою Британию великой. Нельзя было не любить тебя, мой милый, но, любовь моя, сколько еще радостей мы могли бы разделить с тобой, если бы ты…
Я потянулась и отбросила волосы со лба Артура. Даже не понимая, чего же еще я жду от него, я все же страстно желала чего-то что не могла объяснить словами.
Я никогда не перестану любить тебя, думала я, даже если мне придется умереть.
Выздоровление Артура было трудным. Первые несколько недель он часто впадал в отчаяние, иногда становясь раздражительным и резким. Я не могла сказать, объяснялось это его ранами или гневом из-за предательства его сестры. В какой-то момент веселое лицо Артура становилось строгим, и если я пыталась заговорить с ним, то в ответ слышала только резкости. Наконец я решила подождать, пока Артур расскажет сам, что терзает его.
Мы с Бедивером выбрали для выздоровления Оксфорд, потому что до него было легко добраться по воде, но в то же время он находился достаточно далеко и был надежным убежищем. Оксфорд оказался чудесным местом, окруженным лугами и густым, непроходимым лесом. Люди в этой части Темзы были так же разнолики, как и земля, где британские аристократы соседствовали с союзными саксами. Похоже, что они не только жили в мире друг с другом, но и очень радовались пребыванию на их земле верховного короля, несмотря на то, что он не вставал с постели и не мог встретиться с ними.
Фрида часто ездила навещать своих родных, которые сохранили верность нам, сражаясь в войске Кадора, когда он остановил продвижение саксов к центральным территориям. А однажды ее родители приехали вместе с ней, чтобы выразить свое уважение верховному королю. Я с любопытством наблюдала за ними, отметив, что Фрида, которую я считала частью своей семьи, была молодой хрупкой копией своей матери.
– Мы благодарны вам за то, что вы сделали для нашей дочери, – сказал Артуру ее отец. – Сыновья даны нам для того, чтобы быть соратниками в войне и в работе, а дочери – это особый дар богов.
Он широко улыбнулся дочери, но даже не взглянул на Грифлета, стоящего рядом, а когда призвал благословение своего бога-громовержца, его молитвенный жест явно не включал в это благословение главного псаря. Возможно, саксонские боги были так же нетерпимы к христианам, как и римские епископы.
Я подумала, что наше Дело может пострадать, если в Британии разразится война на религиозной почве.
Однажды ближе к вечеру, возвращаясь из Уитема, где мы собирали позднюю землянику, я увидела почтенного старца, сидевшего под древним дубом недалеко от брода, через который перегоняли быков. Мы с женщинами приветливо поздоровались с ним и попросили позволения присесть рядом с ним под тень того же дуба. Старик кивнул и, узнав нас, стал славить Артура и его боевые успехи. Я радовалась, что он не упоминал Маэлгона, а только описывал сражения и подвиги воинов.
– Я записываю их, – объяснил старик, поглаживая длинную белую бороду. – Научился писать, когда собирался стать монахом, но с тех пор нечасто использовал это умение. Я не мог жить праведной жизнью, чтобы епископ был доволен мной, а грешники, с которыми я поладил, никогда не учились читать. Но у Пендрагона должны остаться какие-то записи, и я думаю, что смогу прочесть их. Вечером я рассказала об этом Артуру, надеясь, что он будет польщен, но вместо этого он мрачно буркнул:
– И что история скажет о короле Артуре… что он происходил из семьи, прославившейся убийствами и предательством? Рожден по милости старого человека, умершего за праведное дело, вошел на трон, переступив через тело мужа сестры, и обречен на угасание стараниями другой… Что же скажут об Артуре? Что он был человеком, которому суждено было убивать родных?
Он отвернулся от меня, в отчаянии судорожно скривив лицо. Я страдала, видя, как Артур мучается, и присела на кровать рядом с ним, молча выражая свое сочувствие.
– Моя собственная сестра, Гвен… – Он впервые заговорил о Моргане, и я затаила дыхание. – Моя собственная сестра, та самая, которая вручила мне королевский меч! Неужели уже тогда она замыслила убить меня? Неужели за ее дружбой и поддержкой не было ничего настоящего? Я доверял ей так, как доверял Мерлину…
Слова звучали жестко и сурово, Артур произносил их сквозь зубы.
Он замолчал, а я сидела очень тихо. Мне не надо было напоминать о неприятностях и горе, которые я пережила из-за Морганы. Я не могла это забыть. Наконец я осмелилась.
– Мне кажется, она не столько ненавидит лично нас, сколько страдает старым кельтским предрассудком – кровной местью. Вероятнее всего, она не могла простить смерть Горлойса.
– О боги, разве я должен расплачиваться за поступки моих родителей? – закричал Артур. – Это христиане, а не язычники, взваливают на сыновей грехи отцов, не так ли? А если это так, то что ждет меня и моих детей?
Он смотрел на стену, а не на меня, но, когда я поняла, что, несмотря на свои возражения, Артур надеялся, что сможет иметь детей, волна жалости нахлынула на меня, и я положила руку ему на плечо.
Артур положил на нее свои неперевязанные пальцы, по-прежнему не глядя на меня.
– Иногда мне кажется, что, как бы много я ни делал, как бы ни старался, я никогда не увижу свою мечту воплощенной в жизнь. И я не знаю, боги ли гневаются на меня, или я сам задумал что-то неправильно.
– Может быть, – тихо сказала я, – здесь виноват не горшечник, а качество глины. Ты же знаешь, что работаешь не с самым податливым материалом.
Мы долго молчали, он гладил меня по руке, и, наконец, слабая улыбка появилась на его лице. Артур искоса посмотрел на меня.
– Ты же не собираешься позволить мне валяться в постели и жалеть себя, правда? Если я не говорил тебе этого раньше, то скажу сейчас: я безумно рад, что ты моя жена.
Мои глаза наполнились слезами, и я смотрела вниз, на свои переплетенные пальцы. Я хотела произнести ласковые слова. Но прежде, чем я успела собраться с мыслями, Артур убрал свою руку и сжал ее в кулак.
– А теперь, поскольку я могу смело смотреть фактам в лицо, расскажи мне, что произошло в Лондоне, пока шла «церемония», – потребовал он.
Я смотрела на него, не понимая, какое отношение это имеет к любви.
– Начинай же, – сказал Артур – Мне пора узнать все подробности.
Я подавила свои чувства и пересказала ему, как Моргана хотела убить своего мужа его же мечом. Артур при этом морщился, потому что против него она ухитрилась использовать даже Эскалибур.
– Но Бедивер сказал, что она сбежала после того, как Акколон был убит.
Я кивнула.
– Похоже, что карлик ухитрился вынести ее из дворца. Возможно, ему помогали ее подданные, а потом они просто остались в комнате, чтобы сбить нас с толку и не мешать убегающей парочке.
– Гм, – задумчиво промычал Артур, – а может быть, это сделал Увейн, нельзя забывать об узах матери и сына.
Я быстро взглянула на него, удивляясь, как ему это могло прийти в голову. Ведь сам он был так холоден со своей матерью. Конечно, его приемная мать, должно быть, была совсем иной.
– Не верю, что в этом замешан Увейн, – сказала я. – Он был слишком потрясен, чтобы изображать удивление, и, если бы Увейн был сообщником Морганы, он не останавливал бы ее, когда она бросилась на его отца.
– Если только в последнюю минуту это не вызвало у него отвращения, – заметил Артур. – Уриену я верю. Он был надежным союзником в Великой битве. Но мальчишка проявил трусость, не остался и не защитил тебя в Пенрите.
Я начала было объяснять, что Грифлет послал его за помощью, но как раз в это время пришел Гавейн с множеством новостей о каком-то помешанном, вырвавшемся на волю в вирральском лесу, и разговор был забыт. Но не прошло и недели, как Артур приказал, чтобы Увейна отослали от двора, и я поняла, как сильны были его подозрения.
– Это несправедливо, господин, – бросил ему Гавейн, врываясь в комнату и стукнув кулаком по столу, за которым мы с Артуром работали. – Это чертовски несправедливо, и ты это знаешь!
– Поосторожнее, племянник! – предупредил Артур, откидываясь на подушки, которые лежали на стуле. – Убийство короля – это дело недоброе, и я не могу позволить сыну предателя жить в моем доме.
– Но Увейн не имеет никакого отношения к покушению на твою жизнь, – протестовал рыжеволосый, – он мой двоюродный брат, я знаю мальчика я тех пор, как он научился ходить…
– Он мой племянник, точно так же, как и ты, – прервал его Артур, беспокойно ворочаясь на стуле.
Для человека, который, привык к движению, невозможность встать и ходить была так же мучительна, как тюремное заключение, и Артуру потребовались усилия, чтобы взять себя в руки.
– Я не выслал его из Британии и не запретил ему видеться с матерью, хотя и то, и другое было бы совершенно разумно. Я сказал, что не хочу видеть его здесь, при моем дворе, и все. Ты понял?
Артур сердито смотрел на своего племянника, и оркнеец тоже смотрел на него, как всегда, упрямо и раздраженно. Но он первый отвел взгляд, вероятно, удивленный несдержанностью Артура. Поклонившись, Гавейн повернулся и гордо вышел из комнаты.
– Не говори ни слова, – прорычал Артур, даже не глядя на меня. – Я не брал в рабство и не убивал саксов в прошлом году, хотя они сделали бы со мной это, не задумавшись ни на минуту. Я также не собрал армию и не двинул ее на Маэлгона, чтобы отомстить ему, хотя у меня было на это время и желание. Но я должен подвести черту, Гвен, и сегодня я это сделал. Если Увейн невиновен, как ты утверждаешь, и не будет доставлять неприятности следующие несколько лет, он сможет вернуться. Но пока я запрещаю ему появляться при дворе, и мое слово – закон!
Артур был очень расстроен, потому что его последнее заявление противоречило всем его представлениям о справедливости.
Продолжать разговор было бессмысленно, поэтому я взяла табличку со своими записями о местах, где добывали соль, и снова вернулась к вопросу о том, как доставить этот товар туда, где он необходим.
Еще день или два Артур продолжал рычать на всех, но наказание Увейна, казалось, вскрыло ярость, накопившуюся внутри, и постепенно он стал успокаиваться.
И наконец, когда мы стали готовиться к празднику зимнего солнцестояния, Артур уже мог смотреть на мир со своей прежней уверенностью. Предательство Морганы оставило след в душе, но он был заметен только тем, кто знал его близко, и наши подданные ликовали, видя своего короля выздоровевшим.
Я вознесла благодарности богине, что ее планы разошлись с планами верховной жрицы.
Когда пришла весна, растаял снег и открылись дороги на запад, к нам потянулись первые гости. Одна из них привлекла внимание моих фрейлин, и когда я вошла в комнату, где подавали чай, все обсуждали прибывшую.
– Она даже привезла с собой котенка! – голос Эттарды звенел от удивления. – Это домашний котенок, не из тех, что живут в конюшне, и он ходит за ней по пятам, – добавила Эттарда.
– Она, может быть, и хорошенькая, – сказала Августа, поднося к губам чашку с чаем и оттопыривая при этом мизинец. – Но бьюсь об заклад: у нее есть блохи.
Все захихикали, а я посмотрела на Винни.
– О ком вы говорите? – спросила я, садясь на свой стул и здороваясь с остальными фрейлинами.
Они закивали в ответ, а матрона объяснила, что обсуждают они новую девушку из Карбонека.
– Из Карбонека?
– Это то королевство, где правит несчастный Пеллам. – Винни поджала губы и налила мне чаю. – Это место, которое стало пустыней из-за его незаживающей раны.
Холодок пробежал по моей спине. Я не хотела ее приезда, но я не могла упрекать отца за желание отослать дочь подальше.
– Я не была уверена, что ты примешь их, и дала им комнату в конце коридора. Наверное, сейчас они разбирают вещи.
– С кем она приехала? И как ее зовут? – спросила я.
– Только одна компаньонка, – ответила матрона. – Решительная женщина, она намерена найти самого лучшего мужа для своей подопечной. Девушку зовут Элейна.
– О боги, – подумала я… еще одна тезка греческой искусительницы мужчин. Я надеялась, что она будет не такой странной и не умственно отсталой.
– Что такое? – гремел Гавейн за обедом в тот вечер. – Я правильно тебя понял, Пеллеас? Ты говоришь о женитьбе?
Рыцарь вспыхнул, а Гавейн с преувеличенным удивлением повернулся к Артуру и снова к своему ученику.
– Надеюсь, это правда. Похоже, что госпожа Эттарда согласилась выйти за этого юношу. – Гавейн доброжелательно улыбнулся и поднял свой рог с вином. – За лучшего из всех учеников, которые когда-либо у меня были. Он надежный друг, прекрасный всадник, но немного робок с женщинами.
Сидящая рядом с Пеллеасом Эттарда от смущения опустила голову и смотрела вниз. По комнате прокатился смех, а когда Артур поднял свой кубок, его племянник потянулся и наполнил его.
– Где вы собираетесь жить? – спросил король, и Пеллеас улыбнулся.
– На земле, которую ты пожаловал мне после битвы на горе Бадон. – Он поднял свою глиняную кружку в тосте. – За самого щедрого короля Британии.
Бедивер, сидевший рядом со мной, наклонился поближе.
