Я обнаружил, что маленькое приспособление может запоминать мои слова, а потом, благодаря механизму, устройство которого я не понимаю, повторять их. Недавно я установил, сколько оно может запомнить. Я говорил много часов подряд, и оно все запомнило слово в слово. Сейчас я стер все это, используя специальную кнопку, и начал сначала.

Я хочу оставить информацию о том, что со мной приключилось. Поэтому всякий, кто когда-либо придет сюда и обнаружит меня мертвого, все равно поймет все. Я чувствую, что кто-то обязательно придет, хотя и сам не знаю, зачем.

Я хочу, чтобы он знал…

Я не помню, как меня зовут. Люди, среди которых я нахожусь и которые до сих пор были добры ко мне, называют меня Подрезанное Горло. Это из-за того, что у меня от уха до уха тянется через все горло красная полоса.

Каждый день у меня будет пронумерован.

Это

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ!

Те люди выше меня. Мужчинам я едва достаю до плеча. Они говорят, что нашли меня на снегу спустя час после прохода Больших Саней, но что такое Большие Сани, я не смог узнать. Сначала я думал, что это какое-то явление природы, как, например, снежная буря, но они говорили, что видели такое впервые в жизни и спрятались от страха.

Они принесли меня в свой лагерь. Когда я немного поправился, то понял, что немного, совсем мало, понимаю их речь.

Они одевались в меха, дома их были из натянутых на молодые деревца звериных шкур, присыпанных потом снегом. На дворе все сильнее завывает ветер, наметая вокруг домов огромные кучи снега. Я лежу на меховой подстилке, тусклый свет льется с потолка, испускаемый подвешанными на кожаных ремнях фосфоресцирующими грибами.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Меня разбудила женщина, которая принесла каменную миску с чем-то вроде супа, что одновременно играло роль лекарства. Я спросил об этом, и она риветила, что это приготовлено из молодых побегов какого-то дерева. «Суп» был жидкий и довольно остро приправлен, на мой вкус, но проглотив его, я сразу же почувствовал себя лучше. Я встал и вышел наружу. Женщина, идущая за мной, показала небольшой закрытый закуток в ста метрах от лагеря, где мужчины справляли нужду.

Когда я вернулся, мужчин в лагере уже не было. Они отправились на охоту, как объяснила мне женщина. Я сказал, что тоже хотел бы пойти, так как не желаю быть нахлебником и могу добыть больше мяса, чем съем. Женщины засмеялись, услышав это, и сказали, что я еще слишком молод и мал, чтобы охотиться с мужчинами. Говорили они это очень деликатно и мягко, стараясь не причинить мне боль и обиду. Просто они констатировали факт, и от этого, уже через несколько мгновений, я почувствовал, будто нахожусь на каком-то приеме, хотя какого-либо другого приема, кроме последней ночи, я не могу вспомнить. Дул ветер, сыпал снег, было очень холодно. Они любезно смеялись, также, над моим комбинезоном, который так отличался от их меховых одежд.

Потом они сказали, что идут собирать еду, и я ответил, что помогу им. Это опять очень развеселило их, и они запели что-то вроде песни, в которой говорилось, что я буду отыскивать разные съедобные растения и еще задолго до полудня не смогу разогнуть спину. Однако, когда они вдоволь навеселились, Красная Клиу, которая, как мне кажется, была матерью вождя и потому самой важной в племени, вошла в хижину и через мгновение вышла, держа в руках оружие.

Она сказала, что я должен буду охранять их от нападения каких-то зверей. Каких — я не понял.

Это оружие у меня до сих пор. Оно состоит из деревянной рамы, трех плоских пружинистых кусочков кости, а может быть, рога, и ременной тетивы. Этим оружием нужно было метать камни или куски льда, но спечиальным снарядом была выгнутая особым образом, утолщенная с двух сторон палка из тяжелой древесины, кое-где утыканная кусочками кости и обломками скалы.

Мы прошли около треех километров, все время бредя по снегу, который кое-где достигал колен. Мы шли один за другим, сменяя протаптывающего дорогу.

Женщины с помощью кожаных ремешком обмотали ступни шкурками, а у меня были теплые влагонепроницаемые ботинки из черной кожи.

Несколько раз мы проходили возле деревьев, поскольку Красная Клиу старалась при возможности выбирать дорогу, менее засыпанную снегом.

Могу ли я утверждать, что деревья оказались для меня полной неожиданностью?

До того, как я их увидел, ничто не было в состоянии удивить меня, поскольку я никак не мог прийти в себя и постоянно ловил себя на мысли, что думаю о своем прошлом и о том, как оказался среди этих людей. Хотя я ничего не могу вспомнить, но мне кажется, что где-то в подсознании у меня находится закодированное туманное понятие, касающееся того, что я пользовался когда-то какими-то предметами и знал некоторые вещи, которые невозможно было бы узнать в этом мире.

Я не знаю, как должны выглядеть деревья, и мне трудно описать, что мне понравилось в них. Они были зеленые или бронзовозеленые и обычно имели ствол, хотя встречались и такие, которые имели двойные или даже тройные стволы, соединывшиеся вверху в один. Вверху же находились ветви, простые, кривые и гнутые в зависимости от вида. Иногда — чем толще ветвь, тем дальше она простирается — они связываются снова, чтобы опять разделиться и выпустить новые зеленые побеги. Некоторые деревья покрыты здесь растущими поодиночке и группами листьями, но на некоторых их не было совсем. Все деревья гибкие, гнущиеся под весом снега, а потом, когда сбрасывается непосильная тяжесть, они вдруг распрямляются и застывают сразу, без малейшей дрожи.

Наконец, мы добрались до цели своего путешествия — к ровному, наклоненному на юг склону с разбросанными большими камнями. Снег здесь достигал едва ли нескольких сантиметров глубины.

Женщины рассеялись по склону, разгребая снег и срывая небольшие, свободно растущие растения, для которых эти сложные условия существования были вполне естественны. Вначале я старался им помочь, но не имел понятия, какие растения годятся в пищу, и, кроме того, у меня не было сумки. Женщины все время смеялись надо мной, и в конце концов, я бросил это дело и занялся упражнениями в стрельбе.

Это было очень интересное оружие, не требовавшее особого умения — я успел в этом убедиться, — так как хорошо натянутая тетива и пружинистые зажимы метали палку не только в цель, находящуюся на линии полета, но и далеко в стороне.

Красная Клиу показала мне, как нужно класть камень на тетиву, и я стал тренироваться. Потом я вспомнил, что, кроме этого грозного оружия, у меня в кармане лежит складной нож — вместе с зажигалкой и некоторыми другими вещами, — поэтому я выстругал из дерева палку. Мне было жалко красивых, украшенных резьбой снарядов, лежащих в моем колчане.

Ничего интересного не происходило до того момента, когда солнце не оказалось почти за нашими спинами. Тогда и раздались первые отчаянные крики, доносившиеся из-за деревьев у подножия склона. Женщины мгновенно прервали сбор и замерли, словно пни. Они не отрывали взоров от той стороны, откуда доносились крики. Случилось так, что мое оружие было заряжено и готово к пробному выстрелу. Я тоже замер, выставив этот самострел перед собой.

Крики все усиливались и, наконец, из-за деревьев появилась какая-то фигура.

Сперва я подумал, что это девушка.

Потом, когда фигура побежала в нашу сторону, пользуясь как задними, так и передними конечностями, я понял, что это зверь. Когда же я услышал совсем невдалеке высокий жуткий вой и увидел длинную шею с острой, вытянутой вперед мордой, то подумал, что это птица. Женщины стояли, как вкопанные, до того момента, когда необычное существо заметило их и бросилось бежать опять к лесу.

Лишь тогда они ожили и, крича, бросились бежать следом, бросая камни. Я очень удивился тем, как они быстро бегут. Красная Клиу закричала, чтобы я стрелял, и, мгновение поколебавшись, так как фигура очень напоминала мне человеческую, я выстрелил. К сожалению, снаряд был выструган мною и оказался очень легким. Беглец, пораженный в область поясницы, споткнулся, но не упал. Как можно быстрее я вытащил из колчана тяжелый круглый снаряд и побежал за остальными.

Я сказал, побежал, хотя, по правде говоря, я запрыгал большими прыжками. Я, конечно, хотел бежать, но каждый мой шаг превращался в прыжок пятиметровой длины и за время, не превышающее нескольких ударов сердца, я преодолел четырехсотметровую дистанцию. Одновременно я заметил одну странную вещь: как женщины, так и преследуемая ими жертва бежали, не проваливаясь в снег даже там, где толщина покрова была больше полуметра.

Оказавшись достаточно близко, я приостановился возле большого камня и выстрелил тяжелым снарядом. Я целился в голову, но плохо рассчитал траекторию и палка попала в колени, ломая обе ноги.

Теперь я уже не сомневался, что это женщина. Едва ее тело коснулось снега, как перед ней уже выросла Красная Клиу, а через мгновение и все остальные.

Я видел, как, умирая, она повернула к солнцу лицо, прекрасное и дивное, хотя и несколько странное, после чего ее глаза потеряли блеск и закатились, показывая белки.

Красная Клиу перерезала этому существу шейную артерию, и вместе с кровью из него вытекла жизнь.

— Кто это? — спросил я.

— Лана Денизе. Она еще молода.

Одна из женщин, Блестящая Ада, коснулась ног убитой.

— Мужчины наверняка ничего хорошего не принесут, а у нее мясо такое нежное, что сразу же сходит с костей.

— Вы хотите съесть ее?

— После того, как ты выберешь себе какую-нибудь часть, — ответила она и удивилась моему удивлени.

— Да, — подтвердила Красная Клиу, — ее убил Подрезанное Горло.

— Мы охотники! — закричала одна из женщин.

Красная Клиу дотронулась до подбородка.

Этот жест, как я начал уже понимать, означал «да». В этот момент с того направления, откуда несколькими минутами ранее выбежала Денизе, раздался мощный рык. На краю леса стояла женщина, такая высокая и такого мощного телосложения, что ее можно было легко посчитать великаншей. Она что-то пронзительно кричала.

Женщины тотчас ответили, размахивая руками. Великанша нервно забегала по опушке, не переставая кричать голосом более резким и сильным, чем мне когда-либо приходилось слышать даже у мужчин.

У нее были необычайно буйные, достигавшие пояса волосы, похожие на льняную паклю, и квадратное, сильное лицо, достаточно аристократическое и грубое одновременно, словно его обладательница была предводительницей каких-то разбойников.

Я попытался разузнать у женщин, кто она, но они создавали столько шума, что я не мог перекричать их, поэтому занялся поисками большой кривой ветки на тот случай, если великанша надумает приблизиться к нам.

Но она не покидала опушки леса. Спустя какое-то время, после непрестанных криков, она повернулась и исчезла среди деревьев, позволив женщинам восторжествовать и отнести добычу в лагерь. На обратном пути я все же добился от Красной Клиу ответа на интересовавший меня вопрос.

— Кетинха, — ответила она.

— Но кто она?

— Просто Кетинха. Нам повезло, что с ней не было ее мужа.

— Где они живут?

— В лесу возле малого водопада. Знаешь, где это?

Я признался, что нет, и спросил, большое ли у них племя.

— Это не племя, — рассмеялась Красная Клиу. — Здесь у нас очень мало мяса. Тебе все же нужно было посмотреть на Кетина. У них был сын, но он куда-то ушел отсюда.

Мне сделалось плохо от мысли, что я должен есть мясо девушки, хотя она мало напоминала человека. Однако, когда вернулись мужчины — так уж получилось, что они пришли с пустыми руками, — оказалось, что, отказавшись принять свою долю еды, я тем самым вызвал бы к себе общественное недовольство. Мне не оставалось ничего другого, как взять большой кусок мяса и сжевать его с самой приятной миной, какую я только мог скорчить.

В конце концов, я был страшно голоден, а мясо было таким мягким — как и предполагала Блестящая Ада, — что прямо таяло во рту, может быть, потому, что эти люди не употребляли соли и каких-либо других приправ. На завтрак, кроме Ланы, был подан зверек, пойманный охотниками, мясо у которого было твердое, но с более приятным вкусом, а также какая-то трава и корни, которые собрали женщины.

Когда мы сидели возле огня, я заметил, что мужчины как-то странно присматриваются ко мне, но только спустя какое-то время понял, в чем дело.

У меня начала отрастать щетина, а у моих спасителей, не считая редкого пушка над верхней губой, вообще не было никаких волос на теле. Когда я понял, что к чему, то извинился и тут отправился в «туалет».

Среди предметов, что я нашел в карманах, была бритва, которбй я и воспользовался.

Когда мое лицо стало достаточно гладким, я вернулся к огню.

Некоторые из присутствующих были удивлены изменениями в моем внешнем виде, но очевидно, быстро пришли к мысли, что то, что они видели раньше, было просто игрой теней на моем лице. Во всяком случае, я надеялся на это.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Не знаю, должен ли я сначала рассказать о самом главном, или просто перечислять события в таком порядке, в каком они происходили.

Я подумал и решил, что надо начать с того, что, на мой взгляд, является наиважнейшим. Попытался и попал в ловушку бесконечных объяснений, перемежающихся информацией о случаях, которые имели со мной место.

Сегодня я пошел с мужчинами на охоту.

Красная Клиу рассказала им, как быстро я бегаю и без особого напряжения натягиваю тетиву оружия, поэтому они отнеслись ко мне сначала настороженно, даже враждебно. Однако, через некоторое время успокоились.

Способ, каким они охотились, не требовал большого умения. Половину дня или даже больше мы продирались через лес, не встречая на пути ничего хорошего, кроме маленьких зверушек, одну из которых они принесли вчера с охоты. Зверьки имели пушистый хвост и были похожи своей ловкостью на обезьян. Их было здесь несколько видов, по крайней мере, я так считал, судя по внешности и поведению. Мужчины стреляли в них при малейшей возможности, используя толстые палки. Убитых дверьков зарывали в снег, чтобы забрать на обратном пути, а место отмечали сплетенными ветками.

Через четыре-пять часов такого хождения по лесу мы вышли на тропу, которая была проложена человеком большого роста, двигавшегося крупными шагами. Я вспомнил, что Красная Клиу говорила о Кетине, муже Кетинхи, и у меня возникло нехорошее предчувствие. Мне не хотелось повстречать кого-нибудь из них в этом засыпанном снегом лесу. Мужчины, однако, имели на этот счет другое мнение, поскольку сразу же затянули какую-то песню и двинулись по тропе. После нескольких попыток, когда бегом„ а когда шагом, то быстрее, то медленнее, мне все же удалось совладать с новой для меня способностью. Из-за моего маленького роста, мне это было сделать легче, чем им.

Вождь племени, сын Красной Клиу, которого звали Длинным Ножом, заметив, что я испытываю затруднения, сказал, что обычно они бегут значительно легче, но сегодня снег исключительно неприятный.

— Потому что он глубже, чем обычно? — спросил я.

— Нет, — ответил вождь, — бывает еще глубже. Но если он полежит несколько дней и не выпадет новый, то поверхность снежного поля становится похожей на замерзшее озеро. Тогда мы охотимся по нему намного легче. Иногда, если выпадает слишком много снега, ходить вообще нельзя. Мы сидим в лагере и ждем, пока он смерзнется.

Ветер набрал силу и стал наметать новые сугробы. Я спросил, не помешает ли это нашему пути.

— Нет, — последовал ответ. — Снег сегодня не такой рассыпчатый. Хуже с ветром. Будет плохо стрелять.

— Значит, с обезьянками конец?

— Мы выследили нашвонка! — засмеялся он. — Хорошо, что он такой большой. Мы подойдем близко и будем стрелять по ветру. Тогда не промажем.

Ветер был таким холодным, что с каждым вздохом мне казалось, будто легкие замерзают.

Я бежал рядом с Длинным Ножом еще два-три километра, другие отстали.

Потом он спросил:

— В своих краях ты никогда не бегал по снегу?

Я ответил, что не помню, откуда я.

— Кто-то напустил на тебя чары. Ты должен пользоваться этим.

— Почему?

— Тебя нельзя убить. Когда погибает заколдованный зверь, чары ищут нового хозяина и переносятся на убийцу.

— Но я не зверь!

Он засмеялся, не сбиваясь с ритма бега.

— Все звери так говорят. Нашвонк тоже.

— Он не может нас услышать? Вы так громко поете…

— Мы хотим, чтобы он услышал нас. Он боится нас и будет убегать. Когда мы догоним его, он будет слишком усталым, чтобы хорошо защищаться. Он очень большой, чтобы бегать по снегу.

— Кетин тоже очень большой?

По выражению лица Длинного Ножа я понял, что лучше бы мне не упоминать этого имени.

— У Кетина очень легкий шаг, — наконец, ответил вождь.

Он увеличил темп и сразу обогнал меня метров на десять.

Это было настолько детское поведение, что стыдно вспомнить. Я тоже прибавил и оказалось, как, впрочем, я и ожидал, что я могу бежать гораздо быстрее его. Я догнал Длинного Ножа и какое-то время мы бежали плечом к плечу. Затем я опередил его большими прыжками и легко оставил позади. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, я, не снижая темпа, бежал так чуть ли не десять минут.

Лес становился все гуще и вскоре я вынужден был петлять между стволами и перепрыгивать через поваленные деревья.

Внезапно, прорвавшись через особенно густые заросли, я оказался на открытом пространстве. Ветер тем временем сменился снежной бурей, но несмотря на пургу, я увидел перед собой терявшийся вдали широкий, полузасыпанный снегом след. Он шел по склону небольшого возвышения, словно невероятная сила толкала впереди себя какую-то многотонную тяжесть.

Я мгновенно вспомнил о нашвонке, по следу которого недавно шел, и, двинувшись вперед, решил немного исследовать столь таинственное явление. Обзор его вершину, то увидел нечто, сразу же заставившее меня отбросить всякую мысль о дальнейшем изучении следов. Посреди широко утрамбованного тракта, в массивном кресле из черного дерева сидел человек, более громадный, чем можно было представить даже в самых фантастических допусках. Его лицо было повернуто в мою сторону, словно он ожидал увидеть именно меня, хотя что-то в его грубых чертах говорило о том, что не так скоро.

— Ты один из них? — спросил он, легко кивнув головой, показывая, что имеет в виду членов племени, чья песня, приглушенная расстоянием и падавшим снегом, как раз донеслась до моего слуха.

— Нет, — покачал я головой. — Я их гость.

— Но ты охотишься с ними. — Великан улыбнулся, встал и довольно неуклюже обошел кресло, чтобы остановиться за его спинкой. Он был крепко скроен, массивен и очень высок, но тем не менее, ноги его казались непропорционально короткими.

— Я не охочусь на тебя, — сказал я.

— Весьма мудро с твоей стороны.

— Почему? Я тебя не боюсь!

Это была ложь. Думаю, так она и прозвучала.

— Тогда почему ты здесь?

— Я не охочусь на людей. Я думал, что они ловят какого-то зверя.

Это была очевидная ложь, ведь я видел его следы, однако, о человеке подумал лишь тогда, когда начал с ним говорить.

— Ты нашвонк?

— Меня зовут убийцей людей! Вот так-то! Видишь?

Он, как пушинку, поднял кресло и направился в мою сторону. Концы ножек были заострены и имели более темный цвет, чем остальные части. Они походили на металлические.

Нашвонк пальцем, имевшем толщину моего предплечья, постучал о перекладину, стягивающую спинку кресла.

— Сухожилия, которыми оно связано, я вытащил из человеческих ног. А твоих приятелей я перебил уже около двух дюжин. Сейчас они хотят достать меня на глубоком снегу, по которому передвигаются, как мухи, но здесь, на пути Больших Саней, снег превратился в лед, и сомневаюсь, чтобы они оказались быстрее меня, даже наверняка не будут быстрее. Я убью их всех, а потом тебя. Кто их вождь? Длинный Нож? Спроси его, что приключилось с его отцом.

— Он уже здесь, — сказал я. — Можешь сам спросить его об этом.

Несколькими мощными движениями Длинный Нож оказался рядом со мной.

— Я вижу, ты нашел его. — Он тяжело дышал. — Я так и думал, что он будет ждать нас именно здесь. Иногда он утрамбовывает снег, чтобы облегчить себе дорогу, но мы и так поймаем его.

— Раз вам не удалось это раньше, почему ты считаешь, что сейчас будет по-другому?

Нашвонк уставился на Длинного Ножа косыми глазами и молчал. Потом, ни на секунду не выпуская из рук свое кресло, медленно двинулся по дороге. Мы с Длинным Ножом, все время держась на краю глубокого снега, последовали за ним. Песня охотников становилась все слышнее.

— Не бойся, мы убьем его, — сказал вождь. — Сегодня будет много мяса. Мы уже убивали таких.

— Их много здесь?

— Не знаю. Нас это не интересует. Главное, что у них много мяса.

Ветер дул прямо в лицо, ослепляя снегом. Длинный Нож пошел быстрее и выбежал на утрамбованную дорогу метрах в пятидесяти впереди нашвонка.

Оружие было приготовлено к выстрелу и я понял, что он хочет использовать силу ветра и попасть великану в голову.

Однако, нашвонк мгновенно пригнулся и, заслонившись креслом, бросился на врага.

Выстрел пропал бы даром, поэтому Длинный Нож рванулся назад, в глубокий снег. В это время подошли остальные охотники.

— А ты что? — закричал Длинный Нож, уставившись на меня. — Разве ты не будешь есть мясо?

Я сказал, что, наверное, не буду.

— Все равно поможешь нам. Иди на другую сторону. Мы окружим его и выстрелим все одновременно.

Выполняя приказание, я подошел к нашвонку слишком близко. Огромный, словно столетнее дерево, великан двинулся с креслом в мою сторону так быстро, что я едва успел избежать острой ножки. Он взмахнул креслом и ножка прошла мимо моей головы в паре сантиметров.

Длинный Нож выстрелил, попав великану в руку, но палка не причинила ему видимого вреда. Нашвонк побежал за мной.

Его короткие ноги были длиннее меня всего, поэтому на утрамбованном снегу он мог развить большую скорость. Однако, я, к своему удивлению, превосходил его не только в ловкости, что было очевидно с первого взгляда, но и в скорости. Я понял, что могу убежать от него, если только не поскользнусь и не упаду. Не нужно напрягать фантазию, чтобы догадаться, что произойдет со мной в этом случае.

Вслед за нами побежали и остальные.

Через несколько минут нашвонк был окружен.

Удар заостренной палки рассек ему лоб, но из-за густых бровей кровь не заливала глаза. Кроме этого, насколько я мог сориентироваться, никакого вреда ему не причинили. Через какое-то время стало ясно, что следует изменить тактику. Те палки, которые после выстрелов падали на утрамбованный Большими Санями снег и находились вдалеке от великана, можно было еще раз пустить в дело, однако, очень многие из них, пролетая мимо цели, попадали в сугробы и терялись в снегу. По мере того, как метательные палки иссякали, а усталость великана усиливалась, круг становился все уже и уже.

Охотники, уже не имевшие, чем стрелять, повесили оружие через плечо и вытащили из-за пояса широкие ножи с кожаными рукоятками. Когда нашвонк повернулся к ним спиной, они подбежали к нему и стали резать сухожилия на его ногах.

Один из нападавших немного замешкался и огромное кресло ударило его по голове.

Охотник пролетел несколько метров, а когда упал на землю, нашвонк был уже рядом, замахиваясь креслом и намереваясь пригвоздить его к земле. Несчастный попробовал откатиться в сторону и почти ускользнул от разъяренного гиганта, когда одна из ножек кресла вонзилась ему в бедро, пробила насквозь и вошла глубоко в снег. Нашвонк вновь поднял кресле, намереваясь сделать второй, завершающий удар, но в этот момент Длинный Нож одним прыжком взлетел великану на плечи и вонзил нож в горло.

Струей вылетела кровь, пульсируя в такт биению большого сердца. Великан выронил кресло и протянул к Длинному Ножу ручищи, но тот, изловчившись, ударил его ножом по пальцам. Одновременно с этим другие охотники перерезали на ногах великана сухожилия, и великан, словно огромное дерево, рухнул на землю, заставив ее содрогнуться. Когда мы вытащили из его объятий едва дышавшего Длинного Ножа, гигант был уже мертв.

Часть охотников занялась раненым товарищем, а другая взялась свежевать тело.

Огромную голову с диким выражением глаз, руки, ступни и внутренности оставили на снегу, сердце и печень забрали, предварительно заморозив. Они были предназначены для вождя.

По его приказу почти половина охотников пошла к лесу, чтобы приготовить сани для транспортировки мяса. Они вернулись относительно быстро, даже разделка туловища еще не была закончена, таща за собой сани, изготовленные из небольших стволов деревьев. Концы двух длинных стволов были загнуты кверху и служили полозьями. Из-под меховой одежды Длинный Нож вытащил треугольное полотнище, сделанное из множества сшитых между собой, тщательно выделанных шкурок каких-то зверьков. Гладко отесанная жердь служила мачтой, а две другие были реями.

Я сказал вождю, что думал, придется тащить такую гору мяса на самодельных санях.

— Мы будем тащить только на самых тяжелых участках, — ответил он.

— Парус сделает за нас все остальное. Ветер сильный, прямо в спину. Мы поедем по следу Больших Саней и немного вбок, когда приблизимся к лагерю.

— Если бы ветер был другой, мы бы не шли в эту сторону, — объяснил мне другой мужчина. — Хороший охотник всегда охотится под ветер или поперек его, потому что тогда можно вернуться, даже если добудешь много мяса. Кроме того, зверь не чувствует запаха приближающегося охотника.

— Да, — кивнул Длинный Нож. — Но если мы попадаем на след нашвонка, то идем туда, куда идет он.

Когда сани были загружены, мы уложили раненого на кучу замерзшего мяса, потом взгромоздились сами, кто где смог найти место. Длинный Нож стоял сзади на санях, крепко упершись унтами в то, что осталось от ног нашвонка, и управлял парусом и длинным румпелем.

Впервые мне пришла в голову мысль спросить, как выглядели Большие Сани.

Я и спросил прижавшегося ко мне охотника.

— Ты не знаешь? — удивился он. — Но ты же пришел от них.

— Ты в этом уверен?

— Ты одет так, как они, а нашли тебя вскоре после того, как Большие Сани прошли возле нашего лагеря.

— Я ничего не помню. Они оставили такой широкий след… Эти Сани длинные?

— Очень.

— На них были люди?

— Мужчины и женщины, одетые, как ты. Те Сани не были такими плоскими, как наши. На них был большой шалаш, а на шалаше множество маленьких. На Санях не было паруса и никто их не тянул, когда они трогались в путь. Словно равнина наклонилась специально для них и они запросто поехали под гору.

— Понятно, — кивнул я, хотя совершенно ничего не понимал. Несмотря на это, я задал следующий вопрос: — А с какой скоростью они двигались?

Мой сосед пожал плечами.

— Не быстрее охотника. Мы долго шли за ними, но Сидевшие в них не позвали нас забраться наверх и мы вернулись назад. Тогда мы и нашли тебя.

Вечером возле огня я продолжал думать о Больших Санях и убийстве нашвонка. Я думал, что члены племени уже считали меня своим, ведь все-таки я умел прыгать и бегать лучше кого-либо из них, сам убил Лени Денизе и перерезал одно из сухожилий нашвонка, когда тот готовился задушить вождя. Однако, когда все уже спали, Длинный Нож пришел ко мне и сказал, что для меня будет лучше, если я покину лагерь.

Я возразил, что не думаю, будто они готовы так поступить.

— Ты знаешь Кровавую Ногу, того, кого ранил нашвонк?

— Да, но я считал, что его зовут Огеннный Петух.

— Когда его раны заживут, он будет назван Кривая Нога. Хорошо было бы, если бы его убили и съели?

— Не знаю, не могу сказать.

— Это было бы нехорошо. Люди с Больших Саней считают иначе, но согласно нашим извечным законам, есть можно любое мясо, за исключением человеческого. Однако, если Кривая Нога не выздоровеет до следующей полосы голода, его наверняка убьют. Голод — наивысшее право! Кто его не преодолеет, тот гибнет. Если нарушается какой-то другой закон, можно наказать болезнью или отстранить от охоты. Иногда вину можно простить, иногда прощение можно купить, но…

— Понятно, — перебил его я.

— Ты не человек. На лице у тебя растут волосы и ты вынужден удалять их. Я видел, как ты это делал, не отрицай! Думаю, у тебя с Кетином одна кровь.

— Я никогда не видел его.

— Ты ничего не помнишь, почему же должен помнить свое происхождение? Он тоже умеет далеко прыгать, хотя он такой большой, а ты маленький. И у него тоже есть волосы на лице.

— Что же мне делать?

— Уходи рано утром. Часть мяса нашвонка принадлежит тебе. Я отдаю ее тебе. Можешь также взять сани, которые мы смастерили. Они тебе пригодятся.

— Я мог бы взять парус?

— Нет, — покачал головой Длинный Нож. — Он слишком ценен.

— Я отдам за него свою порцию мяса.

— Тогда тебе не понадобятся сани, чтобы везти мясо, — рассмеялся Длинный Нож.

— Мясо я сам добуду. Значит, ты даешь мне парус, а я тебе свою долю мяса нашвонка.

— Согласен. — Он сунул руку за пазуху и вытащил сложенный парус. — Его нужно только привязать ремнями, как это делал я.

Когда он отошел, я засомневался, сколько в его словах было правды. Я даже было решил спать с ножом в руке, но тут же подумал, что сейчас у племени навалом мяса и непосредственная опасность мне не угрожает.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Рано утром я нашел на краю лагеря обещанные сани. Я пришел к шалашу Длинного Ножа, где он и Красная Клиу готовили ранний завтрак, и отдал ему оружие, которое дала мне его мать в первый день моего пребывания у них.

Я надеялся, что они великодушно оставят его мне, однако, этого не произошло, но меня все же пригласили на завтрак.

Потом я проведал лежащего в своей хижине Кривую Ногу и пожелал ему скорейшего выздоровления. Во время нашего разговора я не выпускал из рук нож, так как допускал, что все с азанное Длинным Ножом было правдой. Мне бы пригодилось оружие раненого, но он не мог отдать его.