ГЛАВА 5

В течение двух следующих беспокойных недель Коул и Эшли встречались много раз, заканчивая подготовку к вечеринке. Она мерила строевым шагом город как заправский сержант, не выпуская из рук список, который по каким-то необъяснимым причинам приводил Коула в сильное раздражение.

– Ты слишком уж деловита, – ворчал он на нее накануне вечеринки, когда они делали «последнюю проверку в разукрашенной студии», как она поклялась. Коул все еще сомневался, что она действительно последняя: они и так давно уже сделали все, что было можно, разве что не подмели студию своими руками, – каждый стул и каждая декорация были перепроверены дюжину раз.

– Ты всегда так упорна? – ворчал Коул.

– Странный упрек из уст человека, который из-за своих компьютеров может забыть, какой сегодня день недели и с кем он оставил своего сына...

Коул только досадливо повел бровью. Не имело никакого смысла снова напоминать, что он оставлял сына с Рори, а не с незнакомкой. Вместо этого он прямо сказал:

– То была работа. А это нет. Кроме того, мы уже сделали все, что возможно, кроме репетиции в костюмах. Не могла бы ты, наконец, просто позволить вечеринке состояться?

– Вечеринки не проходят без подготовки, – ответила она довольно резко. – Ты же видел, что не все получилось с декорациями.

– С моей точки зрения, все было прекрасно.

– Я сказала им, что хочу, чтобы это было похоже на внутренности лодки. Они же сделали все похожим на ОЕ-П.

– Но это и есть лодка.

– Нет, это корабль.

– Ты хочешь слишком многого и понапрасну злишься.

Эшли пристально и с усмешкой взглянула на него, села рядом на складной стул. Она сидела, смотрела на него и наконец спросила:

– Что с тобой сегодня? Ты бурчишь целый день, как рассерженный медведь.

– Я просто ненавижу все эти мелочи.

– Тогда иди домой и играй со своим компьютером. А я позабочусь о мелочах. Мне это нравится. Ты и не представляешь себе, какое удовлетворение я получаю, когда вычеркиваю что-нибудь из своего списка!

– К сожалению, представляю. Я видел, как загораются твои глаза. Это пугает.

– Пугает? Почему? – лицо Эшли выразило недоумение.

– Натали обычно выглядела точно так же.

– Ну и что?

– Это заставляет меня нервничать.

– Не смотри.

– Но мне нравится наблюдать за тобой, – беспомощно сказал он, и Эшли ухмыльнулась.

– Я начинаю понимать суть проблемы.

– Сомневаюсь, – пробормотал он.

Последние две недели были самыми безалаберными в жизни Коула. Чем больше сходства он обнаруживал между Эшли и Натали, тем скорее ему хотелось скрыться куда-нибудь. Но вместо этого он повсюду следовал за ней, как щенок, надеющийся на подачку. Он едва удержался, чтобы не поцеловать ее между визитами к поставщику провизии, в печатную мастерскую и почтовое отделение. Каждый раз, когда он пытался привлечь ее внимание к себе (вместо закусок), она избегала этого успешнее, чем защитник Национальной футбольной лиги. Но это только возбуждало его интерес к ней.

Он повторял себе, что это ужасно, что это приводит в ярость, когда взрослый человек вынужден так вести себя. Он пытался найти выход из своих неудач. В итоге характер компьютерного паучка «Элфи» становился все отвратительнее с каждым днем. Люди, которые покупали «Опасную паутину» ради развлечения, заканчивали игру в нее с мозгами набекрень.

– Разве мы не можем просто пойти куда-нибудь сегодня вечером и заняться чем-нибудь совсем другим? – умолял он Эшли. – Я бы хотел, чтобы свидание с тобой...

– Мы не на свидании, – прервала она многозначительно.

Коул уставился на нее и воскликнул со множеством оттенков в голосе:

– Только одно свидание, как бы ни вертелось все вокруг моего брата и этой проклятой вечеринки!

– Именно ты хотел устроить все это представление.

– Нет, не я! Рори хотел, чтобы мы были хозяевами этого приема. Я согласился, потому что никогда не мог отказать своему брату в чем-нибудь, включая мою лучшую модель старинной машинки, когда мне было десять, мой любимый свитер, когда мне было шестнадцать, и мою подружку, когда мне было семнадцать.

– Рори увел твою девушку?

– Давай лучше скажем, что я отступил в сторону ради истинной братской любви. Это продолжалось у них две недели, – сухо добавил он. – Теперь, что касается вечеринки...

Эшли начала махать своим блокнотом перед его лицом, но он вырвал его у нее из рук и начал методически пересказывать его содержание:

– Поставщик продуктов будет здесь завтра в полдень. Проверено! Цветы будут здесь к трем. Проверено! Напитки доставят сегодня утром, – он уставился на нее и добавил с радостным блеском в глазах: – Включая энное количество бутылок шампанского, достаточное для того, чтобы спустить со стапелей целую флотилию судов. Проверено! Я подобрал наши костюмы. Проверено! Ты справлялась об оркестре шесть раз в течение последних двадцати четырех часов. Проверено! Моя домработница имеет полный список всех приглашенных, и сейчас она делает маленькие карточки с именами, которые, по твоему настоянию, будут стоять перед каждым на столе. Проверено!

Он бросил блокнот на стол и зарычал от гнева, видя, как Эшли схватила его так, будто он содержал ценную военную информацию.

– Что там еще может быть? – требовательно спросил он.

Она перевернула страницу и бегло просмотрела остальные записи.

—Ты придумал, как доставить сюда Рори и Лауру?

– Я думал, что просто скажу им, чтобы они были здесь, – сказал он совершенно невинно.

– Коул!

– О'кей, о'кей. Джон Вилли собирается позвонить Рори и попросить его заехать на студию, чтобы просмотреть монтаж какого-то приключенческого фильма. Он скажет ему, что они все еще ведут съемки отдельных сцен. Таким образом, если Рори увидит странно одетых людей, заходящих сюда, он ничего не заподозрит.

– Прекрасно. Коул просиял:

– Вот видишь. Я же сказал, что все под контролем. Теперь мы можем уехать отсюда?

– Как только я проверю, что салфетки доставлены.

Он заглянул через ее плечо и ткнул пальцем в блокнот:

– Салфетки уже здесь. У тебя стоит маленькая галочка рядом с ними.

– Это означает, что я заказала их. Две галочки значили бы, что их доставили.

На самом же деле Эшли знала, что она только оттягивает неизбежное на несколько минут. Коул старался остаться наедине с ней каждый день на протяжении последних двух недель. Она обнаружила у себя талант к уклончивым маневрам, и все они ей потребовались. Ее чувства к нему росли слишком быстро. Она отдыхала в его обществе, он был спокойным и расслабленным в отличие от Гаррисона, из которого энергия била ключом.

Гаррисон не был счастлив, если он не говорил по двум телефонам сразу, заключая сделки, или не обегал весь земной шар, снимая фильмы. Эшли думала, что их сближало именно такое отношение к работе, потому что она сама никогда не чувствовала себя полностью удовлетворенной, если не была целиком поглощена очередной постановкой. Между тем это как раз означало лишь то, что они были разлучены столь часто, что потребовались месяцы, пока они наконец поняли, что их брак обречен. Это означало и то, что ей приходилось одной справляться с «хулиганами».

Довольно странно, но только сейчас она осознала, что время, которое она провела одна с детьми, было менее напряженным, чем время, когда их отец был дома. Дети как будто сговорились не расходовать ее силы, когда Гаррисона не было поблизости, чтобы он мог наблюдать за ее страданиями, когда был дома.

В последние несколько дней она немного рассказала Коулу о своих проблемах с детьми, стараясь убедить его, что она не та женщина, которую он мог бы выбрать на роль матери для Кельвина. Но это нисколько не уменьшило его интереса к ней. Он все так же целовался как сумасшедший, и ей становилось все труднее отбиваться от него. Именно отбиваться, черт возьми! Она едва-едва сдерживала себя, чтобы не затащить его прямо в свою постель. Если бы ее эмоции совпадали с ее желаниями, она бы давно уже была обречена.

В маленькой, оборудованной на скорую руку кухне студии она возилась с огромным ящиком салфеток, пересчитывая их трижды, прежде чем поставить галочку в своем блокноте.

– Я все видел... – неожиданно прозвучал возбуждающий шепот Коула у самого ее плеча. – Больше никаких оправданий.

Она нерешительно подняла голову:

– Что ты хотел сказать?

– Стала бы ты давать мне такой шанс, если бы заранее не знала этого... – взгляд его был туманно-голубоватым.

Эшли не могла не улыбнуться, невзирая на разгорающееся внутри нее пламя.

– Какой шанс? Коул тяжело вздохнул:

– О'кей. Выбирай сама, что делать.

– Сейчас идет фестиваль фильмов Эббота и Костелло. Я давно хотела посмотреть их.

—В такую восхитительную ночь, как эта, ты хочешь засесть в душном темном кинотеатре смотреть старые фильмы?

– Я люблю старые фильмы.

– Я свожу тебя на все старые фильмы, которые ты захочешь посмотреть, какой-нибудь дождливой ночью. Такую ночь, как сегодня, мы проведем где-нибудь на воздухе и сделаем что-нибудь совершенно неожиданное и импульсивное.

– Мне что-то не нравится эта мысль.

– Тебе понравится. Я обещаю.

– Я думала, что выбор за мной.

– Ты не справилась. Тебе не хватило оригинальности. Я везу тебя в Диснейлэнд.

– Но это же для детей? – запротестовала она.

– Кто это сказал? Лично я страшно люблю кататься на машинках и подолгу разговаривать с Гуфи.

– Я понимаю, почему.

– Не будь такой вредной. Кроме того, я думаю, что тебе пришло время разобраться в своих чувствах.

– Разобраться в своих чувствах? – повторила она негодующе. – Кто-то помер и тебя назвали Фрейдом?

– Совершенно ясно, что ты не можешь находить общий язык с детьми. Может быть, если ты научишься так же наслаждаться жизнью, как они, тебе станет проще. Наверное, у тебя было несчастливое детство или что-то в этом роде.

—Несчастливое детство?! – вскричала Эшли каким-то неженским голосом. Глубоко вздохнув, она понизила его, на несколько децибелов. – Полагаю, они должны отобрать у тебя лицензию на психологическую практику.

– У меня нет лицензии.

– Тогда оставь мое детство в покое. Коул усадил ее на складной стул рядом с собой и пристально посмотрел ей в глаза. Его пальцы прошлись вдоль ее руки и наконец стали нежно поглаживать ее пальцы. Эшли почувствовала, что дрожь прошла по всему ее телу.

– Я оставлю его в покое, как только ты расскажешь мне о нем, – сказал он и откинулся на стуле в ожидании ответа. Эшли снова глубоко вздохнула. Коул очень возбуждал ее, когда в его прекрасных голубых глазах появлялся этот блеск.

– Коул, мне нечего рассказывать. У меня были прекрасные родители и сестра, которая никогда не вела себя плохо по отношению ко мне. Не было никаких оскорблений, никакого соперничества между нами, короче, ничего необычного. В самом деле, ты бы сказал, что это было образцовое детство, о каком пишут в книгах, – закончила она с кривой усмешкой.

– Почему же ты описала его так? – Коул рассматривал ее с любопытством.

– Ты когда-нибудь слышал о Мэделайн Кенделли?

—Докторе Мэделайн Кенделли?

– Именно.

– Она специалист по уходу за детьми? Мне кажется, я однажды видел ее в телевизионной передаче.

– Ты, наверное, так же видел ее книги в списке бестселлеров.

Коул пожал плечами.

– Может быть. Но причем здесь она?

– Она моя мать.

– Твоя мать – известный детский психолог?!

Эшли без труда почувствовала в его тоне недоверие. Коул был так же удивлен, как и любой другой, кто знал о ее проблемах с «хулиганами». То, что ее мать была известна так же хорошо, как доктор Спок, делало неудачу Эшли вдвойне болезненной. Уж она-то в большей степени, чем кто-либо, должна была преуспеть в воспитании детей!

– Я думаю, что ее интуиция просто не передалась по наследству, – сказала она, спокойно пожав плечами.

– Она была хорошей матерью?

– Как ты можешь спрашивать такое? Вся Америка верит в то, что доктор Кенделли знает, как справиться с любой ситуацией...

– ...Пока это не касается ее собственных детей, – докончил Коул. – Мне кажется, я начинаю понимать.

В его голосе было столько никому не нужного сострадания...

– Ты ничего не понимаешь. У меня была прекрасная жизнь.

Он покачал головой.

– Может быть, у тебя было все экстракласса – хорошая школа, одежда, игрушки, возможно, машина, когда ты стала достаточно взрослой, – но был ли кто-нибудь, кто обращался с тобой как с.дочерью, а не как с подопытным существом?

Эшли пораженно посмотрела на Коула.

– Именно так я себя и чувствовала, – сказала она тихо, и в ее глазах отразилась смесь удивления и боли. – Откуда ты это узнал?

– Есть старая притча про сапожника, дети которого никогда не имели сапог. Насколько я помню, твоя мать – твердый сторонник теории обращения с детьми как с «маленькими взрослыми», у которых должны быть обязанности практически с момента их появления на свет. Я могу даже предположить, что тебе никогда не позволяли почувствовать себя маленькой девочкой. Наверное, с тобой всегда обращались как с равной, от тебя ожидали, что ты вырастешь идеальным ребенком. Неудивительно, что ты не знаешь, как обращаться с детьми. К тебе никто не относился по-матерински. Могу поклясться, что ты никогда даже не строила песочных замков.

—Коул, я выросла в середине пустыни Аризона.

– ...или никогда не вешали носки перед Рождеством, чтобы туда положили подарки.

– У нас даже не было камина.

– ...или никогда не пекла шоколадного печенья.

– Я ненавижу шоколадное печенье. Это остановило его почти на середине фразы. Он не мог бы выглядеть более ошеломленным, даже если бы она сказала, что не любит яблочный пирог или американский образ жизни.

– Ты ненавидишь шоколадное печенье? Это не по-американски. Настоящая мать не допустила бы этого.

– Это абсурд. У меня замечательная, великолепная мать!.. Может быть, она была немного необычной, но наш дом всегда был полон любви. Скажи мне, что важнее шоколадное печенье или любовь?

– Любовь, конечно, – сказал Коул, признавая свою ошибку. – Я не хотел сказать, что ее не было. Но позволь мне попытаться дать тебе немного радости, которую ты упустила.

Он взглянул на нее с такой надеждой, что Эшли не могла отказать ему. Она смотрела на его затею как на потерю превосходного вечера, но, когда Коул был рядом, она все равно не могла работать.

– Хорошо. Но никаких американских горок, – сказала она твердо. – Если ты заставишь меня сесть туда, клянусь тебе, меня вырвет прямо на тебя.

...Час спустя она кричала от восхищения, когда то падала круто вниз, то взлетала вверх по крутой спирали американских горок. Ей не стало плохо – наоборот, она почувствовала себя успокоенной. Несколько минут спустя она с наслаждением врезалась раз за разом на своей машине в машину Коула, пока не прижала его к стене, пока он не поднял руки в знак своего поражения.

– Ты выиграла.

– Что я выиграла?

– Что угодно в этом парке. Я могу прокатить тебя на любом аттракционе, купить тебе сувенир, позволить тебе переесть леденцов. Все.

Она удовлетворенно кивнула головой и отступила на шаг. Она всегда хотела иметь футболку с Микки-Маусом.

– Ты смеешься! – отреагировал Коул, когда она сказала ему об этом.

– Нет! Мне кажется, такую футболку будет очень удобно носить при уборке квартиры.

Коул пожал плечами и отвел ее в магазин.

– Какой размер?

—Самый большой, какой у них есть. Я не собираюсь носить под ней что-нибудь еще.

Его глаза расширились.

– Эшли... – простонал он.

– Что? – спросила она невинно.

– Не говори этого.

–Чего?

– Не заставляй меня представлять это. Мне и так достаточно трудно удержаться от того, чтобы обнять тебя.

– Я это заметила, – она кокетливо улыбнулась ему. – А теперь можно мне леденец?

– Почему бы и нет?

То, что леденец был неудачным выбором, Эшли поняла потом, когда ее пальцы стали розовыми и липкими. Казалось, однако, что Коула они привлекали больше всего: он не мог отвести глаз от нее, когда она попробовала облизать их.

– Домой, – пробормотал он, беря ее за другую руку.

– Но есть еще и другие аттракционы.

– Мы еще вернемся сюда в следующий раз с Кельвином.

Пожалуй, Коул впервые произнес имя своего сына с тех пор, как они начали готовиться к вечеринке. Это доказывало то, что он понимал, какой большой проблемой был Кельвин для нее, и хотел сначала полностью завоевать ее, а лишь потом напомнить ей о его существовании.

Эшли настороженно посмотрела на него.

– Я не знаю, Коул... Возможно, Кельвин забыл про меня. Будет лучше, если он не станет привыкать к тому, кто не будет рядом с ним потом.

По опечаленному выражению лица Коула она смогла понять, что он заметил ее настороженность. Она только молилась, чтобы он не увидел тот маленький и робкий проблеск интереса в ее глазах, перед тем как она опустила их и уставилась на носки своих туфель.

– Кто это сказал, что тебя не будет рядом?

– Я.

– Когда же ты закончишь бороться?

– Когда Лос-Анджелес очистится от смога, – твердо ответила Эшли.

– Сегодня небо чистое.

– Не настолько.

– Мы обсудим это потом.

– Тут нечего обсуждать. Я решила. Когда вечеринка закончится, у нас не будет никаких причин продолжать встречаться.

Рука Коула обхватила ее за талию, и она резко рванулась от него. Осязаемые потоки электричества бушевали между ними еще до того, как их губы встретились... Волосики на ее руках вздыбились, словно танцуя от возбуждения. Эшли безумно хотела, чтобы на ней сейчас был свитер с длинными рукавами. Она не была настолько фригидна, чтобы не желать поцелуев Коула... Она уже привыкла к этим опьяняющим, лишающим сил поцелуям.