ГЛАВА 6

Не помню, по какому поводу, но Дживз как-то говорил мне, что сон прядет паутину успокоения. Дживз считает, что сон — бальзам для утомленного сознания. То есть, я так понимаю, что если у тебя есть проблемы, то через восемь часов сна их у тебя не будет.

Какая чушь! Сон мне никогда не помогал, как это произошло и на этот раз. Я ложился спать в сумрачном расположении духа, и утренний свет следующего дня конечно же не развеял этого сумрака. Кто знает, думал я, отодвигая в сторону нетронутым утреннее яйцо вкрутую, — кто знает, как быстро сможет раскрутить эту историю мамаша Крим? И если я буду продолжать «пасти» Уилберта Крима, как скоро он набросится на меня с кулаками? Было ясно, что он УЖЕ сыт обществом Бертрама Вустера, и еще одно мое появление в поле его зрения могло подтолкнуть его к принятию соответствующих ко мне мер.

Так думал я. Потому и за ленчемаппетита у меня не было никакого, хотя яства Анатоля превосходили все ожидания. Я вздрагивал всякий раз, когда видел, с каким подозрением смотрит миссис Крим на Глоссопа, который старательно нас обслуживал. А долгие, влюбленные взгляды, что бросал Уилберт на Филлис Милз, приводили меня в полный ужас. Я знал, что после ленча он наверняка опять позовет девушку прогуляться на полянку, и у меня были все основания предполагать, что если он увидит там и меня, то будет… ну несколько раздосадован.

Но, слава богу, когда мы стали вставать из-за стола, Филлис сказала, что ей надо пойти к себе, чтобы перепечатать речь ее папочки, и я почувствовал некоторое облегчение. Я думаю, что даже у нью-йоркского плейбоя, что вечно волочится за блондинками, вряд ли хватит наглости зайти к девушке в комнату. Уразумев, что на настоящий момент ничего конструктивного в этом направлении он сделать не может, Вилли прогундосил, что пойдет пожалуй погуляет с Поппетом. Очевидно выгуливание собак вообще было его методом заглушения тоски, ну, и конечно, не лишенная приятности вещь для самой собачки. Так что эти двое устремились вдаль: такса резвилась, у Вилли сии симптомы отсутствовали, зато он размахивал палкой на ходу и был зол как собака. Вскоре они оба растаяли в дымке горизонта.

Я между тем подумал, что, наверное стоит поискать на полках тетушки Далии какую-нибудь книжку Мамаши Крим: что я и сделал, а потом уселся в плетеное кресло, вынесенное на травку. Я несомненно остался бы под большим впечатлением от книги, ибо Кримша несомненно была талантливой авторшей, если бы полуденная жара не сморила меня в середине Главы Второй.

Пробудившись через некоторое время и прислушавшись к себе, не сплела ли дрема паутину успокоения, я не заметил никакой паутины, зато мне сказали, что меня к телефону. Я поспешил к таковому, и услышал, как в трубке раскатом грома прогремел голос тетушки.

— Берти?

— Да, Бертрам это я.

— Почему ты так долго не подходил? Я проторчала у телефона битый Шрузбергский час [Единица измерения времени по тетушке Далии].

— Простите, тетушка, я летел на крыльях, просто полет начинался аж с самой лужайки.

— Небось дрыхнешь после ленча?

— Да, на некоторое время мои вежды действительно сомкнулись.

— Ты опять слишком много ешь.

— По-моему, в это время дня обычно принято немного подкрепиться, — сказал я довольно холодно. — Но как себя чувствует мой брат Бонзо?

— Ничего.

— Что с ним?

— Корь, но кризис уже миновал. Слушай, почему такая паника, зачем ты просил, чтобы я тебе позвонила? Неужели ты просто хотел услышать голос своей тетушки?

— Я всегда рад слышать голос тетушки, но на этот раз по более обстоятельной причине. Мне показалось, что тебя надо предупредить о том, что здесь у нас назревают нехорошие события.

— Что назревает?

— Мамаша Крим начинает заводиться, у нее появляются некоторые подозрения.

— Подозрения насчет чего?

— Насчет Попа Глоссопа. Ей не нравится его физиономия.

— Ну знаешь, ее физиономия тоже не очень-то.

— Но она предполагает, что он не настоящий дворецкий.

Звук, раздавшийся из трубки, забарабанил в мои барабанные перепонки, из чего я сделал вывод, что тетушка Далия задорно смеется.

— Ну и пусть себе предполагает.

— И ты совсем не обеспокоена?

— Ничуть. Ну что она может поделать? Так или иначе, Глоссоп проживет у нас не меньше недели. Он сказал, что этого времени ему должно хватить, чтобы разобраться с психикой Уилберта. Так что Адела Крим меня мало заботит.

— Не знаю, не знаю, но я бы сказал, что она представляет для нас некоторую опасность.

— Она вообще из себя ничего не представляет. Ну, что там у тебя еще?

— Да еще эта эпопея «Уилберт Крим плюс Филлис Милз».

— Ну вот, это уже гораздо интереснее. Бобби Уикам сказала тебе, что ты должен прилипнуть к Уилберту как…

— …как брат родной?

— …я бы сказала как банный лист, но как тебе будет удобней. Бобби объяснила тебе ситуацию?

— Объяснила, теперь я бы хотел кое-что провентилировать с тобой.

— Что сделать?

— Провентилировать.

— Ну давай, вентилируй.

Оценив ситуацию со свойственной Вустерам прозорливостью, я начал выкладывать свой взгляд на происходящее.

— Дорогая моя старушка, — начал я. — Вот идем мы по жизни, и разве мы не должны попытаться понять ближнего, в данном случае Уилберта Крима? Попытаемся встать на его место и представить, каково ему, когда мы за ним все время ходим. Он же тебе не Мэри.

— Что ты сказал?

— Я говорю, он же не Мэри. Это Мэри нравилось, когда за нею ходят вслед.

— Берти, ты пьян.

— Ничего подобного.

— Скажи: Британская конституция.

Я повторил.

— А теперь скажи: «Она ракушки продает на побережье»

Я вторил эхом.

— Странно, ты действительно не пьян. Тогда причем тут какая-то Мэри. Как ее фамилия?

— Разве у нее была фамилия? Насколько я помню, «…у Мэри был барашек, белый словно снег. „Я в школу“, — Мэри скажет, а он за нею вслед.» Я бы конечно не сказал, что я пушистый словно снег, но то, что я хожу за ним вслед, это точно. Но поскольку ему это явно не нравится, я боюсь, как бы концовка не получилась из другого стихотворения, когда остались от Вустера рожки да ножки.

— Он тебе говорил это?

— Еще нет. Но его взгляд красноречив.

— Это не страшно. Он не посмеет, это будет оскорблением против меня.

— Но разве ты не видишь, что может произойти нечто нехорошее. Уилберт начнет переходить от слов к делу, и в один прекрасный день просто заедет мне кулаком, тогда я заеду ему своим, а ты ведь знаешь, что Вустеры ничего не делают наполовину.

Тетушка возмущенно загремела:

— Ты не посмеешь этого сделать, Берти, иначе получишь от меня проклятие в письменной форме, заверенное нотариусом. Не смей связываться с этим человеком, заруби это у себя на носу. И подставь другую щеку, несчастный. Если ты поколотишь сына Аделы, она мне этого никогда не простит. Он тотчас пожалуется своему мужу и…

— …и дядюшка Том теряет свою сделку. А я тебе про что говорю. Если уж Уилберту Криму на роду написано быть побитым, пусть уж лучше тем, кто не является родственником Траверсов. Ты должна срочно искать мне замену.

— Ты что, предлагаешь мне нанять частного детектива?

— Нет, я предлагаю тебе пригласить сюда Киппера Херринга. Он именно тот, кто тебе нужен. Он с готовностью возьмется за предложенное тобой дело, и уж если между ними возникнет потасовка, то это уже будет неважно, так как он не твой племянник. Я даже не думаю, что Уилберт захочет врезать Кипперу кулаком, потому что у того слишком внушительная внешность. У него такие мощные мускулы, и к тому же у него мятое боксерское ухо.

Из трубки повеяло легким сквознячком: это моя тетушка обдумывала поступившее предложение.

— Знаешь Берти, иногда твой интеллект соответствует твоей возрастной группе. Я думаю, на этот раз ты прав. Я совсем забыла про Херринга. Ты думаешь он согласится приехать?

— Да он только позавчера распинался, как бы ему напроситься на приглашение. В его памяти цветут вечнозеленые воспоминания о кухне Анатоля.

— Так отбей ему телеграмму. Продиктуй по телефону. И подпиши моим именем.

— Договорились.

— Скажи пусть все бросает и едет сюда.

Тетушка повесила трубку, и я собрался было набросать текст телеграммы, но как это всегда бывает после такого напряжения, мною овладела сильная тяга, тяга принять. Как бы сказал Дживз, о дайте мне бокал бодрящей влаги. Поэтому я позвонил в колокольчик и откинулся в кресле. В этот момент дверь открылась и ко мне в комнату вкатилось круглое существо с лысой головой и мохнатыми бровями. Я испуганно вскочил. Я совсем забыл, что позвякивание колокольчиками в Бринкли при данных обстоятельствах чревато появлением сэров Родериков Глоссопов.

Всегда очень трудно выбрать тему разговора с помесью дворецкого и психиатра, особенно если твои отношения с последней его половиной были не очень-то дружескими. Я был в замешательстве. Между тем я был мучим жаждой, как олень уже склонившийся над водопоем. Но попробуйте попросить такого дворецкого стаканчик виски с содовой: может последовать реакция психиатра! Правда, важно, какая именно часть его личности будет преобладать над ним в данный момент. Но я с облегчением увидел, что он добродушно мне улыбается и выказывает готовность к милому общению. Самое главное в нашей беседе будет только не затрагивать тему о грелках.

— Добрый день, мистер Вустер. Я все собирался поговорить с вами с глазу на глаз. Но я думаю, что мисс Уикам уже объяснила вам обстоятельства дела? Да? Тогда все проще, и я напрасно боялся, что вы случайно меня можете выдать. Вы уже знаете, что ни под каким видом миссис Крим не должна знать мое истинное лицо?

— Разумеется. Печать молчания. Да пойми она, что вы просвечиваете ее сына на предмет того, каким материалом набита его голова, я думаю, она бы обиделась, а может даже возмутилась.

— Именно так.

— Ну и как?

— Простите?

— Ваше просвечивание. Наблюдаются ли у испытуемого признаки спячивания?

— Если вы имеете в виду, сложилось ли у меня определенное мнение на предмет ненормальности Уилберта Крима, ответом будет нет. Обычно я могу судить о человеке уже после однократной беседы, но в случае с этим молодым господином дело обстоит иначе. С одной стороны, мы знаем о его дурной репутации…

— Всякие его прикольчики.

— Именно.

— Вы знаете, что он предъявляет свои чеки к оплате, направив на банковского служащего револьвер?

— Разумеется. Есть еще ряд других характерных особенностей в его поведении, указывающих на его психическую неуравновешенность. Единственно, что не вызывает сомнения, так это то, что Уилберт Крим — человек эксцентричный.

— И все же вы считаете, что у вас пока нет достаточных оснований, чтобы надеть на него смирительную рубашку?

— Мне бы хотелось понаблюдать его подольше.

— Дживз говорил мне, что слышал о Уилберте Криме что-то интересное, когда мы были в Нью-Йорке. Это может оказаться очень важным.

— Вполне возможно. И что же он слышал?

— Он не может вспомнить.

— Очень жаль. Так о чем я говорил: поступки этого молодого человека свидетельствуют о глубоко скрытом неврозе, возможно даже шизофрении, но против этого говорит тот довод, что при разговоре с людьми нет ни малейшего на то намека. Вчера утром мы с ним довольно долго беседовали, и я нашел его очень даже приятным человеком. Он, например, интересуется старинным серебром, и с большим воодушевлением рассказывал о серебряном сливочнике, который он увидел в коллекции вашего дядюшки.

— А он вам не говорил, что это сливочник работы восемнадцатого века?

— Нет разумеется.

— Это он маскируется.

— Простите?

— Я имею в виду он делает невинный вид, усыпляет вашу бдительность. Рано или поздно его прорвет. Эти парни с глубокими неврозами очень хитрые ребята.

Глоссоп неодобрительно покачал головой.

— Не стоит так поспешно судить о людях, мистер Вустер. Мы не должны заблуждаться. Если мы будем так легки в суждениях, ничего хорошего из этого не выйдет. Вспомните, как однажды я чуть не записал вас в сумасшедшие. Из-за каких-то двадцати трех котов, что оказались в вашей комнате.

Я густо покраснел. Это случай имел место несколько лет тому назад, и с его стороны было бы гораздо тактичней не поминать прошлого.

— Но вам же тогда все объяснили.

— Конечно. И я понял, что напрасно так думал про вас. Поэтому и в случае с Уилбертом Кримом я тоже не должен делать скоротечных выводов. Надо еще подождать, посмотреть.

— Все взвесить?

— Вот именно. Но, мистер Вустер, вы звали меня. Чем я могу быть вам полезен?

— Видите ли, я хотел попросить виски с содовой, но мне, право, неудобно вас беспокоить.

— Мой дорогой Вустер, пусть временно, но я все же дворецкий, и надеюсь, что оправдываю это звание. Будет исполнено сию минуту.

Когда Глоссоп выкатился из комнаты, я подумал, стоит ли говорить ему, что Миссис Крим тоже решила все взвесить, но только относительно его самого: но я решил все же не говорить, чтобы не выводить его из равновесия. С него хватит и того, что ему приходится отзываться на фамилию Сордфиш.

Когда Сордфиш вернулся, он принес не только бокал живящей пьянительной влаги, которой я не преминул пригубить, но и письмо, пришедшее дневной почтой. Но это было уже как говорится «на второе». Письмо было от Дживза. Я открывал его без малейших подозрений, думая, что содержание его сводится примерно к «доехал нормально, у меня все хорошо, чего и вам желаю».

Ничего подобного! Я прочитал и изумленно воскликнул, чем весьма озаботил Попа Глоссопа.

— Мистер Вустер, надеюсь у вас все в порядке?

— Как вам сказать, у кого-то очевидно все же не все в порядке. Видите ли, это письмо от моего слуги Дживза, он сейчас на отдыхе, ловит креветок: он проливает свет на некоторые особенности личности Уилберта Крима.

— Неужели? Очень интересно.

— Я вам уже говорил, что перед отъездом Дживза у нас всплыло имя Уилберта Крима, так как по сообщению тетушки Далии он гостит у нее. Ну, у нас завязался такой небольшой диалог, и перед самым своим уходом Дживз обронил фразу, что будто он что-то такое слышал про этого Уилберта, да запамятовал, что именно. Он пообещал, что если вспомнит, то сообщит. Слушайте, он вспомнил! И вы знаете что он тут пишет? Попробуйте отгадайте!

— Ну вы понимаете, нам сейчас с вами не в гадалки играть.

«Да, конечно, вы правы. так вот, Дживз пишет, что этот Уилберт Крим, он… как это там называется…» — я снова заглянул в письмо. «Ага, вот: „клептоман“. То есть это значит, что этот парень ходит повсюду и ворует всякие вещицы».

— Боже правый!

— Я бы даже сказал: «Черт меня побрал!»

— Кто бы мог подумать!

— Я вам говорил, что он маскируется. Я даже думаю, что они затем и вывезли его из Америки.

— Несомненно.

— Но они не учли тот факт, что в Англии тоже полно вещей, которые можно стянуть. Что вы на это скажете?

— Вы совершенно правы. Я сразу вспомнил про коллекцию вашего дядюшки.

— И я тоже.

— Я боюсь, что этот несчастный не смог устоять перед искушением.

— Я бы не назвал его несчастным. По-моему он занимается этим с большим удовольствием.

— Нам нужно срочно проверить всю коллекцию. Вдруг что-нибудь пропало.

Должен вам сказать, что мы добрались до комнаты не в мгновение ока, так как Поп Глоссоп по своей комплекции скорее создан для сидячего образа жизни. Но вот мы уже и там, и комнате, и окинув помещение беглым взглядом, я было издал вздох облегчения, но тут Глоссоп сказал «Ндааа!» и начал вытирать со лба обильно выступивший пот. Тогда и мой взор уловил, что среди присутствующих экспонатов отсутствовал мой сливочник…

ГЛАВА 7

Могу вам описать, что представлял из себя этот сливочник. Это был такой серебряный кувшин, вернее, это был кувшин в форме коровы с загнутым кверху хвостом: выражение у этой коровы было довольно плутоватое, очевидно, автору позировало животное, которое (-ая) к следующей дойке предполагало (-а) лягнуть свою дорогую доярку под ребра. В спине у коровы была откидывающаяся крышка, хвост закручивался к хребту, и был одновременно ручкой кувшина. Я не мог себе представить, чтобы кто-то мог позариться на такую страсть божию: если бы я был фараоном, я меньше всего хотел бы быть похоронен в соседстве с этой коровой. Но, очевидно, ребята из восемнадцатого века находили прелесть в этой посудине: их мнение разделял мой дядюшка, и, судя по словам Глоссопа, сюда относился и Уилберт. Что ж, о вкусах не спорят, и тут наши мнения совпадали, как корова и седло.

Нравилась мне эта штуковина или нет — она исчезла, это факт — как корова языком слизнула! Я как раз собирался устроить обмен мнениями с Попом Глоссопом, но в комнату вошла Бобби Уикем. Она была уже не в бермудах и рубашке — а переоделась соответственно своей цели ехать домой.

«Привет, ребятки», — сказала она. — «Что-то случилось? Ты чем-то озабочен, Берти? А?»

Я не стал ее готовить к случившемуся.

— Да, случилось. Ты помнишь сливочник дядюшки Тома?

— Нет. А что?

— Ну это такой кувшин, ужасно безвкусный, но очень дорогой. Я не буду метафоричен, если скажу, что дядюшка Том считает его лучшей коровой из своего стада. Так вот: эта корова исчезла.

Летнюю тишину нарушил звук междометия, это был Поп Глоссоп: он просто захлебнулся от удивления, как свежеоткрытая бутылка с холодным пивом. Глаза его при этом округлились, нос заерзал: новость определенно ударила ему в голову.

— Как исчезла?

— Вот так, исчезла.

— Вы уверены?

Я сказал, что еще как.

— Может быть вы просто плохо смотрели?

— Знаете ли, такие вещи, как этот кувшин, сразу неприятно бросаются в глаза.

— Но это ужасно!

— Совершенно с вами согласен.

— Ваш дядюшка очень расстроится.

— Он просто рассвирепеет как бык.

Бобби внимательно слушала нас, и пыталась понять, что происходит. Пыталась разгадать наш обмен иносказаниями.

— Вы что, хотите сказать, что этот сливочник исчез?

— Его свистнули.

— Разве такие вещи могут происходить в приличных загородных домах?

«Да, если в этих домах пасутся Уилберты Кримы. Он этот… клептоман», — сказал я и протянул ей письмо Дживза. Внимательно прочитав его, Бобби изрекла стихами: «Новость не смертельна, если только вы сидите в кресле… Да, чего только не бывает в наши дни. Впрочем, тут есть и свои плюсы. Ведь теперь, сэр Родерик, вы с полным основанием можете утверждать, что этот человек с большим приветом.»

Наступила пауза. Очевидно, Поп Глоссоп вспоминал все «приветы» всех человеков, с которыми ему проходилось сталкиваться по роду своей деятельности: необходимо было определить сравнительную или превосходную степень сумасшествия Дабл Ю Крима.

— Нет никакого сомнения в том, что его метаболизм неадекватно реагирует на стрессы, возникающие в результате стечения внешних обстоятельств, — заключил он, и Бобби дружески похлопала его по плечу, чего не мог себе позволить даже я, имея с ним гораздо более дружеские орошения, чем прежде.

— Золотые слова, — добавила между тем Бобби. — Мне нравится ход ваших мыслей. Скажите это миссис Траверс, когда она вернется. Это даст ей карты в руки в том, чтобы переубедить Апджона. Это и будут обстоятельства, препятствующие браку. Ведь теперь тетушка может сказать: «Но его метаболизм!…» — и Апджон ничем не сможет ей возразить. Прекрасно, просто прекрасно!

— Если не считать, что дядюшка Том приносит в жертву свою корову.

Бобби задумалась.

— Да, действительно. С какой стати он должен страдать. Что же нам делать?

Тут она посмотрела на меня, а я сказал, что не знаю, что делать, тогда она посмотрела на Попа Глоссопа, и он сказал, что тоже не знает, что делать.

— Ситуация крайне деликатная. Вы со мной согласны, мистер Вустер?

— Еще как согласен.

— Ваш дядюшка, в его положении, не может пойти к этому юноше и потребовать от него возмещения ущерба. Это все время мне подчеркивала миссис Траверс, говоря, что мы должны стараться, чтобы мистер и мистерша Кримы ни в коем случае не…

— …не встали на дыбы?

— Я бы сказал -чтобы они чувствовали себя комфортно. А они наверняка обидятся, если их сына обвинят в воровстве.

— Да они взовьются как сбивалка в гоголь-моголе! Хоть они прекрасно и знают, что их сын врожденный вор, им бы не хотелось делиться этими соображениями с посторонними.

— Именно так.

— Воспитанные люди не должны говорить об этом вслух.

— Совершенно с вами согласен. Поэтому я просто не знаю, как нам быть. Я в полном замешательстве.

— Как и я.

— А я нет, — сказала Бобби.

Тут я вздрогнул как не знаю кто. Она сказала это с такой ноткой лукавства, что мое натренированное ухо сразу уловило: начинается. Мне хватило одной Шрузберской секунды, чтобы понять, что Бобби готовит козню, которая потрясет человечество: но это-то еще ладно, — все это грозит тем, что некий господин попадет в море неприятностей, как говорил Шекспир, и этим господином будет не он! Многие сходятся со мной во мнении, что нельзя давать волю Роберте, дочери покойного сэра Кутберта и леди Уикам из Скелдингз Холл. Совершенно с ними согласени мысленно жму их руку!

Но Поп-то Глоссоп совсем немного был с ней знаком, и слушал ее с большим интересом.

— Итак, мисс Уикам, вы считаете, что мы можем что-то предпринять?

— Конечно. Это же лежит на поверхности. Вы знаете, где комната Уилберта?

Он сказал, что да.

— Вы же не станете отрицать, что если в загородном доме кто-то из гостей что-то свистнул, спрятать это можно только в своей комнате?

Он сказал, что да.

— Ну так какие проблемы!

Он посмотрел на нее удивленный до самой крайности, как сказал бы Дживз.

— Вы… Вы что, предлагаете?…

— Именно. Я предлагаю, чтобы кто-то забрался в комнату Уилберта и пошуровал там. Кандидат тут может быть только один. Ты, Берти.

Я не был удивлен. Я чувствовал, что к этому идет. Не знаю, почему так всегда: когда нужно сделать какую-нибудь грязную работенку, она всегда падает на мою не седую и не плешивую голову. Всегда! Надежды отвратить события не было никакой, но я все же попытался возразить.

— Но почему я?

— Это занятие не для солидных господ.

Я понимал, что круг замыкается, но продолжал отчаянно барахтаться.

— Я с тобою не согласен. Напротив, тут требуется опыт и порода. А что я — как тот неопытный щенок, который слишком плохо знает жизнь, чтобы в нужном месте отыскать второй тапок. Так что подумайте.

— Не усложняй, Берти. Это же интересно. Представь себе, будто ты работаешь секретным агентом и что таинственная женщина под вуалью, источающая таинственный аромат духов, украла один важный документ, а тебе нужно его найти.

— Ха! А если кто-то заглянет в комнату?

— Не будь дураком. Миссис Крим пишет свою книгу. Филлис в своей комнате перепечатывает речь мистеру Апджону. Уилберт гуляет по парку. Апджон уехал. Единственно, кому остается к тебе заглянуть, так это вашему семейному привидению. Ну, если дело дойдет до этого, взгляни на него презрительным взглядом и пройди сквозь него. Пусть знает, что нечего совать свой нос не в свои дела. Ха-ха!

— Ха-ха! — вторил Поп Глоссоп.

Я не разделял их веселья, к тому же был оскорблен в родовых чувствах, и дал им это понять всем своим видом, когда выходил из комнаты.

В столкновениях с противоположным полом Бертрам Вустер всегда, как истый джентльмен, уступает победу даме. Но настроение у меня было мрачноватое, и когда Бобби окликнула меня и сказала, что она мной может гордиться, я оставался холоден, что наверняка сказалось на температуре комнаты.

Был чудесный летний день: небо голубое, светило солнышко, на лугу жужжали всякие пчелки и золотая мошкара: в такой день следовало бы находиться среди всего этого, подставив лицо под летний ветерок, и чтобы рядом в травке бутылочка с прохладительным: но я был в доме, и в этом была виновата Бобби Уикам. Я уныло брел по коридору: мне предстояло забраться в комнату практически незнакомого мне человека, ползать там на четвереньках, заглядывать под кровать и прочая, при этом я наверняка покроюсь изрядным слоем пыли. Вот такие горькие мысли бродили в моей голове, и я был уже почти на грани того, чтобы сказать «Тьфу!».

Это надо же, чтобы женщина могла вогнать меня в такую хандру. Но на свою беду, мы Вустеры большие дон-кихоты, это у нас в крови…

Подойдя к двери Уилберта, я остановился, пытаясь наскрести храбрости по своим сусекам, как говаривал Дживз. Чувство, переживаемое мною, показалось мне знакомым. И я вспомнил, как мальчиком, дождавшись глубокой ночи, я прокрадывался в кабинет Обри Апджона, чтобы полакомиться печенье из жестяной коробки, что стояла у него на столе. Но однажды, бесшумно проникнувши в эту печеньевую ризницу, во всем своем пижамном одеянии, я столкнулся с фигурой Апджона, сидящего на стуле и поедающего вышеупомянутое печенье. Последовала секунда обоюдного замешательства. Затем — «Что это значит, Вустер», и — на следующий день — шесть традиционных ударов розгой по рабочему месту, что навсегда запечатлелось там как на скрижалях моей памяти, если я правильно цитирую Библию.

В коридоре между тем все было тихо, если не считать стрекота пишущей машинки миссис Крим, которая усердно пыталась создать нечто, отчего у читающей публики кровь должна застыть в жилах. Я еще немного помедлил у двери, как перед сценой (пытаясь войти в образ кота, отправляющегося на мышиную охоту). Я тихонько повернул ручку и вошел. Но тут лоб в лоб я столкнулся с девушкой в костюме служанки, которая, как в лучших трагедиях, испуганно поднесла руку к горлу и сделала легкий балетный прыжок в сторону потолка. «Ой!» — сказала она, вернувшись на грешную землю. — «Ну и напугали же вы меня, сэр!»

— Ужасно сожалею, моя дорогуша, — благодушно ответил я, — Вы меня тоже напугали, но вообще-то я ищу мистера Крима.

— А я ищу мышей.

Это было интересное совпадение.

— Неужели они решили навестить наш дом?

«Сегодня утром, когда я убирала эту комнату, я видела одну мышку. Вот я и принесла сюда Агустуса», — сказала она и указала мне на огромного черного кота, которого я только сейчас заметил. Это был мой старый приятель: мы частенько с ним завтракали бок о бок— я за своей яичницей, а он — у блюдечка с молоком.

— Агустус быстро с ней разберется.

Я сразу же начал судорожно искать способ, как выдворить отсюда эту мисс, поскольку ее присутствие помешало бы мне выполнить свою миссию. Трудно, знаете ли, шуровать в чужой комнате, если рядом торчит прислуга. И вряд ли будет по рыцарски, если я схвачу ее за фартук и вытащу из комнаты. Только одно мгновение я не знал, что делать, но мне помог кот Агустус.

— Я не думаю, что здесь поможет кот Агустус. Вы наверное здесь недавно работаете?

Девушка ответила, что да, действительно, она работает в доме только второй месяц.

— Так я и думал, иначе бы вы знали что на Агустуса нельзя положиться в вопросе ловли мышей. Мы с ним давние приятели, и я очень хорошо знаю его наклонности. За всю свою жизнь он не поймал ни одной мыши. Он умеет только спать и есть, когда не спит. Такая своеобразная кошачья летаргия. Да посмотрите на него сами, он и сейчас спит.

— Точно! Спит!

— Это у него такое заболевание. Называется кажется сонливус обыкновеннус. Говоря проще, обыкновенному коту, чтобы выспаться, требуется восемь часов, а ему еще плюс шестнадцать. Так что мой вам совет, оставьте эту безнадежную затею, забирайте кота и несите его назад на кухню.