Я бросила на кузину нетерпеливый взгляд и увидела, как она помахала кому-то рукой. Посмотрев в том же направлении, куда был устремлен ее взгляд, я увидела Пэдди, прокладывающего себе дорогу в скоплении людей и лошадей. В течение дня он несколько раз подходил поговорить с нами, и его мягкий ирландский акцент лишь усиливал мое ощущение, будто я вернулась в добрые старые времена.
— Ну что, леди, вы уже собираетесь уезжать? — спросил старый конюх, подъезжая к нашему фаэтону на хорошенькой гнедой кобылке.
— Кейт хочет заехать на могилу к отцу, прежде чем возвращаться в Харли-Холл, — пояснила Луиза. — Может, съездишь с нами, Пэдди?
— Конечно, — ответил старый конюх, внимательно глядя на меня своими светло-голубыми глазами.
— Я не была у него на могиле со дня похорон, — сказала я.
— А я заезжаю на могилу к мистеру Дэниэлу всякий раз, когда бываю в Ньюмаркете, — мягко сказал Пэдди, — и знаю кое-кого из парней, которые делают то же самое.
«Да, моего отца в самом деле многие любили», — подумала я.
— Ну что же, тогда поехали? — сказала я и немного нервно улыбнулась.
— Трогайте, мисс Кетлин, — сказал Пэдди и отъехал на своей кобыле чуть в сторону, чтобы мне не мешать.
Кто-то посадил на могиле отца голубые колокольчики. Они были точно такого же цвета, как его глаза, и потому при виде цветов у меня больно защемило сердце.
«Стейд заплатит за это, — подумала я и, чувствуя, что с трудом сдерживаю нахлынувшие на меня эмоции, крепко сжала руки в кулаки. — Не беспокойся, отец, это не сойдет ему с рук. Я заставлю заплатить за то, что он с тобой сделал».
Горло сдавил спазм, слезы затуманили глаза, голубые цветы расплывались на белом фоне надгробного камня.
Снова подул ветер — на этот раз резкий и холодный. Где-то неподалеку в траве чирикнул воробей, охотящийся за червяком. Из-за выступивших на глазах слез я с трудом различила имя отца, выбитое на могильной плите.
— Поедемте, мисс Кетлин, — сказал Пэдди и положил мне на плечи ладони.
Я устала, сильно замерзла и чувствовала себя ужасно одиноко.
— Отвезите меня домой, — попросила я.
Пэдди повел меня к фаэтону.
— Мы сейчас слишком далеко от Грейстоун-Эбби, дорогая моя девочка, — сказал он, — так что я отвезу вас обратно в Харли-Холл.
— Я не хочу в Грейстоун-Эбби, — сказала я, чувствуя, как по щекам текут слезы, и отчаянно моргая, чтобы их остановить — Я хочу домой.
— Полезайте-ка наверх, — сказал Пэдди таким мягким голосом, что у меня чуть сердце не разорвалось, и, приподняв меня, усадил в фаэтон. Тут же следом за мной на сиденье забралась и Луиза.
Я нашарила рукой вожжи и вдруг засомневалась, что смогу удержать лошадей на дороге.
— Подожди минутку, Кейт, — сказала кузина. — Пэдди сейчас как раз привязывает свою лошадь к задку фаэтона. Он сам отвезет нас в Харли-Холл.
Я не стала возражать. Потеснившись, мы втроем уселись на сиденье, рассчитанном на двоих. Пэдди тронул лошадей, и через какое-то время фаэтон остановился у главной лестницы дома сэра Барбери.
Неподалеку я увидела Адриана, который, стоя на посыпанной гравием дорожке, беседовал с Ричардом Беллертоном. Когда мы подъехали, муж, увидев нас, спросил:
Стиснутая между Луизой и Пэдди, я не успела ответить, но это сделала за меня кузина.
— Мы посетили могилу отца Кейт, — сказала она, — и ваша жена немного расстроилась.
— А, — понимающе кивнул Адриан. — Позвольте, я помогу вам сойти, Луиза.
Когда место Луизы на сиденье освободилось, я переместилась на него. Затем Адриан протянул свои сильные руки ко мне. Я оперлась ладонями о его плечи, и он, словно пушинку, снял меня с фаэтона, пронес по воздуху и мягко поставил на землю. Вдруг я с отчаянием почувствовала, что вот-вот зарыдаю.
— О Адриан, — произнесла я, и голос мой задрожал. — О Адриан.
Не говоря ни слова, муж снова взял меня на руки, словно ребенка, и понес вверх по лестнице, ведущей в Харли-Холл. Я зарылась лицом в его плечо, чтобы никто не видел моих слез. Дверь нам открыл дворецкий — я слышала его голос. Потом я почувствовала, что Адриан снова поднимается по лестнице, слегка наклоняется, чтобы открыть какую-то дверь, и мы наконец оказались в комнате. Муж ногой захлопнул дверь, подошел к креслу-качалке, стоявшему у камина, и осторожно опустился в него, держа меня на коленях.
— Все в порядке, милая, — мягко сказал он, — теперь можешь плакать.
И я заплакала — навзрыд, так, как не плакала до этого никогда в жизни. Адриан осторожно обнимал меня, пока не иссякли мои слезы и силы. Немного успокоившись, я слушала ровное биение его сердца, чувствовала силу его рук, нежно баюкающих меня, и проникалась сладостным ощущением, что я наконец-то дома.
— Прости меня, — сказала я все еще слегка дрожащим голосом. — Не знаю, что со мной случилось. Я никогда раньше так не плакала.
— Ты не должна извиняться за свои слезы, Кейт.
— Слезами делу не поможешь, — возразила я. — От плача только силы теряешь.
— Это правда.
— Конечно, правда.
— А вот ты, наверное, никогда не плачешь, Адриан.
Я почувствовала, как грудь моего мужа высоко поднялась, а затем опустилась — он глубоко вздохнул раз, потом другой, а потом совершенно неожиданно для меня медленно, с усилием выговаривая слова, спросил:
Я была настолько поражена столь резкой сменой темы разговора, что невольно подняла голову и заглянула ему в лицо.
— Наверное, там погибли многие. Ведь ты смял весь левый фланг французов.
На лице Адриана появилось странное, напряженное выражение, и тут только до меня стал доходить глубокий смысл сказанной им фразы. «А ты знаешь, скольких я убил» — ведь он сказал именно так.
— Ты хочешь сказать, что потерял много своих, Адриан? — шепотом спросила я.
— Это я принял решение пройти рейдом далеко за позиции британских войск. Именно я решил захватить пушки. А когда мы возвращались, на нас из засады напала рота французских уланов, и мы понесли тяжелые потери.
Лицо Адриана было необычно мрачным и унылым. Мне ужасно не нравилось, когда я видела у него такое выражение, и потому я решила его подбодрить:
— Никто не считает, что в этом твоя вина, Адриан.
Муж нетерпеливо тряхнул головой: он явно хотел услышать от меня не это. Я провела пальцами по его бровям, пытаясь разгладить небольшую морщинку, появившуюся на переносице, и одновременно гадая, что толкнуло его на такую откровенность. Тем временем Адриан начал тихонько раскачивать кресло-качалку, в котором мы сидели, и я снова прильнула к нему.
— Когда схватка наконец закончилась, — заговорил он через некоторое время глухим, напряженным голосом, — я решил проехаться по полю боя, чтобы посмотреть, не осталось ли там раненых, которым еще можно хоть чем-то помочь. То, что я увидел, невозможно описать. Там лежали тысячи мертвых вперемешку с тысячами раненых, которые, агонизируя, взывали о помощи. Это было все равно, что заглянуть в ад, Кейт. — Губы Адриана нежно поцеловали меня в макушку, мои волосы затрепетали от его дыхания. — И ты знаешь, я заплакал. У меня так лились слезы, что я почти ничего перед собой не видел.
Наше кресло продолжало медленно, ритмично раскачиваться, а я, прижавшись к такому сильному, такому теплому телу мужа, размышляла над его словами.
— Так что, как видишь, я тоже иногда плачу, Кейт, — подытожил он. — И я вовсе не стыжусь этого. И тебе тоже не следует стыдиться слез, когда ты плачешь, вспоминая об отце. — Взяв меня пальцем за подбородок, он приподнял мою голову и заглянул мне в глаза. — Есть вещи, которые вполне заслуживают такого выражения эмоций.
Адриан был человеком необычайной душевной щедрости. Глядя ему в глаза, я едва не сказала ему, что люблю его всем сердцем. Не знаю, что удержало меня от этого. Впрочем, нет, знаю — это была гордость.
Тем не менее я поняла, что когда-нибудь неизбежно настанет день, когда я все же скажу ему это, хотя сейчас я и заставила себя промолчать.
— Спасибо. Адриан, — сказала я и снова положила голову ему на грудь. — Благодаря тебе я почувствовала себя значительно лучше.
Адриан, продолжавший раскачивать кресло-качалку, ничего на это не ответил.
Глава 23
Пятницу ознаменовал просто чудесный рассвет, который обещал еще один ясный, солнечный день. Это означало, что главный приз разыграют в идеальных погодных условиях и, следовательно, дорожка будет в прекрасном состоянии. Когда мы с Луизой отправились в Ньюмаркет, на небе не было почти ни облачка. Всю дорогу мы любовались вишневыми деревьями вдоль дороги, которые были покрыты, словно снегом, белыми цветами, и колокольчиками и фиалками, пестревшими на травянистой обочине.
Наш фаэтон спокойно катил вперед. Луиза весело болтала, из чего я сделала вывод, что Пэдди не стал ей рассказывать о том, какое дело ему предстояло. Я старательно отвечала на вопросы кузины, но душа была, что называется, не на месте — слишком уж хорошо я помнила, что произошло в последний раз, когда кто-то рискнул проверить, действительно ли Алькасар и есть тот самый жеребец, который на самом деле принадлежал лорду Стейду.
«Господи, сделай так, чтобы с Пэдди ничего не случилось, — молилась я про себя. — Пожалуйста, пусть с ним ничего не случится».
На ипподроме было все так же людно. Разговор шел о предстоящих скачках и о шансах Кестл-Рука. Трехлеток Стейда был несомненным фаворитом, а это означало, что складывалась именно такая ситуация, когда кто-то из «жучков» мог попытаться каким-то образом подпортить лошадь и повлиять на результат. Как ни сильно я ненавидела Стейда, мне не хотелось, чтобы что-нибудь случилось с животным, и я искренне надеялась, что в последние двадцать четыре часа перед скачкой за фаворитом будут как следует приглядывать.
Все утро я искала Стейда, но увидела его лишь после того, как закончился второй заезд — он стоял рядом с сэром Барбери. Одновременно со мной его заметил Гарри, который постоянно находился рядом с нашим фаэтоном, хотя многочисленные новые друзья, которых он успел приобрести за последние два дня, то и дело пытались утащить его с собой.
— Вон он, ублюдок, — пробормотал он.
— Что-то я до сих пор не видела Пэдди, — заметила Луиза.
Мы с Гарри переглянулись, затем младший брат Адриана небрежно бросил:
— Вчера он что-то говорил мне насчет того, что с утра собирается поехать посмотреть какую-то лошадь.
— О Боже! — заволновалась Луиза. — Надеюсь, он вернется вовремя, чтобы успеть посмотреть, как будет разыгрываться главный приз.
— Ты рассуждаешь как заправский завсегдатай ипподрома, — сказала я и заставила себя рассмеяться. — Тот, кто тебя не знает, ни за что не поверил бы, что ты на скачках в первый раз.
— Мне здесь действительно интересно, — отозвалась Луиза с довольным видом.
— Вы что-нибудь выиграли, Луиза? — поинтересовался Гарри.
Кузина отрицательно покачала головой:
— Я не делала ставок.
Внезапно мне стало стыдно. Я поняла, что Луиза скорее всего не играла по той простой причине, что у нее совсем не было денег. Я собиралась разделить с ней свое содержание, но не смогла этого сделать, поскольку за один вечер все спустила в злополучном игорном заведении.
— Что, обанкротились, как мы с Кейт? — сочувственно спросил Гарри.
К моему удивлению, Луиза сделала головой отрицательный жест.
— Я почти не трогала содержание, которое выплатил мне лорд Грейстоун, — сказала она. — Просто мне кажется, что это глупо — ставить деньги на лошадей.
«Итак, Адриан снова пришел на помощь», — подумала я.
— Если бы люди не делали ставок, не было бы никаких скачек, — заявил Гарри.
— К сожалению, это правда, — вздохнула я.
Мое внимание привлек человек, который, сидя верхом на гнедой чистокровной кобыле, осторожно пробирался сквозь толпу.
— Посмотри-ка вон на ту кобылку, Гарри, — не удержалась я. — Она чем-то напоминает мне Эльзу.
Гарри в ответ пробурчал что-то нечленораздельное.
— Надеюсь, Эльза не слишком плохо себя чувствует в тесном лондонском стойле, — с беспокойством сказала я.
— Не слишком плохо! — взвился Гарри. — Я слышал, как перед отъездом вы инструктировали конюхов. «И обязательно водите ее по часу в поводу не меньше трех раз в день, Джорджи, — засюсюкал он, пытаясь имитировать мой голос. — И не забывайте давать ей ее лакомства». — Гарри негодующе фыркнул. — Да если конюхи будут выполнять все ваши распоряжения насчет Эльзы и инструкции Адриана по поводу Эвклида, то у них не останется времени, чтобы бросить хотя бы охапку сена другим лошадям.
Выслушав эту шутливую тираду, я нехотя улыбнулась.
— А вот и Адриан, — сказал Гарри.
Мы все разом повернулись, чтобы посмотреть на моего мужа, который, сидя верхом на гнедом мерине, пробирался к нам сквозь толпу.
Кестл-Рук выиграл главный приз. В какой-то момент, когда управлявший им жокей попытался выйти вперед по внутренней стороне дорожки, он чуть не столкнулся с лавиной других лошадей, тоже пытавшихся срезать угол, но жокей сумел придержать фаворита, и Кестл-Рук обошел всех остальных по внешней стороне дорожки. Когда это произошло, у тысяч зрителей вырвался громкий вздох облегчения — большинству из них уже казалось, что плакали их денежки. Выйдя на свободное пространство, Кестл-Рук резко прибавил в скорости.
Зрелище было великолепное. Темно-гнедой трехлеток мощными скачками словно пожирал дорожку, обходя своих соперников с такой легкостью, словно они стояли на месте. За одну восьмую мили до конца дистанции он захватил лидерство и финишировал на десять корпусов впереди лошади, которая пришла второй.
Пока я наблюдала за заездом, по спине у меня буквально бегали мурашки от восторга. Большинство зрителей тоже ликовало, видя, что фаворит одерживает верх.
— Здорово! — воскликнул Адриан и, повернувшись ко мне, посмотрел на меня сверкающими глазами. — Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное, Кейт?
В ответ я лишь отрицательно покачала головой — такого не видела не только я, но и, пожалуй, никто из зрителей ипподрома.
Под рукоплескания зрителей жокей провел победителя вдоль трибун по направлению к старту. Владельца лошади, маркиза Стейдского, невозможно было рассмотреть в толпе восторженных любителей скачек, в едином порыве вскочивших на ноги.
«Ну что ж, — мрачно подумала я, — пусть поблаженствует в лучах славы — очень скоро ему придется окунуться физиономией в грязь».
К концу дня Луиза всерьез забеспокоилась по поводу отсутствия Пэдди. Что касается меня, то я была не просто обеспокоена, а по-настоящему напугана мыслями о том, что все пошло не так, как мы рассчитали, и в результате произошло что-то ужасное. Когда Пэдди наконец появился, добрая половина зрителей уже разъехалась. Мы с Луизой были так рады его видеть, что, торопясь поскорее обнять его, едва не свалились с фаэтона.
Пэдди рассказал Луизе чудесную и, главное, весьма правдоподобную историю о том, как он осматривал одну лошадь и едва не купил ее. После этого Гарри оттащил его от фаэтона, чтобы поговорить наедине. Глаза мои были прикованы к их лицам, и, когда я увидела, как губы Гарри растягиваются в улыбке, мне стало ясно, что все прошло как надо и что Шон опознал в жеребце, выдаваемом за Алькасара, Финна Мак-Кула.
О том, как все было, я узнала лишь на следующее утро. Гарри устроил все так, что мы с Пэдди и Шоном встретились около небольшого мостика, переброшенного через ручей на полпути между Харли-Холлом и близлежащей деревней. Как обычно в последнее время, в утренние часы я чувствовала себя довольно неважно, но неприятные ощущения, которые я испытывала, на этот раз были не такими острыми, и я решила, что это скорее всего связано с благотворным воздействием на мой организм чистого воздуха сельской местности.
К счастью, Адриан еще до моего отъезда из Харли-Холла отправился вместе с сэром Чарльзом размять гончих собак, так что мне не пришлось объяснять, с чего это мне вздумалось ехать куда-то в такую рань.
Мы с Гарри добрались до условленного места первыми и, спешившись, пустили наших лошадей попастись в сочной траве, которой порос пологий берег ручья. Несколько поодаль от русла берег становился круче — там зеленая трава была буквально усеяна болотными орхидеями и цветами калужницы и горицвета. На склоне я увидела нескольких овец, мирно щипавших траву. Где-то вдали куковала кукушка, а с пологого, поросшего лесом противоположного берега отчетливо доносился стук дятла.
После приблизительно пятнадцати минут ожидания к нам подъехали Пэдди и Шон Мак-Брайд — невысокого роста жилистый черноволосый человек.
— Тот жеребец, что мы смотрели, — Финн Мак-Кул, — с ходу выпалил Шон, зеленоватые глаза которого сверкали гневом. — Его украли у мистера Фаррелла во время пожара. Ну да ничего, я верну его в Ирландию, его владельцу.
— Это уж точно, парень, — заметил Пэдди. — Нам только надо решить, как это лучше всего сделать.
— И этому типу еще придется заплатить! — горячо воскликнул Шон. — Он должен деньги за то, что наш жеребец покрывал его кобыл!
Раньше эта мысль не приходила мне в голову, но сейчас, когда ее высказал Шон, я энергично закивала.
— Вы правы, Шон, — сказала я. — Мистер Фаррелл в самом деле имеет полное право потребовать за это соответствующую плату.
— Между прочим, вчера, когда маркиз Стейдский пыжился от гордости, выиграв главный приз, Шон как следует его рассмотрел и признал в нем того самого человека, который пытался купить Финна Мак-Кула еще до пожара, — заметил Пэдди.
Итак, все сходилось. Я едва удержалась, чтобы не потереть от радости руки.
— Лорд Барбери — председатель жокейского клуба, — сказала я. — Думаю, теперь самое время изложить ему добытые нами факты.
— Стейд будет все отрицать, — сказал Пэдди. — И боюсь, что словам ирландского конюха не перевесить слов английского маркиза.
— Среди специалистов и так уже давно идут разговоры о том, что превращение Алькасара из довольно посредственной скаковой лошади в великолепного производителя — явление весьма необычное, — возразила я. — Так что в любом случае наши обвинения проверят.
— И как же, интересно, это сделают? — поинтересовался Шон.
— Кому-нибудь из членов жокейского клуба придется съездить в Ирландию и взглянуть на лошадей мистера Фаррелла. На его конюшнях наверняка остались еще животные, полученные от Финна Мак-Кула.
— Что правда, то правда, — с довольным видом согласился Шон. — Взять, к примеру, Кончубара — он уже пять лет подряд выигрывает кубок Голуэя.
— Если вы говорите о той лошади, которую я видела на скачках два года назад, — сказала я, — то ее сходство с Кестл-Руком несомненно.
— Они похожи на своего папашу как две капли воды, — сказал Шон. — Этот Финн Мак-Кул их как будто штампует.
— А как насчет мистера Дэниэла? — осведомился Пэдди. — Можем мы предъявить Стейду обвинение в его убийстве?
Должно быть, что-то отразилось на моем лице, потому что Гарри тут же обнял меня за плечи. Я благодарно прижалась к нему.
— Боюсь, что не можем, Пэдди, — сказала я чуть погодя. — Конечно, мы можем рассказать о наших подозрениях лорду Барбери, и я думаю, что в жокейском клубе к ним отнесутся достаточно серьезно, но у нас не хватает доказательств, чтобы привлечь Стейда к судебной ответственности за убийство.
— Но если за все свои дела он просто потеряет шанс вступить в жокейский клуб, этого будет маловато, — настаивал Пэдди. — Он должен заплатить за мистера Дэниэла. Кровь за кровь.
— С этим я согласна, — сказала я. — Но вряд ли нам удастся отомстить ему в полной мере.
— Пэдди, для такого человека, как Стейд, презрение людей его круга — это даже худшее наказание, чем смерть. А ведь он станет настоящим парией, — подал голос Гарри, который во время всего нашего разговора был необычно молчалив.
— Возможно, он и станет парией среди тех, кто имеет то или иное отношение к разведению лошадей или просто любит скачки, но какое до этого дело всем остальным? — возразил Пэдди. — В свое время жокейский клуб запретил выставлять своих лошадей на скачках самому регенту. Ну и что из этого?
— Мы говорим о разных вещах, — вмешалась я. — Принца заподозрили в том, что он приказал своему жокею придержать лошадь, причем сделал это всего один раз. При этом очень многие до сих пор считают, что жокей действовал по собственной инициативе. Что же касается Стейда, то он украл весьма ценного жеребца и, вполне вероятно, убил человека из боязни разоблачения. Гарри прав: Стейд превратится в парию и никогда больше не сможет появиться в приличном обществе.
По виду Пэдди было ясно, что мы с Гарри его не убедили.
— Пэдди, — горячо продолжила я, — неужели ты думаешь, что мне не хочется, чтобы Стейда вздернули или четвертовали? Неужели ты считаешь, что мне не хотелось бы увидеть его голову торчащей на колу? — Я с трудом перевела дыхание. — Но я считаю, что у нас слишком мало доказательств.
Наступило молчание. Смолк и стук дятла на другом берегу, но где-то в лесу на той стороне ручья продолжали перекликаться кукушки. Две овцы, за которыми трусили ягнята, спустились по береговому склону к воде напиться. Легкий утренний ветерок пошевелил волосы на моих висках, тихонько зашуршал в траве. Окружающий мир был непередаваемо прекрасен, и мне вдруг показалось ужасно несправедливым, что мой отец уже не мог видеть и ощущать его, а Стейд — мог.
— Пожалуй, что так, девочка, — вздохнул Пэдди. — Как-то несправедливо все это получается, — добавил он, словно прочитав мои мысли.
— Но Финна Мак-Кула мы ведь вернем назад? — спросил Шон, возвращая нас к реальности.
— Это уж как пить дать, парень, — мрачно сказал Пэдди. — Будь уверен.
Вернувшись с Гарри в Харли-Холл, мы застали в столовой сэра Чарльза, Адриана и еще двух джентльменов за завтраком.
При виде меня на лице Адриана отразилось удивление: после того как у меня начались утренние недомогания, я, как и другие леди, предпочитала пить чай в своей комнате.
— Надеюсь, закончив завтрак, вы позволите мне с вами переговорить, сэр? — сказал Гарри, обращаясь к хозяину дома.
— Разумеется, — с безукоризненной вежливостью ответил сэр Чарльз, явно заинтригованный, и отпил последний глоток из чашки с чаем. — Но я уже как раз закончил. Пойдемте ко мне в кабинет.
Проходя следом за сэром Барбери и Гарри мимо Адриана, я буквально спиной почувствовала на себе внимательный взгляд мужа.
Кабинет сэра Чарльза находился рядом с библиотекой. В нем стояли секретер красного дерева и два стула. Книжный шкаф, являющийся частью секретера, был завален номерами спортивных журналов, посвященных скачкам и бегам; там же, разумеется, стояла и Книга родословных. На той части секретера, которая служила хозяину кабинета столом, лежали кипа каких-то бумаг, ручка, приспособление, которым плавят сургуч для печатей, пара очков.
Усадив меня и Гарри на стулья, сэр Чарльз прислонился к резной облицовке камина, сдвинул лежащие на секретере очки на несколько дюймов в сторону и вопросительно уставился на нас.
Гарри решил сразу взять быка за рога.
— Сэр, — начал он с места в карьер, — нам хотелось, чтобы вы как можно скорее созвали собрание жокейского клуба. Мы собираемся выдвинуть обвинения против маркиза Стейдского.
— Что? — переспросил сэр Барбери, словно пораженный ударом грома.
Гарри повторил свои слова.
— И что же это за обвинения? — осведомился сэр Чарльз с недовольным видом.
Мы переглянулись, после чего Гарри рассказал сэру Барбери обо всем, что нам удалось выяснить. Когда он закончил свой рассказ, особо подчеркнув, на какие мерзости, вплоть до кражи и убийства, могут толкнуть людей алчность и чрезмерная амбициозность, председатель жокейского клуба сказал:
— Вполне возможно, что этот ваш ирландский конюх лжет в надежде добыть для своего хозяина ценного племенного жеребца.
Эти слова привели меня в ярость, и, не удержавшись, я тоже вступила в разговор:
— Сэр Чарльз, я видела лошадь мистера Фаррелла на скачках в Ирландии. Эта лошадь явно получена от того же производителя, что и победитель вчерашних состязаний. Если вы или кто-либо другой из официальных представителей жокейского клуба посетите Голуэй, вы сможете убедиться в этом собственными глазами. Более того, я считаю, что было бы весьма уместно попытаться разыскать старых конюхов Алькасара. Если это удастся, они скорее всего подтвердят, что жеребец, которого Стейд сейчас выдает за Алькасара, — не та лошадь, за которой они в свое время ухаживали.
Сквозь единственное в комнате окно в кабинет проник косой солнечный луч, сверкнув на линзах очков, лежащих на столе сэра Барбери.
— Многие удивлялись, — медленно заговорил сэр Чарльз, — как такой середнячок, как Алькасар, может давать такое замечательное потомство.
— Мне известно, что мой отец тоже задавался этим вопросом, — продолжила я. — Его тоже это удивляло, и именно по этой причине он заподозрил подмену. Вот почему он решил взглянуть на Алькасара поближе, и вот почему его убили, — закончила я, глядя на очки сэра Чарльза.
— Очень может быть, что и так, леди Грейстоун, — сказал сэр Барбери, — но этот вопрос лежит вне компетенции жокейского клуба.
— Я понимаю, сэр Чарльз. Я только прошу провести собрание, чтобы вся эта информация стала известна членам клуба. А там уж пусть они сами решают, что им следует предпринять в такой ситуации.
— Большинство членов и руководителей клуба в данный момент находятся в Ньюмаркете — они приехали сюда на скачки, — сказал сэр Чарльз, потер правый висок, словно пытаясь облегчить головную боль, и вздохнул. — Ну что ж, хорошо. Я предупрежу руководство клуба, и мы проведем собрание завтра в штаб-квартире жокейского клуба в Ньюмаркете в одиннадцать часов. Мистер Вудроу, вам тоже следует быть там. Приведите также с собой тех двух ирландцев, о которых вы упоминали, чтобы они могли дать показания.
— Я тоже приду, — заявила я.
— В этом нет необходимости, леди Грейстоун, — сказал сэр Чарльз, посмотрев на меня с изумлением. — Я не хочу подвергать вас такому испытанию
— Я не упущу возможности присутствовать на этом собрании даже за все сокровища Индии, сэр Чарльз, — отрезала я. — Мне слишком долго пришлось ждать момента, когда я смогу отомстить человеку, убившему моего отца.
Сэра Барбери, по всей видимости, озадачила моя кровожадность, если можно так выразиться.
— Мистер Вудроу, — сказал он, — я уверен, что вы сумеете убедить леди Грейстоун, что ее присутствие на собрании нежелательно.
— Я считаю, что она должна быть там, — сказал Гарри, и я в душе горячо поблагодарила его за это.
На лице сэра Чарльза появилось раздраженное выражение, но я, не обращая на это внимания, встала и сказала:
— Ну что ж, решено. Завтра утром, в одиннадцать.
Сэр Барбери также выпрямился.
— Вас будет сопровождать лорд Грейстоун? — поинтересовался он.
Мы с Гарри переглянулись.
— Не знаю, — сказала я. — Мне надо будет его об этом спросить.
Я поднялась в нашу с мужем спальню и не слишком удивилась, обнаружив там поджидающего меня Адриана. Поскольку в следующей по коридору комнате одна из горничных в это время производила уборку, я предложила ему пройти в сад, где я могла спокойно, без помех объяснить ему, о чем мы с Гарри беседовали с сэром Чарльзом.
— Да, было бы неплохо услышать кое-какие разъяснения, — произнес Адриан ровным тоном.
Когда он выходил через застекленные двери на террасу, я украдкой заглянула ему в лицо, но оно, как и голос, было абсолютно непроницаемым: Адриан умел скрывать свои мысли и эмоции как никто другой.
Пересекая террасу, мы встретили леди Мэри, ее мать и еще двух женщин, обменялись с ними вежливыми улыбками и отпустили привычные комментарии по поводу прекрасной погоды. Затем Адриан взял меня под руку, и мы с ним направились к двум каменным львам в центре лужайки, охранявшим вход на небольшую круглую площадку, обсаженную тисовым кустарником.
Мы не произнесли ни слова до тех пор, пока не скрылись за кустами. На площадке было несколько каменных скамеек, расположенных таким образом, что с любой из них можно было видеть все десять расположенных вдоль окружности площадки коринфских колонн из портлендского камня. Подойдя к одной из скамеек, Адриан усадил меня на нее и, сев рядом, выжидательно замолчал.
Такого непроницаемого выражения я не видела у него на лице с тех пор, когда сообщила о беременности. В животе похолодело, когда я поняла, к сожалению, слишком поздно, что мне следовало уже давно поделиться с ним своими подозрениями в отношении лорда Стейда.
«Черт возьми, — подумала я с досадой, — ну почему, когда дело касается Адриана, я всегда все делаю не правильно?»
Я вспомнила, что хотела ему обо всем рассказать, но Гарри отговорил меня, сославшись на то, что нам не следует его беспокоить, потому что у него и без этого достаточно проблем. В тот момент совет Гарри показался мне вполне разумным, но теперь я оказалась в ужасном положении.
Стараясь говорить как можно более твердо и уверенно, я рассказала мужу все. Он выслушал меня, ни разу не перебив.
— Я давным-давно хотела тебе все рассказать, Адриан, — закончила я, — но Гарри сказал, что ты и так озабочен политическими проблемами и потому будет просто несправедливо взваливать на тебя еще и это.
— Понятно.
— Ты в самом деле был очень занят, — еще раз попыталась оправдаться я.
Адриан смотрел не на меня, а куда-то вдаль. Черты лица его были настолько совершенны и безмятежны, что походили на лица статуй, украшавших сад леди Барбери.
— Гарри сказал… — начала было я снова.
— Да, ты уже рассказывала мне о том, что сказал Гарри. — Повернув голову, Адриан наконец взглянул на меня. Глаза его казались очень темными. — Вы с Гарри два сапога пара, верно? — неожиданно спросил он.
Я была настолько удивлена его словами и тем, с какой горечью они были сказаны, что невольно раскрыла рот. Наконец, опомнившись, я заметила:
— Гарри для меня все равно что брат.
— Пойдем-ка лучше в дом, Кейт, — сказал Адриан вставая. — У меня назначена встреча с Беллертоном, и я уже опаздываю.