– Ну что, будем полуночничать? – смеясь, спросила Мэй прямо с порога.
      – Как ты изменилась, Мэй!
      Она и вправду стала совсем другой: волосы, раньше отливавшие золотом, были коротко острижены и покрашены в черный цвет, черты загоревшего лица утратили прежнюю остроту, стали округлыми, мягкими. Во всем ее облике чувствовались сила и решительность, которые, хоть и присутствовали раньше в характере Мэй, не бросались в глаза так явственно.
      Я крепко обняла подругу и буквально потащила ее в кухню. Мэй примчалась ко мне сразу после звонка. Проблемы с транспортом, как выяснилось, ее не волновали. Собственная машина позволяла ей не зависеть от расписания городского транспорта.
      Поль внимательно обнюхал гостью, словно оценивая, стоило ли пускать ее в дом. Решив, по всей видимости, что опасность мне не грозит, он оставил нас беседовать в кухне и отправился спать.
      – Какой у тебя чудный пес! – покосилась Мэй в сторону уходящего зенненхунда. – Давно исполнила свою голубую мечту?
      – К моему великому сожалению, пес мне пока не принадлежит.
      Мэй удивленно подняла брови.
      – Потом объясню. Сначала расскажи о себе.
      – Нет уж, сначала я попрошу у тебя прощения за поздний звонок и приезд.
      – С ума сошла! Я безумно рада тебя видеть. К тому же я ведь знаю, что ты сова.
      – Да уж, жаворонком я так и не стала, засмеялась Мэй. – Знаешь, твой папа сказал мне, что ты на работе, но я почему-то решила не сдаваться и названивала тебе каждый час.
      – Я уже не работаю... – мрачно заметила я. – Но об этом тоже потом. Давай, рассказывай о своей стране «травки и красного перца». Несколько лет о тебе не было ни слуху ни духу, так что теперь я собираюсь услышать длинную историю, полную приключений, загадок и тайн.
      – Ну..., с приключениями ты погорячилась, как-то невесело усмехнулась Мэй. – В основном это были злоключения...
      Мужчина, за которого вышла замуж Мэй Хэджог, оказался типичным представителем домашних тиранов. Вернувшись на родину с сероглазой красавицей-женой, он первым же делом начал расставлять точки над «i». Кто приносит деньги в семью? Конечно же, Алонзо. Значит, кто хозяин в семье? Конечно же, Алонзо.
      И кого должна слушать жена? Разумеется, Алонзо. О том, чтобы жена Алонзо работала, не могло быть и речи. Ее обязанности – ублажать мужа и заниматься хозяйством, а между делом рожать маленьких мексиканских отпрысков (до чего, слава богу, не дошло, потому что Мэй тайком от Алонзо предохранялась).
      Роскошная «фазенда», о которой Алонзо прожужжал Мэй все уши до отъезда в Мексику, представляла собой огромный и старый деревенский дом. Для того чтобы навести в нем подобие порядка, Мэй пришлось несколько месяцев вкалывать как проклятой. Помимо этой развалюхи Мэй получила «в приданое» парочку дряхлых ослов и курятник. Ответственность за всю эту живность муженек взвалил на нее. Словом, вся «обеспеченность» Алонзо оказалась воображаемой. С милым рай и в шалаше, вздохнув, подумала Мэй и приступила к своим обязанностям.
      Готовка для мужа оказалась тоже не простым занятием: Алонзо потребовал от Мэй тщательного изучения мексиканской кухни. К тому же съедал он так много, что ей приходилось готовить по несколько раз на дню.
      Но это была далеко не полная картина ее «счастливого» брака. Муженек оказался Отелло мексиканского разлива. В гости к ним заходили такие же «мачо», как и он сам. Потные типы, от которых за версту разило перегаром, то и дело клеились к Мэй, совершенно равнодушной к их заигрываниям. Но подвыпившему Алонзо казалось, что жена провоцирует их своим поведением, поэтому после ухода гостей он начинал распускать руки.
      После года такой жизни у Мэй сдали нервы, и она сообщила мужу о решении развестись. Но Алонзо только посмеялся над ней: вырваться без денег из маленькой мексиканской деревушки в Северную Америку не так-то просто. Несколько дней он держал ее в погребе, принося лишь хлеб и воду. Тогда Мэй пошла на хитрость: она разуверила мужа в своем желании развестись и целый месяц усыпляла его бдительность, готовясь к побегу.
      Однажды ночью Мэй подсыпала в текилу муженька изрядное количество какого-то усыпляющего порошка. Она выменяла эту дрянь у торговки подобными снадобьями на золотую цепочку. С грехом пополам ей удалось добраться до Мехико, где она рассчитывала продать свое последнее украшение – золотое кольцо с дымчатым топазом. Мэй надеялась, что денег, вырученных за кольцо, ей хватит на то, чтобы выбраться из злополучной страны, которую за два года жизни она успела возненавидеть. Но тут судьба свела ее с Лекс.
      Они встретились в ломбарде, где Мэй, в старом платьице и сбившихся туфлях, отстаивала очередь, чтобы продать кольцо. Лекс, хозяйка сети мексиканских ломбардов, заехала туда, чтобы забрать какие-то документы. Она, американка по отцу, с первого взгляда распознала в Мэй «родную душу» и поняла, что девушке нужна помощь.
      Лекс оказалась чудесной женщиной. Она не только предложила Мэй пожить у себя, но и пообещала помочь ей попасть на родину. Мэй была буквально околдована ею: умница, красавица, да еще и кладезь добрых дел. Лекс уговорила подругу не торопиться с возвращением – после такого стресса ей просто необходимо прийти в себя.
      В распоряжении Мэй оказался огромный дом, окруженный густой зеленью, бассейн, первоклассный психоаналитик и многие другие радости жизни, о которых она в Богом забытой мексиканской деревне и думать не смела. Но, что самое главное, в жизни Мэй появился человек, который не только отнесся к ней с сочувствием, но и понимал ее с полуслова. И моя лучшая подруга Мэй..., влюбилась в женщину.
      Стыдясь своих чувств, Мэй собралась было оставить роскошную виллу и подобру-поздорову убраться в Америку, благо теперь у нее появилась такая возможность.
      Лекс отреагировала неожиданно: узнав о том, что Мэй торопится с отъездом, она впала в уныние. У Лекс, как успела заметить Мэй, не было постоянного любовника, лишь случайные связи время от времени. Друзьями она тоже не была избалована. Было очевидно, что Лекс страдает от одиночества и Мэй для нее стала чем-то вроде света в окошке – всегда готова поговорить, выслушать и понять. Это было понятно Мэй. Ей и самой совсем недавно так не хватало человеческого тепла и сочувствия, но потом оно появилось. Благодаря Лекс.
      День отъезда уже был назначен, билеты куплены. Мэй не могла себе представить, как она сможет уехать, как сможет жить без подруги.
      Лекс, все последнее время ходившая как сомнамбула, предложила подруге устроить прощальный ужин в честь ее отъезда. Они накрыли стол, купили вина, и Лекс неожиданно предложила зажечь свечи. Это показалось Мэй немного странным – так ужинают влюбленные, но ей очень понравилось предложение.
      Выпитое вино ударило в голову и развязало обеим языки. Лекс со слезами на глазах призналась в том, что не хочет отпускать Мэй. Тут подруга не выдержала и выложила Лекс всю правду-матушку о своих странных чувствах. К ее удивлению и радости, Лекс ответила ей взаимностью.
      Она тоже боялась открыться – ей казалось, что Мэй увидит корысть в ее помощи и сразу же уедет.
      Оказалось, что у Лекс уже был опыт такой любви, правда, весьма печальный. Ее прежняя возлюбленная ушла от нее к мужчине, после чего Лекс попыталась вернуться к «нормальным» отношениям. Однако из этого ничего не вышло – случайные связи не принесли ей ни малейшего удовлетворения.
      Встреча с Мэй вернула ей веру в себя, ощущение собственной значимости...
      В общем, «прощальный ужин» стал новым этапом в жизни Мэй и, надо сказать, счастливым этапом. Разумеется, отъезд был отложен на неопределенный срок. Единственное, на чем настояла Мэй, – она будет работать. Поначалу это обидело Лекс, но потом, вспомнив рассказы Мэй о муже, категорически запретившем ей работать, она согласилась. Зачем ограничивать жизненное пространство любимого человека? До отъезда в Мексику моя подруга работала дизайнером, правда, не слишком преуспевающим, но все же... В Мехико ее дела пошли гораздо лучше, чем в Америке, так как Лекс сделала ей хорошую рекламу среди своих знакомых.
      Благодаря любимому человеку и успехам в работе Мэй смогла увидеть Мексику с другой стороны: солнечную, сияющую, страстную. И Мэй понравилась открытая заново страна. Все-таки не стоит судить о стране по одной деревушке, а о людях – по горстке пьяных «мачо».
      Однако время шло, и Мэй все сильнее и сильнее тосковала по родине. Лекс чувствовала и понимала тоску любимой и в один прекрасный день предложила подруге взять отпуск и поехать в Америку, чему Мэй несказанно обрадовалась.
      Она-то боялась обидеть Лекс своим отъездом, но та не только первая предложила подруге поездку, но и обещала отправиться следом за Мэй.
      – Вот это да! – Я была настолько потрясена рассказом Мэй, что все слова застряли в горле, уступив место лишь короткому восклицанию.
      – Лекс приезжает на днях, – сияя, произнесла Мэй. – Тебя не очень шокирует моя новая ориентация? Я ужасно боюсь, что ты перестанешь общаться со мной из-за этого.
      – Ну что ты! – поспешила я разуверить подругу. – Я считаю, что не важно, кто предмет любви, важно, каков он. Достоин он тебя или нет. Судя по твоему рассказу – Лекс прекрасный человек. К тому же, после такого замужества, неудивительно, что ты охладела к мужской половине человечества.
      – Да уж. – Мэй вздрогнула от одного слова «замужество». – Этот гад обманул меня во всем, в чем только можно было. Помнишь, каким он прикидывался здесь?
      Я кивнула. Алонзо казался мне воплощением достоинства, обаяния и вежливости. Мне и в голову не могло прийти, что он окажется такой скотиной.
      – Мало того что тот телефон, который он мне дал для тебя, принадлежал какому-то его троюродному брату, так он еще и подвергал мои письма к тебе строгой цензуре. А потом и вовсе стал их выбрасывать.
      – Да, нахлебалась ты, подруга... Если бы мне пришло в голову такое, я заняла бы денег и поехала на твои поиски. Но я думала – ты счастлива в браке и попросту забыла обо мне.
      – Алонзо сделал все, чтобы мое молчание выглядело именно так. В умении лицемерить ему не откажешь. Не знаю, жив он или нет после того снадобья, но желаю ему всего самого отвратительного, что только может быть. Пусть его жарят черти, если он в аду, а если он все еще жив... – Руки Мэй сжались в кулаки.
      – Ну-ну, успокойся. – Я подошла к ней и ласково погладила по плечу. – Слава богу, все страшное позади. Скажи, никому не пришло бы в голову искать тебя в случае его смерти?
      – Искать? – усмехнулась Мэй. – Он столько пил в последнее время, что, скорее всего, никто и не удивился тому, что он отдал концы. Уверена, что его дружки решили – допился мачо. К тому же торговка в жизни не сознается, что продала мне ту отраву... Да и вообще, в этой деревне – каждый сам за себя. Всем наплевать на то, как живут другие, лишь бы их никто не трогал. Ладно, хватит о грустном. Расскажи о себе.
      Как ты жила все это время?
      – О, Мэй! Боюсь, что по сравнению с твоей историей моя жизнь меркнет. Так, ничего интересного... Сегодня меня уволили с очередной работы. Дело в том...
      И я рассказала Мэй о своей неудавшейся карьере преподавательницы, продавца, рекламного менеджера, курьера и, наконец, официантки. Мэй смеялась до коликов в животе, узнав о причине, по которой поручение Элмера Айрона так и не было выполнено. После того как я поведала ей о сегодняшнем «приключении», она как-то посерьезнела и спросила:
      – Одного я не могу понять: неужели для тебя было так важно, узнает тебя этот Элмер или нет?
      Даже если бы узнал, сомневаюсь, что стал бы поднимать шум. Подумаешь, нерадивый курьер.
      Не понимаю, что на тебя нашло?
      – Я и сама не совсем разобралась в причине своего поведения. Мне было и страшно, и стыдно одновременно. Пожалуй, скорее стыдно.
      Понимаешь, – почему-то начала оправдываться я, – он так вел себя, когда просил забрать эту несчастную коробку, что я перестала видеть в нем босса... – оговорилась я, – тьфу ты, монстра... То есть..., я думала, что он обыкновенный начальник, злой и холодный по отношению к подчиненным. А он...
      Да что это, в конце концов, я оправдываюсь! Почему я запинаюсь и краснею?! Вот это действительно «нашло». Самое смешное заключалось в том, что до того, как Мэй задала этот вопрос, собственное поведение казалось мне логичным хотя бы отчасти. А теперь я окончательно запуталась... И правда, какого черта я устроила весь этот цирк в ресторане?
      – Слушай... – Мэй приподняла бровь. – А ты часом не влюблена в своего бывшего шефа?
      Сначала я покраснела, потом побледнела, с трудом переваривая сказанное Мэй.
      – Не сошла ли ты с ума, дорогая подружка?
      Конечно же нет! Я видела его несколько раз, и то мельком. Один раз он вызвал меня к себе, но я и думать-то ни о чем не могла... Разволновалась, как школьница на экзамене. Мне, видите ли, стыдно было за то, что я представляла его чудищем из сказки, а он оказался вежливым, мягким и рассеянным. Я даже отца вспомнила – такой же растяпа.
      – Вот-вот, – кивнула Мэй, очевидно взяв на себя роль моего бесплатного психоаналитика. – Девушки всегда выбирают любовников, похожих на отца.
      – Ты бредишь, Мэй. У меня и в мыслях такого не было! – Тут я вспомнила свой сон, с Хоули и Элмером Айроном в главных ролях, и залилась краской смущения.
      – А ну-ка поподробнее! – От Мэй не укрылся мой нездоровый румянец. – С чего бы ты так краснела, если у тебя, как ты говоришь, «такого и в мыслях не было»?
      – Твоя проницательность с годами не утратилась, – мрачно констатировала я. – Как-то раз он мне снился. Сначала я целовалась со своим бывшим парнем. А потом Хоули самым неожиданным образом исчез, и на его месте нарисовался мистер Айрон... Теперь довольна?
      – Не совсем. – Мэй сделала умное лицо. – Скажи, почему ты рассталась с Хоули?
      – Он оказался бабником. И вообще, история вышла противная и до ужаса пошлая. Я застукала его с девушкой, тепленьким, только что из кроватки, после бурных занятий сама понимаешь чем. А потом выяснилось, что таких, как она, у него пруд пруди. Только я, глупая и слепая, не видела этого раньше. После Хоули у меня никого не было. Я поняла, о чем ты подумала, – остановила я подругу, попытавшуюся продолжить сеанс психоанализа. – Ты хочешь сказать мне, что я посчитала Элмера Айрона таким же бабником, как Хоули. Да, возможно. Не исключено, что мой сон это подтверждает. Вот только есть одно маленькое «но» – я не испытывала и не испытываю, к нему никакого влечения. Если ты хочешь знать, я и не вспомнила бы о нем, не дерни его черт привести свою подружку в «Тайные желания».
      – С влюбленностью я; конечно, погорячилась. – Ну наконец-то к Мэй вернулся рассудок, обрадовалась было я. – Но могу сказать с полной уверенностью – ты к нему не так равнодушна, как пытаешься уверить себя и меня. Он интересен тебе как мужчина, но ты открещиваешься от этого, как можешь, потому что красавцы, как ты думаешь после неудачного романа с этим твоим Хоули, не для тебя. Это, конечно, твое право, продолжай отпираться. Хотя эти твои попытки больше похожи на самозащиту. Мне, дескать, просто не нравятся красивые мужчины. Но если ты ко всем мало-мальски привлекательным представителям сильного пола будешь относиться так же, то останешься одна.
      – Испугала ежа! – хихикнула я. – Во-первых, я и так одна. А во-вторых... Лучше быть одной, чем вместе с кем попало, – перефразировала я известную строку Омара Хайяма.
      – Все верно, Ванда. Только красота, по-моему, отнюдь не признак распущенности. Будь это так, мы с тобой считались бы настоящими шлюхами!
      – От скромности не умрешь! – засмеялась я.
      Надо отдать должное подруге, страдания и невзгоды не истребили в ней веры в собственную привлекательность. Не то что я... Развесила нюни при первой же неудаче на любовном фронте. Вот с кого надо брать пример! – Молодчина ты, Мэй!
      Я даже завидую твоей уверенности.
      – Ничего! – лукаво улыбнулась подруга. – Я и тебе ее внушу, не сомневайся. А начну с того, что предложу тебе новую работу.
      – Не боишься, – я посмотрела на Мэй удивленно и обрадованно, – устраивать работника с таким прошлым? Я ведь нигде надолго не задерживаюсь.
      – Отставить" пессимизм! – скомандовала подруга. – Надеюсь, нормальная работа исправит твое отношение к себе. На тебя стало больно смотреть..., нет, не то..., тебя стало больно слушать. Разве такой ты была, когда провожала меня в Мексику? И не завидуй моей уверенности. Если бы не Лекс, одному Богу известно, во что бы я превратилась... Так что – дерзай. Знаешь, мне ужасно хочется, чтобы все вокруг были счастливы так же, как я!
      – Ну, – теперь наступила моя очередь выступить в роли психоаналитика, – это нормальное состояние влюбленного человека...
      Только, как я ни старалась, так и не смогла припомнить, когда сама испытывала что-то подобное...

      Наконец и на моей улице настал праздник.
      Подумать только, практически за одну неделю я умудрилась найти собаку своей мечты, сменить ненавистную работу и, что самое замечательное, встретить пропавшую подругу! С приездом Мэй моя жизнь стала гораздо веселее по двум причинам.
      Первая заключалась в том, что моя подруга и ее возлюбленная Лекс стали в моем доме частыми гостьями. Я тоже совершила пару ответных визитов в их роскошное обиталище – они сняли дом в самом центре города. После того как я побывала у них в гостях, честно говоря, мне стало стыдно приглашать их к себе. Но ни Мэй, ни Лекс совершенно не напугало убожество моего жилья. Они частенько заезжали ко мне на чашку чаю, привозя с собой какую-нибудь вкуснятину.
      Лекс оказалась весьма привлекательной тридцатилетней женщиной с обалденными глазами: огромными, миндалевидными, цвета перезрелой черешни. Не исключено, что в первую очередь Мэй влюбилась именно в эти глаза.
      Помимо глаз, красоту которых было бы сложно не заметить, у Лекс было еще немало достоинств. Открытая, веселая, жизнерадостная, она заряжала оптимизмом всех вокруг. Даже вещи, словно поддавшись ее чарам, послушно укладывались именно в то положение, которое Лекс для них выбирала. К Мэй она относилась с таким теплом и нежностью, что у меня сердце заходилось от счастья за подругу.
      Не скрою, поначалу меня несколько шокировало то, что Мэй вступила в ряды так называемых сексуальных меньшинств. Но я всегда относилась терпимо к мнениям и чувствам окружающих. А после знакомства с Лекс улетучились последние сомнения – два замечательных человека любят друг друга, что может быть лучше этого?
      В голове у меня мелькнула шальная мысль, которой я тут же поделилась с Мэй. А может, и мне вступить в их ряды? Однако Мэй лишь посмеялась над моими фантазиями. Она была убеждена в том, что я обязательно найду мужчину своей мечты. О, мне бы ее уверенность!
      Вторая причина, по которой моя жизнь в считанные дни преобразилась, – новая работа, на которую меня устроила подруга. Вначале я подумала, что Мэй шутит. Должность администратора в салоне ювелирных изделий мне не по зубам. Но через пару дней я поняла, что в этом нет ничего из ряда вон выходящего. В мои обязанности входили заказы, порядок в зале, наблюдение за работой продавцов и оперативное вмешательство в исключительные ситуации, если таковые возникнут. И я очень надеялась на то, что в этот раз все дурацкие ситуации обойдут меня стороной, а если не обойдут, то я смогу выпутаться из них без приключений. Но моим надеждам не суждено было оправдаться.
      Я сидела в своем кабинете и внимательно изучала материалы, на основании которых мне нужно было делать заказ, когда в дверь постучали.
      – Заходите.
      На пороге возникла фигура продавщицы Элис.
      – Слушай, Ванда, у нас небольшая проблема. – Начальственный тон был определенно не моей стихией, поэтому я сразу поставила себя наравне со всеми остальными работниками и попросила обращаться ко мне на ты. – Тут посетитель, который интересуется, делаем ли мы украшения на заказ.
      – Смотря какие. – Я пришла в салон без году неделя, но во многих вещах уже успела разобраться с помощью Лекс, которая собаку съела в делах такого рода. – Что именно он хочет, Элис?
      – Кажется, обручальное кольцо, но лучше тебе поговорить с ним самой.
      – Ладно. – Я оторвалась от бумаг и направилась в зал, почему-то ощущая странный холодок в душе.
      Все в порядке, утешала я себя по дороге. Как там говорит Мэй? Отставить пессимизм! Вот-вот. Если я не буду волноваться, то справлюсь с любой ситуацией. Главное, не нервничать, иначе клиент сразу же заметит мое беспокойство.
      Когда я вошла в зал, все доброжелательные слова, которые я собиралась сказать посетителю, застряли у меня в горле. Все улыбки растаяли, как медузы, выброшенные на солнечный берег. Единственное, на что я была способна, – стоять столбом, вперив очумевший взгляд в человека, которого я меньше всего ожидала увидеть здесь...
      – Спокойно, – ровным голосом произнес Элмер Айрон, мой бывший шеф. – Не нужно убегать, красить лицо и громить витрины. Я тоже удивлен не меньше, чем вы, как и в тот раз, в ресторане.
      Я ненавижу свои щеки – это две предательницы, которые моментально реагируют на мое состояние и тут же оповещают о нем окружающих. Стыд – отвратительное чувство, но когда оно написано на твоем лице, то становится отвратительным вдвойне. Я стояла перед Элмером Айроном, красная как рак, как мак, как тряпка, которой размахивает тореадор перед разъяренным быком, как накладной клоунский нос...
      Список можно было продолжать до бесконечности, чем я мысленно и занималась, не в силах думать ни о чем другом, кроме своих пунцовых щек и ушей.
      – На нас смотрят, Ванда. Может, мы выйдем из зала? – вполне резонно поинтересовался шеф.
      – Да, конечно... – Я вновь обрела дар мысли и речи. Лучше бы не обретала. Когда до меня дошло, что он узнал меня в «Тайных желаниях», мне захотелось не то что провалиться под землю, а пробуравить планету насквозь и вылезти с противоположной стороны, чтобы уж точно никогда больше не повстречаться с этим человеком. Хотя, не исключено, что он нашел бы меня и там...
      Сделав немыслимое усилие для того, чтобы взять себя в руки, я жестом пригласила мистера Айрона следовать за мной. Разумеется, он прав, – не стоит на виду у всей честной публики, находящейся в зале, обсуждать мои неудачи на прежней работе. Мое бедное сердце, не выдержав такого «наплыва чувств», вжалось куда-то в печень или черт его знает куда. Во всяком случае, его биения я почти не ощущала.
      – Садитесь, мистер Айрон, – процедила я сквозь зубы. Замороженный язык тоже пытался прилипнуть, правда, не к печени, слава богу, а всего лишь к гортани. И о чем же мы будем говорить? Весьма сомнительно, что Элмер Айрон, все еще собирается заказывать кольцо для невесты (наверняка для той ослепительной блондинки, мало ей ожерелья!) в салоне, где работаю я.
      Он сел и, к моему удивлению, с улыбкой посмотрел на меня.
      – Ну что ж, Ванда Маджиевска... – Господи, он запомнил мое имя и выговорил непроизносимую фамилию! – Я, конечно, уже не ваш начальник, но мне очень интересно было бы знать, почему вы так хотели сорвать мою помолвку?
      Какую еще помолвку? Кажется, это моя прерогатива – нести несусветную чушь, ведь это я шокирована его появлением. С ним вроде все в порядке: сидит тут как ни в чем не бывало и даже лучезарно улыбается, как будто я только что подарила ему десяток обручальных колец для невесты...
      – Какую помолвку? – после нескольких секунд раздумья спросила я.
      – Мою помолвку. – Когда же он прекратит улыбаться? Я не понимала, как расценивать его улыбку: то ли как издевательство, то ли как... черт его знает, как ее еще можно было расценить! – Дело в том, что в коробке, которую вы так и не забрали, находилось колье для моей невесты. Это звучит забавно, но она поставила мне условие: я покупаю ей золотое колье с редчайшим жемчугом, и тогда она выходит за меня замуж.
      – Более чем забавно... – вслух подумала я и тут же осеклась, осознав, что бестактно комментировать монолог человека, который по моей вине чуть не потерял невесту. Но, с другой стороны, грош цена невесте, которая ставит такие идиотские условия. Впрочем, это уже не мое дело, – Я с великим трудом нашел то, что она просила: колье с «зеленым павлином». Так называется этот жемчуг. Майкл Джордан, с которым вы должны были встретиться в парке Стравук, едва согласился мне его продать, так как колье уже было обещано другому заказчику. Но я предложил ему такие деньги, что он не смог отказаться. Вы не забрали колье, а я чуть было не потерял невесту... Это хорошо, что Джордан все-таки дождался моего звонка и не продал драгоценность кому-нибудь другому.