- Вот именно. Власти потрудились на славу, сконструировав головной убор для констебля Оутса. Они желали, чтобы полисмен выглядел внушительно, а посему не стали прикрывать ему макушку скорлупкой грецкого ореха. Эту посудину в непроходимых джунглях не спрячешь. Ну, и бог с ним, - сказал я. - Всё равно у меня осталось единственное оружие: такт и изысканная вежливость. Интересно, когда эти два типа заявятся? Должно быть, с минуты на минуту. О! По-моему, рука Закона до меня добралась, Дживз.
      Но, предположив, что стукач, если так можно выразиться, который в данную минуту постучал в дверь, был сэром Уаткиным Бассетом, я глубоко ошибся. Из коридора послышался голос Стефи.
      - Берти! Открой!
      Пожалуй, больше всего на свете я хотел видеть сейчас именно Стефи, но это не означало, что я мгновенно впустил её в комнату. Благоразумие требовало, чтобы я провёл предварительное расследование.
      - Ты одна или со своим дурным псом?
      - Одна. Бартоломью выгуливает дворецкий.
      - В таком случае, милости прошу.
      Стефи вошла и увидела перед собой Бертрама со скрещенными на груди руками и пронзительным взглядом. Однако мне показалось, мой суровый вид на неё не подействовал.
      - Берти, лапочка:
      Девица умолкла, поражённая звериным рычанием, вырвавшимся из горла Вустера.
      - Прекрати называть меня «Берти, лапочка». Полицейский шлем - единственная тема, которую я готов с тобой обсуждать. Это ты запихнула его в мой чемодан?
      - Конечно я. Не задавай идиотских вопросов. Для того и пришла, чтобы об этом тебе сказать. Помнишь, я пыталась найти для него подходящее место? Я думала и думала, пока моя голова чуть не лопнула, и вдруг меня словно молнией ударило.
      - Жаль, что я не молния.
      Мой ледяной тон явно её удивил. Она посмотрела на меня с девичьим изумлением, я имею в виду, широко открытыми глазами.
      - Но, Берти, лапочка, чем ты недоволен? Тебе-то какая разница?
      - Ха!
      - Не понимаю. Мне казалось, ты будешь рад выручить меня из беды.
      - Да? - сказал я, и, можете мне поверить, вложил в это слово определённый смысл, чтобы как следует подколоть наглую девицу.
      - Сам понимаешь, я не могла рисковать. Представь, вдруг дядя Уаткин обнаружил бы в моей комнате полицейский шлем?
      - Ты предпочла, чтобы он обнаружил его в моей?
      - Соображаешь, что ты несёшь? Он не может заявиться к тебе с обыском.
      - Правда?
      - Не валяй дурака, Берти. Ты - его гость.
      - Думаешь, это удержит твоего дядюшку? - Я улыбнулся своей особой улыбкой: горькой и сардонической. - Заразный старикан понятия не имеет о законах гостеприимства, можешь не сомневаться в этом ни на минуту. Должен тебе сообщить, он определённо собирается обыскать мою комнату, и, насколько мне известно, его до сих пор тут нет по единственной причине: он рыщет по всему дому с охотничьим хлыстом в поисках Гусика.
      - Гусика?
      - Папаша Бассет гоняется за Гусиком, чтобы как следует его высечь. Но он не будет гоняться за ним всю свою жизнь. Рано или поздно старикашка поймёт, что дичь от него упорхнула, и прискачет ко мне, вооружившись до зубов увеличительным стеклом и прихватив с собой ищейку.
      Наконец-то до неё дошло, в каком безнадёж. полож. я очутился. Девица до того растерялась, что даже взвизгнула, а глаза у неё если и не наполнились слезами, то по крайней мере округлились.
      - Ох, Берти! Должно быть, я здорово тебя подвела.
      - Вот теперь ты попала в самую точку.
      - Зря я попросила Гарольда умыкнуть эту дрянь. Я сделала ошибку. Признаю. Но всё равно, зря ты так кипятишься. Пусть дядя Уаткин найдёт у тебя шлем, что с того? Какое это имеет значение?
      - Ты слышал, Дживз?
      - Да, сэр.
      - Значит, со слухом у меня всё в порядке. Говоришь, какое это имеет значение?
      - Ну, да. Я имею в виду, твоя репутация никак не пострадает. Всем известно, ты только тем и занимаешься, что тянешь полицейские шлемы почём зря. Одним больше, одним меньше, какая разница?
      - Ха! А с чего ты взяла, юная Стефи, что когда ассириец бросится ко мне, как волк к овчарне, вину приму покорно на себя я, а не: как там дальше, Дживз?
      - :вскричу, поведав правду миру, сэр.
      - Спасибо, Дживз. Так вот, с чего ты взяла, что вину приму покорно на себя я, а не вскричу, поведав правду миру?
      Если помните, я упоминал, что совсем недавно Стефи посмотрела на меня широко открытыми глазами. Сейчас они не просто открылись, а прямо-таки распахнулись. По правде говоря, никогда бы не поверил, что такое возможно. К тому же девица снова взвизгнула, вернее, завизжала, причём так громко, что у меня в ушах зазвенело.
      - Берти!
      - Чего тебе?
      - Берти!
      - Я тебя слушаю.
      - Но, Берти, ты ведь поможешь Гарольду выкрутиться? Возьмёшь вину на себя? Ты сам говорил сегодня днём, его могут лишить духовного сана. Я не позволю, чтобы его лишили духовного сана. Куда он денется, если его лишат духовного сана? На викария без духовного сана будет коситься всяк, кому не лень. Почему ты не хочешь сказать, что это ты украл шлем? Тебя всего-навсего выкинут из дома, а ты ведь и сам не хочешь здесь оставаться, правда?
      - Возможно, тебе неизвестно, что твой полоумный дядюшка собирается засадить исполнителя данного преступления в кутузку.
      - Ох, нет. В худшем случае он тебя оштрафует.
      - Как же! Он лично меня заверил, что упрячет негодяя за решётку, и не поморщится.
      - Наверняка взял тебя на испуг. Уверена, когда он говорил:
      - Даже не надейся. Не было в его глазах озорного огонька.
      - Ну, тогда вопрос решён. Я не могу допустить, чтобы мой любименький Гарольд торчал в тюрьме.
      - А как насчёт твоего лапочки Бертрама?
      - Мой Гарольд такой чувствительный!
      - Подумаешь! Я тоже чувствительный.
      - Ты вполовину не такой чувствительный, как Гарольд. Берти, ты ведь не станешь вставлять мне палки в колёса? Куда подевался твой спортивный дух? Помнишь, ты как-то сказал, кодекс чести Вустеров гласит: «Друзья - в первую очередь»?
      Она нащупала моё слабое место. Тот, кто говорит со мной о кодексе чести Вустеров, затрагивает в моей душе как-там-они-называются струны. В железной броне Бертрама образовалась брешь.
      - Тебе хорошо говорить:
      - Берти, лапочка!
      - Да, но, прах побери:
      - Берти!
      - Ох, ну хорошо.
      - Ты выгородишь Гарольда? Возьмёшь вину на себя?
      - Придётся.
      Стефи восторженно взвыла, и, если б я не отскочил в сторону, наверняка бросилась бы мне на шею. По крайней мере она сделала такую попытку, вытянув руки и шагнув вперёд. Одураченная моей ловкостью, девица вновь взялась за старое и начала выписывать свои па, словно была закоренелой весенней танцономанкой.
      - Берти, миленький, огромное тебе спасибо. Так и знала, что ты не подкачаешь. Я так тебе благодарна, так тобой восхищаюсь. Ты напоминаешь мне Картера Паттерсона: нет, не его: Ника Картера: нет, не Ника Картера: Дживз, кого напоминает мне мистер Вустер?
      - Сиднея Картона, мисс.
      - Вот именно. Сиднея Картона. Но он сопляк по сравнению с тобой, Берти. И вообще, мне кажется, ты делаешь из мухи слона. С чего ты взял, что дядя Уаткин найдёт шлем, если обыщет комнату? Да его можно запрятать куда угодно.
      И прежде чем я раскрыл рот, чтобы спросить: «Например?», она протанцевала к двери и вытанцевала в коридор. Постепенно её шаги и завывания, которые она, несомненно, считала пением, затихли в отдаленьи.
      Я повернулся к Дживзу, и, можете мне поверить, на устах моих блуждала горькая улыбка.
      - Женщины, Дживз!
      - Да, сэр.
      - Итак, Дживз, - сказал я, в то время как моя рука сама собой потянулась к графину, - это конец.
      - Нет, сэр.
      Моя самостоятельная рука дёрнулась с такой силой, что я чуть было не вывихнул себе плечо.
      - Это не конец?
      - Нет, сэр.
      - Ты имеешь в виду, тебя осенило?
      - Да, сэр.
      - Но совсем недавно ты говорил, что ничего не можешь придумать.
      - Да, сэр. Но с тех пор я некоторое время размышлял над сложившейся ситуацией, и теперь могу сказать «Эврика!»
      - Что сказать?
      - Эврика, сэр. Подобно Архимеду.
      - Разве он сказал «Эврика?» Мне казалось, это был Шекспир.
      - Нет, сэр. Архимед. Я осмелюсь порекомендовать вам, сэр, выбросить шлем из окна. Я считаю наиболее невероятным, что сэру Уаткину придёт в голову осматривать окрестности Тотли-Тауэра, а впоследствии мы сможем отыскать шлем не торопясь. - Он умолк и наклонил голову. - Если вы одобряете мою мысль, сэр, мне кажется, следует поторопится с её осуществлением. Я слышу звуки приближающихся шагов.
      Как всегда, Дживз оказался прав. Хотите верьте, хотите нет, даже воздух дрожал от топота, и если это не стадо бизонов неслось по коридорам Тотли-Тауэра, значит, к нам пожаловал враг. С живостью ягнёнка в овчарне, увидевшего приближающихся ассирийцев, я подскочил к окну и выбросил проклятую железку в тёмную ночь. По правде говоря, я даже не успел с облегчением вздохнуть, как дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалились в нижеперечисленном порядке: тётя Делия, улыбавшаяся удивлённо и снисходительно, словно она решила позабавить детей и согласилась поиграть с ними в какую-то дурацкую игру; папаша Бассет в лиловом халате и констебль Оутс, время от времени прикладывавший к центру своей физиономии носовой платок.
      - Ради бога, прости за беспокойство, Берти, - учтиво произнесла моя престарелая родственница.
      - Ну, что ты, - в такой же изысканной манере любезно ответил я. - Чем могу?
      - Сэр Уаткин почему-то вбил себе в голову, что ему необходимо обыскать твою комнату.
      - Обыскать мою комнату?
      - Я всё вверх дном тут переверну, - пообещал мне вредный старикашка, принимая Бошер-стритный вид.
      Я взглянул на тётю Делию и приподнял бровь.
      - Ничего не понимаю. В чём дело?
      Она снисходительно рассмеялась.
      - Ты не поверишь, Берти, но он считает, здесь находится его кувшинчик для сливок.
      - Кувшинчик потерялся?
      - Его украли.
      - Не может быть!
      - Представь себе, да.
      - Ничего себе!
      - Сэр Уаткин очень взволнован.
      - Неудивительно.
      - Он ужасно нервничает.
      - Бедный старичок!
      Я участливо положил руку на плечо папаши Бассета, но, видимо, допустил промашку, потому что мой жест его не успокоил.
      - Я с лёгкостью обойдусь без ваших утешений, мистер Вустер, и буду вам весьма признателен, если впредь вы воздержитесь от упоминаний обо мне, как о «старичке». У меня имеются все основания предполагать, у вас находится не только мой кувшинчик для сливок, но также шлем констебля Оутса.
      Сами понимаете, в данный момент мне следовало весело рассмеяться, поэтому я рассмеялся, и очень весело.
      - Ха-ха!
      Тётя Делия меня поддержала.
      - Ха-ха!
      - Какой абсурд!
      - Какая нелепость!
      - Зачем, скажите на милость, мне сдались ваши кувшинчики для сливок?
      - Или полицейские шлемы.
      - Вот именно.
      - Ты когда-нибудь слышал нечто подобное?
      - Конечно, нет. Мой добрый старый хозяин дома, - сказал я, - давайте не будем нервничать и спокойно разберёмся что к чему. Не хочу вас обидеть, и вообще, говорю с наилучшими намерениями, но должен вам заметить, вы сядете, если уже не сели, в преогромнейшую лужу. Так не пойдёт, знаете ли. Нельзя врываться к людям за просто так и обвинять их невесть в каких преступлениях, не имея на это ни малейших оснований.
      - Не беспокойтесь, мистер Вустер, у меня имеются доказательства.
      - Это вы так решили. А я утверждаю, именно тут вы и промахнулись, дальше некуда. Не подскажете, когда умыкнули этот ваш датский новодел?
      Кадык у него задергался как живой, а кончик носа почему-то порозовел.
      - Это не датский новодел!
      - Вопрос спорный. Но меня интересует, в котором часу он исчез из дома?
      - Он не исчезал из дома!
      - Повторяю, это вы так решили. Ну, хорошо, когда его украли?
      - Примерно двадцать минут назад.
      - Ну вот, что я говорил? Двадцать минут назад я находился в своей комнате.
      Моё утверждение его потрясло. Я так и думал, что спеси в нём поубавится.
      - Вы находились в своей комнате?
      - Находился.
      - Один?
      - Напротив. Со мной был Дживз.
      - Кто такой Дживз?
      - Как? Вы не знаете Дживза? Вот он, Дживз. Дживз: сэр Уаткин Бассет.
      - Что ты здесь делаешь, мой милый?
      - Вот именно, делает. Он делает свою работу и, должен заметить, делает её превосходно.
      - Благодарю вас, сэр.
      - Не за что, Дживз. Заслужил.
      Уродская, чтобы не сказать хуже, ухмылка обезобразила лицо папаши Бассета, если, конечно, считать, что подобную физиономию можно было хоть чем-то обезобразить.
      - Сожалею, мистер Вустер, но я не готов принять в качестве доказательства вашей невиновности никем не подтверждённое слово вашего лакея.
      - Говорите, никем не подтверждённое? Дживз, тащи сюда мистера Споуда. Скажи, для разнообразия ему предстоит шесть секунд побыть моим алиби.
      - Слушаюсь, сэр.
      Дживз мелькнул и исчез, а папаша Бассет несколько раз судорожно сглотнул, словно с обеда в горле у него застряла кость.
      - Разве Родерик был с вами?
      - Не сомневайтесь в этом ни на минуту. Возможно, ему вы поверите?
      - Естественно, Родерику Споуду я поверю.
      - Вот и договорились. Сейчас он к нам пожалует.
      Старикашка задумался.
      - Ну, что ж. Возможно я ошибался, предположив, что у вас находится мой кувшинчик для сливок. Значит, он был похищен кем-то другим.
      - Могу об заклад побиться, неизвестными грабителями, - сказала тётя Делия.
      - Вероятнее всего, без международных гангстеров здесь не обошлось, заявил я.
      - Похоже, так оно и есть.
      - Наверняка о покупке сэра Уаткина каждая собака знала. Ты ведь помнишь, сначала корову собирался приобрести дядя Том, а он как пить дать разболтал всем и каждому, в чьи руки она попала. Международные гангстеры всегда держат ухо востро, и узнать подобные новости для них раз плюнуть.
      - Гангстерам палец в рот не клади, - согласилась моя ближайшая и дражайщая.
      Мне показалось, при упоминании имени дяди Тома папаша Бассет слегка поморщился. Муки совести трудились вовсю, грызя старикашке внутренности, как и положено было мукам совести.
      - Будем считать данный вопрос решённым, - произнёс он. - Что касается кувшинчика, признаю, вы полностью сняли с себя подозрения. А теперь вернёмся к шлему констебля Оутса. Мне доподлинно известно, мистер Вустер, что вы его присвоили.
      - Да ну?
      - Именно присвоили. Констебль получил необходимую информацию от свидетеля. Таким образом, я намерен незамедлительно приступить к обыску вашей комнаты.
      - Вы уверены, что не пожалеете?
      - Абсолютно уверен.
      Я пожал плечами.
      - Дело ваше. Как хотите. Если вы именно так истолковываете обязанности, которые надлежит выполнять хозяину дома, пожалуйста, не стесняйтесь. Могу лишь заметить, вы несколько странно печётесь об удобстве своих гостей. Можете не рассчитывать, что я приеду сюда ещё раз.
      Если помните, я говорил Дживзу, мне будет забавно стоять и смотреть, как по мере обыска у придурка и его коллеги будут вытягиваться физиономии. Я оказался прав на все сто. Не помню, когда ещё я так веселился. Но всему на свете приходит конец, и минут через десять мне стало ясно: ищейки поджали хвосты и собираются разбежаться в разные стороны.
      Когда папаша Бассет, взмокший от трудов праведных, ко мне повернулся, у него был такой кислый вид, словно он объелся лимонов.
      - Похоже, я вынужден принести вам свои извинения, мистер Вустер.
      - Сэр У. Бассет, - торжественно ответил я, - впервые я слышу из ваших уст правдивое слово.
      А затем, скрестив руки на груди и вытянувшись во весь рост, я выдал ему по первое число.
      Я не могу в точности припомнить, как я его отделал, так что моя блестящая речь потеряна для человечества. Жаль, рядом не оказалось стенографистки, потому что я превзошёл самого себя, двух мнений быть не может. Правда, два-три раза в «Трутне» (само собой, под влиянием горячительных напитков) я тоже блистал, срывая аплодисменты, но никогда ещё не достигал тех высот, на которых парил сейчас. Папаша Бассет трещал и тёк по швам прямо на глазах.
      Но по мере того, как я развивал свою мысль, а мои изречения становились всё ярче и сочнее, я вдруг заметил, что больше не держу ситуацию под контролем. Старикашка перестал меня слушать и замер на месте, глядя через моё плечо. К гадалке не ходи, он увидел какое-то потрясающее зрелище, поэтому я быстро обернулся, чтобы случайно не прозевать чего-нибудь интересного.
      В соляной столб сэра Уаткина Бассета превратил не кто иной, как дворецкий, который стоял в дверях, держа серебряный поднос в правой руке. А на серебряном подносе лежал полицейский шлем.

ГЛАВА 14