Она прикоснулась к утке, чтобы скрыть отсутствие аппетита; мужчины тем временем обсуждали признание некоего Джонсона.
      Винсе Папаньо прервал возникшую паузу:
      - Что ты думаешь о новом губернаторе, Харри?
      - Я мало о нем знаю. Думаю, с ним не будет хлопот, если он не начнет проявлять чрезмерное любопытство.
      Тине внезапно захотелось закурить, но она не могла взять сигарету до десерта. Нетерпеливым жестом она велела слуге очистить стол. Чтобы скрыть свое раздражение, она произнесла:
      - По-моему, он очень хорош собой. Несомненно, все бабы проголосуют за него.
      Заметив взгляд Харри, она тихо поправилась:
      - Все женщины.
      Харри хотел, чтобы на людях она держалась, как леди, а леди не употребляют слово "бабы".
      Внезапно она сильно разнервничалась. В её жилах неистово пульсировала кровь. Тина взяла сигарету, и когда Фрэнк Кенни протянул зажигалку, она сунула сигарету в пламя и забыла сделать затяжку.
      - Я бы проголосовала за него, - бодро добавила она. - Он гораздо приятнее губернатора Берри. Он мне никогда не нравился.
      Она слишком поздно вспомнила, что несколько лет тому назад губернатор Берри освободил Фрэнка Кенни. Как она могла это забыть? Она сделала затяжку? Все шло не так.
      - Он меня всегда раздражал, - сказала Тина и подумала о том, что ждало её на туалетном столике в спальне.
      Мужчины снова заговорили о расследовании, возглавляемом Стивеном Гиффордом. Их интересовало, можно ли доказать факт саботажа в отношении самолета. Эта тема казалась Тине ужасно скучной, бесконечно далекой от её интересов.
      Она начала рисовать зубцом вилки на скатерти. Два маленькие окружности - это глаза. Овал лица. Две буквы: ПД. Почему ПД? Инициалы человека, о котором они говорили. Питер Дерек. Речь все ещё шла о самолетах. Острие вилки изобразило самолет. Она подняла голову, заметила взгляд Харри и быстро положила вилку возле своей тарелки.
      Наконец Винсе Папаньо заявил, что отправляется на уик-энд в Лас-Вегас, и это позволило Тине открыть новую тему.
      - Мне всегда везло в игре, - сказала она. - А некоторым людям постоянно не везет. Например, Харри. Он теряет голову. Помню, однажды он провел в Лас-Вегасе за игорным столом три часа и проиграл...
      Она знала, что её понесло, и ощущала себя человеком на роликовых коньках, оторвавшим одну ногу от земли и пытающимся восстановить равновесие.
      - Сколько ты проиграл, дорогой?
      Все, кроме Харри, улыбались.
      - Никому это не интересно, Тина.
      Он называл её по имени, только когда волновался, но сейчас он не мог промолчать. Ей казалось, что её глаза сейчас вылезут из орбит. Больше всего на свете она хотела, чтобы этот разговор закончился.
      - О, по-моему, это забавно.
      Она положила сигарету в пепельницу, словно наказывая себя.
      - Ты помнишь, сколько, дорогой?
      Его взгляд стал ещё более недовольным.
      - Достаточно, Тина.
      Резкий отпор со стороны Харри подсказал ей, что она уже не пытается сохранить равновесие; она падает, падает бесконечно медленно, как это обычно происходит с людьми во сне.
      - Во всяком случае, больше пятидесяти тысяч дол
      - Я уверен в одном, - быстро вставил Фрэнк Кенни. - Харри никогда не проигрывал больше того, что он может позволить себе проиграть.
      Громкий мужской смех, похоже, всегда выручает в неловкие моменты. Харри, сузив глаза, смотрел на нее. Почему он так неразборчив? Чье уединение нарушается? Нельзя приглашать таких типов в её дом.
      - И все же я не считаю это очень умным поступком. Сколько всего можно было купить на эти деньги! Мы могли прожить в Европе целый год...
      Что она несет?
      - Обидно, честное слово, - неуверенно добавила она.
      Винсе Папаньо произнес своим гнусавым голосом:
      - Твой муж - умный человек. Не беспокойся о нем.
      - О, я никогда не беспокоюсь о Харри, - солгала она и затем, борясь со слезами и дрожащими губами, сумела с достоинством улыбнуться.
      В полночь она сидела перед маленьким туалетным столиком в алькове спальни. Гости давно ушли, она была в прозрачном кружевном пеньюаре. Она обрела чувство покоя и уверенности в себе.
      В боковом зеркале она увидела, как Харри начал раздеваться. Он казался крупным, могучим в своей рубашке и белых подтяжках, перекрещенных на спине.
      - Ты сегодня не контролировала свой язык, - сказал он.
      - Я сожалею, если оскорбила слух твоих друзей-джентльменов.
      Ей приходилось прибегать к резким выражениям, потому что Харри обладал недостаточно тонким слухом и не понимал, что она могла использовать выражения типа "друзья-джентльмены" лишь с таким подтекстом: "Я бы хотела, чтобы ты не приглашал таких типов в мой дом. Им подошли бы клички Малыш Даго и Большой Фрэнк..."
      Его тяжелая рука опустилась на туалетный столик. Маленькие пузырьки запрыгали.
      - Заткнись!
      Ее язык не подчинялся ей.
      - Гуны! Вот кто они такие. И если ты этого не видишь, ты сам не лучше...
      Он смел рукой пузырьки с туалетного столика. Драгоценные капли духов стоимостью пятьдесят долларов за унцию окропили гребень из черепашьего панциря.
      - Смотри, что ты наделал!
      Он посмотрел на неё из-под тяжелых век.
      - Где это?
      Она зашла слишком далеко.
      - Ты говоришь глупость. Ты всегда так думаешь, когда я слишком много болтаю. Я должна молчать, как сфинкс?
      - Где это?
      - Клянусь, Харри, я ничего не принимаю уже несколько месяцев. С того времени...
      Воспоминания сдавили ей горло. В день рождения трехлетнего Билли его увезли в то место и оставили там.
      - Скажи мне, где это, черт возьми!
      Он начал опустошать медицинский шкафчик в ванной. Там он ничего не найдет.
      Я не хочу, чтобы моего сына постоянно держали в лечебнице. Но что им оставалось делать? Он постоянно носился по дому, разбрасывал вещи (как делал сейчас Харри), предавался своей любимой забаве - бросал в туалет все попадавшиеся под руку предметы: игрушки, зубные щетки, пуговицы от рубашки, клочки бумаги, расчески, ложки, вилки, пробки от бутылок, наконец драгоценности, часы, монеты. Сколько всего исчезло в ненасытном туалете!
      Потрясения тех дней, чувство вины, слезы, обвинения вынудили её найти средство, помогавшее смириться с жестокостью судьбы. Сейчас кокаин под видом пудры лежал в её золотой флорентийской пудренице.
      Он нашел её. Подошел к столику, протянул руку, схватил пудреницу, открыл её и понюхал. Потом, не взглянув на жену, отправился в ванную, чтобы выбросить содержимое пудреницы в туалет. Жалобно всхлипывая, Тина побежала за ним. Порошок плавал в туалете. Харри нажал на рычаг. Вода с воем устремилась вниз.
      - БИЛЛИ!
      Он начал трясти её. Она задыхалась, хрипела.
      - Харри, ради Бога! Я не могу без этого. Не могу!
      - Ты должна завязать. Доктор тебе сказал. Должна взять себя в руки. Вывести отраву из организма.
      - Когда я наберусь сил.
      - Тебя это губит. От тебя ничего не останется. Сколько ты приняла?
      - Две и ещё две. Полчаса назад. Я уже ничего не чувствую. Действие заканчивается.
      - Обещай мне, что ты не прикоснешься больше к зелью.
      - Обещаю.
      - Поклянись Господом.
      - Клянусь Господом.
      Он со стоном отвернулся.
      - Я правда обещаю, - сказала она. - Ты не поступишь со мной дурно, нет?
      - Ты должна снова отправиться туда.
      - Я не могу! Я сделаю все, чтобы избежать этого.
      Ее веки почти сомкнулись.
      - Ты не посмеешь!
      - Не посмею?
      - Я слишком много знаю.
      - О чем?
      - Об этом несчастном умирающем человеке, которого вы заставили признаться.
      В её голове был туман. Она старалась все вспомнить.
      - И ещё о самолете и Питере Дереке, который...
      Он ударил её ладонью. У неё перехватило дыхание. Он бил её прежде, но никогда не касался лица. Заботился о том, как она выглядит. Потом ударил второй рукой по другой щеке. Она опустилась на колени.
      - Не угрожай мне!
      - Я - я не угрожала. Я не знала.
      - Не вздумай повторить!
      - Я никогда не причинила бы тебе вреда, Харри. Никогда не причинила бы вреда тебе.
      Она заплакала от унижения. При мысли о том, что он может отправить её назад, в душе Тины пробудились ненависть, страх и странный парализующий холод.
      Харри склонил голову, опустил плечи. Она не заметила слез в его глазах - он схватил её и крепко прижал к себе.
      Опустив локти, выставив вперед кисти, Стив двигался вокруг противника - своего пятнадцатилетнего сына Джеймса. Они находились в цокольном помещении, стены и пол которого были обиты старыми рваными матрасами. Стивен давал сыну уроки по искусству самообороны, которым он овладел в академии ФБР.
      Джеймс был способным учеником. Раз или два ему почти удалось блокировать быстрые движения отца, но все же в конце концов он оказывался на старом матрасе.
      Сейчас он заметил то, что походило на брешь в защите отца. Он не отреагировал на нее, чувствуя, что это преднамеренная провокация атаки.
      Прозвучала трель.
      Стивен обернулся. Джеймс бросился вперед, схватил отца за руку и бросил через спину. Стивен с грохотом приземлился на вздрогнувший пол.
      - Папа! С тобой все в порядке?
      Стивен поднял голову.
      - Это твои лучшие локтевой "рычаг" и бросок с начала наших занятий.
      Стивен медленно поднялся, подошел к переговорному устройству и щелкнул клавишей.
      - Почему ты так долго не отвечал? - спросила Джейн.
      - Я лежал на полу.
      Она понизила голос:
      - К тебе пришли.
      - Кто?
      - Женщина, звонившая раньше. Она спрашивала тебя. Она не называет своего имени. Думаю, тебе следует немедленно подняться.
      Джейн ждала его у верхнего конца лестницы, ведущей из цокольного этажа.
      - Она в гостиной, - почти шепотом произнесла она. - Я не знаю, что ей нужно.
      Женщина, стоявшая возле пианино спиной к двери, была в простом черном платье, большой черной шляпе и густой вуали. Вуаль! Он уже много лет видел вуаль только на похоронах.
      Она повернулась.
      - Мистер Гиффорд?
      Ее голос был слегка хриплым, но она произносила слова четко.
      - Чем могу быть вам полезен?
      - Я сказала вашей жене, что располагаю информацией, по-моему, представляющей для вас интерес.
      - Почему именно для меня?
      - Вы занимаетесь расследованием, связанным с деньгами из солдатского сундучка губернатора Берри.
      - Почему бы вам не присесть?
      Опыт подсказывал Стиву: хитрость заключается в том, что надо не вытягивать информацию из человека, а лишь разрешать ему делиться ею.
      Она села на диван. Ее движения были непринужденными, изящными.
      - Человек, сделавший признание, тут ни при чем.
      - Да?
      - Виновен человек, которого зовут Харри МакКаффри. Он дал деньги.
      Она смотрела прямо на Стивена; он мог видеть черты её лица под вуалью. Она сильно нервничала. Ее длинные тонкие руки постоянно двигались. Стивен фиксировал в памяти детали.
      - Откуда вам это известно?
      - Это я не могу сказать. Но я говорю правду. Деймон Джонсон тут ни при чем. Даже МакКаффри был всего лишь посредником.
      - Вы хотите сказать, что деньги заплатил кто-то другой? Кто?
      - Несколько человек.
      На её безымянном пальце остался светлый след от снятого обручального кольца.
      - Вам известны их имена, миссис...?
      Она не отреагировала на обращение.
      - Фрэнк Кенни, Мо Харгис и Винсе Папаньо.
      До этого момента он подозревал, что она - взбалмошная особа или сумасшедшая.
      - Вы должны сказать мне, кто вы.
      Кончики её указательных пальцев сомкнулись - она словно пыталась обрести уверенность.
      - Я и так пошла на риск, явившись сюда.
      - Если я не знаю, кто вы и откуда получили эту информацию, как я могу ей верить?
      - Это правда, и вы сумеете найти доказательства.
      Ее дыхание на миг приподняло край вуали, и Стивен решил, что она хорошенькая женщина лет тридцати пяти.
      - Это как-то связано с убийством губернатора Берри?
      Она начала отвечать и замолкла, словно до конца осознала сказанное Стивеном. Он ловил глазами её взгляд через вуаль.
      - С убийством?
      Ее голос дрогнул.
      Ему хотелось получше разглядеть выражение её лица.
      - Его самолет умышленно повредили.
      - Я - я не знала.
      Легкая испарина заблестела у основания её шеи, не прикрытой светло-каштановыми волосами.
      - Тогда понятно, почему...
      Она внезапно замолчала.
      - Извините меня за мой визит. У меня нет доказательств.
      - Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите.
      - Я ничего не знаю.
      - Вы сказали достаточно много, почему не сказать все?
      - Я последнее время немного не в себе. Надеюсь, вы не воспримете все сказанное мною всерьез.
      - Но я отношусь к этому весьма серьезно.
      - Значит, я поступила по отношению к вам нечестно.
      - Не бойтесь. Доверяйте мне немного больше.
      - Послушайте, с вами, вероятно, уже случалось такое.
      - Что?
      - После... происшедшего преступления... люди приходят и говорят, что у них есть информация, хотя это неправда. Я об этом читала. Я никогда не думала, что сама поступлю так. Право, я действительно сожалею.
      - Откуда вы знаете названных вами людей?
      - Бесполезно задавать мне новые вопросы.
      - Харри МакКаффри?
      - Я с ним не знакома.
      - Папаньо и Кенни? Харгис?
      - Я видела их фамилии в газетах.
      - Вы, очевидно, рассчитывали на какие-то результаты вашего визита. Какие?
      - Я - я не знаю. Мне стало жаль этого несчастного человека... Деймона Джонсона. Наверно, дело в этом. Мне пришла в голосу безумная мысль о том, что я могу помочь ему. Я - я плохо себя чувствовала последнее время.
      Она направилась к двери.
      Стивен быстро догнал женщину и приоткрыл дверь - не настолько, чтобы незнакомка могла пройти в нее.
      - Как я смогу связаться с вами в дальнейшем?
      - Вы не должны этого делать.
      - Вы не скажете мне хотя бы ваше имя?
      - Нет.
      Она добавила умоляющим тоном:
      - И не пытайтесь следить за мной. Я не хочу, чтобы вы пытались узнать, кто я, по автомобильным номерам или ещё как-то.
      Она взглянула на приоткрытую дверь и неохотно распахнула её до конца. Потом покинула дом. Стивен увидел, как она дошла до тротуара и повернула налево. Потом он побежал через гостиную.
      - Что ей было нужно? - спросила Джейн.
      Не ответив жене, Стивен выскочил на двор через заднюю дверь. За гаражом виднелись огни Монтиселло-роуд. Он перепрыгнул через забор, оказался в соседнем дворе, промчался по подъездной дороге. Пробравшись через живую изгородь, попал на лужайку перед большим угловым домом, выходящим на Монтиселло-роуд. Неистово лаяла собака. До Стивена донеслась музыка - жалобные стенания скрипки. У кого-то работал проигрыватель.
      Он выскочил на Монтиселло-роуд. "Кадиллак" удалялся в противоположном направлении. Стивену не удалось разглядеть номерные знаки. Он стоял посреди дороги, пока "кадиллак" не исчез из виду. Потом Стивен тихо выругался.
      Джейн впустила его в дом.
      - Бедная женщина, - сказала она. - Такая испуганная.
      - Ты тоже это почувствовала?
      - Ее лицо под вуалью было опухшим. Похоже, её избили.
      Самую главную деталь всегда заметит женщина.
      К судье Деймон Джонсон прибыл в инвалидном кресле; его сопровождали дочь и личный адвокат Малколм Робертс. Залог назначили в размере пяти тысяч долларов. Эта сумма была внесена поручителем, и Деймон Джонсон покинул здание до дня суда свободным человеком.
      Несколько репортеров уже ждали его, но Малколм Робертс заявил:
      - Моему клиенту нечего сказать.
      Он широко улыбнулся.
      - Увидимся в суде, ребята.
      - Почему бы вам не оставить моего отца в покое? - выпалила Мэри Джонсон. - Неужели вы не видите, что он и так страдает?
      Раздраженный Стивен прибыл в мотель возле озера Тахо. Его сильно занимала проблема женщины с вуалью. Он злился на себя за то, что, по-видимому, упустил из рук важную ниточку. Он узнал от Мервина Уэйли, что срочное путешествие губернатора Берри к президенту было как-то связано с Синдикатом. Женщина с вуалью сказала, что миллион долларов был выплачен Синдикатом через Харри МакКаффри. Это согласовалось с тем фактом, что МакКаффри был близким другом покойного губернатора, хотя и не объясняло, за что заплатили Полу Берри. Знал ли Генри Бланкеншип о действиях своих помощников? Казалось невозможным, чтобы Бланкеншип участвовал в таких делах.
      В местном отделении ФБР Стивен нашел весьма полное досье на МакКаффри. МакКаффри был призван в армию, служил в Корее. Перед увольнением, по слухам, участвовал в незаконных торговых сделках. Он перенес свой опыт в мирную жизнь и установил связь с компанией, выпекающей хлеб. Договорился о поставках патоки со Среднего Запада. Выплаты фермерам производились из средств "черного рынка". Возникшие трения с властями были быстро улажены.
      Затем МакКаффри устремился в другие области. Он купил маленькую фармацевтическую компанию, которая быстро стала любимым поставщиком армии и флота. Следующий шаг - партнерство в оптовой торговле спиртным, производстве игорного оборудования, трастовской компании, дилерской автомобильной фирме из Фресно. Большая часть этих компаний в конце концов разорялась. На слушаниях о банкротстве звучала одна и та же история. Имущество компании шло с молотка, бизнес оказывался на краю гибели. Обескровленная компания, почти не имеющая имущества, какое-то время ещё боролась за свою жизнь, но была не в состоянии уцелеть при первом экономическом спаде.
      Стивен прибыл на озеро Тахо, чтобы пообедать с бывшим хозяином одной из таких компаний - человеком, которого звали Томас Хемм. Когда-то он владел дилерской автомобильной фирмой в городе Фресно. Теперь он работал в гостинице помощником управляющего. Стивен позвонил ему из местного аэропорта; Хемм настоял на том, чтобы встреча состоялась в ресторане за границей штата, в соседнем городке Карсон-сити. Сорокалетний человек среднего сложения с тонкими губами, прямыми жидкими волосами и довольно длинным носом явился без опоздания. Он носил очки без ободка. Он поздоровался весьма приветливо, но с легким смущением объяснил, что ему с трудом удалось выкроить время для их обеда, потому что работа в отеле поглощала много времени. "Я фактически отвечаю за казино", - с виноватой улыбкой сообщил он.
      Они заказали одинаковый обед - бараньи ребра с запеченным картофелем и салат. Стивен предусмотрительно запасся удостоверением сотрудника местной налоговой инспекции, что позволило ему получить доступ к данным, касавшимся ликвидированной компании Хемма. Он раскрыл свою папку и в течении получаса излагал инкриминирующие доказательства. Томас Хемм периодически задавал вопросы, оспаривал некоторые моменты, но по окончании просмотра документации лишь подавленно сцепил пальцы.
      - Я не самый лучший бизнесмен в мире, - сказал он. - Бухгалтерские книги, вероятно, велись небрежно.
      - Речь идет о большем. Взять, к примеру, расходы на рекламу. Они составляют почти тысячу долларов на каждую проданную машину. Это пахнет обманом.
      - В то время не я командовал парадом.
      - А кто?
      - У меня был партнер.
      - Насколько мне известно, он не занимался активно делами.
      - Это вам сказал МакКаффри?
      - Я не разговаривал с ним.
      - Возможно, вам стоит это сделать. Мои дела шли хорошо до его появления. После этого нормальный бизнес закончился. Нормальный в моем понимании.
      - Как МакКаффри стал вашим партнером?
      Чтобы ответить, Томасу Хемму пришлось сначала прочистить горло.
      - Я всегда проигрывал в казино чуть больше, чем мог себе позволить. Потом я связался с неподходящей женщиной. Она начала тянуть из меня деньги. Внезапно я оказался по уши в долгах. Кредиторы стали наседать на меня, я пытался отыграться за карточным столом. Так я попал в беду.
      Он грустно улыбнулся.
      - Вы знаете, как это происходит. Человек продолжает бросать кости, надеясь, что удача ещё улыбнется ему.
      - Именно тогда появился МакКаффри?
      - Он спас меня, и за это я отдал ему половину моего бизнеса. Я считал это неплохой сделкой. У МакКаффри были ценные связи. Если бы он действительно хотел сделать законное капиталовложение, все пошло бы хорошо. Но случилось другое.
      Без всякой злости и обиды в голосе, просто излагая факты, Томас Хемм рассказал о гибели своего бизнеса и последовавшей потере статуса уважаемого горожанина, "человека, которого считали кандидатом на пост мэра". Все началось с загадочных расходов на не менее загадочную "рекламу", крупных выплат наличными за товары, которые не поставлялись, обман кредиторов. Наконец возникли проблемы с государством по поводу налогов; МакКаффри обещал все уладить.
      - Он взял двадцать тысяч наличными на "улаживание". Но результата не было.
      - Вы не пытались получить деньги назад?
      - Мог ли я пойти в суд и сказать, что я дал партнеру деньги на подкуп чиновников? К тому же МакКаффри уже успел высоко взлететь. Он работал на Генри Бланкеншипа. Я смирился со случившимся и решил забыть о нем.
      Тогда он еще, несомненно, надеялся, что положение выправится и бизнес снова станет доходным. Когда впереди замаячило банкротство, и кредиторы начали требовать возврата долгов, на компанию обрушился последний удар. Судьбу бизнеса решила операция, которая называется "скэмминг". Однажды утром большая бригада водителей вывезла девяносто автомобилей для доставки их неизвестному покупателю в другой штат. Чек был возвращен банком из-за отсутствия средств на счету покупателя, некоей корпорации. Вскоре покупатель обанкротился - но к этому времени девяносто автомобилей были проданы по сильно заниженным ценам, и вырученные деньги исчезли.
      - Вы готовы предъявить МакКаффри обвинение в мошенничестве?
      - Нет.
      - Тогда вы сами можете стать ответчиком по делу о мошенничестве, неуплате налогов, сокрытию доходов.
      Рот Хемма начал слегка подергиваться.
      - Все равно ответ будет отрицательным. Если вы приведете меня в зал суда и положите мою руку на библию, я поклянусь, что ничего вам не говорил. Я пытаюсь быть честным наедине с вами, потому что я не хочу преследования со стороны государства. Я согласен говорить об этом не для протокола. Но официальным путем вы ничего из меня не вытяните. Так что не тратьте зря повестки.
      - Вы боитесь МакКаффри?
      - Я не стремлюсь к неприятностям. Если друзья МакКаффри узнают, что я беседовал с вами, мои часы окажутся сочтенными. Но большой срок мне не грозит.
      - Какие друзья?
      - Люди, с которыми я не хочу ссориться.
      Хемм боязливо огляделся по сторонам.
      - Они владеют отелем, в котором я работаю. Через канадскую компанию "Магна Индастриз".
      - Я заключу с вами сделку. Государство не заинтересовано в том, чтобы посадить вас. Вы - мелкая рыбешка. Мы хотим воткнуть гарпун в "Магна Индастриз".
      Внезапная настороженность Томаса Хемма убедила Стивена в правильности его догадки. "Магна Индастриз" была важным звеном в деятельности Синдиката.
      - Я знаю о ней не слишком много.
      Он заколебался.
      - Я уже сказал, что это канадская компания. Штаб-квартира находится в Монреале. Она вкладывает средства в недвижимость, грузоперевозки, магазины, отели, ипподромы.
      - Звучит вполне законно.
      - Все, что я знаю - это лишь слухи.
      - Расскажите мне, что вы слышали.
      Хемм неуверенно посмотрел на Стивена, проглотил слюну и сказал:
      - Хорошо. По слухам, "Магна" служит пунктом передачи фальшивых ценных бумаг.
      Стивен знал об этой проблеме со дней его работы в ФБР. Синдикат, в отличие от своих примитивных предшественников, не манипулировал крадеными акциями; он действовал через брокерские фирмы, подделывавшие по его заказу ценные бумаги. Этот бизнес быстро разрастался. Один возмущенный государственный чиновник пошутил, что скоро появится биржа фальшивых ценных бумаг.
      - Как это осуществляется? - спросил Стивен.
      - Я не знаю все детали. Фальшивые ценные бумаги постоянно перемещаются с помощью контролируемого "Магной" бизнеса. Прежде чем их обнаружат, они могут использоваться при оплате многих сделок, и чаще всего в конце концов они попадают в портфели банков или страховых компаний, где используются в качестве залога при кредитовании. Часть фальшивых ценных бумаг даже депонируются в европейских банках, обеспечивая выдачу подлинных чеков.
      - Это может происходить лишь в том случае, если у них есть свои люди в этих банках.
      - Конечно, есть. Они принимают фальшивые бумаги и затем пускают их в оборот, чтобы не допустить обнаружения.
      Стивен понял, что он почти случайно получил важную информацию. Проникая на финансовые рынки, Синдикат заметно увеличивал свою способность управлять законным бизнесом.
      - Я это проверю, - сказал он, - и если это окажется правдой, вам будет нечего бояться. Вас оставят в покое.
      - Все это - правда. И я не хочу, чтобы это сошло им с рук. Я честный американец.
      Хемм встал, нахмурился.
      - Задержитесь на пять минут. Надеюсь, нас тут никто не заметил. Вероятно, я сошел с ума, если рассказал вам так много.
      Номинационный съезд состоялся в Сан-Франциско на последней неделе августа, когда в городе стояла идеальная мягкая погода, а гладь залива синела под ясным прозрачным небом. Делегаты обменивались мнениями и готовились к борьбе в кафе, барах и вестибюле огромного старомодного отеля "Сент-Фрэнсис", где находилась штаб-квартира калифорнийского партийного комитета. Сдерживая накал эмоций, люди говорили о том, что покойный губернатор опозорил их всех и поставил перед необходимостью выдвигать и избирать кандидата, который потащит на себе бремя вины своего предшественника.
      В первый день, когда соперничающие делегации прогуливались по вестибюлю по звуки воодушевляющей музыки, а хорошенькие девушки в форменных красно-белых платьях раздавали буклеты и прикалывали значок к костюму каждого, кто остановился хоть на мгновение, в номере 876 решался вопрос о личности основного претендента. Бен Хадсон, передавший должностные обязанности Главного прокурора своему заместителю, руководил кампанией по выдвижению Алана. Его громкий голос заглушал бесконечные телефонные звонки: "Я буду отстаивать до последнего кандидатуру Алана Кардуэла. Никаких отступлений и компромиссов... Мы контролируем делегацию от Сан-Диего... Сенатор, нам нужен ваш голос...Говорю вам, вся эта группа дала нам обещание... Они ещё появятся... Послушайте, я хочу, чтобы вы все немедленно примчались сюда. Доставьте их любым способом - на самолете, поезде, автобусе или ослиных спинах..." Изображая ярость, Бен сохранял внутреннюю невозмутимость. "Неужели найдется сумасшедший, способный заподозрить Алана Кардуэла в том, что он замешан во взяточничестве? Черт возьми, да он стены обклеивает миллионными купюрами!"
      На второй день, в начале третьего часа, Алан Кардуэл был выдвинут партийным кандидатом; его партнера, калифорнийского сенатора из сельской местности, выбрал лично Бен Хадсон. "Арифметика тут простая, - сказал Бен. - Добавьте голоса жителей больших городов и юга к голосам фермеров и виноделов, и вы получите необходимую для победы цифру."
      Когда Алан встал, чтобы обратиться к съезду, его пошатывало от усталости - ночью ему было не до сна от волнения. Однако он с убежденностью в голосе заявил аплодирующим делегатам, что их партия станет голосом всей Америки, что он как губернатор будет бороться с обнищанием городов. "Мы не станем мириться с федеральными поборами. Нельзя решать новые проблемы старыми методами и отказываться от вечных ценностей ради новой морали." Рукоплескания продолжались.
      Вечером комната для прессы превратилась в многолюдный ночной клуб; белые стены трехкомнатной штаб-квартиры желтели от сигаретного дыма. Многие делегаты начали разъезжаться, но некоторые остались на заключительные торжества с участием нового кандидата. Алан пожал всем руки и в полночь, обессилевший и хмельной, вернулся в свой "люкс". Он велел гостиничной телефонистке никого с ним не соединять. Потом, поддавшись внезапному импульсу, набрал городской номер.
      Когда Диана ответила, он заговорил быстро, чтобы не дать ей шанса перебить его:
      - Дорогая, я хочу немедленно тебя увидеть. Позволь мне приехать.
      При мысли о том, что она может отказать, его охватило отчаяние.
      - Пожалуйста! Если я не увижу тебя сегодня, мне будет очень одиноко.
      Он услышал, что её душат слезы.
      - О, ты сошел с ума, дорогой, ты сошел с ума - но все равно приезжай. Я тоже хочу быть с тобой.
      За окном спальни виднелись золотистые ветви платана и кружевная листва. Утренние лучи солнца освещали Диану Хадсон, сидевшую у окна в клетчатом голубом платье и расчесывавшую волосы. Изящными движениями она убирала назад падавшие на глаза пряди.
      Полусонный Алан увидел её у окна чуть приоткрытыми глазами. Прелестная женщина. Он едва не произнес вслух: прелестная женщина. Он ещё не проснулся окончательно.
      Сегодня он впервые провел с ней ночь. Он оставил в отеле записку, в которой сообщал, что ему пришлось ненадолго уехать. Люди, вероятно, скажут, что ему понадобилось уединение. Подобное обычно происходит с кандидатами после шума и волнений съезда.
      Узнает ли Адель? Вряд ли. Она не знала его расписания и уже предупредила, что не будет принимать большого участия в кампании. Политика раздражала её, она не хотела ничего знать о его деятельности.
      В это шумное солнечное утро - со двора доносились голоса детей, плескавшихся в бассейне, - он подумал о странной перемене ценностей, которая произошла; любовь и брак противостояли друг другу, и вся его жизнь до Дианы казалась неполноценной, жалкой.
      Он окончательно проснулся.
      - Ты собираешься в ближайшее время увидеться с отцом? - спросил Алан.