Сидя со скрещенными ногами в широком кресле, Натали захлопнула потрепанный экземпляр романа «Разум и чувства» и запихнула его между подушкой сиденья и подлокотником. За прошедшую неделю она прочитала эту книгу уже дважды, но кроме нее она взяла с собой только «Аббатство Нортэнгер» , которую читала четыре раза. Тем не менее Джейн Остин казалась лучше, чем халтура Джеки Коллинз, которую ей предложила почитать агент Липински. «Убежище» Корпорации оказалось маленьким темным двухкомнатным передвижным домиком в пустынных окраинах Викторвилля, и не зная, что еще делать, Натали читала, пока в голове не зазвенело.
      Она вздохнула и посмотрела на Липински, в строгой военной позе сидевшую на стуле с высокой спинкой в другом конце комнаты. Одетая в футболку цвета хаки с эмблемой «US Army» и висящим на бедре Т-45, агент проводила время за вязанием нелепого шарфа, скрещивая длинные голубоватые спицы со скоростью и точностью робота.
      – Я думаю лечь спать, – объявила Натали.
      – Будьте как дома. – Отрывистое пощелкивание спиц Липински даже не замедлилось.
      Линдстром ждала, что та поймет намек, но агент даже не шевельнулась и не удосужилась произнести ни слова. Липински, очевидно, считала разговор напрасной тратой времени. Они были вместе почти сутки, и за это время женщина даже не назвала своего имени. Натали подумала о живой улыбке Дэна, о его иронических шутках, и почувствовала себя одинокой, как никогда в своей маленькой келье.
      – Можете идти, – приказала она Липински чуть резче, чем собиралась это сделать.
      – Нет. Не сегодня.
      Натали напряглась.
      – Прошлой ночью вы выходили из комнаты...
      – Приказы изменились.
      – Почему?
      На этот раз Липински замешкалась.
      – Для лучшей охраны. Ничего более.
      – Ммм. – Смотря в окно на окружавшую их темную пустыню, Натали постаралась заполнить пустоту образом сверкающей карусели и оседланных лошадей. Застонав, она выпрямила ноги, чтобы восстановить кровообращение, потому что пальцы уже начало покалывать.
      Однако колющее ощущение не исчезло, а наоборот, распространилось по всему ее телу – по пальцам, по мочкам ушей, по кончику носа. Звон в голове тоже усилился, и перед глазами поплыли круги. Ее сознание катилось сквозь незнакомые картины, словно телевизор без подставки.
      Кто-то стучался.
      Вне обыкновения, Натали закрыла глаза и начала мысленно повторять защитную мантру. Господь–  пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он дает мне отдыхать на зеленых пастбищах; он ведет меня вдоль спокойных вод. Он возрождает мою душу...
      Чувство оцепенения исчезло, и ее мысли очистились. Но образ неизвестной личности оставался, и теперь повторял слова Натали, слегка отставая, словно в ее черепе раздавалось эхо. Когда их мысли совместились, кончики пальцев Натали снова начали неметь.
      Она открыла рот. Кто-то знал ее мантру, и теперь пытался обойти ее мысленные преграды.
      – Вы в порядке? – донесся из бесконечной дали голос Липински.
      Игнорируя ее, Натали переключилась с защитной мантры на «зрительную», которая позволяла ей наблюдать за сознанием вселяющейся души, одновременно разрешая ей в случае необходимости контролировать свое тело.
 
Греби, греби, греби на лодке
тихо вниз по ручью!
Весело, весело, весело!
Жизнь всего лишь сон...
 
      Картины снова наполнили ее сознание, но на сей раз более четкие: нежные руки оттенка охры, бегающие по пожелтевшим клавишам из слоновой кости, отделанная красным деревом круглая комната, обожженная сломанная гитара «стратокастер».
      Бу, впусти меня...
      Натали открыла глаза, ее раскрытые губы задрожали.
      Люси.
      – Что? – Липински бросила вязание и теперь склонилась над Натали, проявляя что-то вроде профессиональной заботы, с какой механик заботится о двигателе, начавшем барахлить. – Я могу помочь?
      Прежде чем агент безопасности смогла остановить ее, Натали метнулась из спальни в соседнюю ванную и заперлась внутри.
 
Жизнь всего лишь сон...
 
      Онемение паутиной опутало ее тело, и мускулы дрожали от противоположных нервных импульсов, когда она передавала Люси контроль над своей плотью. Ее колени подогнулись, и она упала на дверь душевой кабины, а потом тряпичной куклой сползла на линолеум; стойка душа затряслась от удара.
 
Греби, греби, греби на лодке...
 
      Бессмысленные вирши позволяли личности Натали вращаться в устойчивом узоре в глубине собственного подсознания, разрешая душе Люси сырым сквозняком просочиться в ее мозг. Прислонившись щекой к холодному полу, Натали боковым зрением видела основание унитаза, но чувствовала отдаленность от реальности, как будто смотрела на все сквозь глазок камеры слежения.
 
...тихо вниз по ручью.
 
      В сознании, которое она теперь делила с Люси, разворачивались чувственные воспоминания: мятный привкус зубной пасты во рту Люси, когда она вышла из ванной, оранжевое мерцание уличного фонаря за опущенными шторами, когда она забралась в кровать под пологом, трение шелковых простыней о влажную от пота кожу, когда она боролась с просочившейся в ее сны душой.
      Натали услышала, как с ней разговаривает собственный голос.
      Они добрались до меня ночью, пока я спала. Я старалась не впустить их, но не смогла.
      Как, Люси? – спросила Натали. – Как они вошли?
      Они знали меня. Они знали мою мантру и разрушили ее.
      Кто это был? Кто мог это сделать?
      Не знаю – они меня отрезали. Я не могла прочитать их мысли. У них была собственная мантра, которую я не могла преодолеть. Я даже не видела... конец.
      Ты сказала «они». Их было несколько?
      Да... я так думаю. Один мертвый и один живой. Но я не видела живого. Того, который меня убил.
      С усталостью атланта Люси оттолкнула тело Натали от пола и встала на трясущиеся ноги, опершись на раковину.
       Будь осторожна, Бу,– предупредила она отражение в медицинском зеркале. – Не позволяй себе расслабляться даже на секунду.
      Душа Камэй растворилась как пар от сухого льда, и Натали плавно опустилась на колени перед раковиной. Постепенно она начала слышать настойчивый стук в дверь и резкий голос Липински, зовущий ее по имени.
      – Что там случилось? – настойчиво поинтересовалась агент, когда она снова вошла в спальню.
      – Мне надо ехать в Лос-Анджелес. – Линдстром вытащила одежду, вешалки и все прочее из шкафа. – И билет на самолет до Сан-Франциско.
      – Что за?.. Вы, что, псих?
      Натали взвалила первый чемодан на кровать и расстегнула его.
      – Вы предпочитаете, чтобы я ехала автостопом? я.
      Липински захлопнула крышку чемодана.
      – Вы не можете уехать из этого дома.
      – И что вы собираетесь сделать? Застрелить меня? – Натали снова откинула крышку.
      – Вы понимаете, что рискуете жизнью, отказываясь от помощи службы безопасности Корпорации, ведь так?
      Женщина продолжила складывать вещи.
      – По некоторым причинам, агент Липински, я больше не чувствую себя в безопасности под опекой службы безопасности Корпорации.

      Люсинда Камэй, казалось, не страдала от того, что лежит на патологоанатомическом столе из нержавеющей стали в областном морге Сан-Франциско. Наоборот, Дэн был уверен, что на ее мертвенно-бледном лице застыла слабая улыбка, хотя это могла быть просто гримаса, вызванная трупным окоченением мышц щек.
      У нее было не особо много причин улыбаться. Богатый миндалевый оттенок ее кожи превратился в белесый, за исключением тех мест, где кровь разлилась внутри, сформировав багрово-синие полосы вдоль спины и по нижней стороне рук и ног. Патологоанатом разрезал ее грудь от каждого плеча до нижнего конца грудины и раскрыл грудную клетку, чтобы достать сердце и легкие. Убийца избавил его от необходимости делать нижнюю часть традиционного разреза в форме "Y", потому что, как и в случае с Артуром Маккордом, прорезал живот от грудной кости до пупка, разделив плоть, чтобы вынуть внутренности. Тонкая кишка, которая очерчивала мистический круг возле трупа Камэй, теперь свернувшимся червяком лежала в металлическом тазу чаши для вскрытия.
      Патологоанатом Делани, высокий мужчина с похожим на клюв носом и блестящими манерами, был занят составлением описи и взвешиванием всех внутренних органов.
      – Я хочу удостовериться, что убийца больше ничего не забрал, – объяснил он; его слова приглушала хирургическая маска.
      Вопреки собственному желанию, Дэн смотрел на пустые красные глазницы, где должны были быть глаза Камэй. Они с Кларком тоже надевали маски, когда исследовали тело. Дэн просмотрел несколько полицейских фотографий, которые дал ему спецагент, чтобы показать, как тело было расположено на месте преступления.
      – Какие-нибудь признаки сексуального насилия?
      – Мы не нашли следов спермы, если вы это имеете в виду, – ответил Делани.
      Дэн поднял одну из фотографий.
      – Но она была голой, когда они нашли ее...
      – Это не обязательно что-то значит, – вмешался Кларк. – Камэй, как известно, всегда спала в чем мать родила.
      Патологоанатом покачал головой.
      – Никогда не знаешь, что заводит этих парней. Например, это. – Пальцами в резиновой перчатке он оттянул вниз лоскут кожи, который был загнут на ключицу Камэй. Лоскут шлепнулся внутрь пустой грудной полости, словно флаг капитуляции, обнажив красные кривые порезы, образовывавшие грубую цифру "9". – И насколько мы знаем, так этот человек развлекается.
      – Возможно. – Дэн постарался совместить "9" с посланием «ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ» на груди Маккорда. Камэй, Маккорд, Гэннон, Треверс, Маркхэм, Эйвбьюри, Маршалл, Перез, Уитман... наиболее очевидным ответом было число жертв. Но девять, кроме всего прочего, было мистическим числом – трижды три, Троица в квадрате. Могло ли числительное иметь дополнительное значение для убийцы?
      – Какие-нибудь следы наркотического опьянения?
      Делани почесал голову через бирюзово-зеленую хирургическую шапочку.
      – Мы этого не обнаружили, хотя ждем токсикологического отчета. Но, насколько я могу судить, она была трезва как стеклышко.
      Свист открываемой двери отвлек их внимание от трупа, и, повернувшись, они увидели, что в морг вошел аккуратно одетый китаец. Он держал в руках листок бумаги.
      – Агент Кларк, думаю, вам стоит взглянуть.
      – А! Стюарт... – Кларк снял хирургическую маску и подошел к нему. – Дэн, это Стюарт Йи из департамента полиции Сан-Франциско. Он возглавляет расследование по делу убийства Камэй. Стюарт – Дэн Этуотер, ФБР.
      – Агент Этуотер. – Йи похлопал себя по верхней губе. – Лучше закрепите это.
      Раздраженный Дэн дотронулся до фальшивых усов, которые частично отклеились, когда он снимал маску.
      – Черт с ними, – отмахнулся он, со смехом отрывая остаток фальшивой растительности.
      – Что у вас? – спросил Кларк.
      Йи протянул ему фотокопию, которую держал в руке.
      – Убийца прислал это по почте в редакцию «Кроникл». Они сообщили нам сразу же, как только получили.
      – Хорошо, что он не прислал это в редакцию «Нью-Йорк Пост» – тогда мы смогли бы увидеть это только на первой полосе завтрашней газеты. – Кларк бегло прочитал содержимое письма. – Где оригинал?
      – На экспертизе.
      – Они что-нибудь обнаружили?
      – Никаких отпечатков на бумаге, конверте или марке. Марка самоклеящаяся, поэтому слюны нет. Бумага и конверт обычные, какие продаются в большинстве канцелярских магазинов. Шрифт, похоже, стандартный, шрифт «Курьер» 12 пунктов из Ворда 2000, скорее всего напечатанный с помощью чернил HP . He особо полезные сведения, как ни посмотри.
      Кларк передал бумагу Дэну.
      – Похоже на нашего парня.
      Жирные четкие линии располагались прямо по центру страницы:

      [Заметка: напечатано в машинописном формате.]
      Дорогой Эд,
      Девять дверей открыто,
      И так много еще остается.
      Я храню глаза в банке...
      Чтобы лучше вас видеть!!!
      Пора бежать, еще много работы.
      Скоро получите от меня весточку.
      Навеки ваш, ВЛАСТЕЛИН ДВЕРЕЙ.

      – Ну, не совсем Шекспир... – Дэн вернул лист Йи. – Как мы узнаем, что это не просто какой-нибудь ненормальный, который хочет, чтобы ему верили?
      – Потому что конверт был отправлен вчера, – ответил детектив.
      – Если это все, то вполне вписывается в твой профиль, – сказал Кларк. – И скажи нам, что значит девятка на груди Камэй?
      – И почему это не заставляет меня чувствовать себя лучше? – Дэн мысленно представил Люси с сияющими глазами, дотрагивающуюся до гитары Хендрикса.
      Ее глаза...
      Он снова повернулся к патологоанатомическому столу, впившись взглядом в безмятежно-белое лицо Камэй.
      – Вы нашли сколько-нибудь стекловидной жидкости в ее глазах? – спросил он Делани.
      Патлогоанатом даже не оторвал взгляд от тела.
      – Нет. Он вынул эти леденцы целыми и невредимыми. Минимум разрывов на веках говорит о том, что он использовал пальцы, а не нож.
      Кларк увидел, что Дэн нахмурился.
      – Что такое?
      Этуотер показал на письмо в руке Йи.
      – Если он на самом деле собирает их глаза то пара Артура Маккорда не будет идеальным экземпляром. Либо он испортил ту работу, либо он становится искуснее. Либо... – Агент заколебался.
      – Либо на сей раз ему помогали, – закончил спецагент. – Ты это хотел сказать?
      – Может быть. Кто-то, кто не смог проникнуть в клетку для душ Маккорда, но сумел впустить убийцу в верхнюю студию Камэй. Этот кто-то мог держать Камэй в полном молчании и спокойствии, пока убийца делал свою работу.
      Кларк и Йи обменялись хмурыми взглядами.
      Прежде чем они смогли ответить, зачирикал мобильный Дэна. Он извинился и отошел на несколько шагов, чтобы ответить.
      – Этуотер слушает.
      – Дэн! Ты в Сан-Франциско? Я еду.
      Он понизил голос.
      – Натали? Я думал, тебя загнали в нору Бог-знает-где.
      – Так и было. Слушай, мой самолет прибывает в 11:30. Объединенные Авиалинии, рейс 1008. Ты можешь меня встретить?
      Дэн достал ручку с блокнотом и записал информацию.
      – Конечно. Но зачем ты летишь сюда?
      – Я говорила с Люси.
      – Ясно. – Он снова взглянул на патологоанатомический стол.
      Делани снимал плоть с лица Камэй по направлению от лба к подбородку. Взяв специальную пилу, патологоанатом начал делать продольный разрез черепа, чтобы достать мозг. Звук жужжания вращающегося лезвия понизился, когда пила вгрызлась в кость.
      – Что она сказала?
      – Кто-то помогает убийце. Кто-то мертвый.
      Лицо Дэна вытянулось.
      – Этого-то я и боялся. Увидимся в полночь.
      – Не могу дождаться.
      Страстное желание в ее голосе заставило его на секунду потерять дар речи.
      – Да, – наконец сказал он. – Я тоже.
      Но в ответ услышал лишь гудок.

      После того, что сказала ей Люси, Натали знала, что абсолютно точно не сможет позволить себе спать. Чтобы быть уверенной, что не заснет, она сделала две вещи, о которых никогда бы даже не подумала раньше. Она выпила большую чашку крепчайшего кофе, из-за которого у нее, возможно, будет рак толстой кишки через двадцать лет, и села у иллюминатора, когда летела в Сан-Франциско. Когда действие кофеина стало ослабевать, она заставила себя посмотреть вниз на крошечные огни Сан-Хосе. Напомнив себе, что летит в маленькой металлической коробке в 20000 футах над землей, она почувствовала толчок чистого головокружительного ужаса, который мигом взбодрил ее.
      Натали резко опустила шторку и прижалась спиной к креслу, тяжело дыша. Пассажир, сидевший напротив нее через проход, – худой негр с аккуратно подстриженной бородкой, – улыбнулся и приложил руку ко рту, громко прошептав:
      – Не беспокойтесь! Мы сделаем это.
      Линдстром посмеялась над собственной пугливостью. Действительно, она должна была гордиться собой. Первый раз в жизни ей пришлось лететь одной.
      Не то чтобы Липински не угрожала поехать с ней. Наоборот, она заставила Натали позвонить Делберту Синклеру, который мрачно намекнул на беды, ожидавшие ее семью в случае отказа от защиты службы безопасности.
      – Я так понимаю, что ваш отец только что заключил важный правительственный контракт на строительство, – пробормотал он. – Будет стыдно, если контракт расторгнут. А еще стоит вопрос о долгосрочном медицинском страховании вашей матери...
      Натали повесила трубку, прежде чем смогла передумать. Единственное, о чем она сожалела, – что не было руки Дэна, которую она могла бы сжимать во время вдвойне мучительных взлета и посадки.
      Когда ее самолет наконец прибыл, Натали спустилась по трапу и огляделась в поисках знакомого лица Дэна. В полночь международный аэропорт Сан-Франциско был безлюдным местом. Несколько человек, томившихся на мягких скамейках, казались такими же забытыми, как стаканы из-под лимонада и просроченные газеты, устилавшие сиденья рядом с ними. Натали почувствовала укол паники, не увидев среди ожидавших Дэна.
      Ее самолет был заполнен только наполовину, и пассажиры вылились из него и рассеялись, словно пузырьки газа из открытой бутылки содовой. Когда поток путешественников иссяк, Натали увидела стоявшего неподалеку мужчину в очках в роговой оправе с тонкими коричневыми усами, полуразвязанным галстуком и расстегнутым воротником. Он держал табличку, на которой от руки было написано: «Джози Митчелл».
      Она не смогла удержаться от смеха, направившись к нему.
      – Доктор Митчелл, я полагаю?
      – А, Джози! У меня нет слов, чтобы передать, как сильно я скучал по тебе, сладкая. – Дэн засунул табличку под локоть и улыбнулся. – Между прочим... кто-нибудь говорил тебе, что тебе очень идут каштановые волосы?
      – Пока нет. – Натали взбила пушистые локоны очередного парика. – Но спасибо, что заметил, Кент, милый. Кстати, мне нравятся твои усы, но очки оставляют желать лучшего.
      – Это чтобы лучше видеть тебя, моя дорогая! – закудахтал он старушечьим голосом.
      Рассмеявшись, она робко обняла его.
      – Я скучала по тебе.
      Его руки сжали ее спину.
      – Я тоже скучал.
      Они отпустили друг друга, виновато разведя руки.
      – У тебя есть еще багаж? – спросил Дэн, указав на сумку на ее плече.
      – Да. Один чемодан.
      – Как поездка?
      – Самолет не потерпел крушение, если ты это имеешь в виду. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к...
      Натали не договорила. По пути к эскалатору, спускавшемуся в багажное отделение, они вошли в коридор, окруженный прилавками с едой, магазинами сувениров, газетными стендами, большинство из которых было закрыто на ночь. Ее внимание привлекло доносившееся справа торопливое бормотание, но она не сразу смогла разобрать, что говорил голос.
      – ... дважды два четыре, дважды три шесть, дважды четыре восемь...
      Как будто призрак тронул ее за плечо. Повернувшись, она увидела небритого бездомного, стоящего возле мужской уборной. Сальные черные кудри выбивались из-под спортивной шапки, и грязь затемняла полосы бровей. Сгорбившись в синем пальто, он прижимал руки к ушам, чтобы избавиться от какого-то воображаемого шума. Очевидно, почувствовав, что на него смотрят, он прохромал в уборную и исчез.
      Дэн проследил за взглядом Натали, упершимся в дверь мужского туалета.
      – Что там?
      – Ты слышал, что говорил этот мужчина?
      – Бродяга? Похоже на какую-то тарабарщину.
      – Да. Наверное, ты прав. – Натали понаблюдала за входом в уборную, но мужчина так и не появился. Она взяла Дэна за руку. – Может, выпьем кофе, прежде чем идти?
      Он уставился на нее, как будто она предложила прыгнуть с парашютом.
      – Конечно... как скажешь.
      Оказалось, что Дэн нуждался в кофеине больше, чем она. Он чуть было не заснул за рулем, пока они ехали в гостиницу.
      Натали размяла его плечо.
      – Сколько времени ты не спал?
      – Ох... Сорок два часа или около того. Ничего особенного.
      Она вздохнула и посмотрела на белые штрихи полос шоссе, мелькавшие в свете их фар.
      – Прости. Я бы села за руль, но никогда не училась водить машину.
      – Все в порядке. Просто ткни меня под ребра, если начну клевать носом.
      Она рассматривала его лицо в отраженном от дороги свете: решительный, покрытый щетиной подбородок, беспокойные складки в углах рта, глаза, стремящиеся к миру живых, отказывающиеся закрываться.
      Это могло быть лицо фиола.
      Когда они прибыли в менее чем скромный холл гостиницы «Уокрайт Сан-Франциско», Дэн машинально взял ее чемодан и устало поплелся к лестнице.
      – Извини, – через плечо бросил он. – Если бы я знал, что ты приедешь, я бы зарезервировал номер на первом этаже.
      – Все в порядке. – Натали взяла его под руку. – Давай поедем на лифте.
      Дэн моргнул затуманенными глазами.
      – Ты не обязана. Всего лишь три этажа...
      Пожав плечами, девушка улыбнулась.
      – Эй, какая разница, собирается ли 7.6 упасть в следующие три минуты?
      Он увидел, что она серьезно настроена, и усмехнулся.
      – Ну, тогда тебе не нужно выворачивать мне руку. Веди!
      Натали умудрилась сохранять спокойствие в течение короткой поездки на третий этаж, хотя и сдерживала всю дорогу дыхание, скрестив руки, чтобы они не тряслись.
      – Дом, желанный дом! – воскликнул Дэн, когда они вошли в номер. Поставив сумки Натали на шкаф, он снял куртку. – Я хотел ополоснуться в душе, перед тем как лечь спать. Хочешь, иди первой.
      – Нет, ты иди, – сделав глубокий вдох, она села на одну из кроватей. – Дэн... ты мне когда-нибудь об этом расскажешь?
      Он снял галстук и начал расстегивать рубашку.
      – О чем?
      – Ты знаешь.
      Дэн опустился на край другой кровати спиной к ней.
      – Я хочу услышать твою историю, – сказала Натали, когда он не смог или не захотел ответить.
      – Да. Думаю, я должен тебе рассказать. – Он пригладил волосы, но не повернулся к ней.
      Это не заняло у него много времени. Обыск на наличие наркотиков, сбежавший подозреваемый, силуэт в аллее, невиновный мужчина, умирающий на мостовой – очевидно, он рассказывал это уже много раз. Дэн закончил хриплым голосом, посмотрев на свои руки так, словно не узнавал их.
      – Кем он был? – тихо спросила Натали.
      – Аллан Пеллетьер. – Казалось, произношение вслух этого имени причиняло Дэну физическую боль. – Ночной сторож в прачечной. У него были жена и двое детей.
      Пересев со своей кровати на его, Натали положила ладонь ему на спину.
      – Ты хороший человек. Ты не хотел делать того, что сделал.
      Он засопел и потер нос.
      – От этого легче не становится.
      – А стало бы лучше, если бы ты сам поговорил с Пеллетьером?
      – Нет, – отпрянул от нее Дэн. – Не надо – это просто неблагоразумно...
      – Ты сказал, что два года жил в коробке. Может, так ты сможешь выйти? – коснувшись его руки, предложила фиолка.
      Дэн облокотился на спинку кровати.
      – Что я ему скажу?
      – Расскажи, что ты чувствуешь. Как ты сожалеешь обо всем. Попроси у него прощения. Все то, что ты хотел бы сказать той ночью.
      Женщина взяла его за руку и почувствовала, что он дрожит. Когда Дэн поднял глаза, Натали заметила, что скрытые слезы склеили ресницы в уголках его глаз.
      Его пальцы сжали ее руку.
      – Давай.
      Она кивнула и закрыла глаза.
 
Греби, греби, греби на лодке...
 
      Натали даже не успела закончить первую строку зрительной мантры, когда душа начала покалывать ее пальцы.
      Она прожужжала вдоль линий у Дэна на ладони, Аллан Пеллетьер, без сомнения, ждал этого момента.
 
...жизнь всего лишь сон.
 
      Воспоминания Пеллетьера наводнили разум контактера: она хлопала черными мозолистыми ладонями, когда маленький мальчик в ярко-красном шлеме и спортивной форме донес мяч до базы; она целовала щеку улыбающейся женщины с шоколадной кожей, вдыхая запах лаванды ее духов; она смеялась, наблюдая, как крошечная девочка в пеленках удирает по полу от маленького заводного динозавра.
      А затем сильная личность Пеллетьера циклоном обрушилась на нее.
      Натали с трудом удерживала свое лицо от выражения его горя и ярости. Горя по миру, который знал Пеллетьер, все еще такому молодому и красивому, но уже потерянному для него, как срезанная роза, томящаяся в вазе. И ярости – всепоглощающей, убийственной ярости – к человеку, который украл у него будущее.
      Даст ли он Дэну шанс искупить свою вину? Или просто задушит его ее руками?
      Она так сильно сжимала зубы, что у нее заболела челюсть. И тут Натали подумала об Артуре и его фальшивых сеансах, о матери, плачущей от благодарности за слова мертвого сына, с которым никогда не разговаривала. Я говорю им то, что они хотят услышать, сказал Артур. Им это нравится намного больше, чем правда.
      Продолжая удерживать лицо в неподвижной маске медитации, Натали переключилась со зрительной мантры на 23-й Псалом.
      Господь – пастырь мой...
      Душа Пеллетьера завопила в беззвучной ярости.
      Он напрасно попытался удержаться, но она смахнула его с карниза своего сознания, и он проклял ее за то, что она во второй раз лишила его жизни.
      Натали проглотила скорчившуюся во рту дрожь. Слава Богу, что она не была подключена к сканеру души.
      – Его там нет, – сообщила она.
      Дэн поднял голову, проглотив слюну, скопившуюся у него во рту.
      – Что?
      – Я не могу его вызвать. Он ушел.
      – Ушел?
      – Ушел. – Когда агент заплакал у нее на плече, Натали начала осторожно баюкать его. Она мысленно представила, как Люси дотрагивается до обожженного «стратокастера». Это дает мне надежду, сказала Люси.
      Дэн дрожал в ее руках так же, как дрожал в тот день – надеясь.
      Правильно ли она поступила? Проявил бы Аллан Пеллетьер милосердие к Дэну, если бы она дала ему возможность? Натали не была уверена.
      Но одной потерянной жизни было достаточно. Может быть, теперь Дэн сможет прожить свою.
      Натали бережно помогла ему взобраться на кровать и позволила выплакаться, пока он наконец не впал в мирный сон.
      Она провела остаток ночи рядом с мужчиной, смотря на его младенчески спокойное лицо и время от времени ероша пальцами пряди его лохматых волос.

      Вращая стеклорез вокруг центральной оси, как стрелку компаса, Клемент Мэддокс вычерчивал ровный белый круг на окне спальни. Присоска все еще была в центре круга, и Клем покачал ее ручку, чтобы выломать диск из окружавшего его стекла. Вынув диск, он убрал стеклорез и присоску в сумку на поясе, где лежал сканер кода безопасности, который он использовал, чтобы пройти через главные ворота; затем застегнул молнию.
      Присев на корточки в кустах возле стены спальни, Мэддокс посмотрел, нет ли вокруг свидетелей. Сейчас было уже больше трех часов ночи, и все окна были темными. Так как это была ночь после уик-энда, большинство людей должны были отдыхать перед работой, хотя в Лос-Анджелесе не стоило так уж рассчитывать на это.
      Не заметив никакой угрозы, Мэддокс просунул руку в отверстие в окне и выдвинул внутренний шпингалет. Ловко открыв окно, он перепрыгнул через подоконник и закрыл окно за собой – все это менее чем за двадцать секунд.
      Укрытый темнотой спальни, Клем взял фонарик из петли на ремне и начал искать подходящий «камень преткновения». Он направил крошечный круг света к открытому шкафу, но быстро передумал: половина вешалок уже была пустой, да и вообще нести одежду было неудобно. Кроме того, для своих целей Клем предпочитал более личные вещи – что-нибудь с большим резонансом.
      Ему не удалось достать подходящий предмет из дома Люсинды Камэй после ее убийства. Слишком много копов вокруг. К счастью, у него был диск, который она подписала пару лет назад в одном мегамаркете. Не идеально, но она дотрагивалась до него, и эта вещь должна было подойти.
      Однако теперь Мэддокс решил быть более предусмотрительным и брать все, что ему нужно, заранее. Потому-то он провел всю ночь в дороге, чтобы приехать в Лос-Анджелес. Его руки уже дрожали от слишком большого количества выпитых «Ред Бул»  и таблеток от сна, и придется еще долго ехать дальше, прежде чем он сможет поспать.
      Луч фонарика затанцевал на лысых пластмассовых головах, стоявших на гримировальном столе, ярким светлячком отражаясь во мраке зеркала. В свете луча блеснуло серебро, и Мэддокс направил фонарик на висящее ожерелье. Он улыбнулся.
      – Скоро, Эми. Очень скоро.
      Взломщик сжал кулон со змеями в ладони и потер его на удачу.

      Дэн проснулся с запахом застоявшихся соплей и ощущением липкой пленки во рту. Он поскреб зубами по языку и застонал, перевернувшись на спину, смутно вспоминая предыдущую ночь.
      Рука погладила его по лбу. Открыв глаза, он увидел смотрящую на него Натали.