Я вздохнула:
— Анна расстроится, если я приеду и уеду так скоро.
— Ну вот, это и есть ответ на мой вопрос, не так ли?
— Да, пожалуй, — хмуро согласилась я.
Он решительно хлопнул по бедру кожаными перчатками, которые держал в руке.
— Отлично. Я уезжаю почти на сутки, а ты за это время постарайся не отлучаться из дома.
— Господи, Филип, — раздраженно сказала я, — зачем делать меня узницей в собственном доме? Я не вижу причин весь день сидеть взаперти.
— Ты не видишь, а я вижу, — возразил он. — Ты будешь делать, как я скажу, Джорджиана. Не забывай, что кто-то уже два раза покушался на твою жизнь.
— Обещаю не гулять в зверинце, — попробовала сострить я.
За эту шутку он наградил меня тяжелым взглядом:
— Оставайся дома. Слышишь?
Я натянула на себя одеяло и обиженно выпятила нижнюю губу.
— Да, Филип, — буркнула я. — Слышу.
— Вот и славно. Я уезжаю через час. Жди меня завтра вечером. — Он подошел к кровати и небрежно чмокнул меня в лоб. — Надеюсь, тебе станет лучше к тому времени.
— Спасибо за заботу, — проворчала я. — До скорого свидания.
Он направился к двери. Я с трудом удержалась, чтобы чем-нибудь не запустить в него.
Иногда он просто невыносим.
Я снова уснула и проспала целый час. После вторичного пробуждения мне стало гораздо лучше. Как только я оделась, ко мне зашла Кэтрин — посекретничать. Я попросила Бетти принести нам чаю, пригласила Кэтрин присесть в кресло, а сама устроилась в шезлонге.
Несколько минут мы обменивались впечатлениями о прошедшем бале, наконец Кэтрин перешла к цели своего визита:
— Я бы хотела попросить тебя об одном одолжении, Джорджи. Ты не могла бы сегодня вечером поехать со мной в Воксхолл?
— В Воксхолл? — удивленно повторила я. — А леди Уинтердейл отпускает тебя туда?
Сады Воксхолла были излюбленным местом светских увеселений, но леди Уинтердейл считала, что незамужним девушкам неприлично там появляться, и мы с Кэтрин ни разу там не были. Из того, что мне было известно, я заключила, что поводом для ее неодобрения служил тот факт, что в Воксхолле во время вечеринок подавали очень крепкий пунш и многие юнцы из присутствовавших гостей вели себя чрезвычайно развязно. Некоторые из них, по рассказам, доходили до того, что утаскивали невинных девушек с тропинки в кусты, чтобы запечатлеть на их губах греховный поцелуй.
— Сегодня вечером там будет концерт, и герцогиня Фэркасл попросила меня сопровождать ее, — пояснила Кэтрин. Глаза ее сияли за стеклами очков. — Эдвард тоже там будет, Джорджи. Мы вместе поужинаем в одной из беседок, а потом, может быть, даже прогуляемся по парку…
Она умолкла и умоляюще взглянула на меня.
Бедняжка, думала я. Им с Ротерэмом, наверное, ни разу не удалось побыть наедине.
— Но ведь Ротерэм все еще в трауре, — сказала я.
— Да, это так, но он может надеть домино и маску — так принято одеваться, когда едешь в Воксхолл. Все знакомые герцогини будут в маскарадных костюмах, и никто не узнает Эдварда в таком наряде. Так что его присутствие никого не шокирует.
— А твоя матушка позволила тебе ехать? — с сомнением спросила я. — Ты же знаешь, она не одобряет вечеринки в Воксхолле.
Кэтрин вздохнула.
— Мне пришлось намекнуть ей о наших с Ротерэмом отношениях, и она сразу же переменила свое мнение насчет Воксхолла. Однако она настаивает, чтобы со мной поехал кто-нибудь еще, кроме герцогини, поскольку ее светлость будет, вероятно, занята со своим любовником и не станет следить за мной.
Я была немало удивлена, когда впервые узнала, что у герцогини Фэркасл есть постоянный любовник — лорд Маргейт, завсегдатай ее музыкальных собраний. Он сопровождал ее и на все остальные светские вечеринки. Насколько мне было известно, законный супруг герцогини герцог Фэркасл ни разу не появился в Лондоне за все время сезона.
— К несчастью, — продолжала Кэтрин, — мама не сможет сегодня ехать с нами — у нее неважно с желудком. Всю ночь ей нездоровилось. Так ты не согласишься поехать со мной, Джорджи?
Я посмотрела на нее удивленно и насмешливо:
— Но разве я смогу играть роль дуэньи?
— Ну конечно. Ты же замужем за моим кузеном, разве не так?
Тут меня осенила догадка, я прищурила глаза и спросила:
— Скажи, Кэтрин, ведь вы с Ротерэмом наверняка договорились об этом только тогда, когда стало точно известно, что леди Уинтердейл не сможет сопровождать тебя в Воксхолл?
Она робко взглянула на меня.
— Если бы с нами поехала мама, она бы ни на секунду не выпустила меня из виду, Джорджи. У тебя не такие старомодные взгляды на приличия.
Я улыбнулась:
— Да, верно. — И тут же вспомнила о приказе Филипа не покидать дом ни под каким предлогом. Он придет в ярость, если узнает, что я была в Воксхолле. Но, бросив взгляд на Кэтрин, я поняла, что не в силах ей отказать.
И придумала компромисс.
— Ты не будешь против, если мне составит компанию капитан Стэнтон? — спросила я ее. — Мне очень неловко, что я почти не виделась с ним со дня его приезда в Лондон.
— Ну конечно, приглашай капитана Стэнтона, — с готовностью подхватила Кэтрин и, волнуясь, спросила:
— И ты согласна поехать, Джорджи?
Я глубоко вздохнула. Фрэнк будет со мной и защитит в случае опасности — он же испанский ветеран. Я облачусь в домино, что сделает меня неузнаваемой. В качестве дополнительной предосторожности я решила попросить Бетти вшить в складки домино маленький кармашек. То, что я туда положу, поможет мне избежать неприятностей.
— Да, — ответила я Кэтрин. — Я поеду с тобой в Воксхолл.
***
В тот вечер нас, приехавших вместе с герцогиней, было восемь: сама герцогиня и лорд Маргейт, лорд Ротерэм и Кэтрин, мистер Фергус Макдональд и леди Лаура Ринс-дейл и мы с Фрэнком. Воксхолл расположен на южном берегу Темзы, и чтобы добраться туда, нам пришлось сначала доехать в каретах до Вестминстера, а там нанять лодку, чтобы переплыть реку.
Вечер выдался ясный и теплый, и заходящее солнце отбрасывало на реку красные, ярко-алые и оранжевые отблески. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы со мной в лодке сидел Филип, а не Фрэнк.
Наша компания высадилась на южном берегу реки, и мы вступили в сады через знаменитый главный вход. Эта аллея, обсаженная вязами, на которых раскачивались фонарики, напомнила мне волшебную страну, о которой в детстве рассказывала матушка. Мы шли парами по дорожке, пока не достигли огромной площадки посреди парка, где были полукругом расставлены павильончики с прохладительными напитками и закусками. Павильончики были освещены и ярко расписаны. Герцогиня заказала места в одном из таких павильончиков, и мы его быстро отыскали, поскольку на нем значилось ее имя, написанное на карточке, прикрепленной к двери.
Мы заняли места в павильончике, расписанном картинками, изображавшими танцы вокруг майского дерева, и я с любопытством оглянулась вокруг.
В центре открытой площадки играл оркестр, а по дорожкам прогуливались парочки, приветствуя друг друга. Загородки павильонов были достаточно низкими, и обедающие без труда могли обменяться рукопожатиями с проходящими мимо знакомыми. В глубине главной аллеи виднелась огромная ротонда, где проходили танцы.
Я кивнула в сторону оркестра и поинтересовалась у Кэтрин, которая сидела рядом со мной в голубом шелковом домино и полумаске:
— Это и есть концерт?
— Нет. Мистер Хук будет играть на органе, но чуть позже.
— Понятно.
— Да, тут есть на что посмотреть, Джорджи, — сказал Фрэнк, сидящий по другую сторону от меня. Как и все остальные джентльмены в нашей компании, он надел поверх вечернего фрака черное шелковое домино.
— Вы никогда не бывали в Воксхолле, капитан? — любезно осведомилась герцогиня. Ее домино и полумаска были бледно-лилового оттенка.
— Нет, ваша светлость.
— Вам здесь понравится, — продолжала герцогиня. — Обязательно прогуляйтесь с леди Уинтердейл по самым красивым аллеям. К примеру, в Южной аллее есть три великолепных сводчатых прохода, имитирующих развалины Пальмиры. Они выполнены очень близко к оригиналу, я полагаю.
— Герцогиня, это вы? Я заметила ваше имя на павильоне. — Дама средних лет с густо нарумяненными щеками остановилась у нашей дверцы. — Как я рада снова встретить вас.
Женщины принялись беседовать, а я еще раз окинула взглядом открытую площадку с гуляющими парочками и внезапно поняла, что многие из тех, кто прогуливался без масок, состояли в браке, но не со своими спутниками.
Это наблюдение повергло меня в уныние, особенно в свете утренних размышлений о моем собственном муже. Я перевела взгляд на Кэтрин и лорда Ротерэма. Он склонил к ней голову, внимательно ее слушая. Долговечны ли его чувства к Кэтрин, думала я, или развратные нравы, царящие в светском обществе, разрушат его чистую любовь, которую он испытывает к Кэтрин, и заставят искать ту, что будет не так наивна и беззащитна, как она?
Я внимательно посмотрела на полускрытое маской лицо лорда Ротерэма. Я вспомнила о морщинках вокруг его глаз — следах былых страданий, и у меня немного отлегло от сердца. Нет, за Кэтрин можно не волноваться. Она в безопасности со своим дорогим Эдвардом. Этот человек на собственном горьком опыте познал, что есть главное в жизни. Фрэнк тихонько промолвил мне на ухо:
— Пойдем потанцуем, Джорджи?
Я вовсе не собиралась покидать павильон, но прекрасно понимала, что у Фрэнка это единственная возможность потанцевать со мной, пока он находится в Лондоне. Я сама пригласила его и, значит, должна подарить ему этот танец.
— Да, конечно, — с легкостью согласилась я, и он повел меня к ротонде, откуда уже раздавались звуки вальса.
Фрэнк обнял меня за талию, и мы закружились в танце.
Он сразу же начал разговор:
— Джорджи, я так долго пытался застать тебя одну. Ты знаешь, что говорят в городе о том, что случилось с тобой в парке?
Мы сделали разворот, и мое розовое домино распахнулось.
— Прекрасно знаю, Фрэнк. Это не правда, поверь мне. Филипу никогда бы не пришло в голову избавиться от меня.
— А это правда, что в Тауэре ты свалилась в клетку ко льву? — спросил он.
— Да.
Он прикрыл глаза. Его лицо, наполовину скрытое полумаской, смертельно побледнело.
— Джорджи, позволь увезти тебя в Суссекс к моим родителям.
Услышав это, я твердо решила раз и навсегда прояснить для него этот вопрос. Ведь он же мой старый друг, и он любил меня. Я не могла допустить, чтобы он думал, будто я замужем за человеком, который стремится разделаться со мной.
— Фрэнк, — сказала я, — когда танец закончится, давай прогуляемся по аллеям, и я расскажу тебе ужасную, отвратительную историю, приключившуюся со мной. Боюсь, эта история выставит меня в весьма неприглядном свете, но ты по крайней мере поймешь, что мне нечего опасаться Филипа.
Он помолчал, потом промолвил:
— Хорошо, я согласен.
Мы танцевали вальс, пока музыка не закончилась, а потом покинули паркет. На выходе из ротонды мы буквально нос к носу столкнулись с лордом Маршем, который шагнул мне навстречу, преградив дорогу.
— Леди Уинтердейл, — с притворной любезностью промолвил он.
На мне была полумаска, поэтому я удивленно спросила:
— Как вы догадались, кто я?
— Я узнал вас по вашим волосам, — ответил он со своей поганой усмешечкой. — Если хотите остаться инкогнито, вам надо сменить косы на кудряшки.
— Убирайтесь прочь, — гневно промолвила я, не пытаясь создавать видимость светской вежливости.
Лорд Марш вздохнул.
— Какая неучтивость, — печально заметил он. — Я просто шокирован вашим поведением, леди Уинтердейл.
— По-моему, вас невозможно шокировать, лорд Марш, — ледяным тоном возразила я. — А теперь позвольте пройти.
Он отступил, и я протиснулась мимо него, стараясь не коснуться его даже краем подола.
— Боже правый, — произнес Фрэнк, когда мы отошли достаточно далеко. — Кто это был, Джорджи?
— Сейчас все узнаешь, — ответила я. — Идем прогуляемся по аллее.
В парке уже стемнело, и поэтому мы выбрали Южную аллею — она была лучше всех освещена и заполнена гуляющими парочками. Я начала свой рассказ с того, что поведала Фрэнку о бумагах, которые нашла после смерти отца, а потом перешла к тому, как собиралась шантажировать Филипа. Я рассказала ему почти все и в заключение заметила:
— Теперь ты видишь, Фрэнк, что это я виновата во всем, Филип вел себя как истинный джентльмен.
Он молчал, пока мы проходили под третьей аркой, изображавшей руины Пальмиры. Потом сердито промолвил:
— И все равно он мог спланировать эти покушения на твою жизнь, Джорджи. Из того, что ты рассказала, я понял, что он вынужден был жениться на тебе.
— Но в яму со львом меня столкнули до того, как мы поженились, — возразила я. — И не думаю, Фрэнк, что представляю такую опасность для моего мужа. Вряд ли ради того, чтобы избавиться от меня, он прибегнул бы к таким изощренным способам!
Фрэнк тяжело вздохнул.
— Ну конечно, Джорджи. Наверное, я просто ревную тебя к Уинтердейлу, вот и готов думать про него невесть что. — Мы сняли полумаски, поскольку толпа вокруг нас заметно поредела, и он взглянул на меня с нескрываемой тревогой. — Но если это не Уинтердейл, тогда кто же?
— Филип пытается это выяснить.
— А ты видела сегодня еще кого-нибудь из тех четверых, кроме Марша?
— Нет.
— Это еще ничего не значит, — обеспокоенно заметил он. — Здесь все одеты в домино и маски. Бог знает, кто тебя может подкараулить, Джорджи. Тебе не следовало сюда приезжать.
Я похлопала его по руке.
— Я приехала сюда ради Кэтрин. А поскольку Филипа нет в городе, попросила тебя сопровождать меня, Фрэнк. Пока мы вместе, я в безопасности.
К этому времени мы подошли к выходу из Южной аллеи, в конце которой стоял греческий храм. По большим праздникам он был ярко освещен, и в центре его били фонтаны. Но сегодня здесь было темно и пустынно. Мы с Фрэнком так увлеклись беседой, что не заметили, как очутились вдалеке от наводнявшей сады толпы.
А сейчас мы остались единственной парой.
Фрэнк оглянулся вокруг и решительно заявил:
— Пойдем отсюда, Джорджи. Вернемся к остальным.
Я кивнула, и мы направились назад к павильонам. Но не прошли мы и нескольких шагов, как услышали, что кто-то преследует нас.
— Беги, Джорджи! — крикнул Фрэнк, обернувшись к четырем нападавшим и сжимая кулаки.
Я отчаянно взвизгнула и хотела было броситься ему на помощь, но чья-то огромная мозолистая ладонь зажала мне рот. Я попыталась вырваться из цепких рук, кто-то выругался и ударил меня кулаком по лицу. Я потеряла сознание.
Глава 21
Я очнулась в маленькой грязной каморке, в которой пахло гнилой капустой, пивом и испражнениями. Скула у меня болела от удара. Я лежала на соломенном матрасе, брошенном на полу. Надо мной стояли двое мужчин и о чем-то яростно спорили.
— Нам обещали заплатить, чтобы мы ее придушили, Алф. Сделаем дело, получим денежки и покончим с этим.
— А я и не спорю, Джем. Я просто предлагаю сначала с ней позабавиться. Благородная леди — когда еще тебе попадется такая штучка?
Даже в полубессознательном состоянии мне не составило труда сообразить, о чем они говорят. Они собираются убить меня, но если тот, кого звали Алфом, настоит на своем, меня сначала изнасилуют.
Я лежала неподвижно, крепко зажмурив глаза, и пыталась вспомнить, что же со мной произошло.
Я поехала в Воксхолл с Кэтрин и Фрэнком. Бетти вшила мне в домино потайной карман. Я осторожно ощупала платье. Шелковистая ткань под пальцами подтвердила, что розовое домино все еще на мне.
Слава Богу.
Я приоткрыла веки, чтобы взглянуть на спорящих. Потом медленно просунула руку в карман, и пальцы мои сжали рукоять маленького ножичка.
Каморка была ужасно тесная, и эти двое полностью преграждали путь к двери.
Сердце мое гулко колотилось, кровь стучала в висках. Голова раскалывалась от боли. Вонь в комнате была отвратительная, и я чувствовала, что меня вот-вот стошнит.
Так страшно мне не было даже в львиной яме.
Надо выбраться отсюда любой ценой.
Я собрала всю свою храбрость и застонала.
Оба разбойника тут же умолкли.
Я повернула голову сначала в одну, потому в другую сторону и снова застонала.
— Она очнулась, — сказал тот, кого звали Джем. — Надо с ней разделаться.
— Иди взгляни, нет ли кого на улице, — приказал Алф. — Нельзя, чтобы видели, как мы ее прикончим. Говорят, Клэвен расспрашивал про тот случай в Гайд-парке. Он не должен напасть на наш след.
— Да, ты прав, — поддержал его второй разбойник.
Я слышала, как дверь открылась и закрылась за ним, а потом по ступенькам затопали сапоги. Алф приблизился ко мне. Мои глаза были закрыты, но я чувствовала, что он меня разглядывает.
— Ты, может, и благородная леди, но, держу пари, под юбкой у тебя то же, что и у любой уличной девки, — сказал он и, ухватившись за вырез моего вечернего платья, стал его раздирать.
Я вскинула нож и изо всей силы всадила лезвие в его левое плечо.
Разбойник взвыл от боли.
Из раны брызнула кровь. Он ухватился за плечо и попытался схватить нож.
Я выдернула нож из раны, вскочила с матраса и рванулась к двери.
Вылетев из каморки, я очутилась на лестничной площадке. Ступеньки вели вниз. По-видимому, я находилась на самом верхнем этаже. Я подобрала юбки и понеслась по ступенькам, моля Бога о том, чтобы он помог мне добраться до первого этажа прежде, чем вернется Джем.
Я проскочила уже второй лестничный пролет, когда внизу хлопнула входная дверь и кто-то вошел в дом. Я не стала проверять, Джем это или еще кто, и повернула назад, на второй этаж.
На площадке негде было спрятаться — только две расшатанные двери. Я в отчаянии рванула за ручку одну из дверей, но та оказалась заперта. Другая дверь открылась, и я проскользнула внутрь.
В комнате было темно и воняло так же, как и в каморке моих похитителей. Но в этой темноте находился кто-то еще — я поняла это по скрипу постели и хриплым стонам мужчины в заключительной стадии физического наслаждения.
— Кто здесь? — спросил грубый женский голос.
Стенные перегородки были настолько тонкие, что я слышала, как Джем протопал мимо двери и стал подниматься на следующий этаж.
— Ах, Боже мой, — воскликнула я. — Я думала, что здесь живет Смит.
Мужчина на постели, который, судя по всему, завершил свои дела, громко выругался.
— Простите, — извинилась я перед парочкой, уединение которой столь грубо нарушила. — Я ухожу.
Я выскочила из комнаты, понеслась вниз по ступенькам и вырвалась на темную, узкую и грязную улочку.
Я понятия не имела, где нахожусь. Во всем Лондоне мне был знаком только один район — Мейфэр. А это, ясное дело, далеко не Мейфэр. Одно я знала точно: надо выбраться отсюда, прежде чем меня настигнет Джем.
Я побежала.
Кто-то окликнул меня с другого конца улицы.
Я по щиколотку увязла в чем-то, о чем даже думать не хотелось.
Затем услышала за спиной торопливые шаги.
Я припустила еще быстрее, бросая по сторонам отчаянные взгляды в поисках кеба, на котором смогла бы вернуться на Гросвенор-сквер. Но наемные экипажи не заезжали в этот район. Я вспомнила о том, как был убит мой отец, и припустила во весь дух. Но я уже начала задыхаться, да и ноги устали.
Внезапно женский голос рядом со мной решительно произнес:
— Сюда!
Я повиновалась без размышлений и нырнула в дверь. Меня подтолкнули наверх, и я поднялась по ступенькам в комнату. Дверь за мной захлопнулась, и я застыла посреди каморки, тяжело дыша. Ноги дрожали и подкашивались.
Женщина зажгла сальную свечку, и тусклый огонек осветил постель, старенький поцарапанный стол и детскую колыбельку в углу. На полу лежал ветхий коврик, на окнах висели муслиновые занавески. Перед потухшим камином стояло единственное в комнате кресло. В каморке пахло репой и пеленками.
— Тебя не поранили? — спросила моя спасительница с таким же греющим душу акцентом, как и у Нэнни. Я покачала головой, с трудом переводя дух.
— Но ведь ты вся в крови, — настаивала женщина.
— Это не моя кровь, — вымолвила я. И тут увидела, что все еще сжимаю в руке нож. Я показала ей окровавленное лезвие. — Тот человек, что бежал за мной, пытался на меня напасть, и я ударила его ножом.
— Садись, — сказала она, указывая на кресло, и я плюхнулась на сиденье как подкошенная.
— Тот, что гнался за мной, — промолвила я, немного отдышавшись, — он ушел?
Она подошла к окну и осторожно выглянула на улицу из-за занавесок.
— Я его не вижу. — В тусклом свете свечи я заметила, как вдруг напряглась ее спина. — Ой, погоди-ка, вот же он.
— О Господи, — пробормотала я. — Кто-нибудь видел, как я сюда зашла?
— Не думаю, — последовал ответ. — Сегодня здесь ни души. Я стояла на пороге битых два часа и заполучила только одного клиента.
Тут я впервые осознала, что меня спасла уличная проститутка.
Мы ждали в молчании, показавшемся мне бесконечным. Затем она отвернулась от окна и сказала:
— Ну все, он ушел.
Я выдохнула:
— Слава Богу! — И потерла руки, словно леди Макбет, пытающаяся смыть кровь Дункана, промолвив дрожащим голосом:
— Не знаю, что бы я делала, если бы не вы. Тот человек, что преследовал меня, хотел меня убить.
Она повернулась ко мне и смерила взглядом с головы до ног. Должно быть, я выглядела ужасно. Туфли в уличной грязи, растрепанные волосы рассыпались по плечам, одежда и руки испачканы в крови Алфа. Но на мне было шелковое домино, а под ним — платье, которое стоило, вероятно, больше, чем эта женщина могла заработать за пять лет.
В люльке заплакал ребенок. Женщина подошла к колыбельке и взяла его на руки.
— Он голоден, — сказала она и привычным движением расстегнула лиф платья, чтобы покормить малыша.
Теперь пришла моя очередь разглядывать ее.
Она была очень молода и страшно худа. Я подумала, что если бы не эта худоба, она бы выглядела хорошенькой. На ней было поношенное, но чистое синее муслиновое платье.
Да и вся комната, надо сказать, выглядела довольно опрятно. В ней, конечно, воняло, но не так, как в тех каморках, где мне довелось побывать этой ночью.
— А почему тебя хотели убить? — спросила она, словно речь шла о совершенно обыденных вещах. — Что, на тебя разозлилась жена какого-нибудь джентльмена?
По-видимому, она приняла меня за содержанку.
— Нет, все гораздо сложнее, — сказала я. — Мой муж очень расстроится, когда узнает, что я пропала.
— У тебя есть муж?
— Да. — Я дружелюбно улыбнулась ей. — Меня зовут Джорджиана Мэнсфилд. Мой муж — граф Уинтердейл.
Она вздрогнула, и ее малыш выпустил изо рта сосок. Он немедленно заревел, и она снова дала ему грудь.
— Шутишь, что ли? — сказала она. — Ты, значит, графиня?
Я снова постаралась улыбнуться:
— Боюсь, что так. А как тебя зовут?
— Мария, — тихо отозвалась она.
— Ты из Суссекса, Мария? — мягко спросила я.
Она резко вскинула голову и взглянула на меня.
— А вы откуда знаете?
— Я сама из Суссекса. Узнала твой акцент.
Девушка тяжело вздохнула.
— Ох, как бы я желала снова там очутиться, — призналась она. — Думала, я такая умная, что в Лондон-то поехала. Суссекс, видите ли, не для меня. Здесь, в Лондоне, мол, стану помощницей модистки. Быть женой простого фермера — это не для Марии Сартон, так я думала. — Она хмыкнула. — Какая же я была дура.
— Но почему ты захотела стать помощницей модистки? — полюбопытствовала я. Для деревенской девушки, какой, несомненно, являлась Мария, такая мечта была несколько необычной.
— Как-то меня остановила одна женщина — я как раз гнала домой овец, — начала Мария. — Она сказала, что ищет хорошеньких девушек для работы в своем магазине. И я ей поверила, дура набитая! Взяла у нее деньги на дорогу и пошла на станцию дилижансов. Да только когда я приехала в Лондон, оказалось, что эта леди — мадам Найтингейл, самая знаменитая аббатиса в Лондоне.
— Аббатиса? — удивленно переспросила я.
— Она содержала бордель, миледи, — последовал грубоватый ответ. — Туда-то она и послала меня работать, а вовсе не в модный магазин.
Я в ужасе смотрела на молодую женщину.
— Какая жуткая история, Мария. Но почему ты не вернулась домой, в семью?
— У меня не было денег, миледи. Уж об этом мадам Найтингейл позаботилась. Мои-то тоже не знали, куда я уехала, поэтому и не явились за мной. Да если бы и знали, все равно бы не приехали. Они небось рады, что избавились от меня.
Ее история, рассказанная просто и безыскусно, потрясла меня. Я неуверенно спросила:
— И ты все еще работаешь в борделе?
— Да нет, миледи. Когда я забеременела, мадам Найтингейл вышвырнула меня вон. Ну, скажу я вам, несладко мне пришлось. Вот стою теперь на пороге да зазываю прохожих.
Я вспомнила пережитый мною ужас, когда Алф и Джем хотели наложить на меня руки, и подумала, что с этой бедной девочкой подобное происходит каждый день.
— Считай, что тебе повезло, что ты встретила меня, Мария, — твердо сказала я ей. — Если поможешь мне выбраться отсюда и вернуться к мужу, я обещаю тебе, что ты больше не будешь нуждаться в деньгах.
Она молча сидела, прижимая ребенка к груди. Потом тихим, робким голосом спросила:
— Вы говорите правду, миледи?
— Конечно. Если бы не твоя помощь, я бы уже была мертва. Я обязана тебе жизнью, Мария, а я не забываю о своих долгах. О тебе и твоем ребенке позаботятся, даю тебе слово.
Мария прижалась губами к головке малыша.
— Господи, Господи, — пробормотала она.
Слезы навернулись на глаза, и я поспешно заморгала. Сейчас не время сентиментальничать. Прежде чем я смогу что-нибудь сделать для Марии, мне надо вернуться к Филипу.
— Как бы отправить письмо на Гросвенор-сквер? — спросила я ее. — Здесь у вас можно нанять кеб?
— Нет, миледи, — усмехнулась она.
В комнате было холодно, и я видела, что Мария дрожит. Меня тоже начинало трясти. Я бросила взгляд в пустой камин.
— У тебя есть хотя бы немного угля? — спросила я.
— Нет, миледи. Еще вчера все израсходовала.
Я решила на время позабыть об удобствах и сосредоточиться на своем спасении.
— А утром? — спросила я. — Утром мы сможем поймать кеб?
— Не здесь, миледи. Для этого надо выйти к реке.
Нет, днем мне нельзя разгуливать в этом районе. Я была уверена, что Алф и Джем станут меня разыскивать.
Но как же добраться домой?
Я размышляла несколько минут, и тут мне вспомнилось одно имя.
— Кстати, ты, случайно, не знаешь кого-нибудь по фамилии Клэвен? — спросила я.
Она выпрямилась в кресле, и ребенок снова заплакал, требуя, чтобы ему вернули источник пищи.
— Знаю. То есть его самого-то я не знаю, но слышала о нем. Да он тут всем известен. — Она подозрительно нахмурилась. — А вы-то откуда его знаете, миледи?
— Я его не знаю. Мой муж с ним знаком. Так ты можешь с ним связаться, Мария?
— Попробую, — осторожно промолвила она. — Надо мной живет посыльный, и он иногда на Клэвена работает.
— Если я встречусь с Клэвеном, он непременно отвезет меня домой, — сказала я Марии. — Как ты думаешь, этот твой сосед сейчас дома?
— Пойду посмотрю, — ответила она. Ребенок насытился и уснул у нее на руках. Она встала и уложила его в колыбельку. Я заметила, что она заботливо укрыла его шерстяным одеяльцем, в то время как на ее постели была только одна простыня. Когда она вышла, я приблизилась к окну и выглянула на улицу.
Какое ужасное место, подумала я, невольно поежившись. В сточных канавах, должно быть, рыскают крысы. Как это страшно, что женщины вынуждены растить своих детей в таких условиях.
Нет, Мария непременно переедет отсюда, мысленно поклялась я. Попрошу Филипа, чтобы он предоставил ей маленький коттедж в Уинтердейл-Парке, где она сможет есть здоровую пищу, пить молоко и наслаждаться теплым солнышком.
— Его там нет. — Это Мария вернулась в комнату. — Ушел по делам. Придется подождать до утра.
Мне так хотелось поскорее домой. ФрЗнк и Кэтрин, верно, вне себя от тревоги. Но у меня не было выбора. Нельзя же опять пускаться в ночь по незнакомым улицам. В этот раз мне повезло, и меня спасли. Не стоит испытывать судьбу дважды.
— Ну хорошо, — сказала я, мысленно примирившись с тем, что мне придется провести ночь в этой холодной каморке.
— Вы ложитесь на кровать, миледи, — сказала Мария. — Я в кресле посижу.
— Не буду я занимать твою постель, Мария, — твердо отказалась я.
С моей стороны это была не просто вежливость. Может, я и ханжа, но одна мысль о том, что происходило в этой самой постели, наполнила меня отвращением. Я готова была скорее замерзнуть у потухшего камина, чем лечь на ложе, бывшее свидетелем всех этих ужасов.
— Ты не знаешь, у кого бы можно одолжить угля? — с надеждой спросила я.
— Боюсь, что нет, миледи.
— Ну ладно, — решительно промолвила я. — У меня есть домино, Мария. Я согреюсь и так. Не беспокойся обо мне, ложись в кровать и отдыхай. Мы попытаемся застать твоего соседа утром.
Она еще немного поупиралась, но я была непреклонна, и мы обе расположились на ночлег.
Кресло оказалось жестким, а шелковое домино не могло меня согреть, как и полуразодранное платье с короткими рукавами. Всю ночь я тряслась от холода. Не думаю, что кто-нибудь еще так обрадовался восходу солнца, как я в то злосчастное утро.
Ребенок разбудил Марию голодным плачем. Покормив его, она поднялась наверх посмотреть, не пришел ли посыльный. Она вернулась с сухощавым маленьким человечком с отвратительным шрамом на щеке, прихрамывающим на одну ногу.
— Это мой сосед Колин Трегрю, — представила его Мария. — Колин, эта леди — графиня Уинтердейл.
— Мне нужно связаться с человеком по имени Клэвен, мистер Трегрю, — сказала я. — Вы можете оказать мне эту услугу?
— Думаю, да, — осторожно произнес он. — А что я должен ему передать, миледи?