– Она беспонтовая, – ответил Седой. И добавил: – В Глухове находится единственный НИИ лубяных культур на весь бывший Советский Союз. Они сорок лет выводили сорт конопли, не содержащий наркосоставляющей. Вывели, однако. Красивая, ароматная травка. Но её курить – всё равно, что крапиву.

– Да? – удивлённо спросил Моня. – А на вид, как настоящая. Да мне в общем-то все – равно, понтовая она или беспонтовая. Я эту дрянь не курю.

Двинулись дальше. Через несколько шагов наткнулись на стайку мухоморов, проломивших асфальт и растущих посреди дороги.

– Чёрт! – опять удивился Моня. – Точно Глухов. Здесь, выходит, и машины не ездят?

– Возможно, – ответил Седой, также изумлённый таким проявлением глухомани.

Медленно двинулись вперёд, в глубину тумана, туда, где исчезала дорога, покинутая автомобилями. Вдали показалась человеческая фигура. Приблизилась, и перед киевлянами предстал человек в военных галифе, в кедах и рубашке цвета хаки. На шее алел аккуратно завязанный пионерский галстук. Короткая седоватая стрижка, внимательный взгляд и руки в карманах. Незнакомец скользнул взглядом по Седому и остановился на Моне.

– Брат, дай закурить.

Моня с любопытством посмотрел на представителя глуховчан. Вытащил пачку «Беломора». Протянул, предлагая:

– Возьми, друг, но только у меня папиросы.

– Спасибо, брат, спасибо, – слегка шепелявя, поблагодарил незнакомец. – Я курю всё. А спичку, брат?

Моня дал подкурить. Спросил:

– Куда это ты, друг, в такую рань?

– Да так, гуляю. Люблю туман. Вы, я вижу, не местные. Надо будет помочь – заходите. Меня все знают, весь город. Личность моя приметная и очень, в местных краях, известная. Я – Гитлер.

– Гитлер? – невозмутимо уточнил Моня.

– Да, это я и есть. – Все меня знают… Все… А на похороны один Дэня пришел. – Нахохлился и убрёл в туман. Крикнул Моне издали: – Брат, а какое сегодня число?

– Двадцать первое, – ответил Маринин.

– А год?

– Ты что, друг? – подивился Маринин. – Две тысячи известный на дворе.

– Мда, времечко летит, ответил Гитлер и исчез окончательно.

– Помешанный какой-то, – сказал Седой. – Дыня на похоронах ходила, года не помнит. Шизо, короче.

Двинулись дальше и минут пять шли молча, переступая мухоморы. В мутном мареве просыпающегося дня показалась фигура человека. Приблизилась, и перед десантниками предстал средних лет парень в чёрной футболке с надписью VOVA. Круглое лицо дружелюбно оглядело Моню и Седого. Моргнув глазами и перекинув папиросу из одного угла рта в другой, парень сказал:

– Здравствуйте, киевские шпионы! – Вынул папиросу, сбил пепел и вопросительно добавил: – Как живёт столица?

Десантники молчали, ошеломлённые столь неожиданной проницательностью местного населения. Моня неуверенно выговорил:

– Доброе утро, э-э-э…

– Меня зовут Чёрт, – сориентировал Маринина незнакомец. – Вы из Киева, а я из Сибири. Почувствовал – моё присутствие необходимо. И прилетел.

– А с чего это вы, пан Чёрт, решили, что мы из Киева? – решительным тоном вопросил Седой.

– А что, из Глухова? – поинтересовался VOVA.

– А может, из Сорбонны? – не уступал Седой. – Идём на практику в ваш лубинститут.

– Может быть, но только из киевской Сорбонны. Там сейчас всё переименовали. Белое стало серым, серое стало чёрным, а чёрное превратилось в квадрат. Да и квадрат, наверное, уже переделали в шестиугольник. Как там поживает школа № 100?

– Вы учились в школе № 100? -удивился Маринин.

– Да, а что? В моё время это не запрещалось.

– Она уже такого номера не имеет.

– Естественно. Сейчас это колледж № 666. – Чёрт VOVA сунул папиросу в рот, вдумчиво глядя на киевлян. Затянулся и, выпустив дым, констатировал:

– А поэтому подольских разводящих мы вычисляем одномоментно. – Неожиданно сменил тему:

– Гитлер не проходил?

– Э-э-э… М-м-м… Проходил.

– Вам повезло. Он является раз в сезон, в туман и под настроение. Это примета, когда Гитлер спрашивает какое число. Он не интересовался?

– Да, вообще-то, спрашивал, – ответил Моня.

– Может быть, и год уточнял?

– Ммм… Да, спросил какой на дворе год.

– Плохо.

– Это почему?

– Будет плохой урожай лубяных культур. У него нюх на урожай. А лубяные культуры – основа местного благополучия. Впрочем, я заболтался. Прощайте, а может до свидания. – Это не от меня зависит. Не попадайтесь Кабану. – Махнул рукой и пошел дальше.

– Какому кабану? – спросил Моня и, прищурившись, вгляделся в туман. Но Чёрта и след простыл. Маринин вытащил телефон, повертел его в руках и сунул в карман.

– Связи нет, – сообщил Седому. – Может, здесь низина и сигнал не проходит?

– Плохо, что связи нет, нахмурился напарник. – Дубина предполагал, что в Глухове могут не работать антенны сотовой телефонии. Рядом Россия, всего тридцать километров, а то и меньше. Если русские отключили Интернет, то янки в ответ на это лампочки в посольствах повыкручивают, не говоря об остальном. Будем работать вслепую, на свой риск. Я очень надеюсь, что Бруклин будет ждать нас на аэродроме. Нам остаётся только совершить контакт.

– Как звать связного?

– Лион.

– Он что, француз?

– Да нет, русский. Фамилия – Леонов. Позывной – Лион.

– На фига нам позывной? Ты его знаешь в лицо?

– Нет, идентификация посредством пароля.

– Господи, сорок первый год! Пароли, отзывы… Какой пароль?

– Моня, не лезь не в своё дело. Я знаю, какой пароль, а вот тебе это ни к чему.

В тумане замаячила ещё одна фигура.

– Глуховчане, я вижу, любят утренние прогулки, – заметил Моня, вглядываясь в туман. – Кабан, наверное. Или Геббельс. Гитлера мы уже видели.

Через несколько секунд перед очами киевского отряда предстал мужичок с длинной седой бородой, рюкзаком за плечами и в белых кроссовках. Серая, застиранная, поповская ряса, как армейская шинель, болталась до самой земли, цепляясь за мухоморы. Седые волосы стянуты резинкой. Внимательный взгляд серых глаз. Узловатые руки. На шее деревянный крест на длинной верёвке. В руках отполированный годами посох.

– Папаша, утро добренькое, – поприветствовал путника Моня. – До Глухова далеко?

– Вы в нём и есть, – молвил тот. – А я вот, в Путивль иду. Вы не оттель?

– Почти.

– А, из Киева мабуть. Ну-ну… Там, в кустах, не вас ли Кабан ждёт?

Моня и Седой переглянулись.

– Какой это кабан? – осторожно поинтересовался сержант Маринин.

– Ага. Значит вас. – Посмотрел внимательно на Седого, и неожиданно подмигнул ему. Шевельнул посохом. – Сами увидите. Передайте ему, что Гриша ушёл из города. Что его, то есть меня, достала суета, маразм, безбожие и, – поднял высоко посох, – спекуляция! – опустил посох. Уточнил: – Спекуляция Божьим планом и объединение его с планом производственным. – Посмотрел на заросли конопли. Закончил: – Я ухожу в Путивльскую обитель.

– Отец, так ведь в Путивле немецкие отряды уже третий месяц стоят гарнизоном, – сказал бородатому старцу Седой. – А то ты не знаешь?

– Всё знаю, сын мой. – Вздохнул. – К сожалению. Пруссак Сковороде не помеха. Во Христе путь каждого, ведает он, иль нет. Движение – путь к Богу. Вот я и бреду. А пруссак… Что мне пруссак? Он тоже божья тварь, хоть и души не православной. – Строго посмотрел на Седого и Моню. Указал рукой в сторону города и посоветовал: – Пройдите эту дорогу молча и быстро. Здесь обитает очень много мающихся душ, и не все они предстанут перед вратами Гавриила. Тянет к этой земле кое-кого. Простится с ней не могут. Я тоже, в своё время, пришел сюда из Киева после школы Могилы. Хоррошая была крепость! Защита от басурманских орд. Двенадцать церквей несли христианскую песнь на всю Левую Украину! Пять монастырей ваяло дух истинных носителей православия! А сейчас… – Махнул рукой. – Сами увидите, если дойдёте. – Старец повернулся и, не попрощавшись, пошёл в след Чёрту.

Отряд полковника Дубины осторожно двинулся дальше.

– Не нравится мне вся эта шизофрения, – мрачно молвил Моня. – Похоже, что местный дурдом этой ночью получил увольнительные. – Огляделся по сторонам, приложил козырьком руку ко лбу и вгляделся в даль. – И где дома или хаты? Одна конопля, мухоморы и бузина. Да туман. Все компоненты психоделической отравы. Похоже, эти Гитлер, Чёрт и Сковорода мухоморов объелись. Или вон – бузины. От этой фигни знаешь, как прёт? Да только не в ту сторону.

– Моня, не болтай чушь.

– А вот мы посмотрим на кабана. Или Кабана. Я уверен, это местный, обкурившийся травы проповедник очередной дури, бандит или кидала. И вообще… – Повернулся к Седому и раздельно сказал: – Вова, если я прыгал с парашютом в эту глушь с единственной целью – быть подставкой для местного кидалы, в котором заинтересован полковник, то… То я выхожу из игры. Моня кто угодно, но не клоун. И не…

– Успокойся, – остановил его Седой. – Вся ответственность на мне. И не забывай об этом. Я сам брошу Дубину с моста метро, если нас подставят. Седой тоже не клоун.

Вдали зазвучал ползущий заунывный звук, и в тумане появилась ещё одна фигура.

– Кабан, – мрачно предположил Моня. – Зубами скрипит.

Но это был не Кабан.

– Нестор Петрович, – представился худощавый, жилистый, черноглазый, с одержимым блеском во взгляде и слегка подёргивающийся в такт своей речи человек. Он волочил в руке длинную цепь. Одет был в офицерский френч неизвестной армии, неизвестных времён. На поясе болталась деревянная кобура антикварного маузера.

Черноглазый принялся в упор рассматривать киевлян.

– Вы меня, наверное, не узнаёте? – спросил.

– Да нет, друг, пока не узнали, – ответил Моня, поглядывая на кобуру маузера и гадая, есть ли в ней оружие.

– Не беда, – ответил Нестор Петрович. – Не узнавание обеспечивает анонимность действий. – Шевельнул цепью. – Я, вообще-то, догоняю Гитлера. Не встречали? – И неожиданно скрипнул зубами.

– Туда пошёл, – махнул рукой Моня. Седой поддакивающие закивал головой, настороженно глядя на цепь.

– Я так и знал, – недовольно сказал человек с маузером. – Опять, скорее всего, не помнит какой день и какой год. После моей лекции учение Кропоткина Гитлер уяснил на свой лад. А вы? – И в упор уставился на киевских десантников.

– Что – мы? – переспросил Моня.

– К какому ведомству приписаны?

– К вневедомственному, – ответил за Маринина Седой.

– Это хорошо. Анархия мать порядка. Ведомств быть не может и быть их не должно. Вневедомственное ведомство? Прекрасная политическая конструкция. В Глухове у вас будет много сторонников. Вы идёте в Глухов?

– Да, в Глухов, – подтвердил Седой.

– Удачи не желаю – плохая примета. Звоните, если что. В колокола. Хорошая немобильная связь. – И двинулся дальше в туман, волоча цепь и подёргиваясь.

– Ты прав, Моня. Распустили местный дурдом. Проклятый Дубина, куда он нас забросил? В город шизофреников? – Седой вытер пот со лба.

– Не знаю, Вова. Старший ты. Решай, что делать и надо сваливать отсюда. На наши уши реально присели. Я думаю, нас вычислили и выслали навстречу группу дезориентации.

«Идёшь туда, не знаешь куда. Найдёшь то, не знаешь, что».

Киевляне прочли предсказание, вырезанное на доске, которая ветхим логотипом маячила на высокой осине. Под осиной, на траве, сидел человек и курил трубку. Рядом, на длинной верёвке, паслась коза.

– Доброе утро, – поздоровался Седой.

– Доброе, доброе, – согласился пастух.

– Не скажете ли, уважаемый, далеко, аль нет, до города? – спросил предводитель отряда, меняя свою речь под, якобы, местную.

– Это кому как.

– Нам, – уточнил Седой.

– Вам близко. Прямо, прямо и прямо. Но, – указал на доску – логотип, – прочти и перескажи другу.

– Американцев в городе много? – поинтересовался Моня, ещё раз оглядев логотип.

– Нету здесь американцев. Нет и украинцев. Нет и русских. Нет армян, нет грузин, нет цыган, нет евреев… – Пустил клуб дыма. Продолжил: – В край особый идёте, панове. Погранзона всех конфессий, центр космополитов. Нам, в Глухове, Вавилонская башня ни к чему. Своя есть.

– Э-э-э… Дык одни атеисты, что ль? – спросил Моня прикидываясь дурачком.

– Не совсем, не совсем, – оживился пастух и снова затянулся из трубки. – Есть и у нас вера. Она едина и истинна. Её пока представляю я и, – махнул рукой в сторону козы, – она. Пёс ещё был, но украли, наверное. Не сбежал же?

Десантники молча выслушивали очередное откровение.

– Зовут меня – Мема, – провозгласил пастух и многозначительно посмотрел на Моню. – Я пастырь новой конфессии. Имя ей – Славянская. Земля обетованная – Глухов. Все люди на земле – Славяне. Правда, не каждый об этом знает. Первый пророк всех людей на земле – славянин по имени Слава. Святое писание – его рук дело. Он над ним трудился недолго и с доброй волей пустил в мир. А вот Моисей присвоил себе авторство. – Мема понимающе сказал Моне: – Копирайта в те времена не было. Ну, сын фараона, таким образом, сфальсифицировал легитимность права на изречение Истины. Но правда нашла себе путь сквозь тысячелетия! Присоединяйтесь, братья, к моей церкви. Я сократил святое писание и выделил из него основную мысль, главную идею объясняющую всё и всем. Вот она! – И он торжественно указал рукой на доску с текстом, став при этом восхищённо кивать головой и взмахивать руками чем неожиданно перепугал козу. Та прыжками помчалась в лес, вырвала колышек из земли и, волоча на верёвке за собой этот балласт, исчезла в зарослях крапивы.

– Вернётся, – спокойно среагировал на побег Мема. – От добра не сбежишь. Ну, так вот, – снова поднял глаза на Моню. – В этой квинтэссенции Слова Божьего, – ткнул пальцем на расписанную доску, – сорок одна буква. И каждая имеет смысл, предсказывает будущее, объясняет прошлое и располагает к умиротворению настоящее. Не говоря уже о том, что Славе был сорок один год, когда он изрёк текст Священного писания, то есть скрытый смысл Библии. И ещё, послушайте: «Отчьшеанз ен отьшёдйан! Адукьшеанз ен адутьшёди!!!» – Он закатил глаза и сложил руки на груди, прижав их ладонями одна к другой.

– Это на древнееврейском? – поинтересовался Моня.

Моня снисходительно посмотрел на пропавшую душу. Пояснил:

– Это на славянском. Тот же святой текст, но прочтённый наоборот. Читая это каждый день в тот момент когда в голову приходит всё что угодно, кроме мысли о Боге, ты становишься обращённым и присоединяешься к Бессмертному Славе. Нюанс один – надо заставить себя не желать ничего и не думать ни о чём. Тогда в голове и останется лишь эта Великая Истина. – Он снова торжественным голосом прочёл абракадабру и посветлевшим взглядом окинул десантников. Спросил:

– Чувствуете Силу и Влияние Божьего Посыла? Добавил: – Важно помнить ЭТО и забыть всё остальное.

– Мда, – задумчиво сказал Моня Меме, изучая его мнемотехнику. – А как же Христос?

– Свой парень, славянин. Он принял эстафету от Славы, посредством Моисея, и передал дальше. Теперь она перешла ко мне. В миру я был художником, но сейчас бросил заниматься производством идолов. Изображать что– либо грешно, неправильно и вредно для здоровья животного. А я животное. Да и вы тоже, как и моя коза. Вы улавливаете мысль? Виижу, что улавливаете. Скоро и Киев примет моё вероисповедание. Истина – в доске! – Указал на логотип, прибитый к осине. Придвинулся близко к десантникам и шёпотом добавил: – Вот тот, что пялится в монитор и шевелит мышью, тоже наш человек, если дополз до этого места. Наааш, брат… Поздравляю! Не забывай Святой текст!!!

– Кто это наш человек? – недоумённо поинтересовался Моня, оглянувшись назад.

– Да вон он, гляди лучше, – совсем тихо зашептал Мема. – Вслушивается в наш разговор и думает, что он в стороне. Сторона есть одна – Славянская. А она здесь, а не там, в районе Пентиумов.

Седой вмешался в монолог, желая оборвать непонятный бред.

– Мема, а вы не встречали Кабана?

«Пастырь» сунул трубку в рот и изучающе оглядел киевлян.

– Зачем он вам нужен?

– По моему, наоборот. Мы ему нужны, – ответил Моня.

– Кабан православный, – хмуро сказал Мема. – Он верит в поповскую брехню о первородном грехе и триединстве. А вот в мою козу не верит. – Помолчал, раскурил потухшую трубку. Посоветовал: – Не стоит вам с ним встречаться. – Добавил: – И даже смотреть на него.

– А почему – же это нельзя смотреть? – поинтересовался Маринин.

– Интуиция, – ответил эксхудожник и хмуро потянул козу за верёвку, которая и впрямь уже вылезла из крапивы и вернулась к хозяину. – Панове, я своё мнение сказал, а там как знаете. – Мема оглядел Моню и добавил:

– Ты был бы весьма успешным неофитом. Рожа у тебя бандитская – значит грехов много. А лучший неофит – грешник. Это ещё Исайа сформулировал. А до него ещё кое кто. Некий Элохим, наблюдая действия своих наблюдателей, пришёл к такому выводу. Эту банду нельзя было допускать до общения с детьми Адама и Евы. Был внедрён посторонний ген, навсегда раздвоивший людей. В результате есть то, что есть. Смешение генофонда архиевы с посторонней дезоксирибонуклеиновой кислотой. Эхнатон был прав. Кому-то было необходимо взять на себя роль бога и навести порядок. Нефертити, правда, завалила операцию. Но мыслеформы остались. Главные из них – Женщина и Змей.

– Пойдём Саша, – сказал Седой Моне. – Бруклин, по заданию Дубины забросил нас в самое пекло шизофренического заражения. Наверное, здесь испытали новое оружие.

Десантники покинули Мему, который умиротворённо помахал им в след рукой и проговорил: «Братья, помните Святое Слово».

«Братья» уверенной походкой двинулись в сторону Глухова, указанную им уже многими, но пока являющуюся лишь вектором, модулируемым психопатией. Окончательное убеждение в том, что кругом одни сумасшедшие придало им решительности и ликвидировало полумистический стресс.

– Саша, ты въехал, куда киданул нас полковник? – вопрошал Седой, оживившийся после рационализации восприятия действительности.

– Вова, я понял, о чём ты. Политбюро – это, скорее всего, параноики, случайно получившие доступ к Интернету и «кинувшие» этого Муссолини – специалиста по психоанализу. Мы закончим операцию и завершим переговоры. Я всё запишу на диктофон. Но потом будем разбираться.

– Да, Саша, разбираться будем. Мы не клоуны и подопытные кроли.

Впереди послышалось лёгкое шуршание, и из тумана на большой скорости выскочили два велосипедиста на спортивных «Хондах». В чёрных очках промчались мимо десантников, словно привидения, обдав лёгким ветерком.

– Это не психи, – заключил Маринин.

– Да, не похоже. Вот это и есть нормальные глуховчане. Признак разумности воспринимается даже в движении.

– Верно, Вова. Ага, что– то виднеется!

Из тумана, уже почти рассеивавшегося, выступили очертания здания. Приблизившись, десантники Дубины увидели стоявший на обочине дороги дом, сложений из дубовых брёвен и внушительного размера. Возле открытой двери стоял парень в джинсах, футболке и в белоснежном передничке. Возле него, на земле, дремала громадных размеров свинья, привязанная верёвкой к железному кольцу, прибитому к бревенчатой стене дома. Над входом красовалась большая надпись: «КАБАН». А ниже, маленькими буквами: «Православный ресторан».

Переглянувшись, киевляне подошли к парню в переднике.

– Доброе утро, уважаемый.

Тот в ответ кивнул головой и продолжал молча пить кофе из крохотной, глиняной чашки. Десантники стали рассматривать спящую свинью на верёвке.

– Продаётся? – поинтересовался Моня.

– Нет, – ответил представитель «Кабана».

Допил кофе и проговорил, невозмутимо глядя на киевлян:

– Проходите, ресторан работает круглосуточно. Вход платный. Бокал пива. Ему. – И кивнул на свинью.

– Она пьёт пиво? – удивился Моня.

– Во первых – он. А во вторых, Президент вообще не имеет границы в употреблении этого напитка. Он им питается. А где вы видели, чтобы свинья отказывалась есть? Да вы посмотрите на размеры экземпляра! И всё на христианском питании. Четыреста килограммов!

– А почему христианском? – поинтересовался Седой.

– К ним допускаются только православные христиане.

– А как же вы их определяете? По каким документам?

– Зачем же документы? Здесь не Запись Актов Гражданского Состояния. Спрашиваемс…

– А ежели соврут?

– Православные не врут.

– Да неужели?

– Я таких не встречал. И он, – кивнул на Президента, – тоже. Вот вы, – спросил у десантников, – вы православные?

– Конечно, – заявил Моня.

– Заходить будете?

– Обязательно, – ответил Седой.

– Ну, видите как всё просто. Я вам верю, а у Президента уже есть два бокала пива. Лёгкий завтрак.

– Мда… – задумчиво почесал за затылком Седой. – Всякое видел, но такое…

– А что тут такого? – вопросил парень. – Честная свинья пьёт честное пиво на честно заработанные деньги честных людей. Вы, наверное, из Киева?

– А с чего вы это взяли? – насторожился Моня.

В это время свинья хрюкнула и поднялась во весь свой громадный рост, уставившись крохотными глазками на десантников.

– Да так, показалось, – сказал представитель «Кабана». – Да и Президент чувствует людей из столицы. Он очень умный. Пиво стимулирует передачу нервных импульсов по нейронам, это доказано. Я даже с ним иногда советуюсь. На вербальном языке, – добавил в ответ на взгляд Мони.

– И что же он сейчас говорит? – критически спросил Маринин.

– Он хочет пива.

Свинья снова хрюкнула низким басом и побрела к Моне, помахивая хвостиком. Тот быстро сделал шаг назад. Сказал:

– Мы заходим. Где брать пиво?

– Я возьму сам. Давайте деньги. Бокал – два евро.

– Сколько? – изумился Седой.

– Такая цена только для Президента. Он представляет заведение и является лицом православия на территории моей частной собственности. Кормя Президента, вы причастяетесь ко всем православным города Глухова.

Моня вытащил бумажку в пять евро и отдал хозяину свиньи. Тот протянул сдачу и, улыбаясь, сказал:

– Заходите, и будьте как дома. Зовут меня – Капуста, так и обращайтесь. У нас уже есть гости, вы не будете одиноки. Официант вас обслужит, музыкант сыграет, парикмахер пострижёт и побреет. Священник отпустит грехи. Сервис полный, только, извините, Интернет временно не работает и сотовая связь тоже, а так – обслуживание по полной программе. Можете переночевать. На втором этаже хорошие номера с видом на Глухов – столицу Левобережной Украины, место отдыха гетманов.

Солнце заливало утренним светом пригородное заведение, когда туда зашли Седой и Моня. Первым делом, они увидели круглый дубовый стол, за которым сидела Леся, Француз, Парковщик и Димедрол.

Резина колёс почти бесшумно оставляла позади себя асфальт лесной дороги. Свежий утренний ветер бил в лицо. Туман почти рассеялся. Два велосипедиста на большой скорости мчались вперёд.

Второй сказал первому:

– Сотню уже проехали, можно повернуть обратно.

– Да, ты прав. Моцион должен иметь предел.

– Ну, как тебе мой город?

– Неплохо, неплохо… Бродяг много, зато бабы что надо. И – природа! – Он во всю грудь вдохнул воздух июньского утра.

– Где сейчас бродяг нет? А хороших женщин ещё надо поискать.

– Ты прав. Какие акации! Да им лет по двести!

– Больше. Их сажал Пётр Великий.

– Ох, вот это да!

– Слышал, что Россия выключила Интернет?

– Я в это не верю.

– Это так. Весь Интернет.

– Ну, значит им это нужно.

Первый с энергией молодого барса вдыхал утреннюю свежесть и не особо слушал второго.

– Мы же почти вышли на Сопротивление в Киеве, а теперь модем превратился в кусок пластмассы. У тебя есть не виртуальные контакты?

– Есть. Вот сейчас, например. Посмотри, как цветёт бузина!!! Я балдею!

– Тьфу ты, эстет. Бузина! Ты снайпер дальнобойщик, тебе надо думать о… Тебе надо думать…

– Ну-ну… И о чём – же?

– Хорошо, оставим тему.

Второй налёг на педали и стал уходить вперёд. Мимо велосипедистов промелькнуло изваяние – женщина с караваем, памятник архитектуры.

Первый догнал второго.

– Ты знаешь, у меня ощущения, что мы в Эдеме.

– Надо попытаться выйти в Глухове на сторонников Сопротивления. Я постараюсь через друзей детства, – озабоченно сказал второй.

– Нет, ты осмотри. Мы въехали в нирвану! Какие поля, сколько цветов! Я очень рад, что мы всё-таки уговорили тебя приехать в этот город. А дрозды!

– Ты говорил, что вышел в Киеве на итальянцев.

– Да ну их к чёрту. Да, вышел. Ну и что? Чем поможет сицилиец украинцу?

На большой скорости объехали человека, волокущего за собой кусок цепи.

– Реальным контактом. Неужели не ясно?

Первый стал тормозить и остановил велосипед. Рядом с ним стал и второй.

– Пойду сорву васильков.

– О господи…

Через пару минут повернули обратно, летя навстречу солнцу, показавшемуся из-за кромки леса.

– Ты говорил про какого-то Муссолини.

– Да, я общался с его секретарём, – ответил первый. – Мы договорились о совместной работе. Они ищут контакты всех уровней для какой-то операции. Его впечатлило досье на меня, которое вручила ему внешняя разведка Италии.

– И?

– Они поручили нам задание.

– Нам?!!

– Да.

– Ты ничего не говорил.

– Не успел.

– И когда начнётся операция.

– Она уже идёт.

– …?

– Мы в Глухове не отдыхаем. Тебе просто повезло, что спец операция проводится в этом городе. Лотерейное совпадение – такое бывает.

Второй задумчиво крутил педали.

– Ты меня сильно обидел.

– Извини, это было условие итальянцев. Они работают на стороне Сопротивления. Я должен был молчать до сегодняшнего утра. Мы работаем с Сопротивлением. Мы в деле. А ты волновался. Я тебе всегда говорил – сиди на пороге своего дома, жди и мимо пронесут труп твоего врача. Это я к вопросу о терпении. Да ты погляди, погляди какие заросли лопухов! Я таких лопухов не видел никогда в жизни! Это не лопухи, это баобабы!!!

– Скорцени, каковы результаты?

– Шеф, всё произошло так, как было написано в вашей инструкции.

– Ну, вот видишь? Ты видишь, насколько точно можно спрогнозировать человеческое поведение?

– Вижу шеф. Я преклоняюсь перед вами.

– Хм, Скорцени… Не надо аффектов на рабочем месте. Оно должно быть стерильно, как стол хирурга. Сколько раз в истории людей один единственный микроб этого заболевания – эмоционального состояния в неподходящее время – валил всё дело на корню?

– Много, шеф.

– Вот то-то же. А теперь… Что теперь? Теперь остаётся ждать и ждать. Всё равно времени осталось мало. Есть два варианта развития событий. Первый – мы с тобой пьём пиво на Крещатике, любуемся местными красотками, и встречаем рассвет 23 июня хорошо поддатые, но уверенные в себе, а главное – в будущем.

– Хороший вариант, шеф.

– Мда. Я тоже так думаю. Но второй тоже любопытен. Мы наблюдаем 22 июня в непосредственной близости апокалипсис детерминанты абсолюта противостояния Homo sapiens. Инь ян в своём роде. Тоже интересно. Но в другом ракурсе.

– Это вы имели в виду нейтронныё взрыв?

– Да, Скорцени. Его я и имею в виду. – Муссолини повернулся к помощнику и сказал, глядя ему в глаза. – Ты знаешь, насчёт наручников я, конечно, шутил. Ты можешь сегодня, прямо сейчас, вылететь в Рим. Предлог я найду. Ну?

Скорцени помолчал, шурша бумажкой на столе. Сказал:

– Шеф, аффектов на хирургическом столе больше не будет. Но я вас не покину. И встречу восход солнца вместе с вами.

– Я так и думал. Будущее Италии, которое формируется сегодня, сейчас, здесь, не останется без своих гуру. То есть тебя и меня. Ха– ха– ха-ха– ха!

Министр обороны России задал уже в третий раз аналогичный вопрос.

– Но почему именно Глухов? Петров, убеди меня лично, а не министра обороны.

Заместитель, генерал-полковник в гражданской форме, терпеливо повторил:

– Не мы выбирали этот город. И не американцы. Оперативная информация из четырнадцати независимых источников изучивших данные, переданные полковником Дубиной, идентифицирует этот украинский районный центр как основную базу так называемого Политбюро. Наши специалисты, в частности, сводили на главном компьютере все данные по этому феномену за последние двадцать лет! – Генерал– полковник, командующий отделом по вневедомственным операциям, вытер пот со лба. Продолжил: – Уровень секретности этого бюро настолько высок, а вероятность физического захвата террористов так низка, что я лично, для гарантии и перестраховки, уничтожил бы весь город вакуумными бомбами.

– Нууу… Никогда не говори при мне такое. Никогда! – Задумался. Проговорил: – Но рациональное зерно есть, не знаю только как его выделить из гипотетического хаоса тупиковых вариантов и применить легально и адекватно. Как?

– Авария бомбардировщика с вакуумными зарядами на борту. Принесём извинения, выплатим компенсации…

Министр помолчал. Тихо сказал:

– Петров, ты явно не в себе, как легендарный Маккарти. Что ты плетёшь? Насколько я знаю, в Глухове пока никаких войск нет. Виртуальное политбюро это не регулярные войска. Их там нет. Какие бомбы?

– Уже есть американский спецназ оформленный как гуманитарная помощь в геологоразведке. Якобы в Глухове появились намёки на медь.

– Ох, и чушь. В тех районах медь? Бред.

– Да, но янки сгруппировали там уже около сорока человек. Копают ямы по всему городу. И городской голова им помогает.

– А мы?

– Никого, кроме «пятой колонны».

– Количество?

– Реальных бойцов около двадцати человек. Это мало. Это очень-очень мало. Мы теряем стратегический плацдарм!