Пол Фостер натаскал туда несусветное количество всякой всячины. Свалив там все пожитки, он взялся за оборудование своего высотного жилища. Он приделал на дереве окно, калитку и книжные полки. Книги у него были удивительные. Энциклопедия, только это была энциклопедия 1893 года, а также книги на престранных языках - тагальском, урду, - и похоже, обо всех этих языках он имел какое-то представление... и еще, кроме того, в с я к а я в с я ч и н а. У него был громадный, набитый диковинками, мешок, который он всюду таскал с собой, - мешок, полный самых таинственных предметов - кусочков блестящего стекла и жести, корпусов транзисторных приемников, гвоздей и шурупов, крышечек и трубочек, а внутри этого мешка с таинственным хламом находился маленький мешочек, который представлял собой миниатюрную копию большого мешка и содержал о ч е н ь м а л е н ь к и й таинственный хлам... и это наводило на мысль, что где-то внутри обязательно должен быть еще и к р о х о т н ы й мешочек, который содержит к р о х о т н ы й таинственный хлам, и так до бесконечности... Кроме того, он владел множеством авторучек, среди которых были и ручки с разноцветными стержнями, и, сидя в своем доме среди ветвей, в то время как неугомонный старый Винтяра, великодушный Бог Скорости, выплескивал наружу таившиеся у него в башке каламбуры, каламбуры, каламбуры, он сочинял вывески вроде той, что приспособил перед въездными воротами, там, где от Дороги 84 отделяется ведущая к мосту просека, и вывеска эта гласила: "Тем, кто тащится еле-еле, поворот налево запрещен". Потом его навещал народ, и в своем доимке на ветвях он с удовольствием принимал гостей, а вечерами было видно, как дом его освещается безумным светом и мерцает резкими, в духе Дали, мазками светящейся краски, и тогда он сидел у себя наверху и рисовал, рисовал, рисовал или же наклеивал вырезки в имевшийся у него невероятных размеров альбом...
      С Полом Фостером у Нормана нашлось много чего общего. Оба они были неплохими художниками, оба обладали известным запасом эрудиции эрудиции эрудиции. Фостер, с его чудовищным заиканием, превыше всего ценил уединение - точно так же, как и Норман. Разумеется, Фостер оказался способен стать настоящим Проказником намного раньше Нормана. В этом отношении все происходило довольно странно. Не было никаких правил. Не было ни официалього испытательного срока, ни голосования по поводу того, наш, мол, это человек или не наш, никаких тебе черных шаров, никакого дружеского похлопывания по плечу. И все-таки существовал некий период времени, за который следовало себя проявить, все знали, что этот период идет, и никто не произносил по этому поводу ни слова. Как бы там ни было, с Фостером Норман мог общаться, и это существенно меняло дело. Он уже чувствовал себя таким безнадежно одиноким. К тому дже он внезапно понял, что дело не только в нем,Проказники подвергали испытанию всех и каждого, понуждая людей откровенно выкладывать все свои пунктики, пока они сами не начнут действовать совершенно открыто, жить в данное мгновение, стихийно, и если для того, чтобы завести человека так далеко, требовалось его язвительно подзадорить...
      Фостер дебютирует в домашней обстановке с присущими ему абсурдными логическими головоломками, только при этом страшно заикаясь:
      - Пред-по-по-по-ложим, все, что вы воспри-припри-принимаете, это всего лишь... - такая вот нескончаемая запутанная вещь, и тогда вмешивается Горянка:
      - Н-н-н-н-н-но, П-П-П-П-П-П-Пол, я никак не пп-п-п-п-пойму суть всего этого вос-вос-вос-вос-вос-восвосприятия. Охота его д-д-д-д-д-добиться, н-н-н-н-н-нно все это одни с-с-с-с-с-с-слова. Может, п-п-п-п-п-пп-п-п-п-п-п-п-п-повторишь е щ е р а з о к?
      Фостер не верит своим ушам. Он стоит, застыв как вкопаный, глаза его лезут, лезут, лезут, лезут на лоб, и в конце концов он взрывается:
      - По-твоему, это смешно! У тебя пунктик похуже заикания, Горянка! У тебя язык без костей, и ты не знаешь, к чему его приспособить! Гнусный вот какой у тебя полет, гнусный полет! А я знаю только одно...
      - Вот видишь!- говорит Горянка. Она торжествующе ухмыляется, скорее даже смеется, и хлопает в ладоши - так довольна она достигнутыми результатами. Когда ты злишься, ты не заикаешься!
      Фостер вновь застывает как вкопанный. Он таращит на нее глаза. Потом поворачивается и, ни слова ни говоря, выходит за дверь.
      Самое смешное, что она права.
      Что это было? Это было похоже... ну да!.. на г р у п п о в у ю п с и х о т е р а п и ю, на марафонский турнир по групповой психотерапии, когда люди несколько дней кряду сидят вместе, выведывают слабости друг друга и выладывают все начистоту, совершенно открыто. Только эта групповая психотерапия предназначена была не для пожилых и заёбанных жизнью, а для Молодых! и Защищенных! - словно они и не пытались собрать обломки, оставшиеся после крушения, а напротив - проводили переустройство своей жизни, готовясь к некоему неслыханому прорыву, прорыву в мир п о т у с т о р о н у катастроф. С незапамятных времен важнейшей заботой человечества являлась борьба с катастрофами, болезнями, войной, рабством, и всегда на горизонте маячили всадники Апокалипсиса. Но что делать в жуткой пустоте п о т у с т о р о н у к а т а с т р о ф, где якобы все возможно,и Норману попадается на глаза еще одна странная пророческая книга с полки Кизи "Конец детства" Артура Кларка, в которой на Земле рождается поколение Тотального Прорыва, и еще в младенческом возрасте представители этого поколения демонстрируют способности, намного превосходящие способности своих родителей, они отделяются в собственную колонию, однако не как индивидуумы, а как огромное единое колониальное существо, колониальный организм в биологическом смысле этого термина, и в конце концов Земля, выполнив свое предназначение, содрогается и начинает разваливаться на куски, а они - дети: "Что-то происходит. Тускнеют звезды. Словно поднялась громадная туча и быстро все собой закрывает, закрывает все небо. Но это, на самом деле, не туча. Кажется, она имеет свою структуру - я уже могу разглядеть подернутое дымкой переплетение линий, которые непрерывно меняют свое положение. Впечатление такое, словно кто-то сплел призрачную паутину из звезд. Вся эта сеть начинает светиться, пульсировать светом, она совсем как живая... А над западным горизонтом высится огромный пылающий столб, точно огненное дерево. Он очень далеко отсюда, в другом полушарии. Я знаю, где он возник: они, наконец, уже на пути к тому, чтобы стать частью Сверхразума. Кончился их испытательный срок: они избавляются от последних остатков материи... Весь ландшафт освещен - ярче, чем днем,- в небе носятся красные, золотистые и зеленые сполохи - о, этого не выразить словами, как несправедливо, что я единственный, кому дано это увидеть, - никогда не думал, что такие краски..."
      Короче, выскочили они, старина, как чумовые, из своих любвеобильных тыквенных бутылей и направляются в сторону... вот именно, Города-Порога, синхронизация сегодня удалась на славу.
      ...И никаких тут тебе фонтанов красноречия, столь свойственных херувимам из Французской Академии, никаких рядящихся в просторную льняную тогу поклонения Гаутаме Будде жителей Востока, от которых за версту несет тухлым рокфорным запахом духовной отрешенности. Взамен они намерены испытать все это прямо на главной магистрали, на восьмиполосном шоссе, где всюду, сколько видит глаз, высятся фонарные столбы с дуговыми лампами, где они будут вести радиопередачи на всех частотах, размахивать американскими флагами, придавать яркость светящейся краске и неоновому свету электропастельной Америки шестидесятых, и радиофицированный, снабженный усилителями и двигателями мощностью 327 000 лошадиных сил автобус фантазии в их научно-фантастическом фильме радушно примет на борт всех, голосуй на дороге хоть самый распоследний босяк и гуляка...
      XIII. АНГЕЛЫ АДА
      Не думаю, чтобы кто-то из Проказников, за исключением Кизи, по-настоящему понимал Горянку. Она почти всегда вела себя на сто процентов открыто, все выкладывала начистоту, громогласно перла напролом, как грузовик, и никому не приходило в голову, что какаято сторона ее жизни целиком скрыта от посторонних глаз. За исключением, как я уже сказал, Кизи. Время от времени Кизи с Горянкой удалялись от всех в надворную постройку, валялись там на матрасах и просто разговаривали. Кизи без умолку болтал о том, как он понимает всевозможные вещи, жизнь, судьбу, "Сейчас", а Горянка - одна ее мысль все время пыталась прорваться сквозь ленивый поток слов, исходивший от растянувшегося на матрасе Кизи, - да, так вот, со всей искренностью, на какую только была способна, она рассказала Кизи о последних пяти годах своей жизни. Кое-что из этого рассказа Кизи так и не понял. А именно то, что временами она бывала чертовски одинока.
      Одинока? Да Бог с вами, ведь Горянка в любую ситуацию встревала с налета, точно раскачивалась на лиане, как Шина, Королева Джунглей. Высоко поднялась она и в иерархии Проказников. Нередко казалось, что никто так не близок Кизи, как Горянка, даже Фэй. Но ничего не поделаешь: Кизи... Кизи составлял важнейшую часть всей жизни Горянки с Проказниками. Без него, да еще без Чумы, ее вполне могло одолеть фатальное одиночество... Чума был единственным человеком, с которым она могла поговорить. Без Чумы... Но под чудесной на одном из уровней жизнью общины могут таиться внутренние нелады, и нужно быть готовым приложить кое-какие усилия, чтобы эту чудесную жизнь не разрушить.
      Что-то здесь не так. Вовсю трещат сегодня дождевальные установки, все влажно и чопорно на газонах Пакипси. В августе там, где деревья не заслоняют траву от солнца, на ней образуются такие бурые пятна, ты же понимаешь. Однако приколись. Вышло так, что облегчение, Доктор, носит имя Кизи. А от этого звука, что уже заглушает трескотню дождевальных установок, Доктор, вполне может затрепетать слабенькое сердечко с его нитевидным пульсом. Словно меж секвой мчится из Скайлонды по змеистой Дороге 84 локомотив. А если начистоту - Ангелы Ада походным порядком, полчища уродов на "харли-дэвидсонах-74". Мисс Кэролин Адаме из Пакипси, штат Нью-Йорк, уже готова взглянуть в лицо этой первобытной опасности, с презрением рявкать на Ангелов Ада и грубо ими помыкать, и они подчинятся, ведь чудовищ ослепляют солнечные пятна, вспыхивающие в их глазах. Кизи фонтанирует энергией, Доктор, и нет на белом свете такой треклятой вещи, которая заставила бы это маленькое сердечко забиться от страха.
      С Ангелами Ада Кизи познакомился в Сан-Франциско через Хантера Томпсона, который писал о них книгу. Книга, кстати, вышла замечательная, она называлась "Ангелы Ада: странная и ужасная сага". Как бы там ни было, Кизи с Томпсоном пили пиво, Томпсон сказал, что ему надо зайти в гараж под названием "Тюряга" и повидать кое-кого из Ангелов, и Кизи отправился туда вместе с ним. Там колдовали над своими мотоциклами Ангел Ада по имени Френчи и еще четверо или пятеро парней, и все они с первых же минут потянулись к Кизи. Кизи был такой же стреляный воробей, как и они. Недавний арест за марихуану относил его в глазах Ангелов к разряду Классных Парней. Они сказали ему. что человеку, который не мотал срок, доверять нельзя, а Кизи грозила, по крайней мере, перспектива срок получить. Впоследствии Кизи говорил, что арест за марихуану на них впечатление произвел, однако на тот факт, что он писатель, им было в высшей степени наплевать. И все-таки и об этом им было известно - как-никак знаменитость, дружески расположен и интересуется ими. и ведь вроде никакой не педрила, не репортер, да и не из тех гнусных шестерок, что сшиваются здесь все лето.
      А кто только не сшивался там летом 1965 года! Калифорнийское лето 1965 года принесло Ангелам Ада печальную известность. Популярность их как отъявленных негодяев достигла небывалого размаха. Благодаря серии инцидентов - сопровождавшихся поразительной серией газетных и журнальных статей, в том числе в "Лайф" и "Сатердей ивнинг пост", - жители Дальнего Запада рассматривали каждое субботнее развлечение Ангелов как нашествие варваров-детоубийц. Интеллектуалы из окрестностей Сан-Франциско, особенно в Беркли, в Калифорнийском университете, уже отзывались об Ангелах в романтическом духе и сыпали терминами типа "отчуждение" и "мятежное поколение". Томпсона начали донимать желающие познакомиться с Ангелами - не со всей шайкой, Хантер, хотя бы с одним-двумя. Что же до Кизи, то ему одного-двух было маловато. Они с ребятами сделали по паре затяжек марихуаны, и Ангелы Ада были в автобусе.
      Жители Ла-Хонды и ахнуть не успели, как владения Кизи украсились гигантским плакатом - пятнадцать футов длиной, три фута высотой, в красном, белом и синем цветах:
      ВЕСЕЛЫЕ ПРОКАЗНИКИ ПРИВЕТСТВУЮТ АНГЕЛОВ АДА
      Субботний день 7 августа 1965 года выдался светлым и ясным, и все плоды вдохновенных трудов Творца залиты были в Ла-Хонде, штат Калифорния, ярким летним солнцем. Граждане готовились к наступающему дню, запираясь на все замки. Копы готовились, запустив на полные обороты двигатели десятка полицейских машин с мигалками и боеприпасами. Проказники готовились, до одури заряжаясь наркотиками. Они собрались внизу, в зеленом ущелье, в домике и вокруг него, и заряжались, пока у них не затрещали тыквы. Вдобавок они испытывали радостный и мощный прилив адреналина, коим их наделил Господь. Никто не заявлял об этом в открытую, никто об этом даже не говорил, но виной всему было то, что к ним ехали настоящие живые Ангелы Ада, человек сорок, пустившиеся в полноценный ангельский "поход" - ту самую загородную прогулку, во время которой Ангелы делали свою вещь, всю свою прикольную вещь, целиком, в с е м паршивым чумазым умопомрачительным, брызжущим пламенем похабным неотесанным с к о п о м. По такому случаю к Проказникам понаехала куча гостей. В сущности, они представляли собой самую настоящую публику, с нетерпением ожидающую появления знаменитых актеров. Собрались и многие из старой перри-лейнской компании: Вик Ловелл, Эд Маккланахэн и другие. Приехал Аллен Гинзберг. а также Ричард АлПерт и множество интеллектуалов из Сан-Франциско и Беркли. У всех т а х и к а р д и я - однако Кизи был невозмутим, даже посмеивался, выглядел в своей рубахе с начесом крепким как бык, истинным Горцем, а с его легкой руки все это стало казаться уместным и неизбежным - неизбежной составляющей течения, вполне уместной сейчас, в данный момент. Да черт побери, если добропорядочный мир округа Сан-Матео, штат Калифорния, вознамерился объявить их всех вне закона и превратить в изгоев из-за такой сущей безделицы, как марихуана, то они имели полное прикольное право плыть по течению и демонстрировать им, что представляет собой на самом деле сага под названием "Изгои". Благодаря Ангелам поддались синхронизации многие вещи. По определению, Изгоями были люди, которые сдвинулись с мертвой точки и добрались, в некотором роде, до Города-Порога. Вся прелесть была в том, что Ангелы, как и Проказники, сделали свой выбор добровольно. Сперва они стали изгоями - вышли н а р а з в е д к у, снялись с мертвой точки,- а уже потом были за это биты. Кайфовый полет Ангелов заключался в мотоцикле, а Проказников - в ЛСД, но и те и другие совершали потрясающее погружение в оргазменное мгновение, в с е й ч а с, а в течение ближайших сорока восьми часов Ангелам предстояло приобщиться вдобавок и к кислоте. Проказникам же предстояло приобщиться к... Стужу, старинному ужасу, страху мальчика из приличной семьи перед Ангелами Ада - А н г е л а м и А д а - во плоти, в их грязной плоти, и окажись они способны вовлечь в свою орбиту эту темную и грубую таинственную силу...
      Кизи! Что за прикол - у всех тахикардия!..
      Из громкоговорителей на верхушках секвой, растущих над крутым земляным обрывом по ту сторону шоссе, раздается трескучий, гнусавый голос Боба Дилана, на невероятной громкости предающегося своим сомнительным протяжным напевам: "Э-э-э-эй, мис-тер там-бу-ринщик" - это передается программа Нерадиостанции КЛСД Сэнди Леманн-Хаупта, неукротимого диск-прикольного-жокея, самого Пеностиролового Лорда Байрона. Он вещает в домике в микрофон и крутит для вас пластинки - Кэссади на таком взводе, что это уже не он, а механический человек-винт на шарнирах - Горянка наготове "Э й, К и з и!" - Отшельник ухмыляется - Пейдж разгорячен - мужчины, женщины, дети. раскрашенные, в пух и прах разодетые, - носятся по ярко освещенной лощине - Агггррррррррр - этот звук донесся до них в три часа дня.
      Это было похоже на мчащийся в десяти милях от них локомотив. Это Ангелы Ада надвигались "походным порядком", спускаясь с горы на "харли-дэвидсонах-74". Где-то там, наверху, Ангелы петляли по змеистой Дороге 84, снижая скорость - тррррраг - и взвинчивая ее до предела, а рев локомотива делался все громче и громче, и вот уже невозможно стало расслышать ни собственный голос, ни гнусавое пение Боба Дилана, и трраааааггггг - вот они показались из-за последнего поворота, Ангелы Ада, на мотоциклах, бородатые, длинноволосые, в джинсовых куртках-безрукавках с черепами - эмблемами смерти - и всем прочим, во всем своем отвратном великолепии, а потом один за одним вихрем миновали деревянный мост и, кренясь на бок, затормозили перед домом средь взметнувшихся ввысь пыльных туч, и происходило это все как в кино - все изгои, подпрыгивая, выжимают на мосту полный газ, раскинув руки под немыслимым углом к рулю, а потом тормозят один за другим, один за другим.
      Ангелы, со своей стороны, знать не знали, чего им ждать. Раньше их никто никуда не приглашал, по крайней мере всей шайкой. Не столь уж часто доводилось им значиться в списках приглашенных. Им мнилось, что они разузнают, в чем там суть да дело, и все вполне может кончиться жестоким побоищем, в котором будет проломлена не одна башка, но это, во всяком случае, был бы нормальный ход событий. Оказавшись на чужой территории, Ангелы всегда вели себя злобно и настороженно, в каждом подозревая врага, но здесь не было даже намека на чтолибо подобное. Столько народу уже тащилось неизвестно под чем, что одно это обезоруживало почти мгновенно. У Проказников было явно не меньше миллиона порций любимого наркотика Ангелов - пива, - а заодно, для всех, кто не прочь попробовать, и ЛСД. От пива Ангелы пришли в веселое расположение духа, а ЛСД подействовала на них умиротворяюще и едва не парализовала, что резко отличало их от Проказников и прочих собравшихся там интеллектуалов, которые, зарядившись, летали как чумовые.
      Девица Тупица дала Ангелу Ада по прозвищу Вольный Фрэнк немного ЛСД, которую он считал чем-то вроде винта с повышенным числом оборотов,- и он пережил самое необыкновенное ощущение в жизни. Когда сгустились сумерки, он влез на секвойю и прильнул к установленному в ветвях громкоговорителю, с упоением отдавшись на волю звуков и вибраций, производимых песней Боба Дилана "Подземный блюз тоски по дому".
      Пит, мотогонщик из сан-францисских Ангелов Ада, сказал, ухмыляясь и всматриваясь в бадью с пивом:
      - Старина, место тут - лучше не бывает. Когда мы приехали, мы знать не знали, что нас ждет, но все оказалось на высшем уровне. Наконец-то можно вволю повеселиться и никого не дубасить.
      Вскоре ущелье уже оглашалось характерным для упившихся пивом Ангелов жизнерадостным утробным смехом: "Хо! - Хо! - Хо! - Хо! -- Хо! - Хо!"
      Сэнди Леманн-Хаупт, Пеностирольный Лорд Байрон, не выпускал из рук микрофон, и его диск-прикол-жокейская скороговорка оглушительно гремела в лесу по обе стороны шоссе:
      - Говорит Нестанция КЛСД, в вашей голове 800 микрограммов, у станции задание пробудить ваше сознание и освободить от нудного наказания, прямо отсюда, с верхушек секвой Венеры! '
      Потом он перешел на длинный блюзовый речитатив на тему Ангелов Ада, куплетов на пятьдесят, куда входила как невразумительная кислотная болтовня, так и абсурдные легенды, к примеру, какая-то дикая чушь о раздавленных на шоссе черепахах, а заканчивался каждый куплет таким рефреном:
      "Ах, как рад я, что я - Ангел,
      все время весь в грязи!"
      Что за дьявольщина - какой-то сумасброд имел наглость объявлять по радио на все дороги Калифорнии о том, что Ангелы все время все в грязи,- но разве устоишь против этого безрассудного прикольного маньяка, черти его раздери, - и очень скоро Ангелы уже подхватывали вместе со всеми;
      Ах, как рад я, что я - Ангел,
      все время весь в грязи!"
      Потом перед микрофоном возник Аллен Гинзберг с кастаньетами на пальцах и пустился в пляс, тряся длинной, до пуза, бородой и распевая протяжные индусские напевы, а микрофон разносил их по всей Калифорнии, США: "Х а р е К р и ш н а... Х а р е К р и ш н а... Х а р е К р и ш н а" - ну, и что это, интересно знать, за харя у какого-то там вшивого Кришны - что это за прикольный тип с такой уж выдающейся харей - однако что тут поделаешь, злись не злись, а тебя одолевает тот же экстаз, что и этого пижона. Гинзберг и впрямь привел Ангелов в замешательство. Он воплощал в себе многое из того, что Ангелы ненавидели: еврей, интеллектуал, житель Нью-Йорка, и всетаки он был неподражаем - самый нормальный из всех ненормальных парней, каких они когда-либо встречали.
      "И все время весь в грязи!"
      Гнусные экстремисты - с наступлением темноты копы выстроились в ряд вдоль шоссе, машина за машиной, прямо за ручьем, у ворот, и делали попытки разобраться во всей этой чертовщине. Там и впрямь творилось нечто невообразимое. Проказники пустили в ход весь свой электронный арсенал, средь верхушек деревьев неистовствовал рок-н-ролл, по ущелью носились лучи прожекторов. над головами копов исступленно вопила Станция КЛСД, во мраке сверкали, пошатываясь, люди, размалеванные светящейся краской, Ангелы заливались своим "Хо-Хо-Хо-Хо", Кэссади, сбросив с себя все, кроме чертовски мощного телосложения - только и одежды, что чертовски мощное телосложение,- размахивал руками и дергался, как на шарнирах, стоя в луче прожектора на веранде бревенчатого дома с бутылкой пива в одной руке, а другой угрожающе потрясая в сторону копов:
      - Ах вы трусливые сукины дети! Что с вами стряслось, ублюдки ебучие?! Ну идите же сюда, вы у нас сейчас получите... ага, обосрались! Да в ваших подлых душонках и без того полно дерьма! - заливаясь при этом хохотом и дергаясь, как на шарнирах. - Меня не наебете, сынки говноедов! Идите сюда! Получите по своим ебучим заслугам!
      Суть в том, ребята, что перед нами в высшей степени непотребный пример деградации, компрометации и подрыва репутации, мы видим живьем доведенную до безумия распущенность в комплекте с самими Ангелами Ада, и при этом нам ничего не остается, кроме как сдерживать противника. Строго говоря, они вполне могли совершить вторжение на том основании, что Кэссади находился на людях в непристойном виде или еще что-нибудь в этом роде, однако при этом не был нарушен ни один из существующих законов, кроме разве что всех до одного законов Божьих и человеческих, - и все-таки лучшим выходом представлялась простая политика сдерживания. Вторгнуться во владения этих полоумных за такое ничтожное преступление, как демонстрация непристойностей, да еще и в десяти машинах, битком набитых вооруженженными копами, - такой опрометчивый поступок нелепо было даже вообразить. И полицейские мигалки вращались и отбрасывали яркие красные блики на крутой склон земляного утеса, создавая стробоскопический эффект, а рации связи с полицейским управлением работали на всю катушку, и оттуда, наряду с атмосферным свистом, то и дело раздавался язвительный двухсотдвадцативольтный электрический баритон-колючка: "Э-э-ээй, мис-тер там-бу-рин-щик" - чего как раз недоставало, чтобы довести ущелье Ла-Хонда до полнейшего исступления.
      Ангелам, тем временем, открывалась непостижимая вещь. Как правило, куда бы ни направлялись они во время своих походов, они везде подвергали испытанию людское хладнокровие. Ну чего вылупилась, мать твою! Обычно они бывали удовлетворены, как только отмечался шок или неприкрытый ужас. А если не было ни шока, ни ужаса, и взамен какой-нибудь смельчак пытался слегка огрызнуться, тогда-то и наступала пора проламывать головы и рвать задницы всем, кто попадется под руку. Но этим неженкам Проказникам все их испытания были что Божья роса. Пока Ангелы не попали к Кизи, они понятия не имели, что дозволительно, а что - нет. П л ы в и п о т е ч е н и ю! Самым здоровенным, гнусным, крутым и отталкивающим из всех Ангелов Ада был уродливый гигант по прозвищу Крошка. После него самым здоровенным, гнусным, крутым и отталкивающим Ангелом Ада был высокий костлявый детина по прозвищу Канюк, имевший благодаря черным волосам и бороде, спутанным и косматым, весьма мрачный вид, при этом нос у него торчал как клюв, а кадык свисал не меньше чем на фут, что делало его похожим на гигантского канюка. У Крошки с Канюком был прикол подойти друг к другу в компании не-Ангелов, высунуть языки и начать их друг у друга облизывать - такой вот нечистоплотный заглот с целью шокировать добропорядочных обывателей, и это в самом деле вызывало потрясение,- и вот они подошли вплотную к этой высокой девчонке Кизи, Горянке, за-гло-о-о-о-о-от - и дальнейшее им представилось невероятным. Она всего лишь пристально посмотрела на них, ухмыльнулась, сверкнула глазами и принялась над ними хохотать: "Хо-хо-хо", - словно нормальным языком хотела сказать: "Что за чушь собачья!" Это было просто неслыханно. Потом кто-то из них пустил по кругу косяк, они передали его Горянке, а та громко выпалила:
      - Нет уж, черта с два! Какого черта вы суете чистый косяк в свой грязный рот! Это чистый косяк, а вы касаетесь его своими грязными ртами!
      Никто еще на памяти живущего поколения не отказывался затянуться марихуаной после Ангелов, по крайней мере под предлогом санитарного состояния косяка, и вот на это решилась эта полоумная девица, которая попросту ослепила их своим презрением, и им это пришлось по душе.
      Дошло даже до того, что, когда Горянка увидела, как Крошка с двумя банками пива направляется в сумасшедшую ванную, собираясь, похоже, там запереться и попить в спокойной обстановке пивка - а ведь ванной этой пользовались все здешние девушки,- так вот, видит Горянка такое дело и кричит Сонни Барджеру, первейшему предводителю Ангелов Ада: "Эй, Сонни! Скажи этому недоноску, чтоб держался подальше от нашей чистой ванной!" разумеется, в издевательском тоне,- и Сонни подхватывет: "Слыхал, ты, недоносок! Держись-ка подальше от чистой ванной! Кто тебя туда пускал?!" и Крошка выскальзывает за дверь - с презрительным видом, но ведь выскальзывает...
      Такие-то вот дела! Все идет как по маслу. Ангелы Ада уже в нашем фильме, мы их туда затащили. Горянка, а с ней и многие Проказники провернули с Ангелами идеальную комбинацию. Проказники отнеслись к ним подружески, быть может, так, как никто еще в жизни к ним не относился, но в этом не было и намека на малодушие, и любые подлянки пресекались в зародыше. Это и была идеальная комбинация, однако Проказникам даже не пришлось эту комбинацию задумывать. Они попросту делали свою вещь, и вещь обернулась именно так. Все те принципы, что они разрабатывали и обсуждали в своем ла-хондском уединении - все они до прикола здорово действовали.
      Плыви по течению... а течение-то каково! - каковы ребятишки эти Проказники!.. На подобных шумных сборищах Ангелов частенько ждал еще один гвоздь программы под названием "Кого бы тут выебать? " - и не успели они об этом вспомнить, как некая городская блондиночка, одна из приехавших издалека гостей, премиленькая и уступчивая сладострастная смесь гормонов, взяла да и дала понять троим Ангелам, что она совсем не против с ними уединиться, так что они гурьбой направились в надворную постройку и получили там массу удовольствия. Вскоре уже все Ангелы знали о "новой мамочке", и целая куча их набилась в надворную постройку, где все принялись, дожидаясь своей очереди, накачиваться пивом, хохотать и отпускать разнообразные критические замечания. Красно-белое платье девицы задралось до груди, и на ней в бледном коричневато-желтом свете хибары возились двое или трое разом - кто между ног, кто усаживался ей на лицо, сплошняком шли заглоты, вожделенные взгляды, прерывистое дыхание и журчание сквозь колючки лобковых волос, а на световых пятнах ее бедер и живота блестели сперма и пот, она корчилась и стонала, однако вовсе не в знак протеста, с ней случился какой-то пьяный приступ Бог знает чего, а вокруг, то подбадривая ее, то журя, толпились парни без штанов и дожидались своей очереди, кое-кто и по второму заходу, кое-кто и по третьему, пока все ее отверстия не были использованы по меньшей мере полсотни раз. Ктото из Ангелов сходил за ее бывшим мужем. Тот так зарядился, что его шатало от ветра. Под хитрыми и свирепыми взглядами находящихся в половой охоте самцов они ввели его в пропахшую удушливым мускусным запахом похоти хибару, и ему было сказано поднапрячься и валять. Все молчат - черт подери, кажется, дело зашло слишком далеко, - однако девица поднимается и с затуманенным взором просит его ее поцеловать, что он и делает, целуя сверкающие продукты секреции, после чего накреняется, взбирается на нее верхом и засовывает, а Ангелы устраивают овацию: "Хо-хо..."
      ...но ведь это ее фильм, чей же еще, а мы только плыли по течению.
      Так много пива... а пиво для Проказников напиток экзотический. Горянка и Кизи поднялись в приют, где свет рампы, где сквозь силуэты верхушек деревьев виднеется полная луна. Они просто болтают при свете луны, а потом туда нетвердой походкой поднимается Сэнди, который вовсю тащится под кислотой, он усаживается рядом с ними и смотрит вниз, дно леса покрыто рябью лунного света, земля в волшебном приюте блестит и струится, словно воды реки, а они сидят себе там... к а н ю к! Вверх по склону бредет по направлению к ним Канюк, и во тьме волшебного приюта, при свете луны он... и есть канюк, да еще и огромный, с клювом, смертельно черный, с отвисшим зобом, чешуйчатой спиной, висящими крыльями, жилистыми узловатыми лапами Кар-р-р-р! - и Кизи вскакивает, принимается махать на него руками, будто и впрямь отпугивая канюка. и кричит:
      - А-а-а-а!.. канюк! Эй! Пошел прочь, ты же канюк! Уберите отсюда этого канюка!
      Конечно же, все это из той же серии издевательских поступков - и Канюк смеется - Хо! - Хо! - Хо! это же не взаправду, и все-таки это... в з а п р а в д у, это взаправдашний канюк, ведь можно посмотреть на все это дело и по-другому - Кар-Кар-Ка-а-а-р-р-р - и Канюк принимается прыгать и размахивать руками - и тогда устанавливается полнейшая... взаимосвязь - с и н х р о н и з а ц и я - прозвища человека и птицы, и уже неважно, канюк он или человек, потому что все это слилось воедино, и все они это видят...
      Все они видят многое. Уходит Канюк, уходит и Сэнди, а Кизи с Горянкой остаются в покрытом рябью лунного света приюте. И постепенно - где? - Кизи с Горянкой... ах, многое сливается воедино от всего этого света. беспамятства и свистящих внизу атмосферных помех, многое становится ясным, многое - уместным и справедливым, в такую-то ночь, в ночь полнолуния, высоко над незатихающей далеко внизу круговертью...