Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бинго Литтл (№2) - Мой малыш

ModernLib.Net / Юмористическая проза / Вудхауз Пэлем Гринвел / Мой малыш - Чтение (Весь текст)
Автор: Вудхауз Пэлем Гринвел
Жанры: Юмористическая проза,
Классическая проза
Серия: Бинго Литтл

 

 


Пэлем Гринвел Вудхауз

МОЙ МАЛЫШ

Трутни спорили о том, имел ли Бинго нравственное право притащить своего младенца в клуб и поить его молоком прямо в курилке. Трутень с темными кругами под моноклем и под невооруженным глазом полагал, что после тяжелой ночи такие зрелища опасны. Другой, помилосердней, возразил, что Литтлу-сыну все равно придется когда-то вступать в клуб, и лучше его подготовить. Третий считал, что надо предупреждать заранее, ручаясь при этом за сохранность шляп, пальто и зонтиков.

— Очень уж у него подозрительный вид, — пояснил он. — Что называется, преступная внешность. Вылитый Эдвард Робинсон.

Четвертый Трутень, всегда все знавший, сумел пролить свет на эту тайну.

— Да, — сказал он, — Алджернон Обри — не подарок, но Бинго уверяет, что он совершенно безопасен. Визит в наш клуб — знак благодарности. Если бы не этот младенец, еще одна семейная драма буквально потрясла бы мир.



Когда брак Бинго Литтла с Рози М. Бэнкс был благословлен потомством и Алджернон Обри появился на лондонской сцене, отец его (сказал Трутень) откликнулся так, как откликнулись бы и вы. Знакомясь с младенцем, он произнес: «Ой» — и долго не мог прийти в себя.

Отеческая любовь продержалась лишь потому, что у Бинго было изображение его самого в том же возрасте, и выглядел он примерно как разбитое яйцо. Отсюда он вывел, что и такой ребенок может постепенно превратиться в изящного бульвардье с тонкими чертами лица.

Тем не менее, обнаружив, что в очередных бегах участвует лошадь по кличке Страшила, он с горя поставил на нее десять фунтов. Склонный к суеверию, он подумал, не для того ли послан в мир этот младенец.

Лошадь проиграла. Десятка, брошенная к ее копытам. была последней, а это означало, что надо месяц обходиться без коктейлей, сигарет и всех тех излишеств, которые тонкой натуре важнее, чем хлеб насущный.

Просить у жены не стоило. Уезжая на курорт, где мать принимала морские ванны, Рози недвусмысленно приказала на бегах не играть. Значит, деньги следовало добыть из другого источника. Как всегда в таких случаях, мысли злосчастного мужа обратились к Пуффи Проссеру. Тот был прижимист, но с недавних пор как-то подобрел. Заглянув в ту комнату, где Трутни писали письма, Бинго увидел, что домашний миллионер слагает стихи. Во всяком случае, он спросил, что рифмуется со словами «синие глаза», и поговорил о радостях семейной жизни.

Отсюда Бинго вывел, что его настигла любовь, а влюбленные добры. Он смело пошел к нему на Парк-Лейн и встретил его у самого дома.

— Привет! — сказал он. — Пип-пип! Ты не смог бы…

Опыт единственного Трутня, обладавшего деньгами, наделил Пуффи шестым чувством. Можно предположить, что он обрел дар провидения. Не дожидаясь конца фразы, он отскочил, словно антилопа, почуявшая тигра, а там — помахал рукою из такси.

Услышав, что несчастный богач сказал шоферу: «В „Савой“, Бинго пошел туда же и застал там Пуффи с барышней. Она оказалась знакомой, что дало возможность подсесть к их столику.

Сперва Бинго не заметил, но позже — ощутил, что Пуффи обошелся бы и без него. Царила, скажем так, напряженность. Нет, сам он болтал, и девица болтала, а вот Пуффи был какой-то скованный, рассеянный, мрачный. Он ерзал на стуле и барабанил пальцами по столу.

После кофе девица сообщила, что спешит на вокзал, поскольку едет к кому-то в Кент, а Пуффи повеселел, заметив при этом, что охотно ее проводит. Но Бинго не бросил его и, когда поезд ушел, сказал ему:

— Вот что, Пуффи! Ты мне не поможешь…

Еще не окончив этой речи, он заметил, что у миллионера нехорошо блестят глаза.

— Тебе? — спросил тот. — Интересно, чем? Что тебе надо, мой пластырь? Чего ты хочешь, пиявка?

— Десятку не дашь?

— Нет.

— Ты бы меня спас!

— Именно. А я тебя спасать не хочу. В виде трупа ты мне нравишься больше. Ах, как бы я на нем поплясал!

Бинго удивился:

— Поплясал?

— Да.

У Бинго тоже была гордость.

— Ну, что ж, — заметил он. — Тогда — пип-пип.

Пуффи кликнул такси, и Бинго вернулся к себе в Уимблдон. Вскоре его позвали к телефону. Звонил все тот же Пуффи.

— Помнишь, — осведомился тот, — я говорил, что поплясал бы на твоем трупе?

— Помню.

— Так вот, я подумал…

Бинго понял все. Лучшая, высшая часть души снова одержала победу, миллионера терзает совесть. Он собрался сказать: «Да ладно, ладно!» — когда услышал:

— …и решил, что надо прибавить: «В альпийских ботинках». Пока.

Мрачный, сломленный человек повесил трубку и пошел пить чай, но тот обратился в полынь, а булочки — в пепел. Когда он думал о том, не прибегнуть ли к крайнему средству — не попросить ли денег у жены, принесли вечернюю почту. Он вскрыл конверт. Оттуда выпали десять фунтов.

«Вкладываю 10 ф., — писала Рози, — чтобы ты открыл для Алджи счет. Представляешь, какая прелесть? Свой счет, своя чековая книжечка…»

Если бы мускулистый мул лягнул Бинго в лоб, он страдал бы больше, но ненамного. Письмо выпало из его рук. Проект ему не нравился. Он полагал, что деньги надо распределять по справедливости и уж ни в коем случае не давать их впечатлительному младенцу, запуская в его сознание капиталистические идеи. Дашь младенцу 10 ф., думал он, и мигом обретешь еще одного поборника отжившей системы.

Взгляды его были так тверды, что он прикинул, не написать ли жене: да, письмо пришло, но денег там нет: видимо, она не вложила. Но эту мысль он отверг, сообразив, что автор книг о нынешних девушках умнее, чем надо бы.

Управившись с чаем и булочками, он уложил сына в коляску и вывез погулять. Молодые отцы часто считают, что это унизительно, но Бинго к их числу не принадлежал. Мало того, он любил такие прогулки.

Однако на сей раз все портила та печаль, в которую его поверг вид младенца, тихо сосущего палец. Прежде он принимал без споров, что беседовать с ним нельзя. Посвистишь, почмокаешь, он — погукает, и на том спасибо. Теперь ему казалось, что их разделяет пропасть, через которую не перелетят никакие чмоканья.

Вот — он, без гроша в кармане, вот — богатый младенец. Если бы тот хоть что-то кумекал, можно было бы у него занять. Просто замороженный вклад какой-то. Вещь неприятная!

Погруженный в эти мысли, он не сразу заметил, что кто-то его окликает. Заметив же, взглянул — и увидел, что человек в котелке катит коляску с пренеприятнейшим младенцем.

— Здравствуйте, мистер Литтл, — сказал он, и Бинго понял, что это букмекер Чарли Пиклет, принимавший участие в недавних делах со Страшилой. До сих пор он видел его только на бегах, где (несомненно, из самых благородных побуждений) котелок заменяла белая панама, а потому — не сразу узнал.

— Здравствуйте, мистер Пиклет, — сказал Бинго. — Не знал, что вы живете в наших краях. Это ваш ребенок?

— Да, — отвечал букмекер, бросив взгляд на коляску и заморгав, словно рыцарь, который увидел дракона.

— Тюпу-тюпу, — заметил Бинго.

— В каком смысле? — спросил мистер Пиклет.

— Это я младенцу, — объяснил Бинго. — Очень миленький.

— Миленький?

— Ну, — сказал честный Бинго, — не Роберт Тейлор или, допустим. Кэрол Ломбард, но уж получше моего.

— По-луч-ше?!

— Конечно. Хотя бы похож на человека.

— Ничего подобного. Скорее уж ваш похож.

— Мой?!

— В определенной мере.

— Господи, чушь какая!

— Чушь? — удивился Пиклет. — Ладно, заключим пари. Пять к одному, что моя Арабелла уродливей всех в Лондоне.

Бинго вздрогнул:

— Ставлю десятку!

— Идет. Где она?

Бинго на секунду заколебался, но тут же решил, что недооценивает сына.

— Вот, — сказал он, вынимая купюру и потрескивая ею в воздухе.

— Хорошо, — сказал Пиклет. — Вот — пятьдесят. Судить будет полицейский. Эй, констебль!

Большой приятный полисмен приблизился к ним.

Бинго признал, что лицо у него честное.

— Констебль, — обратился к нему Пиклет, — как по-вашему, какой ребенок страшнее?

Полисмен рассмотрел младенцев.

— Куда им до моего! — сказал он. — Вот это рожа так рожа. А мать считает, он красавец. Смех, да и только!

Молодые отцы ощутили, что он уклоняется от темы.

— Вы про наших скажите, — напомнил Пиклет.

— Ваш в соревнованиях не участвует, — прибавил Бинго.

Полисмен посмотрел снова. Бинго заволновался — неужели сразу не ясно?

— М-да… — сказал судья.

— Дэ-э… — сказал все он же.

Бинго похолодел. Позже он говорил мне, что непременно выиграл бы, если б не стечение обстоятельств. Пока судья колебался, из-за облаков выглянуло солнце, и луч упал на Арабеллу. Та скривилась и тут же, без перерыва, стала пускать пузыри. Полисмен схватил ее за руку.

— По-бе-да! — крикнул он, поднимая вверх ее кулачок. — А вообще-то вы б на моего посмотрели.

Булочки, обратившиеся в пепел, и в подметки не годились котлетам, поданным на обед. Выйдя из комы, Бинго напряженно думал, как бы тут выкрутиться.

Он и Рози очень любили друг друга, но самая сильная любовь едва ли устоит перед таким открытием. Откуда ни взгляни, выходило, что молодой отец поступил ужасно. В самом лучшем случае молодая мать скажет: «Как ты мог?!» — а опыт семейной жизни учит, что слов этих надо избегать.

Бинго набрасывал на конверте «Украли», гадая, насколько это правдоподобно, и «Ветер унес», когда услышал звонок, а там — и голос жены.

— Алло!

— Алло, — отвечал он.

— Здравствуй, дорогой!

— Здравствуй, душенька!

— Здравствуй, котик!

— Здравствуй, мой ангел!

— Ты слушаешь?

— Да, да, да.

— Как Алджи?

— О, прекрасно!

— Такой же хорошенький?

— Д-да…

— Письмо получил?

— Да.

— А деньги?

— Да.

— Правда, я хорошо придумала?

— Да.

— Наверное, в банк ты не успел?

— Нет.

— Пойди с утра, до вокзала.

— Вокзала?

— Я завтра приезжаю. Мама наглоталась воды, хочет перебраться в Пистени, на грязи.

В любой другой момент эта весть возвеселила бы его, но сейчас не произвела впечатления. Думал он лишь о том, что завтра приедет Рози.

— Поезд около двенадцати.

— Хорошо, хорошо.

— Пусть Алджи тоже меня встретит!

— Ладно, ладно.

— Да, забыла! Открой средний ящик стола.

— Средний ящик…

— Там корректура для «Женских чудес». Выправь ее и пошли сегодня же. Называется «Нежные ручонки». Ну, я пошла. Мама еще кашляет. До свиданья, лапочка.

— До свиданья, кроличек.

— До свиданья, пупсик.

— До свиданья, зайчик.

Бинго повесил трубку и пошел в кабинет жены. Он страдал. Казалось бы, чего лучше — теща наглоталась и кашляет, но нет, радости не было. Вспоминая доверчивый и приветливый голос, он сопоставлял его с тем металлическим голосом, каким жена произнесет сакраментальную фразу. Страдая, он правил гранки.

Не знаю, знакомы ли вы с творчеством Рози М. Бэнкс. Критики порой упрекают ее в сентиментальности. Где-где, а в рождественском рассказе свойство это проявилось вполне. Миссис Литтл не поскупилась на снег и омелу, снегирей и поющих крестьян. Бинго рассказал мне эти «Ручонки» во всех ужасных подробностях, но я ограничусь главным. Крестный выгнал крестницу, которая полюбила художника, однако под Рождество она пришла к нему с младенцем. Представьте себе финал. Вот он сидит в библиотеке, обитой дубовыми панелями, одной рукой держит ребенка, другою — выписывает чек…

Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер — крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?

Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.



Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять — ей, десять — ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя «Ручонок». Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А. О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.

— Привет, — сказал он. — Хозяин дома?

Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.

— Да, сэр, — сообщил он. — Еще не встал. Поздно вернулся.

Бинго понимающе кивнул.

— Молодость, молодость! — заметил он. — Э?

— Да, сэр.

— Веселое время…

— По-видимому, сэр.

— Так я зайду?

— Прошу вас, сэр. Его взять?

— А? Нет-нет! Это — крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.

— Да, сэр?

— Знаете, не виделись с крестин.

— Вот как, сэр?

— Ну, пошли.

— Мистер Проссер в гостиной, сэр.

— В гостиной? Я думал, в спальне.

— Нет, сэр. Он в камине, сэр.

Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: «Траля-ля!» Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.

Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.

— Коркер, — сказал он, — через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.

— Превосходно, сэр.

— Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: «Это ваш крестник, сэр». Или: «Крестничичечечек, сэр». Выговорите?

— Нет, сэр.

— Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока. Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу:

— Кроличек!

— Зайчик!

— Как давно я тебя не видела! Где Алджи?

— У Пуффи Проссера. Заскочили по дороге, а тот в него вцепился. Все-таки крестный отец… Заберем на обратном пути.

— Забери ты. Я отвезу маму, ей нехорошо.

— Да, — согласился Бинго, — вид поганый. На грязи, и как можно скорей! Жду у Пуффи.

— Где он живет?

— Парк-Лейн, 62.

— Я скоро приеду. Да, дорогой, ты деньги положил?

— А, черт! — вскричал Бинго. — Забыл, спешил к тебе. Возьмем Алджи — и положим.



Смело сказано, но на Парк-Лейн, у дома, он все-таки заволновался. Кто его знает, этого Пуффи! А вдруг не даст? В конце концов, сэр Эйлмер Молверер — поджарый, здоровый дядька, по-видимому — не с перепоя.

Поэтому он беспокоился, спрашивая Коркера:

— Все в порядке?

— И да, и нет, сэр.

— То есть как? Хозяин звонил?

— Нет, сэр.

— Почему же он не звонил?

— Он кричал, сэр.

— Кричал?

— Да, сэр. Издал пронзительный крик, свидетельствующий об испуге. Примерно так кричал он после Нового года, когда подумал — ошибочно, сэр, — что видит розового слона.

Бинго нахмурился:

— Мне это не нравится.

— Точно то же самое сказал мистер Проссер, сэр.

— Крестные не кричат при виде крестников. Пойду, посмотрю, в чем дело.

Он пошел — и остановился в изумлении.

Алджернон Обри сидел на ковре, пытаясь проглотить шарик. Пуффи смотрел на него выпученными глазами. Бинго, человек сметливый, заметил какую-то напряженность и решил, что тактичней о ней не говорить.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отвечал Пуффи.

— Какое утро!

— Да, погода — будь здоров.

Поболтав о европейской политике, они замолчали. Потом Пуффи спросил:

— Бинго, ты, часом, не видишь ничего на полу?

— Это ребенка, что ли?

Пуффи протяжно вздохнул:

— Ре-бен-ка? Он тут есть?

— Конечно, — отвечал Бинго. — Тю-рю-рю, — прибавил он, втягивая сына в беседу. — Папа пришел.

— Папа?

— Папа.

— Это твой?

— Мой.

— Что он тут делает?

— Да так, зашел.

— Что ж он сразу не сказал?! Я чуть не спятил от страха.

— Ты его не поцелуешь?

Пуффи дернулся.

— Не шути так, — попросил он и прибавил, глядя на крестника с большой дистанции: — А я еще думал жениться!

— И правильно, — одобрил Бинго. — Жениться очень хорошо.

— До определенной меры, — сказал Пуффи. — Ты подумай, какой риск!

— А что такое?

— То есть как — что?! — проговорил Пуффи тихим, дрожащим голосом. — Как — что? Да если бы не ты, это могло быть у меня! Честное слово, я собирался сделать ей предложение. Слава богу, ты помешал. — Он испустил глубокий вздох. — Бинго, старик, ты вроде просил пятерку?

— Десятку.

Пуффи покачал головой:

— Этого мало. Пятьдесят, а?

— Пятьдесят?

— Ты не против?

— Нет-нет, что ты!

— Хорошо, — сказал Пуффи.

— Замечательно, — сказал Бинго.

— Простите, сэр, — сказал Коркер, появляясь в дверях, — швейцар сообщил, что миссис Литтл ждет вас у входа.

— Скажите, я сейчас, — отвечал Бинго.