— И мы теперь поженимся.

— И они теперь поженятся. Прекрасная партия, тебе не кажется, Конни?

Леди Констанция молчала. Лорд Эмсворт немного возвысил голос.

— Тебе не кажется, Конни?

Леди Констанция подскочила в своем кресле, как будто она услышала трубу Судного дня.

— Конечно, — сказала она, — да, конечно.

— Правильно, — сказал лорд Эмсворт. — А теперь я пойду и поговорю с Биджем.

В кладовой, печально глядя на двор конюшни, сидел Бидж, дворецкий, потягивая из стакана портвейн. В моменты душевной депрессии портвейн был для Биджа тем же, чем Уиффи для его работодателя, или, как мы теперь с прискорбием должны уточнить, его бывшего работодателя. Он искал в своем портвейне прибежища, когда жизнь сурово с ним обходилась, и никогда ранее жизнь не обходилась с ним так сурово, как сейчас.

Сидя здесь, в своей кладовой, в кладовой, которая скоро больше его не увидит, Бидж пребывал в глубоком отчаянии. Он скорбел, как некий свергнутый монарх, говорящий последнее «прости» своему былому величию перед отправкой в изгнание. Жребий был брошен. Наступил финал. Восемнадцать лет, восемнадцать счастливых лет он был на службе в Бландингском замке, и теперь он покидает его, чтобы никогда не возвращаться. Неудивительно, что он потягивал портвейн. Более слабый человек лакал бы бренди.

Какая-то стихийная сила распахнула дверь, и он обнаружил, что в его уединение вторгся лорд Эмсворт. Бидж вскочил с выпученными глазами. За все восемнадцать лет службы его работодатель ни разу не нанес визита в кладовую.

Но не только присутствие лорда Эмсворта заставило его глаза округлиться до пределов возможного, хотя и это само по себе было удивительно. Здесь крылось нечто более загадочное. Потому что перед ним был странный, неузнаваемый лорд Эмсворт: лорд Эмсворт, глаза которого горели, тогда как раньше они мигали; который топнул ногой об пол, как горячий жеребец; который стукнул по столу кулаком и расплескал портвейн.

— Бидж, — прорычал этот новый лорд Эмсворт, — что это за дьявольская чушь?!

— Милорд?

— Вы знаете, о чем я говорю. О том, что вы хотите уйти от меня. Вы в своем уме?

Глубокий вздох сотряс массивный корпус дворецкого. — Боюсь, что при данных обстоятельствах это неизбежно, милорд.

— Почему? Что вы мелете? Не будьте ослом, Бидж. Как же, неизбежно! В жизни не слышал такой чуши. Почему неизбежно? Посмотрите мне в глаза и ответьте на мой вопрос.

— Я думаю, что лучше самому подать заявление об уходе, чем быть уволенным.

Наступила очередь лорда Эмсворта выпучить глаза.

— Уволенным?

— Да, милорд.

— Бидж, вы спятили.

— Нет, милорд. Мистер Бакстер уже говорил с вами?

— Конечно, говорил. Он полдня молол чепуху. Какое это имеет отношение к вам?

Еще один вздох, идущий, казалось, от самых подошв, всколыхнул дворецкого, как спелую кукурузу под ветром.

— Я вижу, что мистер Бакстер еще не проинформировал вас, милорд. Я думал, что он сделает это раньше. Но боюсь, теперь это лишь вопрос времени, когда он доложит об этом.

— Доложит о чем?

— Я должен с сожалением сообщить, что под воздействием непреодолимого импульса я выстрелил в мистера Бакстера.

Пенсне лорда Эмсворта слетело с носа. Все перед ним расплывалось, но он продолжал во все глаза смотреть на дворецкого, и в глазах этих отражалась целая гамма эмоций. Самой сильной из них, возможно, было бы изумление, если бы его не превосходила пылкая нежность. Лорд Эмсворт молчал, но глаза его говорили: «Брат мой!»

— Я выстрелил в него, милорд, из ружья мастера Джорджа, которое миледи поручили мне припрятать. Я сожалею, что должен сказать об этом, но, получив оружие, я вышел из замка и заметил мистера Бакстера, прогуливающегося вдоль кустов. Я пытался противостоять искушению, но оно было слишком сильно. Меня охватил неудержимый порыв, какого я не испытывал с раннего детства, и, одним словом…

— Вы влепили ему?!

— Да, милорд.

Лорд Эмсворт сообразил что к чему.

— Так вот о чем он бубнил в библиотеке… Вот почему он передумал и послал мне записку… На каком расстоянии от вас он был, когда вы его подстрелили?

— Всего несколько футов, милорд. Я спрятался за деревом, но он сразу обернулся, и я был уверен, что он видел меня. Поэтому у меня не было другого выбора, кроме как подать заявление об уходе, раньше чем он доложит вашей светлости, милорд.

— А я думал, что вы хотите уйти из-за того, что моя сестра Конни выстрелила в вас!

— Ее светлость не стреляла в меня, милорд. Ружье, правда, выстрелило случайно у нее в руках, но пулька пролетела мимо, не причинив мне вреда.

Лорд Эмсворт презрительно хмыкнул.

— А она хвасталась, что метко стреляет! Не могла даже попасть в сидячего дворецкого с шести футов. Выслушайте меня, Бидж. Я не желаю больше слышать этой чепухи о вашем уходе. Боже мой, неужели вы думаете, что я смогу обойтись без вас? Сколько лет вы здесь?

— Восемнадцать лет, милорд.

— Восемнадцать лет! И вы болтаете об уходе! Никогда не слышал такого абсурда!

— Но я боюсь, милорд, что когда ее светлость узнает…

— Ее светлость не узнает. Бакстер ей не скажет. Бакстер уехал.

— Уехал, милорд?!

— Уехал. Навсегда.

— Но мне кажется…

— Наплевать, что вам кажется. Его больше нет. Вы сказали, всего несколько футов?

— Милорд?

— Вы сказали, что Бакстер был всего в нескольких футах от вас, когда вы его подстрелили?

— Да, милорд.

— А! — сказал лорд Эмсворт.

Он рассеянно взял ружье со стола и рассеянно загнал пульку в ствол. Он чувствовал удовлетворение и гордость, как чемпион, чье превосходство никем не оспаривается. Конни промазала по такой мишени, как Бидж — величиной со стог сена, — с шести футов. Бидж, правда, влепил пульку в Бакстера, так же как и маленький Джордж, — но только тогда, когда ствол чуть ли не упирался в этого субъекта. Высокая честь сделать настоящий выстрел выпала ему, Кларенсу, девятому графу Эмсворту…

И вдруг у него в голове промелькнула тревожная мысль, сразу убавившая его гордость. Словно какой-то голос прошептал ему на ухо слово «Случайность!». Его челюсть отвисла, и он углубился в мрачные размышления. Он чувствовал себя вконец уничтоженным. Неужели этот великолепный выстрел из окна библиотеки был только счастливой случайностью? Неужели он ошибался, предполагая, что старинное искусство стрелка все еще при нем? Доведись ему опять стрелять при таких же обстоятельствах, нашептывал ему этот гнусный голос, он, возможно, промазал бы девять раз из десяти.

Эти тягостные раздумья нарушил чихающий, прерывистый звук. Внизу, во дворе конюшни Руперт Бакстер заводил свой мотоцикл.

— Мистер Бакстер, милорд.

— Я вижу.

Лорда Эмсворта внезапно охватило непреодолимое желание раз и навсегда все выяснить, чтобы наконец замолчал этот ехидный голос.

— Как вы думаете, на каком он от нас расстоянии, Бидж?

— Не меньше двадцати ярдов, милорд.

— Смотрите! — сказал лорд Эмсворт.

На фоне чихания мотоцикла раздался легкий хлопок. За ним последовал громкий вопль. Руперт Бакстер, который нависал над мотоциклом, держась руками за руль, подскочил в воздухе на шесть дюймов, прижимая руки к ягодицам.

— Вот так! — сказал лорд Эмсворт.

Бакстер перестал потирать ягодицы. Он был неглупым человеком и понял, что на территории Бландингского замка всякий, кто понапрасну тратит время, растирая ягодицы, напрашивается на повторение. Для того, кто попал в эту адскую ловушку Бландингского замка, единственный путь к безопасности — немедленное бегство. Чихающий звук перешел в оглушительный треск, потом стал затихать и полностью замер в отдаленных просторах. Руперт Бакстер продолжил свое путешествие по Англии.

Лорд Эмсворт все не отходил от окна, словно высматривая, нет ли где крестика, какой обычно рисуют на мишени в месте попадания. Бидж долго стоял неподвижно, с восхищением глядя ему в спину. Потом, словно совершая некий символический ритуал, приличествующий торжественности момента, он протянул руку к своему стакану портвейна и поднял его в молчаливом тосте.

В кладовой дворецкого воцарился мир. Благоухающий аромат летнего вечера вливался через открытое окно. Все было так, как если бы сама природа протрубила конец битвы.

Бландингский замок вновь стал самим собой.