Служанка с тревогой всмотрелась в помертвевшее лицо хозяйки и заставила её обтереть лицо влажной салфеткой.
      - Мэм, прошу простить, если что не так, но что это с вами?
      Ленора слабо пожала плечами.
      - Это все жара. Понятия не имею, как ты её переносишь, Меган.
      - Да что же тут странного, мэм, ведь меня, кроме жары, ничего не беспокоит.
      Ленора попыталась отвести глаза в сторону.
      - А почему ты уверена, что меня беспокоит что-то еще?
      - Ну, мэм, со мной-то ничего подобного не было, но вот моя сестра мучилась точь-в-точь как вы сейчас, когда была в положении.
      Темные ресницы опустились на побледневшие щеки, и Меган услышала прерывистый вздох. Если бы Ленора по-прежнему жила в Белль Шене с Эштоном, ничто не могло бы обрадовать её больше, чем это, но сейчас перед ней во всей своей чудовищной очевидностью встала единственная проблема - что же делать? Беременность ухудшит её и без того тяжелое положение. Может быть, следовало сразу сознаться, что она была близка с Эштоном. Тогда, во всяком случае, это не было бы неожиданностью. И Эштон, и Малькольм были бы готовы к этому. Она могла только гадать, как скоро её состояние перестанет быть тайной. Если попробовать потянуть время, может быть, ей и удастся найти какой-нибудь выход из этого ужасного положения. По крайней мере, стоит попробовать.
      - Меган, можно попросить тебя об одной услуге?
      - Да, мэм?
      - Пожалуйста, пусть это ещё на какое-то время останется между нами. Боюсь, мистеру Синклеру это не слишком понравится.
      - Понимаю, мэм, - мягко отозвалась служанка. - Можете на меня положиться.
      Подняв глаза, Ленора увидела, что женщина сочувственно улыбается.
      - Ты все поняла, Меган?
      Та кивнула.
      - Это ребенок мистера Уингейта? Вы носите его дитя.
      Ленора спрятала свою тревогу, надеясь, что мужчины не будут так проницательны, как Меган. Дикий страх перед тем, что может сделать Малькольм, когда узнает, накатил на нее, вызвав новую волну дурноты. Она успела только протянуть дрожащие руки к Меган. Та сразу поняла, в чем дело, и кинулась за тазиком. Прошло немало времени, прежде чем Ленора смогла поднять глаза. Служанка сочувственно смотрела на нее.
      - Господи, что же делать? Ведь Малькольм хочет, чтобы я поехала с ним, а это меня доконает, - слабо прошептала она.
      - Не волнуйтесь об этом, мэм, - ободрила её Меган, унося таз. - Я передам мистеру Синклеру, что вы нездоровы. Ну, а уж коли он будет настаивать, будьте спокойны - я найду способ его убедить.
      Ленора недоверчиво покачала головой.
      - Но ты же не хочешь ...
      - Вам нужно отдохнуть, мадам, - настойчиво повторила Меган. - И у вас нет другой возможности избавиться от него, - Похоже, все её симпатии с самого начала были на стороне хозяйки.
      Лето было в разгаре. Дни становились все длиннее, ночи - короче. Сумерки сгущались и вечерние тени уже ложились на землю, когда Эштон откинул полог и вышел из шатра. Закинув руки за голову, он задумчиво уставился на быстро темнеющее небо, на котором уже загорались первые звезды. Едва заметный силуэт "Серого орла" смутно вырисовывался на фоне багрового заката. Яркий огонек вахтенного свидетельствовал о том, что все его приказы строго выполняются и ни одному непрошеному гостю не удастся незаметно проникнуть на корабль.
      Откуда-то издалека, со стороны болот у него за спиной, разорвав царившую тишину, раздался пронзительный крик цапли и Эштон резко обернулся и взглянул на дом. Он искал взглядом окна, где светился бы огонек, втайне надеясь увидеть тень единственной женщины, которую он любил. Но везде было темно, и ничто не могло заполнить щемящую пустоту в его сердце. Закурив тонкую черуту, он медленно направился туда, где после прилива ещё осталась полоска влажного песка. Песчаный берег пересекал приливный ручеек - словно темный барьер, разделяющий их двоих. Черута потухла. Эштон замер, не в силах оторвать взгляда от темной громады дома.
      Ленора? Или Лирин? Или же все-таки Ленора? Стоявшее у него перед глазами милое лицо было все тем же, имена преследовали его, как наваждение.
      Стиснув зубы, Эштон яростно выплюнул сигару в волны. С каким бы удовольствием он сейчас сорвал на чем-нибудь ... или на ком-нибудь свой гнев! Но вокруг не было ни души, только спокойная гладь океана, да шуршащий под ногами песок, на котором оставались его следы. Но настанет утро, начнется прилив и смоет все следы, а песок станет таким же гладким, как и был.
      Краем глаза он заметил, как что-то шевельнулось в темноте. Эштон бросился вперед и увидел впереди смутную фигуру в белом. Словно призрак, она бесшумно проплыла мимо него к узенькой полоске песка у самого берега, потом остановилась и стала смотреть вдаль, где на якоре стоял корабль, казалось, не замечая набегающих на берег волн. Эштон едва мог дышать. В груди его шевельнулась слабая надежда. Неужели это ...
      - Лирин? - шепот был едва слышен. Ночной ветерок подхватил и унес его. Но ему показалось, что он почти кричит. Он узнал эту хрупкую, стройную фигуру. Это была она!
      Эштон одним прыжком оказался на другой стороне ручья, мигом позабыв об одиночестве, будто его и не было. Он бежал к ней. Заметив, как она испуганно шарахнулась в сторону, увидев его, он удивился, но внезапно понял, что на ней ничего нет, кроме полупрозрачной ночной рубашки. Подол её уже намок и тяжело обвис, насквозь пропитавшись соленой водой, а ту её часть, что ещё не промокла, насквозь продувал ветер. Волосы её были распущены и струились по плечам. Залитая мягким серебристым светом луны, Ленора казалась королевой из волшебной сказки.
      - Лирин, - Ее имя тихо слетело с его губ. Он произнес его, как молитву, как заклинание, как мольбу человека, влюбленного в мечту. Это был голос человека, сгорающего в муках неразделенной страсти.
      - Ленора, - в отчаянии прошептала она в ответ.
      Хотя в темноте Эштон с трудом различал её лицо и даже не видел, как шевельнулись её губы, он ясно слышал в её голосе печаль и она, словно ножом, полоснула его по сердцу.
      - Как бы тебя не звали, ты по-прежнему моя любимая.
      Она подняла руку, чтобы откинуть спутанные пряди с лица, и подняла на него глаза, в которых тоже горело желание. Лунный свет падал на него, и там, где расстегнутый ворот рубашки обнажал его тело, она могла видеть, как часто поднимается и опускается мускулистая, широкая грудь. В памяти всплыло время, когда она так уютно сворачивалась калачиком, приникнув к этой груди, наслаждаясь теплом и покоем, чувствуя, как его дыхание шевелит волосы у неё на виске. Какая же это мука - любовь, подумала она. Придет ли время, когда в её душе воцарится покой?
      - Я и не думала, что могу встретить тебя здесь, - пробормотала она. Отец сказал, что ты вернулся на корабль. Он даже пригласил охранников выпить.
      - Один из матросов привез мне ужин, - тихо ответил Эштон. - Скорее всего, твой отец видел его, когда он возвращался.
      - Вот оно что, - Голос её был слабым, едва слышным.
      - В доме все в порядке? - тревожно спросил Эштон.
      Она глубоко вздохнула, пытаясь овладеть с собой, не дать ему заметить, как она изголодалась по нему, как при одном его виде её охватывает желание, от которого она проводит ночи без сна.
      - Мне не спалось, вот я и решила прогуляться, - Она замолчала, вспомнив о том, что заставило её в этот час покинуть свою спальню, и дрожащим голосом добавила: - Мне приснилось, что Малькольм повез меня посмотреть на твою могилу. Я даже видела могильную плиту, на которой было высечено твое имя. Было ветрено, и дождь лил, как из ведра. Это было, как будто наяву, и я проснулась в ужасе.
      - Это всего-навсего сон, любимая, - прошептал Эштон. - Я вовсе не собираюсь умереть и оставить тебя ему.
      Вновь воцарилось молчание, и он повернул её к себе, чтобы увидеть её лицо. Почему-то ему казалось, что ей не по себе. В сердце его шевельнулся страх.
      - С тобой все в порядке?
      Ленора уже открыла рот, чтобы сказать, что у него нет причин тревожиться из-за нее, но передумала. Она покачала головой, чувствуя, как слезы хлынули по щекам, отвела его руки и побрела по тонкой полоске песка. Ленора скорее почувствовала, чем услышала, что он бросился за ней. Да и как бы она не заметила его, когда каждая клеточка её тела трепетала в его присутствии.
      - Вы что-то сегодня печальны, мадам, - уверенно произнес он. - Скажи же мне, что случилось.
      Ленора, забыв о слезах, которые текли и текли у неё по щекам, повернулась и с какой-то щемящей безысходностью негромко произнесла, глядя в сторону:
      - Я...я беременна.
      Эштон замер. Огромная, головокружительная радость охватила его. Он уже протянул к ней руки, но вдруг резко остановился. А он-то тут при чем? Она стояла перед ним, такая холодная, неприступная, казалось. Ей было неприятно даже говорить об этом. Он стал вплотную, почти касаясь её, волнение охватило его с такой силой, что затряслись руки. - прошло немало времени, пока с губ его сорвалось одно - единственное слово:
      - От кого ребенок?
      Она отшатнулась, как от удара. Как он мог?! Слезы хлынули новым потоком, ей пришлось вытереть их, прежде чем она нашла в себе силы ответить.
      - Мы с Малькольмом ни разу не были близки.
      Эштон заботливо прижал её к себе, одна рука ласкала её грудь, другая легла на живот. Сквозь тонкий хлопок рубашки он чувствовал, какой он плоский и упругий, и изумлялся великому дару судьбы - не пройдет и года и новый человек придет в этот мир. Голова его склонилась, он осторожно прихватил губами её ухо.
      - А теперь ты вернешься со мной?
      У неё перехватило дыхание, из груди вырвался не то вздох, не то сдавленный стон.
      - Ребенок ничего не решает, Эштон. Я не могу вернуться, пока не узнаю, кто я есть на самом деле. Мне ещё многое предстоит вспомнить. Пойми, ну как я могу принять тебя, как законного мужа, если то и дело вижу, как веселятся гости на нашей с Малькольмом свадьбе?!
      - Но ведь это всего лишь видения, милая, а не реальность! Откуда ты знаешь, что так и было на самом деле?
      У неё вырвался прерывистый вздох.
      - Но Малькольм рассказывает то же самое слово в слово. Не мог же он узнать, что мне привиделось?
      Внезапно голос Эштона стал хриплым. В нем звучал гнев.
      - Надеюсь, ты не думаешь, что я буду спокойно стоять в стороне, пока другой заберет и тебя и моего ребенка?!
      - Дай мне ещё немного времени, Эштон! - взмолилась она, мягко коснувшись руки, которая с силой прижимала её к себе. - Этот дом хранит столько тайн. Если мы уедем, может случиться так, что я так никогда и не узнаю, кто же я такая!
      - Тогда позволь мне вмешаться - и я позабочусь, чтобы Малькольм убрался отсюда! - предложил Эштон. - Я не могу быть спокоен, зная, что рядом с тобой этот человек. Стоит ему потерять голову, и он тебя не пощадит. И отец не сможет тебя защитить.
      - Я знаю. Обещаю тебя, я буду очень осторожна. Но ведь Малькольм тоже часть моей прошлой жизни!
      - А как же я?
      Не сводя глаз с чернеющего неба на горизонте, Ленора уронила голову ему на плечо.
      - Не знаю, Эштон. Надеюсь... - Губы её задрожали и в глазах опять появились слезы. - Ради ребенка я надеюсь, что ты - не только мое настоящее, а гораздо больше. Знаешь, я ложусь в постель, тушу свет, а потом лежу без сна - вспоминаю, как это было с тобой. Мне кажется, что ты опять погружаешься в меня, а твои руки ласкают мое тело и мне становится так больно...
      - Да, мадам. Уж мне-то хорошо знакомо, какую боль доставляет неутоленное желание!
      - Но мне нужна уверенность, - Она бросила тревожный взгляд в сторону дорожки, услышав, как вдалеке стук копыт и скрип колес приближающегося экипажа.
      - Малькольм возвращается. Мне нужно бежать.
      Эштон прижал её к себе.
      - Неужели ты не поцелуешь меня на прощанье?
      У неё вырвался прерывистый вздох, она почувствовала, как его напряженная плоть тяжело вжимается в её тело.
      - Ты, наверное, думаешь, что хочешь меня куда сильнее, чем я тебя.
      Наконец Эштон неохотно отпустил её, следуя за ней взглядом, пока фигурка Лирин не растворилась во мраке ночи. Он опять остался один, чувствуя тоску и отчаяние, словно что-то страшно важное ушло из его жизни. Луна висела над ним, будто тусклый фонарь. Темные облака, предвещая дождь, заволокли небо. Начинался прилив, и волны с тихим шорохом облизывали песчаный берег, стирая все следы их встречи.
      Глава 14
      Вечер выдался тихим, но Леноре не было покоя. Хоть Эштон и говорил, что будет поблизости, все равно она чувствовала себя страшно одинокой. Ей хотелось, чтобы он был рядом, и он бы пришел, она ничуть не сомневалась в этом, стоит ей только уступить зову своего сердца и позвать его. Да и малыш, который рос в её теле, все больше заявлял о себе. Как она мечтала, что поговорит о нем с кем-то, кому есть до них дело, кто будет любить и заботиться о них обоих. Но Ленора боялась - позвать Эштона было бы безумием. Возле дома была охрана, им было приказано стрелять при его появлении. Хотя порой она и подозревала, что Эштон вполне в силах справиться и с этим.
      Роберт уехал по делам в Новый Орлеан, объявив, что вернется не раньше, чем через несколько дней. Малькольм оставался в Билокси, но сейчас укатил в город, как всегда не удосужившись сообщить, когда вернется. Хотя это вошло в у него привычку - уходить и появляться без предупреждения, но во всем остальном по отношению к ней он старался проявлять чрезвычайную заботу - по всей вероятности, опасался, что она уйдет к другому.
      Приглашение на вечер на борту "Речной ведьмы" было получено. К её величайшему изумлению Малькольм с радостью согласился. Он даже посоветовал ей по этому случаю обзавестись новым туалетом, рассчитывая поразить красавицей-женой всех этих чванливых богачей из Миссисипи. Конечно, ради такого случая, ей не было смысла самой ехать в Билокси, Малькольм пообещал сам привезти портниху. Предполагалось, что на вечер съедутся все местные сливки общества и Малькольм из кожи вон лез, чтобы не показаться скрягой в глазах остальных гостей, тем более, что многие из них, как он подозревал, водили дружбу с этим мерзавцем Уингейтом.
      Ленора тоскливо слонялась из угла в угол по опустевшему дому, не зная, чем же заняться, а главное - как отвлечься от этих мыслей, что сводили её с ума. Малькольм равнодушно посоветовал ей поискать иголку и заняться шитьем или каким-то другим женским рукодельем. Но перспектива терпеливо делать стежок за стежком, сидя в гостиной, не слишком её привлекала, хотя она и любила порой посидеть там с книжкой. Ей посчастливилось отыскать сборник пьес, который отец ещё утром забыл в столовой, но книжка оказалась старой и потрепанной, будто её читали и перечитывали, и Ленора, открывая её, едва дышала. На обороте титула она обнаружила какие-то каракули и долго вглядывалась в них, пока не поняла, что это просто подпись. Но имя было ей абсолютно незнакомо. Она в жизни не слышала о Эдуарде Гэйтлинге, хотя в её памяти порой всплывали чьи-то имена. Вполне возможно, это был один из них, а может, просто какой-то провинциальный актер, оставивший любителю Шекспира свой автограф на память.
      Постепенно глаза у неё стали слипаться, и она чуть было не задремала, уронив книгу на колени. Хорошо, что Меган догадалась принести ей чаю. Ленора поднесла чашку к губам и с любопытством вгляделась в пейзаж, висевший над камином. Она чуть заметно поморщилась, все ещё недоумевая, как он попал сюда - на фоне элегантной обстановки картина казалась аляповатым пятном.
      Любопытство заставило Ленору подойти поближе, чтобы рассмотреть её повнимательнее. Хоть и огромная, она вряд ли могла бы претендовать на успех даже у очень невзыскательного ценителя.
      Ленора прижала пальцы к вискам - интересно, откуда у неё такая уверенность? Неужели она раньше часто захаживала в картинные галереи? Иначе откуда же ей знать, сколько может стоить подобная писанина?
      В её памяти снова всплыл тот самый набросок, что отец показывал ей ещё в Белль Шене - отец тогда уверял, что она часто писала пейзажи. Стало быть, она и в самом деле должна разбираться в живописи, во всяком случае достаточно, чтобы судить о ней.
      Одна мысль о том, что она может оказаться художницей, погнала её в гостиную, где был письменный стол и можно было отыскать перо и чернила. Она выдвинула узкий длинный ящик и обнаружила пачку бумаги, а сбоку - нечто вроде набросков, которыми, видно кто-то очень дорожил. Их тщательно свернули и упаковали в бумагу, перевязав лентой. С величайшей осторожностью Ленора развязала её и, затаив дыхание, принялась просматривать наброски один за другим. А вдруг она отыщет что-нибудь, что напомнит ей о прошлом? Она обнаружила парочку эскизов, очень похожих на тот, что показал ей отец, потом ещё пейзаж - он ничего ей не говорил, но работа ей понравилась. Ленора чуть не рассмеялась, сообразив, что, вполне возможно, хвалит сама себя.
      Но её любопытство выросло ещё больше, когда она наткнулась на портрет молодой женщины в костюме для верховой езды. Поза показалась ей немного вызывающей, подол юбки чуть приподнялся, приоткрывая широко расставленные ноги в изящных сапожках. Шляпка с большим пером была задорно сдвинута на бок, а в обтянутых перчатками руках незнакомка держала хлыст. Впрочем, больше всего её заинтересовало лицо этой женщины, она была так похожа на нее...или на Лирин. В надежде выяснить, кто из них изображен на портрете, Ленора скрупулезно исследовала и наконец, её настойчивость была вознаграждена - в складках юбки она обнаружила незаметно выведенные буквы. Ленора! Ей показалось невероятным, чтобы она с таким усердием писала свой собственный портрет, стало быть, на портрете была изображена Лирин, изображена такой, какая она была всего несколько лет назад.
      Положив портрет перед собой так, чтобы на него падал свет лампы, она подвинула поближе перо и чернила и принялась старательно копировать его. Чуть не высунув от усердия язык, Ленора старалась воспроизвести свободную манеру первого рисунка, но скоро нахмурилась и отбросила в сторону листок, едва не заплакав от разочарования. Перо решительно отказывалось подчиняться ей. Вместо этого у неё получались какие-то неровные штрихи и кляксы. В отчаянии она порвала листок и швырнула его в корзину. Потом попыталась снова, но результат оставался все тем же. Это жалкое подобие, которое нельзя было даже сравнить со старым рисунком, навело её на мысль отказаться от пера и чернил и попробовать что-то еще.
      Наконец она встала из-за стола и направилась наверх. На полдороге к своей спальне Ленора замешкалась, ей одинаково не улыбалось ни валяться в постели с томиком зачитанных пьес, ни спать. Эштон смог пробудить в ней любопытство и чувственность, свойственные всем женщинам, и теперь она не могла выбросить его из головы. Лежа в постели, она долго не смыкала глаз, вспоминая его широкую грудь, покрытую тяжелыми пластинами мышц, стройные, длинные ноги и плоский живот.
      Ленора в отчаянии обвела глазами холл в поисках чего угодно, лишь бы отвлечься. Неожиданно в глазах её блеснул огонек интереса. Двери всех комнат, выходивших в коридор, были парные. Но в противоположном от её спальни конце, там, где одна комната пустовала, были три неизвестные ей двери. Обрадовавшись, что ей есть, чем заняться, Ленора поспешила туда. Куда, интересно, они ведут. К её величайшему сожалению, двери оказались запертыми, и Ленора нахмурилась. Ей пришла в голову попробовать какой-нибудь другой ключ - хотя бы от её собственной спальни. Расчет её оправдался, и ключ со скрежетом повернулся в замке. Она осторожно подергала ручку и толкнула дверь и та с протяжным скрипом подалась. Комнатка была крохотная и узкая. У одной из стен начиналась крутая лестница, похоже, ведущая на чердак. Возле двери, через которую она вошла, была привязана веревка, и стоило Леноре потянуть за нее, как люк в потолке чуть приоткрылся. Ей внезапно представился погруженный во тьму чердак, где полным-полно летучих мышей и прочей нечисти, способной свести с ума любую женщину. Но, заметив, что сверху падает узкий серебряный луч света, Ленора немного приободрилась. Она снова потянула за веревку, туго наматывая её на вбитый в стену крюк, и люк широко открылся, словно приглашая её войти.
      Ступеньки были крутые и довольно неудобные, но достаточно прочные, чтобы выдержать её. Ленора поднималась осторожно - в любую минуту внизу мог раздаться знакомый скрип колес и тогда ей придется бегом бежать в свою спальню. Но кругом стояла тишина. Ленора благополучно вскарабкалась на последнюю ступеньку и с облегчением перевела дух, не заметив ни одной летучей мыши. Все щели было плотно забиты или законопачены, так пробраться внутрь было бы достаточно трудно. Все сверкало чистотой: ни пыли, ни паутины - похоже, здесь достаточно часто убирались. Как это обычно бывает, на чердаке были свалены всякие ненужные вещи. К одной стене были придвинуты старые чемоданы и дорожные сундуки, а рядом - остатки старой кровати. Завернутые в холст картины аккуратно стояли на специальных подрамниках, а рядом громоздились картонные коробки, до краев наполненные всякой всячиной.
      Здесь, этой крохотной комнатушке, стояла почти невыносимая жара и духота и Ленора чувствовала, как по спине потекли струйки пота. Осторожно покопавшись среди чемоданов, она, наконец, отодвинула их в угол и вытащила один из них, который был поновее, и показался ей странно знакомым. Задумавшись, что там может быть, Ленора ослабила ремни и попыталась приоткрыть крышку, но оказалось, что он заперт. Растущая в ней уверенность, что чемодан когда-то принадлежал ей, заставила её ожесточенно рыться в пыльных коробках в поисках какого-нибудь инструмента, с помощью которого она могла бы сломать замок. Но единственное, что ей удалось обнаружить, это нож для бумаги, к тому же сломанный. К этому времени она вспотела так, что платье прилипло к спине, но открыть замок так и не смогла. Что бы там ни было, в этом чемодане, это останется тайной до тех пор, пока она не отыщет ключ.
      Теперь она занялась картинами. Покопавшись в них, она не нашла ничего интересного, пока не добралась до самого конца - здесь, у стены, стояла ещё одна картина, прикрытая чистым холстом. Ленора аккуратно сняла его и повернула картину к свету. На холсте был изображен пожилой мужчина, вероятно, ровесник её отца. Лицо его отличалось правильностью и тонкостью черт. Пышные седые волосы были взлохмачены и гривой падали на плечи. Хотя лицо его было достаточно суровым и замкнутым, но было что-то в его зеленых глазах, что без слов говорило о порядочности и даже благородстве этого человека. Ленора и так и этак вертела портрет, рассматривая его под разными углами, но так и не вспомнила, кто это. Поставив картину на подрамник, она вздохнула и отошла назад, не сводя с неё глаз. Что-то в этом портрете странно напоминало ей висевший над камином пейзаж, так раздражавший её порой. Широкие мазки, которыми был написан портрет, весьма напоминали манеру автора неудачного пейзажа.
      Ленора подхватила портрет и на цыпочках прокралась в гостиную. Отставив его в сторону, она подтащила к камину тяжелый стул и влезла на него, стараясь дотянуться до пейзажа. Немного подумала и повесила на его место портрет седовласого мужчины, а потом отошла в сторону, чтобы оценить плоды своих трудов. Пейзаж, больше всего напоминавший неряшливую проплешину на коре старого дерево, раздражал её чрезвычайно, он был здесь совершенно ни к месту и выглядел крайне непривлекательно. Теперь же комната обрела завершенность и гармонично вписывалась в обстановку остального дома. Не зная, откуда взялся в доме этот убогий пейзаж и подозревая, что это чей-то подарок, возможно, даже Малькольму, Ленора не рискнула оставить портрет на стене и с тяжелым вздохом сняла его.
      Вернув картину на чердак, Ленора постаралась запомнить место, где она стояла и снова спустилась по узкой лестнице. Размотав веревку, она захлопнула люк, заперла дверь в комнату и убрала подальше ключ.
      Вернувшись в свою спальню, Ленора почувствовала, как уныние снова наваливается на нее. С моря дул легкий, свежий ветерок, он приятно остужал разгоряченную кожу и шевелил шторы на окнах. Ленора взяла замызганную книжку и устроилась возле высоких французских окон, где чувствовалось слабое дуновение воздуха. Но очень скоро книжка выпала у неё из рук, и взгляд рассеянно устремился к океану. И вот перед её мысленным взором постепенно возникло чье-то лицо, только не то, которое она ожидала увидеть. Оно принадлежало пожилому человеку с портрета. В её памяти оно вдруг ожило и выражение его изменилось. Вот он смеется, хмурится, о чем-то задумался, а вот оно стало неожиданно нежным...
      Брови Леноры резко сдвинулись на переносице. Где-то за невидимой стеной, что отделяла её прошлую жизнь, жила память о нем. Она уже не сомневалась, что когда-то знала этого человека, причем очень хорошо.
      Немного погодя Малькольм на своем черном жеребце подъехал к дому. Конь был покрыт хлопьями пены, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что несчастное животное мчалось галопом всю дорогу от города. Похоже, однако, что молодого человека это ничуть не заботило. Он снова вонзил шпоры ему в бока и погнал коня прямо к шатру Эштона. Обогнув его несколько раз, Малькольм резко осадил жеребца перед входом. С силой натянув поводья, он издевательски хохотнул и позвал:
      - Хватит прятаться, мистер Уингейт! Выходите, мне надо поговорить с вами.
      Не понимая, что ему могло понадобиться, Эштон откинул полу шатра и вышел, Ленора в свою очередь появилась на крыльце, сгорая от любопытства. Прикрыв глаза ладонью, она с тревогой прикусила губу, видя, что Эштон направляется к Малькольму.
      - Ну, и что вам понадобилось, Малькольм? - поинтересовался Эштон, невозмутимо вздернув бровь и прикусив кончик черной черуты.
      Малькольм предпочел сделать вид, что не расслышал, он ласково похлопывал влажную шею коня с такой заботой, которая вовсе не была ему свойственна. Обычно он, не задумываясь, загонял несчастных лошадей до полусмерти, а потом менял их, как перчатки, готовя очередной жертве ту же страшную участь.
      - В городе мне сказали, что вы приглядываете хорошую верховую лошадь для дамы.
      - Совершенно верно, - кивнул Эштон, поднося спичку к тонкой сигаре.
      - А могу я узнать, для кого именно?
      Разминая туго скрученные табачные листья, Эштон будто забыл о нем. Только убедившись, что он раскурил сигару, он лениво буркнул, не вынимая её изо рта.:
      - Когда-то Лирин была отличной наездницей. - Он аккуратно снял прилипшую к языку табачную крошку и невозмутимо добавил: - Думаю, она будет в восторге от этого подарка.
      Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, в которых полыхала ненависть, он задыхался. Наконец, справившись с собой, он процедил сквозь зубы:
      - Ленора тоже отлично ездит верхом. Но если вы вбили себе в голову, что я позволю своей жене принимать подарки от другого мужчины, стало быть, вы попросту спятили!
      Эштон равнодушно пожал плечами.
      - Ну что вы, Малькольм, мне и в голову никогда не приходило отправлять лошадь в вашу конюшню. Я для этого слишком люблю животных, - Он выразительно ткнул кончиком сигары в жеребца, все ещё покрытого хлопьями пены. - Если вы и дальше будете так обращаться с несчастным животным, то долго он не протянет.
      Малькольму и в голову не пришло придумать хоть какое-то оправдание.
      - Я беру от них все, что мне нужно, - Он осклабился, раздвинув полные губы в глумливой усмешке, - Впрочем, как и от женщин.
      Заметив это, Эштон едва успел опустить потемневшие от гнева глаза, потом поднял руку и осторожно коснулся щеки, на которой вздулись желваки.
      - Да, я видел этих несчастных, с которыми вы имели дело...в таверне Руби. Они были в столь же плачевном состоянии, что и ваша лошадь.
      От этих слов Малькольм замер, вытянувшись в седле, уже готовый соскочить с коня. наконец здравый смысл взял верх, и он пожал массивными плечами.
      - Ну, по крайней мере можно сказать, что по части женщин вкусы у нас сходятся.
      - Не так уж трудно без памяти влюбиться в такую женщину, как Лирин, Эштон сунул в рот черуту и с наслаждением затянулся, укутавшись облаком ароматного дыма. Потом прищелкнул языком и с интересом посмотрел на Малькольма. - Только вот непонятно, что в вас нашла Ленора?
      Широкая физиономия Малькольма побагровела, и опять ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы овладеть собой. Презрительно скривившись, он нанес ответный удар.
      - Да, что касается вас, мне тоже показалось это несколько странным. Признаюсь, одно время я даже считал, что вы попросту заставили Лирин стать вашей женой. У вас ведь, знаете ли, весьма неважная репутация в наших местах!
      - Вы имеете в виду меня? Или себя? - Широкие плечи Эштона от смеха заходили ходуном.
      - Думаю, нет смысла скрывать, что мы недолюбливаем друг друга, холодно сказал Малькольм, - И то, похоже, ни один из нас не строит никаких иллюзий на этот счет.
      - Согласен, - кивнул Эштон. - Наши чувства взаимны, не так ли?
      Малькольм криво усмехнулся.
      - Тогда вы, должно быть, понимаете, что я не позволю Леноре принимать от вас подарки. Так что не стоит зря тратить деньги.
      - Знаете, Малькольм, когда я принялся подыскивать лошадь, я как-то не думал о том, что мне нужно ваше согласие, - невозмутимо отозвался Эштон. Так что можете не лезть из кожи вон, показывая, как вы меня ненавидите. Кстати, я уже подобрал прекрасную кобылу для дамы. Вскоре её пришлют.
      - Я не позволю ей принять лошадь! - заорал Малькольм. - Вы понимаете или нет?!
      Эштон лениво пожал плечами.
      - Кобылу доставят ко мне и я позабочусь о том, чтобы Лирин могла ей пользоваться в свое удовольствие. К тому же, у меня есть Хикори, он будет за ней ухаживать.
      Опешив от такого нахальства, Малькольм откинулся в седле.
      - Я не верю вам. Не понимаю, как можно быть таким тупоголовым ослом! Что у вас в голове, хотел бы я знать - труха? Если вы думаете, что я позволю Леноре сесть на эту лошадь, значит, вы окончательно спятили!
      - Конечно, вы предпочитаете держать её взаперти в этом доме, словно пленницу, - с вызовом бросил Эштон. - Вы не позволяете ей никуда выходить без вас, покуда я тут...
      - Понятное дело! - рявкнул Малькольм. - Именно потому что вы тут! Я вовсе не хочу, чтобы её постигла та же участь, что бедняжку Мери! А ведь это несчастье случилось как раз после вашего приезда. Так скажите же мне, мистер Уингейт, неужели это просто совпадение? Здесь было так тихо и спокойно до вашего появления.