Глава 12

Они лежали, прижавшись друг к другу в темноте — мокрые от пота и обессилевшие.

— Я хочу знать, — сказала она. — Я хочу знать все об этом.

Он засмеялся.

— Ты ничего не пропускаешь, не так ли? — сказал он. — Хочешь, чтобы тебя прикончили?

Она взяла в руку его пенис и стала массировать.

— Ты не сможешь меня убить, слишком во мне нуждаешься, — медленно сказала она, продолжая свое занятие.

— О. Боже, — захныкал он. — Знает Бог, это правда.

— Я люблю все знать, это власть, — сказала она. — Мне нравится быть у власти. — Ее руки не уставали.

Он уже содрогался.

Она села сверху, надвинувшись, и приняла его внутрь себя.

— Я хочу знать все, что знаешь ты, — сказала она, медленно двигаясь вкруговую, что, она знала, доводит его до безумия. — Мне достаточно знать то, что ты знаешь.

— Нет, — сказал он. — Забудь. Она перестала двигаться.

— Ну, что ж ты! — молил он, дергаясь. — Ну, спрашивай, дьяволица.

— Кто Старейшина? — спросила она, колыхнувшись.

— Оллгуд, — сказал он. — Твой босс.

— Лжец, — сказала она и стала слезать.

Он схватил ее за ягодицы и потащил на себя.

— Нет, — сказал он.

Она возобновила движение на его чреслах. — Ну, тигр?

— Уиллингхэм, — сказал он.

Она помедлила:

— Не врешь, дорогой?

— Клянусь, — сказал он. — Я с полдюжины раз встречался с ним наедине.

Она заерзала на нем снова.

— Где же ты с ним встречался?

— В его доме, — мучительно выдохнул он, — Это центр — оружия, денег, всего.

— А я думала, Кэлхоун. — сказала она. Перкерсон ощутил, что она делает так, как он особенно любит.

— Этот клоун? — заговорил он быстро, — да он и дороги в сортир не нашел бы самостоятельно. Уиллингхэм его вытащил в люди. Кэлхоун до встречи с ним проповедовал в сарае, а жил в трейлере.

— Откуда же деньги? — спросила она. — Ведь там масса денег!

— От богатых парней, от Избранных, да и от Кэлхоуна. Вся наличность из прихода Кэлхоуна идет прямо Уиллингхэму.

Она ускорила темп.

— Каким же образом ты узнал все это? — спросила она придирчиво.

— Он сам рассказывает. Ему недостает слушателей.

— Но почему же именно ты? Почему ты? — Она двигалась все быстрее.

— О, Боже, — взревел Перкерсон...

— Почему ты? — требовала она.

— Он знает меня с Вьетнама, он знает...

— Что знает?

— Да я кончаю, кончаю!

— Да, да! — прокричала она. — Я с тобой!

Они приникли друг к другу. Она не слезла, а стерла пот с его лба и похлопала его по щекам.

— Почему же именно ты? — снова спросила она.

— Он знает, что я пущу себе пулю в голову, если он попросит, — выдохнул он, — И еще он знает, что я никогда никому не дамся живым.

Глава 13

В пятницу вечером в той же студии, где Уилл вел дебаты с Маком Дином, он оказался лицом к лицу с Доном Беверли Кэлхоуном.

Двое кандидатов в сенаторы под горячими прожекторами обсуждали вопросы, выбранные посредником. Они стояли друг против друга, опираясь на кафедры. Уилл говорил по-своему, Кэлхоун — по-своему, оперируя ссылками на Писание, взывая к Семейным ценностям, Американскому образу жизни и Господу.

Уилл не мог с ним соревноваться в демагогии. Он будто стрелял серебряными пулями в сердце чудовища, а оно поднималось и нападало, выставив зубы. Кэлхоун демонстрировал весь арсенал, искусно провоцируя противника, ставя под сомнение его нравственность, образ жизни и убеждения.

Уилл пресытился этим. Он не поддался на провокации и, когда истекал час дебатов, подвел итог в коротеньком заявлении, глядя на не Кэлхоуна, а в объектив телекамеры.

— Поскольку это моя последняя возможность выступить перед таким большим количеством избирателей Джорджии, я обращаюсь к тому, что, по-моему, стало уже чуть ли не главным накануне выборов. А именно к тому факту, что мой оппонент, вступив в политическую борьбу, избрал почему-то метод дискуссии, основанный на выпадах, полуправде, наклеивании ярлыков и недостойных намеках. Он изо дня в день намекал, что, поскольку я холостяк, я, должно быть, гомосексуал, что, поскольку я не женат, мне не понять заботы семей; что поскольку я отказываюсь рассуждать на темы религии в политической кампании, где этим рассуждениям не место, я, вероятно, вообще так называемый гуманист, что бы оно ни значило. Поскольку я против растраты и разворовывания несметного количества общественных денег, направляемых на бессмысленное умножение оружия, я, будто бы, — против сильной обороны; поскольку я предлагаю разумно расходовать средства на помощь неудачливым согражданам, готовым участвовать в осуществлении Американской Мечты, меня обвиняют в том, что я легкомысленный либерал. Да, я отвергаю людоедскую идеологию правый радикалов. За это меня называют социалистом и чуть ли не коммунистом. Да, я против смертных приговоров, за это меня обвиняют в пособничестве преступникам. Да, я поддерживаю право женщины самой решать, вынашивать ли ей ребенка, и тут же оказываюсь сообщником убийц. Надеюсь и верю, что мои земляки слишком умные люди, чтобы попасться на эту грязную тактику. Я уверен, что вы хотите, чтобы ваши представители в Вашингтоне не забывали о вашей повседневной жизни. А не занимались бы там и здесь демагогией, ради того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. У меня нет церковной кафедры, с которой я могу говорить о своих идеях и принципах. Я располагаю не большими средствами, чем любой кандидат, и я их использую в меру своих способностей. Если вы находите, что я понимаю, во что вы верите и чего хотите, то вы пошлете меня в сенат Соединенных Штатов через неделю после следующего вторника. Если ошибаюсь, значит, заслуживаю поражения. Слово за вами, сограждане. Благодарю вас.

Заключительная речь Дона Беверли Кэлхоуна звучала в иной тональности.

— Друзья мои, — сказал он заискивающе, — мой молодой оппонент суммировал свои идеи лучше, чем я могу это сделать. Он, как я понял, хотел бы заставить вас верить, что сексуальная ориентация мужчины не имеет значения, хотя Бог осуждает содомитян; он за то, чтобы вы поверили, будто созданный Богом утробный плод нельзя назвать человеческим существом, он настаивает на том, что религиозные убеждения кандидата — или их отсутствие — не имеют значения в глазах людей, которые его избирают. Вы только что слышали, как он говорил все это здесь, этим вечером. Вы также слышали, что он сетовал на отсутствие кафедры, с которой мог бы рассказать о своей сере. Что ж, я предлагаю ему кафедру.

Уилл посмотрел на Кэлхоуна. Что замыслил этот человек?

— Я сегодня предлагаю мистеру Ли, использовать трибуну Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий в течение следующей недели. Если он не боится сказать, во что верит, пусть поведает нам об этом. — Кэлхоун обернулся к Уиллу. — Принимаете вы мое приглашение, сэр?

— Принимаю, — ответил Уилл, — с одним условием: моя проповедь в вашей церкви должна быть передана по всем каналам вашей телевизионной сети так же, как ваши воскресные проповеди. Согласны вы на такое условие?

— Что ж, сэр, — сказал Кэлхоун. — Я и не мыслил это как-либо иначе.

— Тогда я рад принять приглашение, — сказал Уилл, улыбаясь в объектив.

Том Блэк сказал на следующий день:

— Вы дали ему возможность забросать вас песком.

— Том-прав, Уилл, — сказала Китти. — Вам предстоит общаться с аудиторией доктора Дона в его церкви и по его телевидению, а это люди, не способные вас понять.

— Так обеспечьте мне большую аудиторию, — сказал Уилл. — Рекламируйте событие. Телевидение проникает и каждый дом. Нужно добиться, чтобы все телевизоры штата были включены этим утром.

— Рискованно, — сказал Том. — Мы, судя по опросам, улучшили положение, заключив контракты с телевидением и, возможно, сумеем опередить Кэлхоуна в день голосования, если не сделаем ошибок. Судебный процесс Лэрри Муди не должен нам повредить, но тут не все предсказуемо. Стоило ли подсовывать шею под удар, выходя на трибуну доктора Дона?

— Я уже подсунул, — сказал Уилл. — Не мог же я пойти на попятный, неужели неясно? Прошу вас исследовать программу Кэлхоуна. Фиксируйте все, что он организует утром в воскресенье: сколько будет народу в церкви и прочее.

— Ол-райт, — мрачно произнес Том. — Если в самом деле хотите...

— Хочу, — сказал Уилл. — И я еще хочу, чтобы мое выступление слушало как можно больше людей.

— Это будут ваши похороны, — сказала Китти. Уилл вздохнул:

— По крайней мере, я сам проведу похоронную службу.

Глава 14

Ветер собрал к крыльцу коттеджа осеннюю разноцветную листву. Погода в то воскресенье выдалась превосходная: бодрящий воздух, яркие краски леса. Подлинно золотая осень Джорджии.

Хорошенько выспавшись и перекусив, Уилл в последний раз перед судом просмотрел документы дела.

Никто бы не смог доказать, что Лэрри Муди не убивал Сару Коул; но надо не дать обвинению шанс доказать, что это сделал именно Лэрри.

Уилл растворил двери, и в дом вместе с несколькими багряными листьями влетел прохладный ветер. Расхаживая по гостиной, Уилл принялся репетировать вслух свои вопросы к свидетелям и речь, обращенную к присяжным. Что-то изменится в ходе заседания, но линия защиты должна быть устойчива и нужны точные формулировки.

Порыв ветра забросил в комнату ворох листвы, и вместе с ветром и этой листвой в дверном проеме возникла Кейт.

— Хэлло, Уилл, — сказала она.

— Хэлло, Кейт, — медленно ответил Уилл, не веря глазам.

— Сожалею, что прервала твою работу, — сказала она. Уилл снова обрел дар речи.

— Ты ничего не прервала. Входи же, и я найду тебе что-нибудь выпить.

— Спасибо. Только не спиртное; Мне еще предстоит дорога в Атланту.

Он подошел к холодильнику, достал чай и налил по стакану. Они сели друг против друга в кресла.

— Настоящий сюрприз, — осторожно заметил он.

— Так уж вышло, — ответила она. — Утром я была в университете штата, подходящий самолет в Вашингтон должен быть в шесть вечера... В общем, я взяла в прокате машину, и вот я здесь.

— Вижу, — сказал он. Она выждала.

— Полагаю, мне начинать разговор. — Она посмотрела в окно. — Кажется, мы с тобой слегка запутались в последние месяцы.

Он помалкивал, ожидая продолжения.

Она вздохнула.

— Пойми, ради Бога, в чем дело. Я ушла с головой в работу, словно в воду нырнула. Честно сказать, не ждала от себя такого азарта. Будто вторая молодость или вторая любовь посетила меня в этой должности, ты понимаешь? Я ощутила свое влияние на большие события. Мне многое доверили.

Она расположилась в кресле свободнее. Ее движения волновали Уилла, как встарь.

— В последние месяцы работать мне приходилось по пятнадцать, а то и по двадцать часов подряд. Я и Питеру не уделяла должного внимания...

Питер был ее сын от первого брака; он жил в интернате при школе в Новой Англии, куда определил его отец.

— Но как выдавался свободный день, мне следовало бывать у него, что я и делала.

— Это можно понять, — сказал Уилл.

Ему не понравилось в свое время то, что она позволила своему бывшему мужу отдать туда мальчика. По мнению Уилла, которому нравится Питер, этот мальчик был еще мал для жизни вдали от матери, и эта школа ему не годилась.

— Полагаю, я говорила, что мне пришлось пройти новую проверку на благонадежность.

— Да, ты говорила, Кейт.

— Ну, так это было ужасно. В управлении есть люди, уверенные, что женщине не полагается занимать должность, на которую меня пригласили. Короче, я перепугалась, что связь с тобой станет аргументом, подкрепляющим их отношение лично ко мне. Они боятся, как ты знаешь, и тени Бена Карра. Кое-кто в управлении обрадовался, когда сенатор вышел из строя.

— Уж этим меня не удивишь, — сказал Уилл.

— Но они опасаются и тебя. Это я знаю наверняка. Ты ставил их своими оценками в трудное положение на слушаниях по бюджетным вопросам.

Уилл улыбнулся.

— В общем, некоторые из моих коллег видят в тебе потенциального противника, и кое-кто в ЦРУ будет искренне огорчен, если тебя изберут.

— Надеюсь не дать им повода обрадоваться.

— Я не отвечала на твои звонки по разным причинам. Например, не могла звонить тебе из служебного кабинета, а дома часто оказывалась лишь среди ночи. Но главное вот что: я просто запретила себе общаться с тобой.

Он ощутил приступ боли.

— Ты бы отвлек меня от работы, а я должна была отдаться ей вся. — Она запнулась и перевела дыхание. — Нет, я уж буду до конца откровенна.

— Пожалуйста, Кейт. Мне это нужно.

— И дело не только в работе. — Она опустила взгляд. — Я чувствовала себя взаперти, старалась выкинуть тебя из головы. Корила себя за то, что не помогла тебе выиграть соревнование — ведь мне надлежало быть здесь, если я любила тебя.

Сердце Уилла взволнованно забилось.

— Был другой, — выпалила она в отчаянии. — Один из наших, забавный, добрый и умница. Удобный. Он на меня всерьез не претендовал, как и я — на него. Ты был прав, заметив, что управление поощряет связи и браки между сотрудниками — так проще жить и им и начальству. Не нужно что-то скрывать. В общем, в тот вечер, когда ты приехал, я пригласила его на обед. Но ты должен знать, что я с ним не спала. Никогда. Ни разу. Я думала об этом, даже было желание, да, но — никогда, ни разу мы не были в постели. Это правда.

Уилл отвел глаза, вспомнив визит Чарлены.

— Я верю, Кейт, — только и смог он сказать.

— В пятницу я пошла повидать своего босса, — продолжала она. — И говорила с ним целый час. Я рассказала ему о тебе, нисколько не извиняясь и не прибедняясь. Думаю, он поверил, что я не компрометировала управление. Сказал, что доложит директору ЦРУ. Я объявила, что приму любое их решение, но пусть имеют в виду, что при первой возможности я намерена увидеть тебя и броситься тебе на шею. Я...

Уилл оставил кресло, встал перед ней на колени и стал целовать ее волосы и мокрое от слез лицо.

— Я также сказала ему, — всхлипнула Кейт, — что собираюсь выйти за тебя замуж, если ты пожелаешь, а если это ему и директору ЦРУ не понравится, пусть убираются к дьяволу. — Сквозь слезы она рассмеялась. — Думаю, к этому моменту я была чуть пьяна, поскольку босс угощал меня виски.

Уилл уткнулся лицом в ее волосы.

Она посмотрела на часы.

— Мне действительно нужно на шестичасовой самолет, — сказала она. — Я приехала для того, чтобы предложить тебе руку и сердце, то есть пожениться, когда ты так или иначе покончишь с этой кампанией.

— Согласен, — вымолвил Уилл ей на ухо.

— Если победишь, я стану женой сенатора. И останусь в управлении, если буду там нужна. А не получится у тебя, все равно я буду с тобой. Согласна жить в этом милом коттедже и растить коров, если потребуется и это, чтобы тебя заполучить. Ты для меня важнее всего.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кейт, — сказал он.

Она оставалась в кресле, а он на коленях возле нее, пока не пришлось вставать и идти к машине.

Она уехала, а он смотрел ей вслед. В озеро садилось рыжее солнце осени.

Глава 15

Людей у здания суда оказалось больше, чем ожидал Уилл, и они были лучше организованы. По одну сторону прохода к парадной двери концентрировались исключительно белые, по другую — преимущественно черные. Черные поднимали плакаты с призывами «СПРАВЕДЛИВОСТЬ В ОТНОШЕНИИ САРЫ КОУЛ!»и «ОСТАНОВИТЕ РАСИСТСКИХ УБИЙЦ».Здесь был черный адвокат Мартин Вашингтон, возглавлявший АРР, то есть группу «Адвокаты за расовое равенство». Уилл ранее встречался с Вашингтоном и считал его человеком честным, хотя пристрастным и легко возбудимым.

Белых у суда было меньше — мужчины и женщины с несколькими детьми. На их плакатах значилось «БЕЛАЯ РАСА В ОСАДЕ, НЕ РАЗДАВИТЕ ЛЭРРИ МУДИ» и «ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВА ДЛЯ БЕЛЫХ».

— Что это за люди? — спросил Уилл заместителя шерифа.

— Не могу постичь, советник. Думаю, в основном, из микрорайона бараков.

«Здорово, — подумал Уилл. — Это то, что нужно!»

Из машины вышли Лэрри Муди, Чарлена Джойнер и Джон Морган. Уилл подождал их. Рука Чарлены немного задержалась в его руке. Они встретились впервые после сближения на ферме, и Уилл на мгновение ощутил неловкость в связи с тем, что накануне первичных выборов заподозрил ее в провокации.

Они прошли сквозь строй демонстрантов к ступеням здания суда, где их уже поджидали телекамеры и репортеры.

— Улыбайтесь, когда вам задают вопросы, — посоветовал Уилл, обращаясь к Лэрри. — И будьте кратким.

— У нас полминуты, — сказал Уилл журналистам.

— Мистер Ли, собирается ли ваш клиент сопротивляться?

— Думаю, да, но подчеркиваю, что не он будет принимать решения, а я.

— Лэрри, — сказала какая-то женщина, — рады ли вы, что наконец начинается суд?

Лэрри Муди продемонстрировал свою ребяческую улыбку.

— Нет, мэм, — сказал он. — Не очень-то рад, но определенно надеюсь, что суд снимет тяжесть с моего сердца.

— Существует ли вероятность, что вы подадите апелляцию? — спросил другой репортер.

— Нет, сэр, никакой, — более серьезно ответил Лэрри. — Я невиновен, и меня оправдают.

— Нам пора, — сказал Уилл.

— Мистер Ли, — сказал один из репортеров, — предполагаете ли вы, что процесс окажет воздействие на вашу кампанию?

— Совершенно никакого, — сказал Уилл. — Это дело судья возложил на меня до того, как я решил баллотироваться в сенат. Никакой связи нет.

— Мисс Джойнер, — крикнул вслед репортер, и она повернулась.

Чарлена была в темно-синем шерстяном платье с закрытым воротом и затянутой талией; она выглядела элегантно и казалась исключительно привлекательной.

— Как вы смотрите на процесс? — продолжал репортер.

— Я думаю, — сказала она, дразня репортеров улыбкой, — что Лэрри подвезло, что его интересы представляет такой блестящий юрист. — Тут она одарила Уилла улыбкой несколько более интимной.

Тотчас блеснули фотовспышки.

При подборе присяжных обошлось без осложнений. Четверо белых мужчин, которые должны симпатизировать Лэрри, три белые женщины, черный мужчина, четыре черные женщины, одна из которых выглядела интеллигентной... Уилла этот состав удовлетворил, хотя лучше всего для Лэрри были бы двенадцать белых.

После того, как завершились формальности, поднялся Элтон Хантер, похудевший после болезни.

— Ваша честь, обвинение вызывает Дженин Уолкер. Вышла и была приведена к присяге хорошенькая молодая женщина с африканской короткой прической.

— Мисс Уолкер, вы работаете в Мериуезерском Центре обслуживания?

— Да, работаю.

— Были ли вы на работе семнадцатого декабря прошлого года?

— Была.

— Приходил ли в тот день в Центр обвиняемый, Лэрри Юджин Муди?

— Да.

— Пожалуйста, опишите обстоятельства этого.

Женщина подняла голову.

— Что ж, я позвонила в отношении нашей печки — в здании стало холодно — и из фирмы Моргана прислали мистера Муди. Он сказал, что неисправен термостат и его следует заменить. Сара — то есть Сара Коул, мой босс — возразила против цены, но он сказал, что это самый дешевый из тех, что у него имеются, и она выписала чек, после чего он ушел.

— Каково было отношение мистера Муди к Саре Коул? — спросил Хантер. Поднялся Уилл.

— Возражаю, ваша честь. Свидетельница не обнаружила способности читать в мыслях.

— Принято. Измените формулировку, мистер Хантер, — сказал судья.

Хантер покраснел.

— Мисс Уолкер, не заметили ли вы чего-либо необычного в видимом отношении Лэрри Муди к Саре Коул?

— Ну, он смотрел на нее, будто изголодался.

— Возражаю, — сказал Уилл.

— Принято. — Судья обернулся к свидетельнице. — Мисс Уолкер, вы должны говорить то, в чем абсолютно уверены.

— Да, сэр.

— Мисс Уолкер, — продолжал Хантер, — улыбался ли Лэрри Муди Саре Коул?

— Да, сэр.

— Что это была за улыбка?

— Возражаю. Разве свидетельница эксперт по улыбкам?

— Я скажу по-другому, ваша честь. Мисс Уолкер, улыбался ли Лэрри Муди так, как естественно было бы с его стороны улыбаться клиентке?

— Нет, сэр. По-моему, он улыбался неподходяще к случаю.

— Почему же?

— Это была плотоядная улыбка, вроде той, что видишь на улицах, когда какой-нибудь мужчина пристает к женщине.

— По вашему мнению, Лэрри Муди, говоря другими словами, строил глазки Саре Коул?

— Да.

— Как долго?

— Все время, пока Сара Коул находилась в комнате.

— А когда Лэрри Муди покинул помещение, сказала ли Сара Коул что-нибудь по поводу его поведения?

— Ну, это я сказала ей: «Боже, что за пресмыкающееся»... — В зале послышались хихиканья. — ...А она сказала: «Не тревожьтесь, он меня не беспокоит».

— Когда вы в тот день в последний раз видели Сару Коул?

— Она уезжала из Центра около шести. Я задержалась, чтобы закончить работу на машинке.

— Как уехала мисс Коул? На своей машине?

— В тот день ее машина была в ремонте. Она пошла пешком. До дома ей нужно было пройти примерно милю.

— И вы больше не видели Сару Коул?

— Никогда, — сказала женщина дрожащим голосом. — Ее убили до того, как она добралась домой. Хантер повернулся к Уиллу.

— Ваши вопросы, — сказал он. Уилл вышел из-за стола. Он дал свидетельнице собраться с мыслями и улыбнулся ей.

— Доброе утро, мисс Уолкер, — сказал он. Женщина не ответила, ожидая вопроса.

— Мисс Уолкер, давно вы знаете Сару Коул?

— Да, около двух лет. Столько я работаю в Центре.

— По-вашему, Сара Коул была привлекательной женщиной?

— О, да, очень.

— Привлекательной для мужчин?

— Да, именно так.

— Бывали вы вместе с мисс Коул в мужских компаниях?

— Да, много раз, и в Центре и после работы, на вечеринках и в других местах.

— И мужчины на работе и на вечеринках находили мисс Коул привлекательной?

— Да, я уже говорила.

— А были ли белые мужчины при таких встречах?

— Иногда.

— И они находили мисс Коул привлекательной?

— Да. Полагаю, что да.

— Подведем итог: Сара Коул была исключительно привлекательной женщиной, любой обычный, нормальный мужчина мог счесть ее привлекательной?

— Да, такой она была.

— Но что же было необычного в том, что она понравилась Лэрри Муди — здоровому, нормальному парню?

— Ничего, — спокойно сказала свидетельница, явно осознав, что попала в ловушку.

— Пытался ли Лэрри Муди в вашем присутствии как-то подъезжать к мисс Коул?

— Нет.

— Говорил ли он вообще что-нибудь, не относившееся к ремонту печки и замене термостата?

— Полагаю, что нет.

— Пожалуйста не полагайте, мисс Уолкер, вы же там присутствовали.

— Нет, не говорил.

— Итак, разговор был нормальным, по поводу ремонта печки, без каких-либо неуместных замечаний со стороны Лэрри Муди?

— Да.

— Скажите же, мисс Уолкер, уверены ли вы, что можете выносить безошибочные суждения по поводу отношений мужчин к женщинам.

— Нет, не уверена.

— Тогда, может быть, другое лицо, присутствуя в тот момент в Центре, могло бы и по-иному характеризовать улыбки и взгляды Лэрри Муди, говорившего с Сарой Коул?

— Что ж, я не...

— Пожалуйста, мисс Уолкер. Речь о возможности другого мнения. Мог ли другой рассудительный человек по-иному оценить их встречу?

— Может быть.

— После того, как Лэрри Муди покинул Центр, завершив свою работу, когда вы упомянули о нем Саре Коул, она сказала, цитирую: «Не тревожьтесь о нем. Он меня не беспокоит».

Свидетельница помрачнела.

— Да, но...

— Выходит, что Сара Коул, по ее словам, не была встревожена поведением Лэрри Муди. Может быть, вы сами испытывали беспокойство?

— Да, испытывала.

— Мисс Уолкер, одобряете ли вы случаи, когда белых мужчин привлекают черные женщины. Ей, казалось, было трудно ответить.

— Полагаю, с этим все нормально, — сказала она наконец.

— Мисс Уолкер, был ли у вас когда-либо белый дружок?

Элтон Хантер поднялся.

— Возражаю.

— Это выяснение некоторых взглядов свидетельницы, — сказал. Уилл.

— Не принято, — заметил судья. — Свидетельница будет отвечать.

— Не было, — сказала она.

— Добивался ли когда-нибудь вашей близости белый мужчина?

— Да.

— Соглашались вы на близость с белым?

— Нет.

Уилл старался, чтобы голос его звучал нейтрально, и не показалось бы, что он поддразнивает девушку.

— Мисс Уолкер, можно ли говорить, что вам не нравится, когда белый мужчина предлагает вступить с ним в связь черной женщине?

— Да, полагаю, что так, — спокойно признала она, опустив глаза.

— Можно ли сказать, что вам не нравится, когда белый мужчина испытывает влечение к черной женщине?

— Пожалуй, что да.

— А не может ли быть, что ваше впечатление от встречи Лэрри Муди с Сарой Коул навеяно этим вашим отношением?

— Я так не думаю.

— Уилл с минуту молча смотрел на нее.

— Благодарю вас, мисс Уолкер, — сказал он с симпатией, — это все.

Уилл вернулся к столу, защиты и сел. К нему склонился Лэрри Муди и прошептал:

— Ваш верх, мистер Ли.

— Если повезет, это полезная зацепка, — шепотом ответил Уилл.

— Объявляется перерыв на час для ленча, — заявил судья.

Глава 16

— Обвинение вызывает Рузвельта Уоткинса, — провозгласил Элтон Хантер.

Рузвельт Уоткинс занял надлежащее место, его привели к присяге. Он был в аккуратном новеньком сером костюме. Дружелюбно взглянув на Элтона Хантера, он улыбнулся и Уиллу, получив ответную улыбку.

— Мистер Уоткинс... — начал Хантер.

— Называйте меня Рузвельт, — сказал тот. — Меня так все называют. Когда однажды я встретил самого Франклина он безо всякого называл меня Рузвельт.

— Прекрасно, Рузвельт, — сказал Хантер. — Где вы живете?

— Я раздобыл себе домик у скоростной дороги Ла-Грейндж; настоящий удобный домик, — сказал Рузвельт с широкой улыбкой.

— И окна вашего домика выходят на городскую свалку.

— Да, сэр, довольно приличный вид.

— Семнадцатого декабря прошлого года вы смотрели на свалку?

— Это когда я увидел тот грузовик?

— Именно так, Рузвельт.

— Да, сэр, я видел его.

— Расскажите же нам, пожалуйста, что произошло.

— Ну, было около без четверти семь вечера, и я поджаривал кусочки сала, чтобы поесть их с кукурузным хлебом. Я увидел в окно коричневый грузовичок — вроде фургона. Он заехал на свалку, из него вылез парень, прошел назад, вытащил большой сверток, затем волоком перетащил его на кучу мусора и оставил там. Потом уселся в кабину и уехал.

— Вы сказали, что он вытащил из фургона большой сверток, Рузвельт?

— Да, сэр, здоровый.

— Был ли он размером с женщину?

— Да, сэр, ведь она не была слишком крупной женщиной.

— Видите ли вы сейчас здесь человека, который правил фургоном?

— Да, сэр. Вон он сидит рядом с мистером Ли. — Рузвельт указал на Лэрри Муди.

— Теперь ваши вопросы, — сказал Хантер Уиллу.

— Доброе утро, Рузвельт, — сказал Уилл.

— Доброе утро, мистер Ли.

— Очень уж на вас красивый костюм, — сказал Уилл. — Ну, спасибо, сэр, — усмехнулся Рузвельт. — Вон тот мистер Хантер дал мне его.

В зале засмеялись, а Элтон Хантер смутился.

— Рузвельт, вы говорите, что видели грузовик? — Да, сэр, некоторые называют это фургоном.

— И вы сказали шерифу, что видели грузовик?

— Да, сэр, он пришел туда на следующее утро, когда они нашли девушку, и спросил меня. Я сказал ему, что видел грузовик.

— И шериф сказал, что это был фургон?

— Да, сэр, и он провез меня на своей машине к тюряге и показал его мне.

Уилл оставил этот вопрос; он не хотел, чтобы Рузвельт Уоткинс повторял, как он опознал грузовичок.

— А попросил ли вас шериф посмотреть на кого-либо?

— Да, сэр, попросил. На группу джентльменов.

— И вы выбрали одного из них, именно Лэрри Муди?

— Да, сэр, так и получилось.

— Рузвельт, а как стояли эти ребята, когда вы смотрели?

— Они стояли у стенки в ярком освещении.

— И они стояли спинами к вам?

— Да, сэр.

— Зачем же они так повернулись?

— Что ж, как я вспоминаю, это было нужно. Потому что, глядя в окно, я хорошенько рассмотрел только его спину.