– Все мы мечтаем о романе со счастливым концом, – вздохнула Джоан. – Что бы это ни значило. Но не все сказки заканчиваются свадебными колоколами.

Вот и все. Луи де Бернье был позабыт за оживленными разговорами о мужчинах и страстным обсуждением плюсов и минусов замужества.

– С меня хватит! – вдруг завопила Эмбер. – Интеллектуальный вечер духовного развития выродился в девичник! Очевидно, никто, кроме меня, о книгах говорить не хочет.

После минуты напряженной тишины заговорила Хелен.

– Почему же, – сказала она. – Я хочу. – До этого она за весь вечер не проронила ни слова. – Я даже принесла с собой книгу, – Хелен открыла сумочку, – и советую всем вам ее прочитать, потому что книга потрясающая.

В руках у нее была одна из тех продолговатых, тонких книг в бумажной обложке, которые обычно оказываются очень серьезными. Роман назывался «Пёс», автор – Джозеф Бриджес. Это была книга Джо. Того самого Джо, с которым мы познакомились в Париже.

– «Пёс» – рассказ о дружбе мальчика, страдающего аутизмом, и его собаки, – рассказывала Хелен. – Действие происходит в Польше вскоре после войны. Эта книга о том, как животные помогают излечить раны, нанесенные человеком человеку, сломать психологические преграды. Очень тонкий анализ человеческой природы, – продолжала она. – Прекрасный язык и трогательный сюжет, даже если вы не привыкли плакать над книгами.

В комнате наступила полная тишина.

– Действительно, потрясающая книга, – согласилась Кэти. – Нужно записать название. «Пёс»?

– Совершенно верно, – подтвердила Хелен, протягивая ей книгу.

– Ты когда-нибудь слышала о Джозефе Бриджесе? – спросила я Эмбер, из чистого любопытства естественно.

– О да, смутно припоминаю, – равнодушно ответила она. – Кажется, бредятина какая-то. – Чего и следовало ожидать. Эмбер часто поливает грязью то, что достойно восхищения.

– Чудесная книга, – спокойно возразила Хелен, хотя я увидела, что ее лицо покраснело. – Здесь написано, что роман дважды номинировался на литературные премии.

– Это ничего не значит, – буркнула Эмбер. – Скорее всего, у него есть друзья в жюри.

– Нет, книга на самом деле удивительная, – не уступала Хелен. И вдруг взглянула на меня: – И ее автор – удивительный человек.

Ага! Значит, вот в чем дело. Вот почему от Хелен так долго ничего не было слышно. Она запала на Джо, но стеснялась мне признаться. Или не хотела расстраивать, рассказывать, что влюбилась и была счастлива, после того, что мне пришлось пережить. Вот почему она купила эту книгу. Вот почему в Париже силком потащила играть в настольный футбол. Джо ей понравился. Хелен же сказала, что он симпатичный, поэтому и настаивала, чтобы мы сыграли партию. Я попыталась вспомнить тот день. Возможно, память меня подвела? Я тогда была не в себе. Помню, что после матча мы выпили пива и, когда я вернулась из туалета, у Хелен и Джо был вид двух воркующих голубков. Но почему бы и нет? Если одна подруга не дала свой телефон, почему бы не попросить его у другой? Тем более что он ей явно понравился. Это нормально. То-то в последнее время до нее было не дозвониться. Когда Хелен кто-то нравится, она становится тихой как мышь и целыми неделями где-то пропадает.

– Значит, ты снова встречалась с Джо? – как бы невзначай спросила я чуть позже, когда Эмбер провожала остальных.

– Пару раз он звонил из Парижа, – ответила Хелен. – Через месяц возвращается в Лондон. Знаешь, Минти, он очень милый, – многозначительно произнесла она. – Я дам тебе почитать его книгу, правда, сама еще не закончила.

– Не надо. Я куплю. Если верить твоим словам, книга хорошая. Позвони мне, ладно?

Хелен взяла сумку и направилась к двери.

– Да, хорошо, – неуверенно пообещала она. – Только сейчас у меня очень... напряженно со временем.

– Ничего... позвони, когда захочешь, – успокоила я.

– Боже, это катастрофа! – причитала Эмбер, пока я загружала посуду в посудомоечную машину. – Коэффициент интеллекта этих женщин превышает все мыслимые нормы, но они, тем не менее, могут говорить только о мужиках!

– Так всегда бывает, когда собирается женская компания, – утешила я. – Даже самые умные женщины только об этом и говорят. Готова поспорить, что умницы-разумницы, отхватившие Нобелевскую премию по физике, и те, в конце концов, скатятся на разговор о мужиках.

– На них жалко было смотреть! – сердито выпалила Эмбер. – Честно, Минт, весь вечер коту под хвост, не говоря уж о проделанной работе! – Она затопала по лестнице, а я как раз закончила убирать на кухне. – Знаешь, – донеслось сверху, – я так разочарована, что больше не собираюсь заботиться о духовном развитии своих подруг! Пусть что хотят, то и делают!

«Пусть что хотят, то и делают, – писала Ситронелла Прэтт в своей колонке. – Какое мне дело до жизни моих незамужних подруг? Разумеется, и у них есть свои достоинства. К примеру, из них получаются отличные крестные. У Сьенны их целых шесть, и все души в ней не чают. Все время приходят в гости, дарят чудесные подарки. Неудивительно, ведь Сьенна – очаровательный младенец. И мне так нравится привычка незамужних женщин приходить на ужин в самый последний момент. Они никогда не жалуются, если их сажают рядом с некрасивыми и занудными мужчинами. Поэтому не подумайте, что я не люблю своих незамужних подруг. Это не так. К сожалению, все они совершают одну и ту же непростительную ошибку, – скорбно заключала Ситронелла. – И это меня ужасно раздражает. В конце концов, все они начинают жаловаться, что до сих пор не замужем. Это наводит скуку и вгоняет в депрессию. И хотя их очень жаль и болит душа, так надоело раз за разом выслушивать одно и то же. Естественно, в открытую никто не плачется. Но есть кое-что красноречивее слов. Я сразу замечаю. Когда мои незамужние подруги беззаботно щебечут о карьерном продвижении, месте в совете директоров, своих новых книгах или поездке в Бутан, я, разумеется, очень вежливо слушаю и лишь иногда поглядываю на часы. К несчастью, я знаю правду: под маской успеха и жизни, полной приключений, скрывается отчаянная тоска. Они завидуют тому, что есть у меня. При взгляде на моего Эндрю у них слюнки текут. На самом деле, какая смертная скука – разговаривать с этими жалкими, отчаявшимися незамужними женщинами, особенно таким, как я, познавшим экстаз семейного счастья, одним словом, ЧМО, то есть Чудесным Матерям Одного ребенка! (Кстати, Сьенна только что научилась произносить „критерий конвергенции».) Поэтому теперь каждый раз, когда мне звонят мои одинокие подруги, я сразу же нажимаю кнопку автоответчика. Ведь в нашем мире и так полно несчастий. Не хватало еще выслушивать жалобы незамужних подруг на никчемную, пустую жизнь. Уверена, все со мной согласны».

Этот шедевр журналистики попался мне на глаза, когда я сидела в офисе и готовила репортаж о лечении бесплодия. Я уже взяла интервью у двух женщин, которые стояли на очереди в клинике искусственного оплодотворения Листера. Встретилась с матерью троих детей, зачатых с помощью донорской яйцеклетки. Сейчас мне предстояло взять интервью у знаменитого профессора Годфри Барнса. Но сперва нужно было записать пару коротких высказываний Ситронеллы.

– Почему она не может приехать на Сити-роуд? – пожаловалась я Джеку. – Опять мне тащиться в Хэмпстед. Если хочет появляться в эфире, пусть волочет сюда свою толстую задницу.

– Минти! – поразился Джек. – Я и не думал, что ты знаешь такие слова.

Остановившись на минутку, я подумала: «Действительно, я никогда не ругаюсь. Сама на себя не похожа. И что это со мной в последнее время?»

– Хотя ты права, – рассудительно добавил он. – Полностью с тобой согласен. Но, к сожалению, в ее контракте написано, что мы должны приезжать к ней домой. Нельзя злить миссис Счастливая Попка, сейчас не самое подходящее время.

И вот через пару часов я опять стояла на пороге особняка в Хампстеде. Красавица Франсуаза проводила меня в дом, поглядывая, как мне показалось, с сочувственной улыбкой.

– Как поживает БМВ? – в шутку спросила я.

– БМВ? Какой БМВ? Я езжу на старом мотоцикле.

– О, простите, наверное, что-то перепутала, – извинилась я.

– Привет, Арабелла! – мяукнула миссис Прэтт.

– Араминта.

– Вы читали мою статью на этой неделе?

– М-м-м, нет. К сожалению, – соврала я. – Совсем нет времени.

В руках у нее была крошечная сумочка, похожая на висячий замок. Ситронелла проводила меня в кабинет.

– Франсуаза, чаю! – приказала она, звонко хлопнув пухлыми ладонями. Пальцы у нее были как сардельки. Подключая магнитофон, я рассказывала ей о статистике бесплодия: одна из шести женщин не может забеременеть и нуждается в лечении. Основные причины – спайки фаллопиевых труб, качество спермы, расстройства яичников, действие алкоголя и сигарет. На самом деле мне хотелось, чтобы Ситронелла поразглагольствовала о моральном аспекте искусственного оплодотворения. Имеют ли врачи право играть в Бога и применять научные методы, вмешиваясь в естественный, природный процесс? Мне хотелось поговорить о донорах спермы и яйцеклеток, о риске рождения близнецов и тройняшек. Раскрутив провод, я нажала на «запись».

– Когда я вижу женщин, неспособных иметь детей, у меня болит душа, – с сочувственной улыбкой заговорила Ситронелла. – Понятно, что среди тех, кто обращается за лечением, лишь единицы смогут зачать.

– Вообще-то, пятнадцать процентов, – поправила я. – Не сказала бы, что это единицы, если вероятность естественного зачатия – тридцать процентов.

– О! – у нее был недовольный вид.

– А в некоторых клиниках, например в клинике Годфри Барнса, процент зачатий равен двадцати пяти.

Ситронелла пропустила мимо ушей эту информацию, очевидно предпочитая, как и Эмбер, видеть только плохое.

– Сейчас я поведаю радиослушателям маленький секрет, – пообещала она. – Моя малышка Сьенна тоже появилась на свет... не так сразу.

– Правда? – поинтересовалась я из вежливости, подавляя зевок. Мне было до лампочки, как появилась на свет малышка Сьенна.

– Да, – подтвердила Ситронелла. – Ничего не бывает просто так. Я тоже какое-то время билась в агонии бездетности. – На ее лице промелькнуло выражение героического страдания.

– О боже!

– Но я нашла избавление не в пробирке, не в чашке Петри, – промолвила она наставительно. – Не в шприце, полном зловещего, сильнодействующего зелья. Нет. Решение просто. Вот оно! – Жестом фокусника Ситронелла откуда-то извлекла красный корсет в рюшечках и пояс для чулок и принялась размахивать им в воздухе. Корсет заставлял вспомнить наряды танцовщиц «Фоли-Бержер», нарисованные Тулуз-Лотреком после изрядной порции абсента. – При помощи этого корсета мы и зачали Сьенну, – продолжила она, застенчиво хихикая. – Сейчас я расскажу все в подробностях...

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – испугалась я.

– Красный атласный лиф на косточках, – я уставилась на ее плоскую грудь, – с соблазнительно глубоким вырезом. – Представить что-то менее соблазнительное, чем Ситронелла в этом лифе, было выше моих сил. – У корсета множество сексуальных деталей, например эти хлястики. – Она подергала два хлястика на груди. – И бретельки из перьев марабу. Когда я рассказала подруге о нашей проблеме, она посоветовала мне купить новое белье, – поделилась Ситронелла. – Я заказала это чудо по каталогу Энн Саммерс, и... – она захихикала, – фокус удался. Не прошло и трех лет, как у нас появилась малышка Сьенна, поэтому я настоятельно рекомендую слушателям последовать моему примеру.

– Чудесная история, – промямлила я, про себя жалея Ситронеллу: ей пришлось нацепить сексуальное белье, чтобы заставить мужа выполнять супружеские обязанности. – Тем не менее, – продолжала я вкрадчиво, – хотелось бы поговорить о моральном аспекте лечения бесплодия, а не о вашем сексуальном опыте. – Я мечтала поскорее покончить с интервью и убраться к чертям. Наконец, мне удалось вытянуть из нее пару членораздельных фраз.

– Я не одобряю женщин, которые обращаются в клиники искусственного оплодотворения, – отрезала она. – Существует слишком много этических проблем. Но вряд ли это заботит бедных-бедных женщин, которые уже отчаялись забеременеть.

– Думаю, женщинам не стоит забивать голову этическими вопросами, – заявил профессор Годфри Барнс. – Меня это не волнует! – откровенно признался он. – Мне наплевать на мораль!

Сидя в крошечной приемной его клиники недалеко от Камден-сквер, я восхищалась этим человеком, свободным от предрассудков. «Получится прекрасное интервью», – думала я, наблюдая, как крутится кассета. Барнс прямо выкладывал свое мнение – никакой лицемерной уклончивости. Некоторые мямлят, тянут канитель: «С одной стороны то... с другой стороны это. Все зависит от обстоятельств... бла-бла-бла». Уснуть можно. Барнс рубил с плеча. И к тому же был безумно привлекателен.

– Мой девиз: да будет жизнь! – провозгласил он с громовым хохотом. – Моя работа – помогать детям появиться на свет. Фантастика. Я была в восторге. На самом деле, я чувствовала себя потрясающе, в первый раз за многие месяцы, а ведь мы даже не флиртовали. Было бы непрофессионально заигрывать с героем программы. И потом, я еще не готова с кем-то заигрывать. Не оправилась пока от истории с Домиником. Нет, я определенно не буду с ним кокетничать. Ни в коем случае. Тем не менее, я похвалила себя за то, что надушилась, сделала макияж и надела свой самый красивый костюм от «Фаз эйт» с маленьким боковым разрезом на юбке. Встряхнув волосами, я поближе подвинула микрофон.

– Значит, вы помогли забеременеть многим женщинам? – задала я провокационный вопрос. Шутка пришлась ему по вкусу – его красивое лицо расплылось в широкой улыбке.

– О да! – ответил он, проводя рукой по густым рыжим волосам. – Я помог зачать сотням, сотням женщин. Посмотрите сами! – Он указал на доску для объявлений, которая была сплошь увешана фотографиями младенцев. Груднички в фас и профиль, купающиеся и восседающие на высоких стульчиках, в колясках и на коленях у родителей, в голубых комбинезончиках и крошечных розовых платьицах. Двойняшки и тройняшки. Мальчики и девочки. Сияющий Барнс смотрел на них с почти отцовской гордостью.

– Вы сравниваете себя с Богом? – осведомилась я с улыбкой. – О вас часто так говорят.

Он снова расхохотался, и я тоже не удержалась. Какой обаятельный, приятный мужчина! «Слава богу, догадалась подкрасить ресницы», – подумала я, заглядевшись в его веселые зеленые глаза.

– Бог – творец, – ответил он. – Я же просто творческий человек. И не забывайте, наши клиентки выкладывают кругленькую сумму. Лечение от бесплодия – дорогое удовольствие.

– Вам не приходило в голову, что женщины не должны платить за это? – спросила я. – Каждый из «ваших» младенцев – если можно так выразиться – стоит от пяти до десяти тысяч фунтов.

– Нет ничего плохого в том, чтобы заплатить за операцию по пересадке сердца, – парировал Варне. – Или замене бедренного сустава. Я считаю, что неспособность зачать всего лишь расстройство, поддающееся лечению. – Он взял чистую пробирку и стал катать ее между ладонями. – Какая разница, платят мне за лечение женского бесплодия или за установку кардиостимулятора? В последнем случае врач продлевает человеку жизнь. Я способствую ее зарождению.

– И последний вопрос: чему вы обязаны столь высокой долей успешных операций?

Он опять расхохотался, при этом в уголках глаз и рта обозначились мягкие морщинки. Внезапно выражение его лица изменилось. Он как будто засомневался и даже сконфузился:

– На этот вопрос у меня нет ответа. Думаю, мне просто везет.

Он опустил взгляд, а потом снова поднял и пристально посмотрел на меня. И мне захотелось смотреть ему в глаза бесконечно. Внутри все таяло. Я была готова всю жизнь сидеть вот так и любоваться искорками в его сияющих зеленых глазах. «Какой замечательный человек», – снова подумала я. Жаль, что интервью подошло к концу. Я могла бы говорить с ним часами.

– Это было потрясающе, – искренне поблагодарила я и остановила кассету. – Мне будет жаль вырезать лишнее.

– Уверен, вы справитесь, – ответил он. – Кажется, вы очень умная молодая женщина.

– До свидания, профессор Барнс! – сказала я, выходя в коридор. – Очень рада знакомству.

– Всего хорошего, Минти! – Он пожал мою руку, и в глазах его опять заиграли огоньки. – Так! Кто следующий? – хлопнул он в ладоши. – О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!

– Чуть сквозь землю не провалилась, – рассказывала я Эмбер в следующую субботу. Мы устроили себе день красоты. Эмбер сдала первую главу, мой репортаж о лечении бесплодия имел большой успех, и мы решили вознаградить себя целым днем безделья и релаксации в центре красоты. Сейчас мы расслаблялись у прудика с карпами.

– Что же ты сделала? – заинтересовалась Эмбер, запахивая белый махровый халат. После сеанса ароматерапии она благоухала маслом герани и пачулями.

– Просто улыбнулась и сказала: «Привет, Дейдра!» Что еще мне было делать?

– Она смутилась? – Эмбер пыталась перекричать журчание фонтана.

– Сложно сказать. Наверное, – задумалась я. – Но не потому, что столкнулась со мной в клинике, а потому, что не видела меня... – к горлу подступила тошнота, – со дня свадьбы.

– Понятно. – Эмбер взяла меня за руку и тихонько ее сжала. – Бедняжка Минт.

– Так что, думаю, Дейдре просто стало неловко оттого, что она встретилась со мной. Уверена, так оно и было, – продолжила я, – потому что она все время улыбалась. Люди всегда так делают, когда сконфужены: улыбаются, чтобы не показать виду.

– Может, это у нее от таблеток для лечения бесплодия? – Эмбер скорчила гримасу. – Я слышала, от гормонов крыша едет.

– А может, она просто рада, что наконец-то решилась, – предположила я. – Даже когда она вошла в офис профессора Барнса, то продолжала улыбаться, как идиотка. Интересно, почему Уэсли с ней не было? – вдруг озадачилась я. – Наверное, он уже сделал все, что требовалось. Бедняжка Дейдра... Надеюсь, у нее все получится. Она так мечтает забеременеть.

– А я так мечтаю не забеременеть, – содрогнувшись, изрекла Эмбер. – Только подумаю, как меня уже тошнит! – Взглянув на ее прелестный профиль, я подумала: «Какая жалость!» – Мне всегда нравились слова Сирила Конноли, – гнула свою линию Эмбер. – «Заклятый враг великого таланта – детская коляска в прихожей».

– Эмбер, – проговорила я, теребя листочек папоротника, – можно задать тебе вопрос? Если не захочешь, можешь не отвечать.

– Все нормально. Валяй!

– Нет, правда, очень трудно говорить об этом с человеком, которого знаешь, как свои пять пальцев.

– Да в чем дело? – не выдержала она.

– Ни в коем случае не хочу, чтобы ты подумала, будто я сую нос не в свое дело.

– Господи, надеюсь, ты не проводишь таким образом свои интервью, – простонала она.

– О'кей. Так... Эмбер, – отважилась я. – Если ты так решительно настроена не иметь детей, почему бы тебе не сделать стерилизацию?

– Потому, Минти, что я – ты это прекрасно знаешь – ужасно боюсь больниц.

Надо же... Я и не знала. Забыла, наверное.

– Видеть не могу эти книги, – буркнула Эмбер, раздраженно дернув плечами.

Рядом, на столике из ивовых прутьев, громоздилась куча брошюр: «Хватит думать – начните жить», «Счастлива, несмотря ни на что», «Сила позитивного мышления», «Нет радуги без дождя», «Как пережить разрыв», «Как добиться своей цели», «Сила внутри вас», «Как стать счастливой за пять минут».

– Не помогают? – усмехнулась я.

– Нет, – ответила она. – Ни капельки. Девяносто фунтов выброшены на ветер.

Когда Доминик меня бросил, я тоже хотела купить какую-нибудь книгу по психологии, но не нашла ничего подходящего. Мне-то нужно было руководство «Как не удавиться, если в присутствии всех ваших знакомых вас бросил у алтаря возлюбленный», «Как сохранить собственное достоинство после самого кошмарного унижения вашей жизни» или «Как побороть садистские фантазии, в которых вы убиваете бывшего жениха». К несчастью, ни в одном магазине таковых не оказалось.

– Боже, какой же Чарли ублюдок! – в сотый раз повторила Эмбер, захлопнув брошюру «Четырнадцать тысяч способов стать счастливым». И завелась на полчаса, без остановки: как «жестоко» он с ней поступил, как «бессердечно», «столько времени коту под хвост».

Эмбер ведет себя несерьезно. Это же самообман. Чарли хотел детей, она нет – все очень просто. Чарли ни в чем не виноват. Он порядочный человек. Изо всех сил пытался что-то исправить. Но это невозможно, ведь они с Эмбер просто несовместимы. Точнее, у них разные цели в жизни. Она все время твердит, что была «в шоке» от случившегося. Но я не понимаю почему. Такой конец был неизбежен. Все подозревали, что рано или поздно они расстанутся, потому что у них ничего бы не получилось.

Вот я действительно была в шоке. Меня будто молнией ударило. Совершенно неожиданно. Я и понятия не имела, что Доминик сомневается. Все свалилось на меня в одну секунду. Но разве я сижу здесь и поношу Доминика, на чем свет стоит, обзывая его законченным мерзавцем и грязной свиньей? Нет. Я молчу. И мало-помалу раны затягиваются. Несмотря на тот кошмар, который мне пришлось пережить, несмотря на то, что я до сих пор так до конца и не осознала, что произошло. Минуло всего три месяца, но я нашла в себе силы двигаться дальше. В отличие от Эмбер. Взяв «Элль», я принялась лениво разглядывать фотографии. И вдруг мой взгляд остановился на одном из манекенщиков. Я с грустью рассматривала его лицо. Чем-то он напомнил мне Доминика: такой же изгиб рта, те же золотистые волосы. Я не удержалась и печально вздохнула.

– Может, если... – прошептала я.

– Что?

– Может, если бы я уделяла больше внимания нашим отношениям...

– Минти, о чем ты говоришь?

– Может, если бы я уделяла нашим отношениям больше внимания, Доминик бы не бросил меня, – тихо произнесла я. Эмбер уставилась на меня. – Я пытаюсь понять, почему это случилось. Может, на самом деле я во всем виновата.

– Минти, – напряглась Эмбер. – Я могу сказать тебе только одно: нет!

– Может, мне следовало быть более внимательной?

– Нет.

– Может, не надо было спорить, когда ему не понравилось платье, которое я надела на помолвку?

– Нет, – повторила Эмбер. – Ты неправа!

– Или, может быть, не стоило сокрушаться, что мы проведем медовый месяц в Париже, а не в Венеции? Хотя я особенно не жаловалась, знаешь ли. Не настаивала. Ничего такого.

– Нет, Минти, нет.

– Может, все потому, что я не умею готовить?

– Я так не думаю, Минти.

– Я действительно плохо готовлю.

– Ты чудесно готовишь! – отрезала Эмбер.

– Может, не стоило так много болтать, когда он приходил уставшим, – вздохнула я. – Он часто приходил совсем без сил. Совсем не высыпался.

– Минти, хватит нудить.

– Может, нужно было сделать вид, что я обожаю рыбалку? Может...

– Может, если бы он был порядочным, нормальным человеком, на которого можно положиться, он бы не бросил тебя в церкви? – напустилась на меня Эмбер. – Прекрати, Минти! Это самообман. И хуже всего, что ты во всем винишь себя. Господи, здесь можно умереть со скуки, – с усталым вздохом пожаловалась она. – Будь добра, дай мне «Татлер» и «Харперз»!

Я протянула журналы Эмбер, но самой мне совсем не хотелось их смотреть. В светской хронике обязательно будут свадебные фотографии, опять расстроюсь. Поэтому я взяла журнал «Нью вумен» и стала рассеянно разглядывать модные туалеты и рекламу. И вдруг мое внимание привлек заголовок.

«Вы слишком добры к окружающим? – спрашивалось в статье. – Считаете, что вами легко манипулировать?» – «Да, – подумала я, – так оно и есть». – «Вы постоянно пренебрегаете своими интересами ради других?» – «Да, если меня попросят». – «Вам трудно сказать „нет»?» – «Да!» – «В таком случае программа „Решающий фактор» – для вас». Как объяснял автор статьи, «Решающий фактор» – специальная программа для людей, которые не умеют говорить и делать то, чего им на самом деле хочется. Тайком записав номер, я продолжала читать с сильно бьющимся сердцем: «Вы извиняетесь, даже если не виноваты?» – «Да. Но я же все время делаю что-то не так». – «К вашему лицу постоянно приклеена доброжелательная улыбка, в то время как внутри вы кипите от злости?» – «Да-да», – подумала я, узнавая себя. – «Вы позволяете другим решать, что делать...»

– Боже, я умираю со скуки, – пропела Эмбер. – Хватит расслабляться. Пойдем, Минт! Собирайся.

Я тихо вздохнула. Мне хотелось остаться подольше. Прошло всего два часа, а мы заплатили за целый день. Мне было очень хорошо, я отдохнула и расслабилась.

– Собирайся, Минти! – повторила Эмбер.

Я неохотно взяла полотенце. Мы приняли душ и переоделись, потом прогулялись к метро по Лонг-Акр. Поглазели на витрины бутиков «Пол Смит» и «Николь Фархи» и очутились у входа в книжный супермаркет. Эмбер застыла как вкопанная.

– Я только... – начала она. О нет! Помилуй бог... – Только проверю, как моя книга, – сказала она, ужом проскользнув в дверь.

Пока Эмбер рыскала между полками, я рассеянно разглядывала обложки. Кузина направилась к прилавку.

– Где «Общественная польза»? – поинтересовалась она.

– Что, простите? – не понял вежливый молодой человек.

– «Общественная польза»! – проговорила Эмбер с неподдельным изумлением, будто речь шла о «Войне и мире». Но продавец решительно не понимал, о чем речь, и в недоумении уставился на Эмбер.

– Не знаю, – он добродушно пожал плечами. – В первый раз слышу. Сейчас проверю по компьютеру. Как вы сказали?

– «Об-ще-ствен-на-я поль-за».

–Кто автор?

– Эмбер Дейн.

– Нет такой, – произнес он, стуча по клавишам. – Не вижу. Извините, похоже, книги нет на складе.

– Почему? – лицо Эмбер исказилось от злобы и стало краснее вишни. – Это потрясающая книга. Она стояла на шестьдесят третьем месте в списке сорока бестселлеров «Тайме»!

– Я мог бы сделать специальный заказ, – с готовностью заявил молодой человек. – Ваше имя?

Перекошенное лицо Эмбер выдавало тяжкую борьбу амбиций и смущения.

– Минти Мэлоун, – вдруг выдала она с кривой улыбкой. – Мое имя – Минти Мэлоун.

Я застонала, закатив глаза.

– Потребуется одна неделя.

– Послушайте, – не унималась Эмбер. – Я уверена, что у вас есть эта книга. Она вышла только в июле.

– Вы смотрели в разделе «Современная проза»?

– Да. Ее там нет.

– Л в новинках?

– Ничего.

– Значит, у нас ее нет. Мне очень жаль.

– Или, – предположила Эмбер, – у вас была эта книга, но все экземпляры распроданы.

– Ну... – осторожно протянул продавец. – Не думаю. В таком случае я бы узнал название. Что изображено на обложке?

Пока Эмбер спорила с продавцом, я бродила по магазину. С блестящих обложек мне улыбались женщины в свадебных платьях. «Сбежавшая невеста», – иронизировала одна из книг, «Происшествие в церкви», – язвила вторая, «Развенчанные мифы», – горько насмехалась третья. И, разумеется, «Люси Салливан выходит замуж». «В отличие от Минти Мэлоун», – с горечью подумала я. На глаза попалась книга «Резкие перемены» Барбары Тэйлор Брэдфорд и «Как же я?» Алана Смита. Куда ни глянь, повсюду подстерегали ловушки, смертельные западни. Романа Эмбер нигде не было, но в отделе современной прозы я увидела пять экземпляров «Пса». А еще отзыв, написанный от руки одной из сотрудниц магазина:

«Эта книга – драгоценность. Я была в восторге. Более того, из-за нее я опоздала на работу. Хотя в ней рассказывается о мальчике и его собаке, это сильнейший роман, в нем нет ни капли слащавости. Это спасительная история, которая заставила меня рыдать и смеяться и оставалась со мной еще долго после того, как я перевернула последнюю страницу.

Рут».

Рядом на столике аккуратной стопкой лежали еще восемь или десять экземпляров книги Джо. Какая-то женщина взяла один и стала вертеть в руках. Я наблюдала за ней: пробежав глазами краткое содержание, она направилась к кассе. Я тоже решила купить книгу Джо, из чистого любопытства, разумеется. Только потому, что знаю автора. Стоя в очереди, я рассматривала фотографию Джо на задней обложке и думала, что Хелен права: он действительно очень красив, какой-то небрежной красотой, которая не сразу бросается в глаза. Тут к кассе подлетела Эмбер. Щеки у нее горели.

– Это еще что такое?! – в ярости кричала она.

– О... – растерялся продавец. – Да, теперь припоминаю. Мы заказали один экземпляр. Простите. Где вы ее нашли?

– В отделе анекдотов! – вопила Эмбер. – Какого черта она там делает?

– Прошу вас, мадам, не трогайте витрину, – умоляюще произнес продавец.

Проигнорировав его мольбу, Эмбер подошла к витрине и поставила книгу в самый центр, на видное место.

– В этих книжных супермаркетах работают одни недоумки, – злобно прошипела она, когда мы выходили из магазина. – Не могут Арчера от Элиота отличить. Приходится по буквам диктовать.

– К-о-с-о-в-о, – продиктовала я.

– Вазве не с двумя «с»? – удивилась Мелинда.

– Нет, с одной.

– Нельзя делать овфогвафические ошибки, да, Минти?

– Какая разница, – сказала я.

– Что значит «какая вазница»? – похоже, я сбила ее с толку.

– Мы же на радио, – объяснила я.

– Точно. – Наконец-то до нее дошло. Нахмурив брови, Мелинда сосредоточенно изучала пухлую папку с вырезками. – По-моему, нет ничего скучнее новостей, – раздраженно произнесла она.

– М-м-м... я так не думаю.

– Хотя, – добавила она, – когда Клинтон вляпался в истовию, было очень забавно.

– М-м-м.

– Я вада, что он выпутался.

– Да уж.

– Знаешь, почему Никсон не смог выпутаться? Потому что он совевшил очень севьезный пвоступок.

– Да что ты говоришь...

– О да, Минти. Куда уж хуже. Только пведставь, огвабление в Белом доме!