Ее дед разорится! Она заскрипела зубами.

– Так... А второй? – каким-то чудом удалось спокойно выговорить Тине. Примерно так же она реагировала, когда Глен Бертелли угрожал ей ножом, если она не перестанет вмешиваться в жизнь его брата Этана.

Что-то похожее на восхищение мелькнуло в глазах Джованни.

– Второй рассчитан на записных сплетниц Этернити. Можно порассказать кое-что о нашем с тобой прошлом. В свое время слухов ходило немало, а у людей долгая память...

– Ты не сделаешь этого! – вспыхнула Тина. Слухи ходили и после процесса, когда все жадно обсуждали страстную натуру Джованни, приукрашивая правду сплетнями. Она поежилась, вспомнив, как шушукались собиравшиеся вокруг Бет группки, обсуждая ее, Тины, предполагаемые свидания с Джованни Ковальски в школьном душе, совместные купания голышом при луне и... И побагровела, видя, как влажно приоткрыт рот Джованни, как хищно сверкают белизной его зубы, словно он думает о том же, о чем и она. – И слухи эти были – Вранье!

– И исходили они от Бет, – спокойно сказал он. – Она еще та лгунья, я надеюсь, у тебя будет случай это узнать. И еще я очень надеюсь, что самые пикантные из историй не выберутся наружу. Тебе с твоей работой это было бы ох как некстати!

– Ты же знаешь, мы не делали ничего такого! Конечно, мы были молоды, страсти кипели, но... – Она замолчала. Слишком много видений роилось перед глазами. И Джованни лениво блеснул глазами, словно припоминая все то же. Силу их чувства, властность влечения, шутки, которые обоим казались смешными. Тина тихонько застонала. От стыда.

– Так. Значит, тебе хотелось бы все забыть, – тускло сказал Джованни.

– Да! – яростно выкрикнула она. – Это был эпизод, повторить который я бы ни за что не хотела! У каждого есть что-то, чего он мог бы стыдиться. Например... – она закусила губу, – когда…

– Мы так нуждались друг в друге... – напомнил он.

Да! – хотелось повторить ей, но она лишь сглотнула горько-сладкий комок, постаралась дышать спокойней и выговорила:

– Когда тебя поощряет к экспериментам сексуальный атлет с моралью хорька!

– Пожалуй, – тихонько рассмеялся Джованни, – мне тоже надо будет многое забыть, для душевного равновесия. Однако не сомневайся, Тина. Если что, я не стану отрицать слухи. Это было бы вопреки моим целям.

– Это было бы слишком жестоко! Я всегда думала, что ты порядочно ведешь себя с женщинами!

– Сицилийская месть сложна для понимания посторонних. И я еще не закончил.

– В таком случае посвяти меня и в третью часть твоего шантажа.

Джованни поморщился, лицо его стало жестче.

– ~ Это касается моей матери. Что бы со мной ни случилось, куда бы я ни уехал, я должен с ней видеться. Ты не можешь держать ее взаперти до конца ее дней. И я выжду подходящий момент, даже если на это уйдут годы, выкраду ее и буду жить с ней, потому что если я решил, что чего-то хочу, то это окончательно и безусловно!

– Свинья! Ты убьешь ее!.. – начала Тина.

– И это произойдет из-за тебя, – прорычал Джованни. – Потому что похищение и правда крайняя мера и в твоих силах не доводить дело до этого.

– Что дальше? – потребовала она.

– Я хочу, чтобы мать любила меня, я хочу жить здесь. Ты – ключевой элемент всех моих действий. Ты умеешь разговаривать с людьми. Ты можешь внушить им объективный взгляд на вещи. Люди тебя уважают. Ценят твои суждения. Я хочу, чтобы ты употребила свои таланты на пользу мне. Я хочу, чтобы ты сделала все, чтобы убедить сограждан, что я человек приличный, достойный и преисполненный самых добрых намерений. – Джованни выпрямился, но Тина, пригвожденная его взглядом, не шевельнулась.

– Ты хочешь чуда! – презрительно сказала она. – Если ты думаешь, что я стану лгать...

– Медленно, но верно, рано или поздно я верну уважение людей. Ты будешь способствовать этому тем, что доступно только тебе, тем более что все это соответствует моему представлению о романтической справедливости.

– Что ты имеешь в виду?

Джованни рассмеялся, тихо, пугающе – так, что пробрало до костей.

– А ты в меня влюбишься!

Тина ахнула прямо в его напряженное лицо, горько рассмеявшись про себя. Она и не переставала его любить. И сейчас любит, но скрывает это и будет скрывать – ради себя самой.

Набрав в грудь воздуху и собираясь уже выразить Джованни все свое презрение, она вдруг услышала скрип двери, увидела, как сузились его глаза – он тоже распознал звук, и вот уже нагнулся и страстно ее поцеловал. Все случилось так внезапно, что она и не трепыхнулась.

– Простите! – послышался кислый голос секретаря. Дверь захлопнулась.

Тина отпихнула Джованни, но тот и сам уже отстранился, причем с весьма удовлетворенным видом.

– Ты – паршивый предатель! – крикнула она, швырнув в него какой-то детской поделкой, попавшейся под руку.

Джованни поймал ее на лету, аккуратно поставил на стол и торжественно заявил:

– Началось! Сплетни уже пошли!

Она смотрела на него в ужасе. Ее с таким тщанием выстроенная жизнь уничтожится этим злопамятным, мстительным, вредным типом, поставившим себе целью разбить ей сердце!

– Джованни, – сказала она, и это было ложью во спасение. – Я не могу влюбиться в тебя ни при каких условиях!

– Ну и не надо! – успокоил он. – Притворись, этого вполне хватит. Мы уже посеяли семена.

– То есть?

– Для начала вспомни нашу перепалку у гаража, – довольно сказал он. —Особенно про мороженое. – И улыбнулся голодной улыбкой. – Когда-нибудь я напомню тебе, что ты собиралась облить им мое обнаженное тело.

– Никогда я не говорила подобного!

– Тем не менее попробовать бы хотелось. Впрочем, можно и не с тобой.

– Не со мной – это точно! – фыркнула Тина, боясь, что Джованни учует ревность.

– Что ж, наша задача – сохранить в обществе иллюзию, что ты об этом мечтаешь, – вкрадчиво сказал он. – Когда-то мы были любовниками. Нет ничего естественней, чем снова стать ими! Люди в любом случае будут приглядываться, ожидая от нас искр и фейерверков.

– Я разочарую сплетников! Я прекращу с тобой всякие отношения!

– Не думаю. Сомневаюсь, что ты захочешь.

– Что ты имеешь в виду? – испугалась Тина. Что он про нее знает? Неужели догадался? Нет, она его ненавидит! Потому что любит и знает: только безумная позволит себе любить Джованни.

Он дотронулся до нее, не отрывая взгляда, и в этом прикосновении, в его глазах был ее приговор. Тина попыталась притвориться, как он просил.

Представилась возможность выразить свои вечно подавляемые чувства и тем самым, может быть, и освободиться от них... Ее огромные синие глаза, полные желания, распахнулись, и он усмехнулся.

– В моих силах разорить твоего деда. В моих силах уничтожить тебя несколькими способами сразу. В частности, надо оправдать недавнее объятие, или пойдут слухи, что ты часто целуешься с мужчинами, даже не отходя от письменного стола.

– Но, Джо, ты...

– Если повести себя умно, поцелуй, во время которого нас застукал твой секретарь, можно превратить в объятие между людьми, связавшими себя неким обетом.

– Я не допущу, чтобы люди думали, будто я – твоя любовница!

– Я этого и не предлагаю, – лениво протянул Джованни. – Мы должны быть выше всех подозрений. Это будет любовь чистейшей воды.

Если бы! – подумала Тина, но вслух сказала:

– С чего это вдруг? Как-то на тебя не похоже.

– Ты все еще не поняла? Наши близкие с тобой отношения сметут все барьеры. Если ты, сестра женщины, погибшей по моей вине, можешь простить меня до такой степени, что согласишься быть моей женой, почему бы им тоже не забыть о моих грехах и не относиться ко мне как к нормальному, приличному человеку?

Тина уставилась на него, окаменев.

– Твоей... женой?

– Формально. В пределах необходимого, – утешил ее Джованни.

– Да ни за что в жизни! – взвилась она.

– На людях я буду вежливым, галантным, искренне жаждущим восстановить свое имя. А ты будешь помогать мне в этом...

– Нет! Никогда!

– Но куда же ты денешься, – пожал он плечами. – Понемногу, со временем, приучишь мою мать к мысли, что я здесь, рядом, что она насчет меня ошибалась. Это по силам тебе, и только тебе, потому что она тебе верит, любит тебя, – сказал он с удивившей ее нежностью. – Понемногу ты убедишь маму, что любишь меня, что будешь несказанно счастлива, увидев нас с ней помирившимися.

– Нет, нет! – в ужасе прошептала Тина. – Я не могу ей лгать!

– Лгать? – переспросил' Джованни и принялся гладить бедро девушки, но та, поблаженствовав недолго, скинула его руку. – Вот обручимся, и мне будет позволено так делать.

– Я не могу!..

– Убеди мою мать, – внушал он. – Рассказывай ей, что мы делаем вместе, как держимся за руки, что у нас на обед...

– Джо, прошу тебя!

– Рассказывай, что нам здорово вместе, что мы весело смеемся, занимаемся делами, что ты считаешь меня самым замечательным... Что-то не так, Тина? – оборвал он себя.

Чуть не плача, она возразила:

– Ты же знаешь, это неправда! Раньше так было, но этого не вернешь...

– У тебя нет выбора. Именно в твоих интересах переубедить мою мать как можно скорее. Помолвку придется блюсти, пока мама ко мне не переедет, но потом мы можем все аннулировать и остаться – внешне – добрыми друзьями. Как тебе это?

– Кошмар, – пробормотала она и вспыхнула, когда он рассмеялся. – В результате, если я соглашаюсь, ты получаешь все. Любовь твоей матери, поместье Тамблинов, участок Олденов, уважение города. Я же не получаю ничего.

– Ты удивишься, узнав, как много получишь в итоге!

– Не думай, что я лягу с тобой в постель!

– Решать, как далеко ты зайдешь, исполняя свою роль, тебе, – серьезно сказал Джованни, но глаза его говорили: он не сомневается в том, что Тина не устоит. Да она и сама так думала – во всяком случае, она сдастся, если все время будет находиться в его компании. – Ты получишь хорошую цену за гараж – я позабочусь об этом. Вырученные деньги позволят твоему деду уйти на покой, и вы найдете жилье получше нынешнего. Ты сможешь видеться с моей матерью, которая будет предельно счастлива, обещаю тебе. Твои школьники получат молодежный центр. Неплохая сделка, учитывая альтернативу.

Шантажист! Это ж как он повернул: помоги ему, не то плохо будет... Но жизнь так и так скоро станет невыносимой.

– Не могу!

– Твой дедушка уже стар. Я разговаривал с вашими рабочими, – спокойно сказал Джованни. – Он уморит себя волнениями и непосильной работой, стараясь обеспечить вас с Адрианой, тогда как счета за лечение все растут. Он на пределе сил, Тина. Ты можешь продлить ему жизнь, если дорожишь им.

– Еще бы я им не дорожила! – прошептала она. – Не знаю, не представляю себе, как мы сможем притвориться влюбленными... – В самом деле, как притворяться, если это правда? И как избежать проявлений любви, если она только и мечтает, что о его сильных руках!

– Встань! – скомандовал Джованни, и Тина обнаружила, что уже стоит, прижатая к нему всем телом, и что он целует ее, и она не может дышать, у нее кружится голова, она пьяна от поцелуев... Внезапно Джованни резко отстранился и изучающе посмотрел на девушку.

Тина медленно открыла глаза, поняла, что ее приоткрытые губы еще жаждали поцелуя, осознала ситуацию, пришла в ужас и прижала руку ко рту:

– Я тебя ненавижу!

– Но, согласись, демонстрировать желание тебе вовсе не трудно, – безжалостно заметил Джованни. – Тина, дурачить людей на этом уровне мы можем вполне. Мы оба хотим, чтобы все скорей разрешилось. Так что давай – и постарайся рассматривать это как забаву.

– Забаву! – возмутилась она, но тут в дверь постучали. – Войдите!

Дверь медленно приоткрылась, и в щель неуверенно заглянул Этан Бертелли. Милый Этан, как вовремя! Он разрушил чары, которыми заворожил ее Джованни.

– Заходи, Этан, – защебетала Тина. – Я принесла тебе книги. Сейчас мы их вместе найдем. Тут такой хаос! Познакомься, это Джованни...

– Да, это у вас «ламборджини»! – вспыхнул Этан.. – Доброе утро, сэр!

Тина искала книги, а Этан и Джо обсуждали чудо-машину и скорость, которую Этан выжимал из своей. Джованни держался отлично, разговор шел на равных, и Этан расслабился и вел себя как нормальный парень. Да он и есть хороший парень! Этан, конечно.

– Классно устроились! – раздался вдруг грубый голос Глена Бертелли.

– Здравствуй, Глен! – приветливо сказала Тина. За плечом Глена стоял Джим Фальконер – двадцать один год, безработный, пропащий тип. – Этан сейчас...

– Я велел тебе держаться подальше от этой... перевоспитательницы! – рявкнул на брата Глен, употребив непечатное слово. Тина ахнула. И тут Глен ахнул сам, потому что его поднял за шкирку Джованни.

– Извинись перед леди, а потом вон отсюда, пока я не вытряхнул из тебя душу!

– Не надо! – вскрикнул Этан.

– Простите! – заныл Глен.

Тут попытался вмешаться Джим, но Джованни, ухватив за загривок и его, выволок обоих из офиса, и Тина только и услышала, что стук дверей, невнятные голоса и скрип шин по гравию.

Этан выскочил вон. Боже, подумала Тина, теперь он никогда сюда не придет! Отряхивая руки, вошел Джованни. Он вел себя как ни в чем не бывало, чего обычно не скажешь о других людях, что имели стычки с Гленом и Джимом.

– Кто тебя просил! – упрекнула она.

– Разве тебе не нравится, когда тебя защищают?

– Я бы и сама справилась!

– Не сомневаюсь, но не могу же я стоять и смотреть, как тебя оскорбляют!

Чувствуя себя странно польщенной, женственной, защищенной, Тина опустила глаза.

– Не можешь? – неуверенно переспросила она.

– Конечно. Как бы это выглядело, если б твой возлюбленный не встал за тебя стеной? Ты должна думать о таких вещах, Тина.

– Ах ты, свинья! – вспыхнула Тина, но, прижав ей руку ко рту, он приглушил последнее слово. Она попыталась вывернуться. Тщетно.

– Тихо! Нельзя, чтобы они поняли, что мы ссоримся. Ты благодарна мне. Я защитил твою честь, понятно? – Он ухмыльнулся. – Ты ведь не думаешь, что я сделал это из одного уважения к тебе, верно? Иначе можно было бы подумать, что я и правда влюблен, а?

– Ммм! – промычала она под его рукой.

– Отпущу, когда успокоишься! – сказал Джованни, очень довольный собой. – И когда согласишься на мои условия. Мне необходимо твое добровольное содействие. Мы ведем себя как влюбленные. Некоторые проявления страсти вполне позволительны. Но учти, ничего чрезмерного! Мне нужна приличная репутация. Таким образом, весь мир нам улыбнется, и кое-какие блестки с образа мисс Совершенство перепадут и мне. Если согласна, кивни.

Она сверкнула глазами. Джованни расхохотался, и смех его пронзил ее тело, как горячий нож масло, растапливая все по пути. При этом Джованни все наклонял ее назад, пока Тина почти не утратила равновесие.

– Откажись только, и я уговорю тебя поцелуями – сюда, – он коснулся губами шеи, – сюда, – ключицы, – сюда, – сдвинул вниз вырез, – и сюда. – Под его рукой Тина прикусила себе губу; чтобы не застонать от наслаждения. – Сюда, сюда и сюда, – все приговаривал он. – Ну, готова?

В кабинет могут войти, в полусне думала Тина. В это время дня здесь вечно кишит народ. И рот Джованни уже черт знает где, и рука...

Придется кивнуть. Нет выхода. Не то он соблазнит ее, не сходя с места. Как она его любит! И как ненавидит! Согласись, приказал ей разум. Согласись, мы потом что-нибудь придумаем!

– Тина, – низким от страсти голосом прошептал он.

Она кивнула, запаниковав, что-то отчаянно промычала. Ладонь его была теплая, ее хотелось поцеловать, но вот она уже отстранилась, и Джованни отошел в сторону, так что вся эта демонстрация страсти – не больше чем средство достижения цели.

Трясущимися руками Тина принялась приводить в порядок платье и волосы. Джованни молча, невозмутимо за ней наблюдал. Думает, все ему по плечу!

– Проводи меня до машины.

– Чего ради? – вскинулась она.

– Ради эффекта, конечно. А ты что подумала?

Она посмотрела на него изучающе. Глаза циничные, безразличное лицо. Любой другой умер бы за ее поцелуй! Только не Джованни! Ничего, она еще покажет ему...

– Хорошо. Сейчас сделаю лицо. – И сделала, обнаружив то, что скрывала внутри, – глубокое плотское желание.

– Нет, это перебор, – Джованни даже закашлялся. – Сбавь обороты.

Поощренная неприкрытым желанием, прозвучавшим в его голосе, Тина внесла поправки в выражение лица и приняла его руку:

– Мы их всех одурачим! – А я одурачу тебя, подумала она мрачно, выходя навстречу сотрудникам, на лицах которых отражалось ожидание. Он у меня получит – с лихвой!

– Значит, я потом заеду за тобой, да, милая? – нежно говорил ей Джованни. – Поедем выбирать... – спохватился, конспираторски посмотрел на нее и прошептал, но так, что услышал бы целый стадион: – ...кольцо!

Тина сделала вид, что не слышит охов и шепотков удивления, и изо всех сил сосредоточилась на том, чтобы глядеть в глаза Джованни со страстью героини какой-нибудь мыльной оперы.

– Как чудесно! – пролепетала она, сжав ему руку.

– Милая! – выдохнул Джованни и налетел на стол. – Ох! Прошу прощенья! Это от счастья!

Блеск, подумала Тина. Ослеп от счастья! Гибкий и пластичный, как кошка, Джованни сроду ни обо что не спотыкался. Высший класс актерской игры!

– Не хочет носить очки! Тщеславен, как все мужчины! – обращаясь ко всем сразу, с улыбкой произнесла Тина. Под перекрестным огнем удивленных взглядов они с Джованни преодолели все остальные препятствия в виде столов и стульев и вышли на улицу.

– Теперь попрощаемся как положено, – пробормотал он, опасно сверкнув глазами, и блестящей актерской игрой загубил все ее заготовки. Ведомая твердой рукой, она изогнула спину, как в танго из фильма тридцатых годов, и ощутила на губах страстный поцелуй, на который послушно ответствовала, пока не взыграл здравый смысл.

– Джо! Это не...

– Неприлично, я знаю, – с обезоруживающей легкостью извинился он ради, Тина поняла это, прилипших к окнам сотрудников. – Это тебе за реплику про очки. Я вообще-то планировал чинно поцеловать ручку. Не вздумай играть со мной в эти игры, Тина. Пожалеешь. Что касается поцелуя, то всем ясно как день, что ты только что сделала меня, – он облизнулся, – счастливейшим из смертных, и оправданием ему – моя средиземноморская кровь...

– Которую ты увидишь разбрызганной по всей стоянке, если сделаешь это еще раз! – сладко проговорила она, надеясь, что улыбается той самой счастливой улыбкой, которая подобает всякому только что обрученному школьному психологу-консультанту. – И еще одна вещь, милый, – хлопая ресницами, прибавила Тина. – Ты не находишь, что наша помолвка несколько... поспешна?

– Так мы же когда-то любили друг друга, разве нет?

– Нет.

Он усмехнулся на горечь этого отрицания и нежно взъерошил ей волосы.

– Понимаешь, не могу ждать!

– Дед и Адриана будут в шоке.

– Значит, ты должна найти самый лучший способ сообщить им об этом, – ответил он. – Я полагаю, это – с сияющими глазами сказать, что бешено влюбилась в лучшего парня на свете. Они тебя любят. Они обрадуются.

– Импровизируешь на ходу? – кисло откомментировала Тина.

– Приходится! Надо наверстывать. Ну, пока! Помаши ручкой и улыбнись, как ты умеешь. Вот умница!

Тина подавила вздох. Ничего, она что-нибудь придумает. Он у нее попляшет, думала она, с нежнейшей улыбкой помахивая рукой ему вслед.