— Значит, у меня все впереди, — процедил Рагнор.
— А как насчет девушки, о которой упомянул Вашель, некоей Эйслинн?
Глаза Рагнора злобно блеснули, но он сдержался.
— Она обыкновенная саксонская девка, вот и все.
Седрик назидательно ткнул племянника пальцем в грудь.
— Так вот, позволь мне предупредить тебя, беспечный юнец: ты здесь не затем, чтобы добавлять к своим победам новых баб, а для того, чтобы приобретать земли, накапливать богатство и расширять семейные владения. Забудь эту сучку и выполняй свой долг.
Рагнор рассерженно отбросил его руку.
— Ты с каждым днем все больше напоминаешь мне отца, дядя Седрик, — прорычал он. — Но не волнуйся, я получу все, что мне причитается.
Занимался рассвет, когда маленький отряд поскакал по крутым дорогам прочь от Гастингса. Рагнор снова ехал впереди; настроение у него было еще хуже, чем накануне. Он то и дело пришпоривал коня, и отдохнувший жеребец играючи оставлял милю за милей. На этот раз они углубились внутрь страны из опасения встретить засаду на обратном пути.
День прошел в молчании. Они так и не спешились до самого вечера и только в сумерках разбили лагерь. Погода была не очень холодная, и воины неплохо выспались, а с рассветом вскочили в седла. Солнце стояло уже высоко, и упрямые лучи пробились сквозь толстое покрывало облаков, когда они добрались до вершины холма и заметили далеко впереди большой отряд всадников. Норманны быстро спрятались, ожидая, пока незнакомцы подъедут поближе и можно будет рассмотреть их флаги и гербы. Наконец Рагнор увидел цвета Вулфгара.
У рыцаря тотчас зародился коварный замысел. Он выслал двух лучников навстречу Вулфгару с новостями о своем прибытии и письмах, а также велел передать, что они с Вашелем остались дожидаться вестей. Выждав, пока они отъедут подальше, Рагнор с улыбкой обратился к кузену:
— Попробуем доставить нашему бастарду побольше хлопот. Вашель недоуменно нахмурился.
— Неподалеку отсюда лежит непокоренный саксонский городишко, все еще преданный английскому королю. Его жители ненавидят норманнов — я едва унес ноги, когда в последний раз проезжал в этих местах.
Он показал вниз, туда, где отряд уже успел разделиться на три части: две разъехались в разные стороны, а третья, под флагом Вулфгара, осталась на месте.
— Посмотри-ка, — продолжал Рагнор, — Вулфгар послал людей перекрыть дороги, ведущие из городка, а потом приблизится к стенам и прикажет жителям сдаться. Если англичане попытаются бежать, их захватят в открытом поле, если же нападут на Вулфгара, оставшиеся бросятся на них сзади. — Он ощерился, словно огромный лис, обучающий детеныша охоте. — Но мы попробуем изменить его планы. Давай доберемся до города первыми и подождем немного.
Самые храбрые, стремясь поскорее прикончить двух норманнских рыцарей, обязательно попадутся на удочку и сделают вылазку. Мы же столкнем их с отрядом Вулфгара, прежде чем бастард успеет опомниться.
Рагнор злорадно рассмеялся, но Вашель с сомнением покачал головой.
— Моя ненависть к англичанам сильнее презрения, которое я испытываю к бастарду, — ответил он наконец. — Не желаю, чтобы норманны пали от рук саксонцев.
— Ничего подобного не произойдет, — пожал плечами Рагнор, — Вулфгар, конечно, прикончит этих болванов. Просто лучше поймет, что это такое — обороняться от внезапного нападения саксонских свиней и как легко разделаться с ними. Пусть его меч познакомится с их дубовыми башками, когда они попрут на него с серпами и косами. Тогда он, возможно, сообразит, что мы всего лишь защищались в Даркенуолде и не хотели сеять смерть и разрушение.
Вашель наконец согласился на хитроумную проделку, и кузены, подъехав к городку, стали у всех на виду. Вскоре они выманили смельчаков в открытое поле, а сами, казалось, были в нерешительности, какой путь избрать, и завели саксов в густой лес, а потом пришпорили коней, оставляя за собой отчетливые следы. Свернув с дороги, они спрятались за ближайшим холмом. Горожане подъехали к повороту и остановились. Заслышав топот копыт приближавшегося отряда Вулфгара, они скрылись в придорожном кустарнике.
Рагнор задумчиво покачал головой, словно засомневался в мудрости затеянной им игры.
— Кажется, наша задумка не удалась, Вашель. Они расставили ловушку Вулфгару, но меня терзают сомнения. Я опасаюсь за жизнь наших йоменов. Вашель, отправляйся к ним и охраняй, пока они добираются сюда, а я поскачу к Вулфгару и предупрежу о засаде.
Вашель пожал плечами и наклонился вперед, присматриваясь к дороге.
— Стоит ли, кузен? По-моему, это просто глупо. — Он обернулся к Рагнору, и оба злорадно засмеялись. — Позволь мне подождать здесь, пока они не выбьют Вулфгара из седла, а уж потом я отправлюсь выполнять твое поручение.
Рагнор кивнул, и они укрылись в тени, чтобы беспрепятственно наблюдать разворачивающуюся сцену.
Маленький отряд Вулфгара направлялся по вьющейся среди деревьев тропинке, которая вела к Кевонширу. Гауэйн и Бофонт были посланы вперед окружить город, а сэр Милберн вместе с тремя йоменами ехали сбоку от Вулфгара. Сенхерст, как обычно, маячил за спиной, на почтительном расстоянии от Вулфгара. Казалось, он постоянно пребывал в благоговейном страхе перед норманном и опасался держаться поближе, хотя и был вооружен коротким мечом и копьем, чтобы охранять рыцаря.
Они как раз пересекли небольшую поляну и въехали под сень деревьев, держась спокойно, но начеку. Тропу перебежала лань, из кустов то и дело с громким шелестом вспархивали куропатки. Гунн нервничал и грыз удила, однако Вулфгар посчитал, что конь волнуется в предвкушении грядущей битвы. Приблизившись к повороту, животное фыркнуло и остановилось как вкопанное. Вулфгар, хорошо зная его повадки, привстал в стременах, схватился за рукоять меча и окликнул отставших. В следующую секунду на дорогу с криком высыпали саксы, размахивая собранным наспех оружием. Гунн встал на дыбы, и Вулфгар ударил невидимого врага мечом прежде, чем тот успел нанести удар жеребцу. Но его самого тут же выбили из седла. Окружающий мир померк в его глазах, и он легко, словно перышко, соскользнул на землю. Темнота сгущалась, пока не осталась лишь крошечная точка света. Но вскоре все исчезло.
Немного погодя Вулфгар очнулся и увидел над собой клочок синего неба, перечеркнутый сосновой веткой. Рыцарь, морщась от боли, приподнялся и огляделся. В голове гудело. Шлем, в котором появилась огромная вмятина, валялся рядом. Подняв руку, он осторожно ощупал шишку на затылке, увидел поврежденный ствол дуба и понял причину невыносимой боли, разрывающей виски. На дороге валялись тела нескольких горожан и троих его людей, которых Вулфгар узнал по кожаным безрукавкам. Но Милберна нигде не было видно. За спиной кто-то произнес:
— Не бойся, Вулфгар, думаю, этот день ты переживешь.
Он мгновенно узнал говорящего и, тяжело перекатившись на бок, постарался превозмочь головокружение. Взгляд его упал на Рагнора, сидевшего на поваленном дереве. Окровавленный меч был воткнут в землю. Он злорадно рассмеялся неуклюжим усилиям Вулфгара, гадая, что сказала бы Эйслинн, увидев столь жалкое состояние своего храброго бастарда.
— Неудачное место ты выбрал для отдыха, Вулфгар, — ухмыльнулся Рагнор, жестом обводя сцену сурового побоища. — Здесь, посреди дороги, с тобой можно сделать все что угодно. Я разогнал шайку саксов, которые хотели отрезать у тебя уши в доказательство собственной удачи. Подумать только, набрести на валяющегося средь дороги норманна!
Вулфгар покачал головой, чтобы прояснить затуманенное сознание, и глухо простонал:
— Я посчитал бы тебя последним из тех, кто мог бы спасти мою жизнь, Рагнор.
— Я просто немного помог, — пожал плечами рыцарь. — Милберн подвергался серьезной опасности, но, когда я подъехал, саксы обратились в бегство, в уверенности, что за мной последует целый отряд.
— А Милберн?
— Отправился за остальными, вместе с тем крестьянином, которому ты велел охранять себя. По всей видимости, сакс не смог вовремя добраться до тебя.
Вулфгар поднялся на колено, подождал, пока мир перестанет бешено вращаться, и, прищурясь, с трудом уставился на Рагнора, пораженный его неожиданно мужественным поступком.
— Я не верил в твое благородство, но ты победил врагов и спас мне жизнь. Весьма невыгодное для тебя деяние, я сказал бы.
— Увы, Вулфгар, — вздохнул Рагнор, отмахиваясь от благодарностей, — говоря по правде, мы с Милберном посчитали тебя мертвым, пока не оттащили трупы англичан и не поняли, что твое дыхание все еще вздымает придорожную пыль. — Он улыбнулся. — Ты можешь подняться?
— Да, — пробормотал Вулфгар и неуверенно встал, вытирая грязное лицо.
Рагнор снова рассмеялся.
— Английский дуб сотворил то, что не смогла сделать закаленная сталь. Ха, видеть, как ты падаешь под ударами крестьян! Это стоило любой битвы!
Он тоже вскочил, вытер меч о плащ мертвого крестьянина и показал на противоположную сторону дороги:
— Твоя лошадь пасется у ручья.
Рагнор долго смотрел на уходившего Вулфгара и мрачнел с каждой минутой. Пожалуй, он поспешил расправиться с саксонскими свиньями!
— Ах, — пробормотал он, — какая возможность потеряна!
Он сунул меч в ножны и сел на коня. На дороге появился Вулфгар, ведущий Гунна под уздцы. Остановившись, он проверил, не пострадал ли конь от крестьянских вил.
— Я вез письма Вильгельму из Гастингса и скоро должен отправляться в путь, — спокойно объявил Рагнор. — Прости, что не остался и не проводил тебя.
Вулфгар надел шлем и вскочил в высокое седло. Глядя на темноволосого рыцаря, он невольно задавался вопросом, а думает ли Рагнор о маленьких ручках, которые умеют исцелять любую боль.
— Мне пора, но сначала нужно сжечь этот непокорный городишко. Как только вечерний воздух раскалится от жара пламени, я со своими людьми стану лагерем у перекрестка. А пока еще раз благодарю тебя, Рагнор.
Он отсалютовал рыцарю мечом и легонько коснулся шпорами боков Гунна. Рагнор глядел вслед бастарду, пока тот не скрылся из вида, и лишь потом, с отвращением поморщившись, подобрал поводья и отправился своей дорогой.
Вулфгар долго искал норманнов и наконец увидел часть отряда во главе с Милберном. Тот поднял руку в знак приветствия.
— Надеюсь, ты в добром здравии, сэр Вулфгар? — спросил он и, дождавшись кивка, продолжал: — Бежавшие горожане принесли весть о приближении большого норманнского отряда и взбудоражили весь город. Жители собрали вещи и скрылись. Но сэр Гауэйн перехватил их и заставил вернуться. Если поспешить, можно застать саксов в открытом поле.
Вулфгар согласился и обернулся к Сенхерсту. Парень повесил голову от стыда и, казалось, не мог вымолвить ни слова. Вулфгар, нахмурившись, произнес:
— Поскольку ты плохо выполнил свой долг, останься и похорони мертвых. Потом догонишь нас и отныне станешь моим слугой. Будем надеяться, тебе это лучше удастся.
Он взмахнул рукой, и кони зацокали копытами. Вулфгар скакал впереди. Рядом держался Милберн. В искореженном шлеме дико болела голова, и Вулфгар, понадеявшись на судьбу, повесил его на луку седла и лишь пожал плечами, когда Милберн встревожился. Они проехали через городскую площадь и, миновав последний дом, увидели десятка два саксов разного пола и возраста. Горожане поняли, что попали в ловушку, и сбились в толпу. В центре стояли матери, защищая своими телами детей, а мужчины сжимали оружие, готовясь к последней схватке.
Вулфгар взял наперевес пику, но остановился неподалеку от саксов, пока его люди окружали противника. Дул холодный ветер. Обреченные горожане молча выжидали. Наконец Вулфгар поднял на всеобщее обозрение помятый шлем и громко спросил, заметив, как удивленно перешептываются люди при виде норманна, знающего английский:
— Кто причинил мне такой ущерб? Вперед вышел бейлиф городка:
— Этот человек пал мертвым в лесу. И насколько мне известно, все еще лежит там.
— Жаль, — промолвил Вулфгар. — Он был храбрым воином и заслуживал большего, чем безвременная гибель.
Бейлиф нервно переминался с ноги на ногу. Вулфгар поднял пику и повесил шлем на прежнее место. Но оружие остальных по-прежнему угрожающе нацеливалось на саксов.
Гунн нервно прядал в сторону, и Вулфгар вполголоса успокаивал коня, одновременно оглядывая собравшихся холодными, колючими глазами. Потом он снова обратился к саксам, и все с невольным почтением прислушались к звукам властного голоса:
— Отныне вы подданные Вильгельма, по праву оружия ставшего королем Англии. Можете пролить свою кровь в придорожную пыль или потратить силы и усердие, заново возводя город.
При этих словах бейлиф поднял брови и бросил вопросительный взгляд на опустевшие здания.
— Выбор прост, и даю вам слово, что приведу приговор в исполнение. Все зависит от вашего решения. Но поспешите — моим людям не терпится поскорее закончить дневные труды.
Отъехав на шаг, он опустил пику так, что почти коснулся груди бейлифа. Тот медленно разжал руки, и меч скользнул на землю. Рядом упал пояс с прикрепленным к нему топором. Бейлиф вытянул руки ладонями вверх, показывая этим, что сдается. Остальные последовали его примеру и побросали вилы, топоры и серпы, оставшись безоружными.
Повинуясь кивку Вулфгара, норманны подняли пики. Он снова обратился к горожанам:
— Вы взяли с собой то, что смогли унести. Надеюсь, этого не так уж мало, потому что больше у вас ничего не останется. Сэр Гауэйн, возьмите своих людей, отгоните саксов в поле и удержите там. Остальные за мной!
Повернув Гунна, Вулфгар помчался к городской площади.
— Обыщите каждый дом, — приказал он Милберну, — соберите золото, серебро и все, что поценнее, и сложите в повозку. Кроме того, отнесите съестные припасы к церковной паперти. Отмечайте те дома, в которых побывали. Когда закончите, подожгите все здания, кроме церкви и амбаров.
Отдав приказ, он взобрался на холм, откуда мог наблюдать за людьми и городком. Солнце опустилось ниже, и по земле протянулись длинные тени. Дома темными глазницами окон безмолвно глядели на мародерствующих воинов. Еще несколько мгновений, и расцвели робкие огоньки пламени, затем огромные красные языки принялись жадно лизать остроконечные крыши. Клубящиеся облака заиграли багрово-оранжевыми отблесками, и Вулфгар, подняв взор к небу, лишь сейчас почувствовал холод снежинок, таявших на щеках.
Горожане раскусили намерения норманнов, и в толпе послышались глухие протесты. Воины уходили из города в сопровождении скрипучей повозки, и Вулфгар спустился вниз, придя в мрачное расположение духа от собственной жестокости. Подъехав к саксам, он натянул поводья, и несчастные съежились при виде ярости, пылавшей в его глазах.
— Смотрите! — проревел он. — В стране Вильгельма правосудие не дремлет! Слушайте же меня и внимайте! Я вернусь проверить, что вы сделали, и на сей раз знайте, что трудитесь во имя Вильгельма!
Снег падал все гуще, и Вулфгар понял, что следует скорее найти укромное место и разбить лагерь, прежде чем начнется метель. Он показал пикой на темнеющую дорогу, и арьергард потрусил за тяжело груженной повозкой. Вулфгар в последний раз устремил взор на ревущее пламя, пожирающее стены домов, огромные столбы дыма, спирально поднимающиеся в небеса, и, перекрывая шум, крикнул бейлифу:
— У вас осталось где приклонить голову и немного еды, а поскольку зима близко, значит, не будет времени воевать против норманнов.
Он пришпорил Гунна и умчался прочь. Саксы долго смотрели вслед удалявшемуся отряду, а затем уныло побрели назад. Но в сердцах зародилась робкая надежда на лучший исход — они вновь выстроят город, уничтоженный пожаром! Норманн сохранил им жизнь, а остальное они создадут заново.
Глава 13
Белое покрывало свежевыпавшего снега тихо похрустывало под ногами Эйслинн, спешившей в дом из хижины матери. Было уже темно, холод пощипывал щеки и уши, а снежинки весело плясали в воздухе.
Девушка подняла глаза к бездонному черному небу, нависшему над крышами домов и сузившему окружающий мир до щелочки между ним и промерзшей землей. Эйслинн остановилась в надежде, что ночное безмолвие немного успокоит смятенный дух. Каждый раз, навещая мать, она расстраивалась, не в силах вынести мучительные сомнения, терзавшие душу и лишавшие ее той малой толики уверенности, которая еще оставалась. Каждое утро она готовилась встретить новый день сломленной и молящей небеса о милосердии. Мать все больше погружалась в пучину безумия и жаждала лишь одного — отомстить норманнам. И если Майде удастся преступный замысел, правосудие Вильгельма не заставит себя ждать.
Эйслинн не знала зелья, способного исцелить мать от жгучей ненависти. Сердце разрывалось при мысли, что, врачуя раны и болезни других, она ничем не может помочь единственному родному человеку.
Ледяные поцелуи снежинок немного освежили Эйслинн, и она бодрее поспешила к дому. Перед дверями стоял фургон, и девушка пожалела несчастных, вынужденных искать приюта в зимнюю ночь. Вряд ли они найдут сочувствие в Гвинет. Жадность женщины росла с каждым днем. Ее раздражали здоровые аппетиты воинов и крестьян, и она срывала злость не только на домашних, но и на нечастых гостях, приводя последних в несказанное смущение. Она вечно издевалась за глаза над отцом и Суэйном, высмеивая их пристрастие к мясу и пиву. Говоря по правде, именно Болсгар и викинг поставляли к столу дичь и отгоняли голод от дверей дома. Даже добрый отец Данли часто становился жертвой змеиного языка Гвинет.
Ожидая очередного взрыва яростных воплей, Эйслинн прикрыла за собой дверь и взглянула на собравшихся возле очага. Девушка с намеренной медлительностью скинула тяжелую шерстяную накидку и подошла поближе к теплу, искоса поглядывая на Болсгара, чтобы определить, в каком настроении находится сегодня его дочь. Когда Гвинет впадала в гнев, Болсгар плотно сжимал губы и хмурился. Но сейчас он казался спокойным и даже веселым. Эйслинн присмотрелась к трем нищенски одетым взрослым и детишкам, скорчившимся у пылающего очага.
Самый младший благоговейно уставился на сверкающие медные пряди, вьющиеся по плечам девушки. Эйслинн весело улыбнулась, и темные глаза малыша доверчиво сверкнули. Однако взгляд женщины помоложе был не слишком дружелюбным. Она настороженно рассматривала Эйслинн и жалась в самом углу, не спуская с девушки глаз. Эйслинн не могла не заметить сходства между ней и мальчиком и предположила, что они близкие родственники.
Мужчина был бледен, трясся в ознобе, осунувшееся лицо исказила гримаса боли. Его жена тихо стояла рядом, наблюдая за происходящим. Эйслинн распознала в ее взгляде мудрость и спокойную силу и улыбнулась незнакомке.
Остальные дети были постарше темноглазого малыша: парнишка, почти ровесник Хэма, девушка-подросток и мальчишки, похожие друг на друга как две капли воды.
— Мы уже думали, что ты заблудилась, Эйслинн.
Девушка настороженно обернулась, пораженная столь неожиданно вежливым тоном. Она не знала, какую игру затеяла Гвинет, но, внешне невозмутимая, выжидала, пока та выдаст себя.
— У нас гости от Вулфгара, — продолжала Гвинет, заметив, как мгновенно зажглись фиалковые глаза. Она назвала каждого по имени и с довольным видом прибавила: — Он велел им поселиться здесь.
— Это так, госпожа, — кивнул Гевин. — Мой брат Сенхерст остался с ним.
— А сам господин? С ним все хорошо? — приветливо осведомилась Эйслинн.
— Да, норманн здоров. Он вытащил нас из трясины, и мы провели ночь в его лагере. Затем он дал нам еду и приказал ехать сюда.
— Вулфгар не говорил, когда вернется? Скоро ли будет в Даркенуолде?
— Ты даже не скрываешь свою похоть к нему, — прошипела Гвинет.
Кровь бросилась в лицо девушки, но Гевин добродушно ответил:
— Нет, госпожа, ничего не сказал.
Взгляд Гвинет остановился на молодой вдове, пристально изучавшей изящную фигуру Эйслинн и клубящиеся медные волосы, ниспадавшие ниже пояса. Глаза Гвинет сузились и сверкнули. Она неожиданно решила солгать… совсем небольшой обман, который, однако, прекрасно послужит ее целям.
— Вулфгар настоятельно просил Хейлан и ее сына жить здесь, в Даркенуолде.
От Эйслинн не укрылся истинный смысл слов Гвинет, и она обернулась к вдове, удивленно взиравшей на женщину. Хейлан умудрилась выдавить нерешительную улыбку, на которую девушка не нашла сил ответить.
— Понимаю, — произнесла она. — А ты оказала им гостеприимство. Вулфгар будет доволен твоей добротой. Светлые глаза Гвинет похолодели.
— Поскольку я его сестра, мне ли не знать этого?! Только человек с острым слухом мог различить горечь и злобу в ее голосе.
— Вулфгар щедр и великодушен. Даже с рабами он обращается куда добрее, чем они того заслуживают, и богато их одевает.
Эйслинн притворилась смущенной, прекрасно понимая намеки Гвинет.
— Правда? Клянусь Богом, я заметила, что никто, кроме тебя, дорогая Гвинет, не одет наряднее, чем прежде.
С того места, где сидел Болсгар, донесся приглушенный смешок, и Гвинет наградила отца убийственным взглядом. Все прекрасно знали, что она завладела немногими оставшимися платьями Эйслинн и даже не трудилась это скрыть. Вот и сейчас она сидела в немного поношенном фиолетово-розовом платье, которое сама девушка надевала, когда предстояла уборка. Теперь же это был ее лучший и единственный наряд, который Гвинет снисходительно позволяла ей иногда носить.
— Меня всегда поражало, — язвительно заметила Гвинет, — как это мужчина может клясться в верности женщине и незамедлительно искать новых развлечений и забав. Как чудесно, что Вулфгар нашел красавицу, которую пожелал отправить домой дожидаться своего возвращения.
Хейлан задохнулась и громко закашлялась, чем сразу привлекла внимание Эйслинн. Девушка слегка нахмурилась, гадая, что произошло между ней и Вулфгаром и почему она ведет себя таким образом.
— Вулфгара здесь почти никто не знает, — с достоинством заговорила Эйслинн. — И потому ни один человек не вправе судить, какова его истинная суть. Что же до меня, могу лишь молиться, чтобы он оказался настоящим рыцарем, а не низким негодяем. Время покажет, но пока я почитаю Вулфгара и доверяю ему до конца.
Девушка резко повернулась и, не слушая лепета Гвинет, велела Хэму принести поднос с лекарствами.
— Кажется, этот добрый человек нуждается в моей помощи, если, конечно, одна из вас не предложила раньше полечить его.
Она взглянула сначала на Хейлан, которая покачала головой и скорчила гримасу, а потом на Гвинет. Женщина гневно фыркнула и вернулась к своему обычному занятию — вышиванию.
— Прекрасно, — сухо улыбнулась Эйслинн, — я сделаю все сама, поскольку никто больше не изъявляет желания.
Она склонилась над Гевином и с помощью Мидерд протерла и смазала мазью обрубок руки.
— Повадки воинов хорошо известны, — снова начала Гвинет, исходя злобой. — Разве само упоминание о сражениях не рождает прекрасных воспоминаний у тебя в душе, Эйслинн? Норманны, такие сильные и гордые, готовые попробовать каждую девушку, которая придется им по вкусу! Интересно, как относятся побежденные женщины к этим грубым ласкам?
Язвительные слова впились ядовитыми шипами в сердце девушки. Тоска и ужас росли, пока у нее не перехватило дыхание. Гвинет с невероятной жестокостью воскрешала прошлое. Эйслинн глубоко вздохнула и, вскинув голову, встретилась глазами с Мидерд. Во взгляде женщины светилось искреннее сочувствие, и Эйслинн поняла, что обрела истинного друга.
— Я молю Бога, дорогая Гвинет, — медленно промолвила она, — чтобы даже тебе не довелось испытать ничего подобного.
Гвинет откинулась на спинку стула, почему-то не чувствуя себя победительницей. Хейлан отвернулась и протянула руки к огню, размышляя об услышанном.
Эйслинн немного успокоилась и, перевязав рану Гевина, подошла к Болсгару.
— Милорд, ты только что слышал, что все мужчины — лгуны и изменники. Как думаешь ты? Разве ты такой же? А Вулфгар?
— Моя дочь, очевидно, плохо знает мужчин, — проворчал Болсгар, — поскольку у нее их никогда не было.
Он сжал тонкие пальцы Эйслинн, пытаясь утешить девушку.
— С самого детства Вулфгар был верен всем, кто ему принадлежал, — лошади, соколу и даже… даже мне.
Прежде чем он успел отвести взгляд, Эйслинн заметила, как глаза старика увлажнились.
— Да, на земле нет человека правдивее и преданнее.
— Но тебе ничего не известно о его женщинах, — поспешно вставила Гвинет.
— Верно, — пожал плечами Болсгар, — он когда-то поклялся, что не станет питать к ним большой любви. Вулфгар подобен железному волку, рыскающему по полям сражений, которому неведомы нежность и доброта, но в его сердце горит потребность в любви, такая сильная, что ему остается лишь отрицать ее.
— Исчадия ада, — рявкнула Гвинет. — Мой родной отец, только вчера потерявший дом и земли, одобряет союз между моим братцем-бастардом и саксонской…
— Гвинет! — прогремел Болсгар. — Закрой рот или я тебе его заткну!
— Но это правда, — злобно огрызнулась Гвинет. — Будь твоя воля, ты соединил бы его с этой шлюхой священными обетами брака!
От изумления у Хейлан округлились глаза.
— Ты не его жена? — охнула она и хотела добавить еще что-то, но нахмуренные брови Мидерд заставили вдову поспешно прикусить язычок.
— Конечно, нет! — негодующе вскричала Гвинет. — Она уже спала с одним норманном, а теперь старается подцепить моего брата!
Болсгар сорвался с места, и Гвинет впервые в жизни съежилась от страха. Эйслинн стояла, стиснув зубы и сжав кулаки, опасаясь, что не выдержит и разрыдается.
Старик приблизился к дочери вплотную и прорычал:
— Ты, безмозглая тварь! До каких пор твоя глупость и ревность будут ранить людей?!
Хейлан откашлялась и, пытаясь отвлечь рыцаря и отвратить его гнев от Гвинет, спросила:
— Господин Вулфгар много сражается. Его часто ранят в бою? Этот шрам…
Эйслинн, вскинув голову, потрясение уставилась на вдову. В голове лихорадочно билась единственная ужасная мысль: о той, последней ране знали лишь она и Суэйн, и теперь, вероятно, эта молодая особа…
— Я только хотела узнать… — еле слышно пролепетала Хейлан, заметив, что удивленные взоры присутствующих обратились на нее. Даже Гвинет оцепенела, а Болсгар, отвернувшись от дочери, мрачно насупился.
— Хотела знать? — осведомилась Гвинет, гадая, чем вызвано удивление Эйслинн. — Но что так возбудило твое любопытство, добрая Хейлан?
— Шрам на щеке вашего брата… откуда он? — нерешительно начала вдова. — Получен в сражении?
Гвинет уселась поудобнее, бросив взгляд на отца, молча рухнувшего в кресло. Лицо его было темнее грозовых туч, а руки вцепились в подлокотники с такой силой, что вздулись мускулы.
— И тебе было неприятно смотреть на этот уродливый рубец? — продолжала допрашивать Гвинет.
— Неприятно? О нет! Красивее лица я в жизни не встречала!
Теперь вдова смотрела на Эйслинн, как на равную, считая, что, не покинь она так поспешно Вулфгара в ту ночь, могла бы занять место этой рыжей девчонки. По крайней мере норманн оказался бы в ее власти, а там кто знает…
— Несчастный случай в детстве, — сдержанно объяснила Гвинет.
— Несчастный случай? — снова прорычал Болсгар. — Ты лжешь, дочь! Нет, это было сделано намеренно, чтобы сорвать злость на невинном мальчонке!
— Отец, — упрашивала Гвинет, по-настоящему испуганная его яростью, — все это уже быльем поросло. — Никогда! Я все ясно помню. Гвинет раздраженно поджала губы.
— Ну, если так уж хочешь, расскажи им, как, узнав о том, что он бастард, ты в приступе ненависти раскроил ему щеку рукавицей сокольничего.
Болсгар с трудом поднялся и, трепеща от бешенства, уставился на дочь. Эйслинн немного успокоилась. В эту минуту старик казался настолько разъяренным, что у нее не осталось ни малейших сомнений: бедняга сгорает со стыда, однако из упрямства не хочет признать свою вину.
— Мне нет нужды говорить об этом, дочь моя, ибо ты достаточно успела им рассказать, — вымолвил он наконец.
— Садись и будь гостеприимным хозяином, отец, — умоляюще попросила Гвинет.
— Хозяином! — пренебрежительно бросил Болсгар. — Я здесь не хозяин. Вулфгар дал нам прибежище. Я не посягаю на его собственность и тебе не советую.
Дурное настроение старика, видно, ничуть не улучшилось, потому что он поднял рог с элем и оглядел зал.
— Где Суэйн? Я хочу выпить. Хороший сотрапезник отвлек бы меня от тяжких дум.
— Он в конюшне, — процедила Гвинет, пытаясь скрыть возрастающее нетерпение.
— А Керуик? — прогремел Болсгар. — Где он?! Этот парень — единственный, с кем стоит выпить!
— Не сейчас, отец, — отмахнулась Гвинет, окончательно разозлившись при мысли, что лорд собирается пить с рабом. — Я послала его приготовить жилища для новой семьи.
— В столь поздний час? — вскинулся Болсгар. — Неужели парень не может хоть немного отдохнуть после нелегкого дня?
Гвинет стиснула зубы, но, опасаясь еще больше разозлить отца, не осмелилась повысить голос.
— Я забочусь лишь об этих бедных усталых людях. Подумай, сколько всего им пришлось перенести! Каменный пол — жесткий и холодный, и измученным путникам лучше расположиться в коттеджах[3].
— Поскольку здесь словом не с кем перемолвиться, я отправляюсь спать. Доброго тебе вечера, дочь.
Гвинет кивнула, и старик, повернувшись спиной, протянул руку Эйслинн.
— Я старый человек, дитя мое, но все еще способен проводить прекрасную даму в ее покои. Не окажешь ли мне честь?
— Конечно, сэр, — прошептала Эйслинн, улыбаясь. В отличие от дочери у Болсгара всегда находилось для нее доброе слово. Взяв его под руку, она позволила увести себя от собравшихся вокруг очага людей.
Остановившись перед дверью ее спальни, которую она делила с Вулфгаром, Болсгар долго молчал и наконец со вздохом признался:
— Мне следовало бы поговорить с Вулфгаром. Он должен был обойтись с тобой, как велят рыцарские законы. Однако я не могу вмешиваться в его дела. Лишился этого права, когда прогнал его из дома. Из-за меня он стал одиноким, потерявшим семью человеком.
Эйслинн, покачав головой, мягко улыбнулась:
— Не заставляй его поступать против воли. Он был так добр ко мне. Вырванные насильно милости ничего не значат. Болсгар осторожно сжал ее руку.