Глава 16

— О Боже, — произнес Уилл уже в машине, снимая платком с лица грим. — Что я наделал!

— Расслабьтесь, — посоветовал Том Блэк. — Не так уж это, думаю, плохо. Вышли из себя, вот и все.

— Ваша реакция естественна, — заметила Китти. — Был бы у меня пистолет, я бы пристрелила ее на месте.

— Но я же все перепутал! Я забыл свои вводные замечания; я потел и вытирал лицо; Мак сидел там, как Чеширский кот, изрыгал пошлости и, вероятно, был принят с восторгом.

— Что ж, может быть, в чем-то вы были слишком конкретны, — проговорил Том. — Но это неплохо.

— Видно было, что вы знаете, о чем говорите, — вставила Китти.

— Послушайте, я ценю эти попытки утешить меня, но, по-моему, произошла катастрофа.

— Просмотрим запись, когда доберемся до офиса, — заявил Том. — Мосс Малле скоро сообщит результаты телефонного опроса зрителей. Узнаем, какое впечатление передача произвела на электорат.

Уилл сидел молча, поглядывая в окно. Китти и Том обменялись, взглядами. Китти остановила машину перед штаб-квартирой.

— Я не пойду внутрь, — сказал Уилл. — Позвоню позднее.

Он направился к стоянке машин, оставив Тома и Китти у входа, сел в машину и поехал в аэропорт, действуя совершенно непроизвольно. Паника отступала. Несколькими минутами позже он был уже у своего самолета и стал готовить его к полету. Полоса была свободна. Он запросил диспетчерскую, получил разрешение на взлет и поднялся в небо.

Курс его был на юг. Высота три тысячи футов, в зоне, контролируемой терминалом Хартсфилдского аэропорта. Затем он поднялся на девять тысяч, повернул к радарному маяку Мейкона и передал управление автопилоту. Отстегнув, чего никогда не делал, ремень безопасности, он отодвинул назад сиденье и откинулся на подголовник. Вскоре он уже спал.

— Ноябрь-один-два-три-Танго, подлет к контрольной станции Мейкона, слышите?

Уилл очнулся. Аэроплан держал взятый курс. Шум мотора был ровным, все в норме. Осталось около десяти миль до Мейкона. Оттуда его и вызвали, с контрольного пункта. Радар засек его в воздухе. Он настроился на волну.

— Подлет к Мейкону, Ноябрь-один-два-три-Танго.

— Ноябрь-один-два-три-Танго, — дублировала оператор-женщина с радара. — Подлет к Мейкону.

— Мой курс один-восемь-ноль, «Цессна сто восемьдесят два», А-Джи.

— Ваше место назначения?

— Частное взлетное поле, — сказал он, — площадка у Томасвилла.

— Роджер. Сохраняйте направление.

— Благодарю, Мейкон.

Солнце уже клонилось к закату, когда он посадил самолет на пастбище.

— Мистер Уилл, как поживаете? — спросил Джаспер, сверкая в улыбке зубами.

— Все в порядке, Джаспер. Как вы и Минни?

— Прекрасно. Вы здорово выглядели в телевизоре. Мы с сенатором наблюдали.

— Вы слишком добры, Джаспер, — сказал Уилл, подумав именно это. — А как сенатор?

— Примерно так же, а может, чуть лучше. Идите к нему наверх. Он не спит.

Уилл поднялся по лестнице и обнаружил, что сенатор самостоятельно поворачивается в постели. Он сел у кровати и взял руку старика.

— Счастлив видеть вас, сенатор, — сказал он. Джаспер попятился и прикрыл за собой дверь. Глаза сенатора остановились на лице Уилла. Его рука легко сжала руку Уилла.

Но выражение лица сенатора все еще было детское, черты неподвижны.

— У меня сегодня был плохой день, — сказал Уилл. — Я хочу рассказать вам...

Глава 17

Гаролд Перкерсон всматривался в зеркало, прикидывая, как он будет выглядеть без повязок. Он волновался. Усы он не сбрил — мешали бинты. К дому подкатил джип медсестры. Ее звали Сузи. При ней была медицинская сумка.

Она приготовила ему свинину на ребрышках и после того, как он насытился, внезапно сказала:

— Посмотрим-ка, тигр, каков ты теперь. Вынув из сумки кривые ножницы, она ловко разрезала все бинты и махом сняла их с его головы и лица.

— Дай посмотреть, — сказал он, начиная вставать.

— Подожди-ка минутку. — Она протерла его лицо тампоном ваты, смоченной в спирте. — Усы мне нравятся. С усами, малый, ты еще лучше. Готово. Можешь полюбоваться.

Перкерсон подошел к зеркалу в ванной. На него смотрел незнакомец. Уши прилегали к черепу, нос прямой, слегка шишковатый. Все выглядело естественным. Усики придавали физиономии своеобразие. Надеть твидовую куртку с кожаными заплатами на локтях, и он будет похож на артиста или художника. Была бы жива мамаша, даже она бы теперь не узнала Гаролда. Ну и ну!

Подошла Сузи с ручным зеркальцем.

— Глянь-ка на себя в профиль!

Перкерсон повернулся боком. Утолщение на кончике носа профиль не портило. Ноздри уменьшены. Все получилось о'кей.

— Нужно припудрить, — сказала Сузи. — Иди сюда и садись. — Он сел, она взяла свою пудреницу и ватку. — Вот, превосходно.

Он притянул ее, расстегнул на ней кофточку, лифчик и погрузил свою обновленную физиономию в ее большие груди.

— Ну уж иди ко мне, тигр, — сказала она и потянула его на кровать, ловко освобождаясь от всего, что было на ней надето.

— Не спишь? — спросила она потом.

— Засыпаю, — сказал он. — Никогда не было так обалденно.

— Ты мне по вкусу, тигр, понял? Иначе я бы не стала.

— А что теперь? Когда я отсюда выберусь? — спросил он.

— Сегодня. Сейчас.

Она легко встала и пошла к своей сумочке. Приятно было следить за ней, за свободными движениями ее тела. Она ничуть не стеснялась своей наготы, и было на что посмотреть.

Она извлекла из сумочки два конверта.

— Здесь твой адрес и номер твоего телефона, — сказала она, вручив ему первый. — Дом находится в Мариетте, квартира снята на имя Джеймса Росса, как значится в. твоих документах. В машине лежит чемодан, в нем все, что тебе может понадобиться. Усек?

— Ладно, — сказал он. — Давай другой конверт.

— Оставим на десерт, — сказала она. — Пока я еще разок хочу тебя поиметь, а то ведь уедем отсюда.

Еще с полчаса они всерьез занимались любовью, разнообразя позы и способы. Затем Сузи помогла ему собраться и отвезла его в своем джипе к «мазде», оставленной в километре от хижины. Чемодан был на заднем сиденье.

— Что ж, вот и все, — сказала Сузи. — Ты на ногах. Вернее, ты на своих колесах, и — действуй. — Она вручила ему второй конверт.

Он вскрыл его. Там был листок с инструкцией, напечатанной на машинке. Всего лишь несколько строк.

— Мне нравится, — сказал он, прочитав. — Очень даже нравится.

— Большой секрет? — спросила она, зардевшись от любопытства.

— На что тебе это сейчас? — усмехнулся Перкерсон. — Об этом прочтешь в свое время в газетах. Как только оно случится.

Она написала на клочке бумаги номер своего телефона.

— Запомни и позвони. Скажи, что ты Хэнк.

— Старейшина в курсе?

— Нет, — сказала она, — это наше дело. Он чмокнул ее в щеку, влез в свою машину и поехал к Атланте. Номер телефона Сузи он запомнил, бумажку пустил на ходу на ветер, запоздало подумав, что лучше бы — сжечь. Затем съехал на обочину и дважды прочитал задание. Оно отпечаталось в памяти. Перкерсон поднес к листку зажигалку и растер пепел подошвой своего большого ботинка.

Глава 18

Уилла разбудило солнце, ворвавшееся в окна гостевой комнаты на ферме Флет-Рок в доме Карра. Тут были цветные обои, кровать с пружинами и плетеные кресла.

Минни приготовила ему яичницу с жареным беконом.

— Доброе утро, мистер Ли, — сказала она. — В газете о вас написано.

Уилл взял чашку кофе и газету. Редакционная передовая в «Конститьюшен» осуждала Шерли Скотт за ее вопрос Уиллу во время дебатов. Губернатор Мак Дин, по сведениям газеты, высказался о своей непричастности к этому инциденту. Газета заключала:

«Мы еще не определили, кого из кандидатов поддержим на первичных выборах демократов, но полагаем, что Уилл Ли вправе претендовать на место в сенате Соединенных Штатов, а ложные обвинения из другого лагеря могут лишь вызвать бумеранг в его пользу. Хорошо бы, если бы губернатор Мак Дин и его сторонники подумали об этом».

Вошел Джаспер.

— Довольно хорошо, а? — сказал он, увидев газету.

— Неплохо, Джаспер.

— Звонил, мистер Том Блэк, но я ему сказал, что вы спите.

— Сам ему позвоню через пару минут, — сказал Уилл. — Сперва, знаешь ли, я позавтракаю. Окажу честь яичнице.

— С вами все в порядке? — спросил Том, когда Уилл разыскал его по телефону в штаб-квартире.

— Вполне.

— Мы тут забеспокоились.

— Хотелось, во-первых, побыть одному, а во-вторых. повидать сенатора. Что я и сделал.

— Как его дела?

— Немного лучше, мне кажется.

— Новости, которые я раздобыл, ему, я думаю, не повредят.

— Какие?

— Согласно первому опросу социологов, вы отстаете от Мака на одиннадцать пунктов.

— И это, по-вашему, хорошая новость?

— Хорошая она потому, что первый опрос Мосс Малле провел накануне дебатов, а после них вы уже отстали от Мака во мнении людей, сидевших у телевизоров, всего на три пункта, это вообще в пределах допустимой ошибки.

— Так, что ж, мы сравнялись?

— Мосс так не думает, поскольку не так уж много людей смотрело дебаты, но все-таки несомненно, что вы их не проиграли. Это во-первых. А во-вторых, вам выгодны публичные дискуссии с Маком. Вы смотритесь лучше, чем он.

— Ей-богу, не верится, что вчерашнее сравнение было в мою пользу.

— На экране все выглядит по-другому, чем в студии. Китти находилась в контрольной комнате, она дружит с директором программы, и он симпатизирует нам. Когда вы утирали пот, он устраивал так, что вас не была в кадре. И он подловил два момента, когда Мак выглядел не лучшим образом.

— А финал спектакля? Под занавес?

— Когда вы штурмовали студию, телезрители любовались корреспондентами. Им не дали на вас взглянуть.

— Рад слышать.

— В результате вы выглядели прилично. Но в следующий раз нельзя рассчитывать на везение, надо готовиться лучше.

— Когда же следующие дебаты?

— Вот это неясно, Уилл. Управляющий выборной кампанией Мака звонил мне нынешним утром, но не застал. Я пока не отозвался на его звонок.

— Полагаете, они передумают?

— У них есть свой возможности выяснить мнение избирателей, и я не исключаю, что Мак среагирует на факт падения своего рейтинга после первых дебатов и избежит повторения шоу.

— Дерьмо.

— Именно так. Нам с вами придется сосредоточить все силы на организации ваших выступлений по телевидению штата. Китти уже заручилась согласием телевизионщиков наряд интервью. По крайней мере, они бесплатны для вас.

— Мне нравится все бесплатное, но, кстати, как у нас с деньгами?

— Вы слышали когда-нибудь о бизнесмене Лартоне Питтсе?

— Король жареных цыплят?

— Тот самый. Сегодня он позвонил вашему папаше. Он видел дебаты, они произвели на него впечатление; он и его друзья хотят с вами встретиться.

— Когда же?

— Сегодня. Ленч в «Кэпител сити клаб».

— Тогда мне лучше уехать отсюда. Нельзя ли устроить, чтобы кто-нибудь встретил меня в аэропорту с чистой рубашкой и отутюженным костюмом? Все это можно взять в моем офисе.

— Конечно. Позвольте предупредить вас, однако. После разговора Питтс может предложить вам некоторые средства. Он и его группа доставали массу денег для некоторых кандидатов.

— Что он захочет в обмен?

— Не знаю, но наверняка многое.

— Как же, думаете, мне следует реагировать?

— Это ваше дело, Уилл. Я не могу советовать, чтобы вы обещали ему все на свете или послали его к дьяволу. Вы окажетесь наедине с ним и его гостями, и никто не узнает, о чем вы договоритесь. Все сказанное вами там и останется, понимаете?

— Что ж, — сказал Уилл, — в любом случае мне полезно их выслушать.

— Но будьте осторожны, малый, — сказал Том. — Может получиться жестко.

Уилл положил трубку. Его кампания продолжалась.

Глава 19

В фойе «Кэпител сити клаб» в центре Атланты Уилла встретил отец.

— Я приведу тебя, представлю — сказал Билли, когда они подымались на лифте. — Осунешься с ними наедине. Не давай обещаний больше, чем можешь выполнить. По существу, ты можешь вообще ничего не обещать. Я не стану винить тебя. — Двери лифта раскрылись, они прошли по коридору. — Нам сюда, — сказал Билли.

Дюжина мужчин расположилась стоя перед столом с напитками.

Невысокий, приземистый блондин средних лет шагнул навстречу Уиллу.

— Хэлло, я и есть Лартон Питтс.

Руководитель маленького оркестра, подумал Уилл.

— Здравствуйте, мистер Питтс, — сказал он с улыбкой.

— Называйте меня Лартон, малый, все так зовут.

Он познакомил Уилла с присутствующими. Двоих Уилл знал до этого лично — банкира и архитектора, еще нескольких — понаслышке, а трое или четверо были незнакомы.

— Не хотите чего-нибудь выпить, Уилл? — спросил Лартон.

— Если можно — охлажденного чаю, пожалуйста.

— А покрепче?

— Думается, сегодня разумнее будет воздержаться.

Питтс засмеялся:

— Билли, как вы?

— Благодарю, Лартон. — ответа Билли. — Мне, к сожалению, нужно идти, — Мановением руки он распростился со всеми сразу и удалился.

После недолгой и беспорядочной болтовни Питтс пригласил всех к большому столу; Уилла он усадил рядом с собой. Ленч прошел без особенных разговоров, и было подано кофе. Уилл чувствовал себя свободно, раскованно.

— Что ж, Уилл, — сказал Лартон. — Мы, все мы... задались вопросом, не захотели бы вы стать нашим человеком в Вашингтоне.

Уилл рассчитанно помолчал, торопиться не стоило.

— Я был бы рад стать вашим следующим сенатором, — сказал он, достаточно выждав.

Питтс тоже помолчал, прежде чем сказать свое.

— Мы ищем большего, Уилл. Мы хотели бы иметь в сенате кого-то, кто присматривал бы за нашими интересами.

Уилл открыто оглядел сидевших.

— Но здесь собрались разные люди, — сказал он. — Думается, различны и ваши заботы.

Заговорил банкир:

— У нас очень много общих интересов.

— Мы люди бизнеса, — сказал ему в тон промышленник. — Как вы в принципе относитесь к бизнесу?

— Считаю, мы бы не стали значительной страной без массы преуспевающих предпринимателей.

— По-вашему, дело Америки — развивать бизнес?

— Так-то оно так. Но, я думаю, мы никогда уже не вернемся в двадцатые годы — имею в виду экономику США — и лучше бы всем понять это.

— Вы не верите в экономику свободного рынка? — спросил кто-то.

— Джентльмены, мы знаем, что такой вещи нет: по существу, ее у нас не было в этом столетии. Я верю в разумно регулируемый капитализм.

— Регулирование! — фыркнул промышленник. — Рональд Рейган избавил нас от него.

— Да нет же, — ответил Уилл. — Просто его администрация игнорировала некоторые закономерности. И это нам дорого обойдется, особенно в отношении охраны среды нашего обитания. Именно бизнесменам придется, я думаю, раскошелиться, ликвидируя последствия близорукости государственных служб.

— Вы говорите, как социалист, — сказал кто-то.

— Глупости, извините, — заявил Уилл. — В нашем конгрессе нет, слава Богу, ни одного социалиста. Если Тед Кеннеди был бы англичанином, он оказался бы членом консервативной партии. Я не придерживаюсь какого-либо направления; думаю, я реалист. Вот моя партия. И я считаю, что в годы Рейгана в правительстве было недостаточно реалистов.

— Видит Бог, это правда, — воскликнул архитектор-строитель.

Уиллу стало полегче от сознания, что кто-то здесь с ним хоть в чем-то согласен.

— Ваш босс, Бен Карр, не однажды поддерживал Рейгана.

— Сенатор Карр поддерживал его, когда полагал, что тот прав. Ну и, честно говоря, иногда, когда так не считал. Бенджамин Карр — политический деятель; он знает реальную жизнь.

— Придерживаетесь ли вы взглядов сенатора Карра на оборону?

— Кажется, я несколько консервативнее его в отношении к этой сфере.

— Более консервативны, чем Бен Карр?

— Имею в виду, что я жестче.

— Может быть, вы хотите сказать, что более либеральны.

— Нет, по-моему, термины «либеральный», «консервативный» и другие употребляют сейчас не в соответствии с содержанием этих понятий. Их в наибольшей мере используют для обвинений. Если настаиваете на ярлыках, то меня тогда отнесите к разряду умеренных. А по сути я консерватор, когда дело касается бюджета, в частности, расходов на оборону.

— Вы бы голосовали за сокращение оборонного бюджета? — спросил Питтс.

— Я думаю, мы должны получать за свои деньги самое лучшее. В данном случае — максимально эффективную национальную оборону при затратах меньших средств. А попросту так: часть денег, отпущенных на оборону, у нас с вами просто крадут.

Какой-то человек, сидевший по другую сторону стола, подался вперед.

— Я оборонный подрядчик, — сказал он. — Правда, не самый главный. Полагаете, я краду у своей страны?

Уилл улыбнулся в ответ.

— Вы не представляетесь мне вором, сэр. — Он подался навстречу и взглянул в глаза вопрошавшему. — Но если, не дай Бог, дело так обстоит, то, на мой взгляд, вам надлежит сидеть в тюрьме, а деньги, полученные вами, использовать на другие программы, либо вернуть налогоплательщикам.

Наступило неловкое молчание, затем подрядчик сказал:

— Что ж, это было бы справедливо.

— Уилл, — сказал Питтс, — мы в состоянии мобилизовать для вас массу денег, если мы сочтем, что это в наших интересах. Но на какого рода сотрудничество мы можем рассчитывать, послав вас в сенат?

Уилл откинулся в кресле.

— Мистер Питтс, для людей, которые поддерживают мою кандидатуру, мои уши всегда открыты. Находясь в своем офисе, я отвечаю на ваши телефонные звонки, я вникаю в ваши проблемы и, если вы правы, поддерживаю ваши позиции. Вы можете быть не всегда довольны тем, как я голосую, но у вас наверняка будет возможность сообщить мне ваше мнение до того, как я подам голос в сенате.

— Будете прислушиваться к нам лично? — спросил кто-то.

— Всегда, когда смогу. Но если я буду избран, то собираюсь тотчас же найти кого-нибудь такого, как я, и посадить его делать для меня то, что я делал для сенатора Карра в последние годы. Это будет парень, с которым вы будете рады потолковать, когда я сам почему-либо сделать этого не смогу.

Заговорил незнакомец, до этого не проявлявший себя:

— Молодой друг, надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь: если мы даем деньги на вашу кампанию, мы должны быть уверены, что вы проявите лояльность и будете нашим, когда нам понадобится.

— Мистер Уильямс, — сказал Уилл, прочитав имя этого человека на лацкане его пиджака, — это звучит так, как если бы вы хотели купить очередного политического деятеля. Что ж, если так, купите себе Мака Дина, он поступил в продажу.

В комнате воцарилась тишина.

Ее нарушил снова Уилл.

— Но Мак Дин не будет следующим вашим сенатором, — сказал он уверенно. — Уже осенью наш губернатор займется опять своей фермой. В сентябре я стану официальным кандидатом демократической партий, а в ноябре — буду избран в сенат.

Лартон Питтс вытащил из кармана листок бумаги.

— У меня результаты опросов; судя по ним, если выборы состоялись бы завтра, Мак победил бы вас, поскольку вы отстали от него на одиннадцать пунктов.

— К счастью, — сказал Уилл, — выборы будут не завтра, и подозреваю, что на этом же вашем листке значатся другие цифры, выявленные после телевизионных дебатов. Они свидетельствуют, что Мак Дин теряет шансы. Он был никчемным губернатором. Если его изберут в сенат, он станет там человеком-невидимкой. Может быть, в ваших интересах — и наверняка в интересах штата — иметь там своего человека, понимающего всю кухню законотворчества, человека, который обретет там вес и сможет использовать свое влияние во благо избирателей.

— А как обстоят дела с республиканским кандидатом? -спросил Уильямс. — Думаете, сможете победить его?

— Я слышал, — сказал тут Питтс. — что съезду наших республиканцев придется выбирать между Джимом Уинслоу и преподобным Доном Беверли Кэлхоуном. Успеха добьется, вероятно, Джим Уинслоу.

— Мистер Питтс, — весело сказал Уилл, — я лично не думаю, что Джим Уинслоу мог бы победить Мака Дина.

Это замечание вызвало гомерический смех как раз тогда, когда Уилл подумал, что нужна некоторая разрядка.

— Похоже, вы правы, — хихикал Питтс. — Как ни странно, старине Кэлхоуну там придется труднее, хотя он и смущает умы многих республиканцев.

— Думаю, что и вы правы относительно обоих, — сказал Уилл.

— Собираетесь ли голосовать за повышение налогов? — спросил Уильямс, прорываясь сквозь затухающий смех. — Демократы любят поднимать налоги.

— Это вообще-то, по-моему, сказка, — ответил Уилл. — Не знаю политического деятеля, который любил бы повышать налоги, и я не исключение. Проголосую за увеличение налогов лишь в том случае, если не будет другого способа получать необходимые стране доходы. Но, полагаю, есть много возможностей утрясти бюджет и срезать существующий дефицит, обеспечив средствами необходимые программы.

— Вы говорите о социальных программах?

— Да, о некоторых из них, — сказал Уилл. — Частное предпринимательство, как бы велико ни было его значение, само по себе не справится со всеми проблемами. Всегда будут люди, нуждающиеся в помощи общества, и наше правительство будет им помогать. Может быть, не в такой степени, как в шестидесятые и семидесятые годы, но нельзя, чтобы в этой стране люди умирали от голода. В общих интересах сделать так, чтобы бедняки могли сами поддерживать свое существование, что-то производили и платили соответствующие налоги.

— «Бедные всегда будут с вами», — привел кто-то текст из Священного писания.

— Может и так, но, на мой взгляд, нельзя допустить, чтобы они умирали, доказывая это. Вряд ли кому-то из нас, собравшихся здесь, в последние времена пришлось голодать из-за отсутствия денег на еду, но кто-то, может быть, знает по своему опыту, что это такое и что при этом чувствуешь.

Лартон Питтс посмотрел на часы.

— Уилл, я обещал, что мы освободим это помещение в два, а сейчас уже десять минут третьего. — Он встал и подал Уиллу руку. — Спасибо за согласие встретиться с нами и откровенность. Мы еще кое-что здесь обсудим, не отнимая вашего времени.

Уилл поднялся.

— Спасибо и вам, джентльмены, — сказал он. — Ваше время тоже недешево.

Оказавшись на улице, он мысленно воспроизвел обстановку двухчасового разговора: Некоторые из присутствовавших не сказали ни слова, один или двое были враждебны; ничьей симпатии он не почувствовал, только вежливость. Были тут такие, может и в большинстве, которых больше устроили бы Мак Дин или Джим Уинслоу, а то и преподобный фанатик Дон Беверли Кэлхоун.

Ни в этот день, ни к концу недели от Лартона Питтса и его группы сигналов не поступило. Управляющий выборной кампанией Мака Дина провел пресс-конференцию, объявив отказ от дальнейших публичных дебатов. Он сообщил, что его кандидат будет слишком занят в разъездах по штату. По слухам, губернатор решил оплачивать коммерческую рекламу по телевидению.

Глава 20

Гаролд Перкерсон медленно ехал по аллее, разглядывая здания по обе стороны. Машину, неприметный «форд», он угнал с автостоянки за несколько кварталов отсюда.

Подъехав к гаражу известного заранее дома, он затормозил, достал из портфеля прибор дистанционного управления и направил его на дверь; она со скрипом скользнула вверх. Он поставил машину в гараж, и дверь опустилась. Он вылез с портфелем в руках. Руководствуясь грубо начертанной схемой, нашел грузовой лифт, вошел в него нажал кнопку третьего этажа. Коридор был широк, комната, в которой он оказался, пуста и просторна. Это был выставочный зал, окна выходили на улицу.

Перкерсон чуть раздвинул тяжелые шторы правого окна. Его на мгновение ослепило солнце. На улице небольшая толпа осаждала здание с надписью на фасаде «ПРЕДРОДОВАЯ КЛИНИКА МИЛТОНА».

Толстая женщина выставила лозунг: «УБИЙЦЫ ДЕТЕЙ, БОГ НАБЛЮДАЕТ».

Она сидела на краю тротуара, а с ней еще два десятка людей с примерно такими же плакатами. На одном слово «клиника» было перечеркнуто и вместо того значилось «камера пыток».

Неподалеку расположилась дюжина полицейских в форме. Они оберегали от пикетчиков проход к подъезду клиники.

Перкерсон поглядел на свои часы: четверть девятого.

Скинув плащ, он достал из глубокого кармана складной стульчик и расставил его возле шторы. Затем вытащил из портфеля винтовку, собрал ее и приладил оптический прицел и глушитель. Во втором глубоком кармане плаща находился легкий фотоштатив. Расставив его на ковре, Перкерсон выверил высоту и опять взглянул на часы.

Внизу окна, перекрытого шторами, была удобная форточка. Она открывалась внутрь. С улицы донеслось хоровое пение. Это был гимн, который Перкерсон сам не раз пел еще мальчиком в церкви. Чуть отодвинув штору, Перкерсон приладил к штативу винтовку, вложил обойму, установил дистанцию — всего четыреста футов, как на стрельбище. Ветра не было.