Идем мы, идем, и что же видим?
      Кукла отскакивает.
      Ой, какой большой! Какой большой мужчина! И в одном халате! Посмотрите! Ну, прошу вас!
      Часть компании, хихикая, подбегает к просверленным отверстиям, другие испуганно и смущенно отворачиваются.
      Входит Екатерина.
      Я с вас буду брать плату! Разумовский в одном халате, тетушка без... короны. Это - лучшее представление, какое мне доводилось устраивать. Правда?
      Поскольку придворные только хихикают, но не отвечают, он отвечает себе сам.
      Правда!
      Смотрите, смотрите... Хи-хи... Да они просто пьяны. В трезвом виде так себя не ведут. А теперь началась... лирика...
      Заглядывает в отверстие.
      А может, это всего лишь упоение властью?
      Кое-кто нервно смеется.
      ЕКАТЕРИНА. Если вы тотчас не отойдете от двери, я все расскажу государыне.
      ПЕТР. Фике, не сходи с ума, это всего только шутка.
      ЕКАТЕРИНА. Так не шутят!
      ПЕТР. Фике!
      ЕКАТЕРИНА. Ваше высочество, я хочу поговорить с вами наедине!
      Пауза.
      ПЕТР. Все - выйдите вон!
      Все придворные выходят.
      ЕКАТЕРИНА. Заклинаю, ваше высочество, тотчас запретите рассказывать кому бы то ни было о том, что здесь сейчас происходило и впредь не устраивайте подобных развлечений.
      ПЕТР. Не любишь марионеток? Тебе не нравятся куклы?
      ЕКАТЕРИНА. Вы знаете, ваше высочество, что я имею в виду.
      ПЕТР. Нет забавы более веселой, чем марионетки. Правда? (Отвечает за куклу.) Правда!
      ЕКАТЕРИНА. Сударь! Такое ваше поведение по отношению к императрице недопустимо! Вы наследник престола! Понимаете?!
      ПЕТР. Видишь ли, все дело в том, что я вовсе не уверен, что хочу сесть на трон. И еще быть главой церкви! Я - глава церкви! (Хихикает.) Лучше уж взять с собой Воронцову и поселиться где-нибудь в глуши. На что мне этот ничтожный двор?
      ЕКАТЕРИНА. Ваше императорское высочество... Вам нельзя даже думать так!
      ПЕТР. Нельзя... нельзя... нельзя... вот именно.
      ЕКАТЕРИНА. Вы рождены, чтобы стать владыкой! Вы политический гений! Стратег! Офицер! Петя... Петя...
      ПЕТР. Ну ладно, ладно... Знаю... Такая уж моя судьба. В этом вся беда. Знаю. Я стратег. Прирожденный полководец. Как Александр. Как великий Фридрих.
      Входит Елизавета, взбешенная, пьяная, за ней Бестужев.
      ЕЛИЗАВЕТА. Кто придумал эту идиотскую шутку!
      Петр и Екатерина молчат.
      Можешь не отвечать. Мне все известно! Жалкий паяц! Это верх неблагодарности! Верх! Тебе известно, что я обязана сослать тебя на каторгу? Или заточить в крепость! И такой как ты будет править страной? Решать судьбу России? Да как ты посмел? Отвечай!
      Пауза.
      ПЕТР. Что мне ответить?
      ЕЛИЗАВЕТА. Неужели ты сам не видишь всю низость своего поведения?
      Екатерина падает на колени.
      ЕКАТЕРИНА. Ваше величество!
      ЕЛИЗАВЕТА. К тебе мои слова не относятся. Знаю, ты в этом не участвовала, даже других останавливала. Но этот-то! Будущий государь! А может, мелкий пакостник, гнусный, недостойный соглядатай, который сам не может и потому за другими подглядывает!
      ЕКАТЕРИНА. Ваше величество!
      ЕЛИЗАВЕТА. Не перебивай! (К Петру.) Не один год прошел после твоей свадьбы, прежде чем ты согласился на операцию, сделавшую тебя мужчиной. Но ты, должно быть, уже был слишком стар, чтобы это изменило и твой разум.
      ЕКАТЕРИНА. Ваше величество!
      ЕЛИЗАВЕТА. Помолчи! (К Петру.) Чем радоваться и жить со своею венчанной женой по Божьему завету, сразу же начал путаться с самыми недостойными женщинами двора. Напиваешься до бесчувствия, возишься с куклами и собаками. А удовольствие находишь в том, что подглядываешь за другими. И такой, как ты должен стать российским царем?!
      ЕКАТЕРИНА. Ваше величество!
      ЕЛИЗАВЕТА. Не перебивай! (К Петру.) Ну, как будешь оправдываться?
      Петр молчит.
      ЕКАТЕРИНА. Ваше величество! То была случайность. Великий князь хотел закрепить на двери занавес для театра марионеток и слишком глубоко просверлил. Он сделал это не намеренно! Умоляю вас!
      ЕЛИЗАВЕТА. Встань!
      ЕКАТЕРИНА (по-прежнему на коленях). Великий князь порой опрометчив, но он любит вас, государыня, и до конца дней своих будет сердечно благодарен за все, что вы для него сделали.
      ЕЛИЗАВЕТА. Так он из благодарности подсматривает за мной?
      ЕКАТЕРИНА. У великого князя не было подобных намерений. Это случилось неумышленно.
      ЕЛИЗАВЕТА. Не верю! Почему ты не встаешь?
      ЕКАТЕРИНА. Я не встану, пока вы, ваше величество, не поверите мне. Все произошло случайно.
      ЕЛИЗАВЕТА. Вставай. (Помогает Екатерине встать. К Петру.) А ты отправляйся в свои покои и не показывайся мне на глаза по меньшей мере неделю.
      Петр молча выходит.
      Что вы будете делать, когда не станет меня? (Вытирает рот платком.) Хорошо, что ты за него вступаешься. Жена всегда должна защищать мужа. Глупец. (Выходит.)
      БЕСТУЖЕВ. Ваше высочество, разрешите выразить вам мое уважение и восхищение. Вы были великолепны!
      ЕКАТЕРИНА. Спасибо. Это мой долг.
      БЕСТУЖЕВ. Хотел бы вновь вас заверить: я желал бы всегда служить вам!
      ЕКАТЕРИНА. Граф, я не представляю себе лучшего друга, чем вы! Благодарю вас!
      Сцена 15.
      ГРИММ. И что ты можешь сказать?
      ДИДРО. Скажу, что она неглупа. Но судя по тому, как она меня приняла, боюсь, нам будет нелегко найти общий язык.
      Я взбешен.
      И готов отступить.
      Я уезжаю!
      ГРИММ. Я бы, на твоем месте, трижды подумал.
      Она уже столько лет очарована тобой. И ценит тебя выше, чем Вольтера!
      Она нуждается в совете, в помощи. Понимаешь?
      Подумай, Философ... (Выходит.)
      ДИДРО. Ценит меня выше, чем Вольтера... Нуждается в помощи?.. Гм... (К зрителям.) Помощь? Значит я был не щедро оплаченным паяцем, но кем-то, кто в состоянии помочь? Неужели это возможно? А может быть, я уступаю собственному тщеславию? Нет, нет!
      Она относится ко мне серьезно!
      Ссорится со мной! Грубит! Но стремится к истине! Ну конечно же, она добивается истины!
      Вот уж чего не ожидал! Это многое меняет! Это уже не салонная болтовня, это - миссия!
      Я продолжал думать об отъезде, но до этого хотел с ней хоть раз побеседовать.
      Наша беседа превзошла все мои ожидания. Сначала мы совместно размышляли над тем, что материальные причины могут привести к нематериальным последствиям. Затем пришли к выводу, что верность возможна лишь благодаря памяти. Начали анализировать математические основы прекрасного. Собственная дочь не слушала меня с таким вниманием. Я заметил, что она вовсе не думает об этикете. Что совершенно естественна и проста. При частных встречах она была боса и садилась на корточки. Просто чудесно. (Вытирает нос и снимает обувь.)
      Сцена 16.
      Дидро говорит, обращаясь к выступающей из мрака Екатерине. Оба босы, сидят на корточках.
      ДИДРО. ...Несомненно. А лицемерие - это неосознанная почесть, воздаваемая добродетели.
      ЕКАТЕРИНА. Так что же нужно сделать, чтобы люди относились друг к другу искренне и непринужденно?
      ДИДРО. Друг к другу или к императрице?
      ЕКАТЕРИНА. А разве есть какая-то разница?
      ДИДРО. Неужели ты не ощутила ее на самой себе?
      ЕКАТЕРИНА. Ты прав. Все годы правления императрицы Елизаветы я жила в страхе перед ней, хоть и трудно сказать, откуда тот страх исходил.
      ДИДРО. Страх жил в душах людей, что ее окружали.
      ЕКАТЕРИНА. А ты веришь в Бога?
      ДИДРО. В Бога?..
      ЕКАТЕРИНА. Ответь откровенно.
      ДИДРО. Наверное - нет. А ты?
      ЕКАТЕРИНА. Наверное - верю. Хоть и сомневаюсь, что желала бы участвовать во всех нудных богослужениях, совершаемых нашими священниками. Эти огни, ладан, покаяния... Монотонные песнопения... Нравственное насилие.
      ДИДРО. Тогда ответь мне на вопрос: могут ли люди относиться друг к другу искренне и непринужденно, если владыки и священнослужители всего мира требуют от них покорности и нудных богослужений?
      ЕКАТЕРИНА. Да, но...
      ДИДРО. Подожди! (Хватает ее за руку.) Ответь, может ли человек быть свободен, если живет в страхе?
      ЕКАТЕРИНА. Нет.
      ДИДРО. Вот именно! Освободи людей от страха, и никто не побоится сказать того, что думает.
      ЕКАТЕРИНА. Но человек всегда чего-нибудь боится.
      ДИДРО. Чего?
      ЕКАТЕРИНА. Болезни, нужды, смерти.
      ДИДРО. Я не боюсь. Для меня совершенно естественно, что я когда-нибудь умру, и совершенно очевидно, что всегда мне будет недоставать денег. Болезни я, разумеется, боюсь, однако такой страх не помешает мне говорить правду.
      ЕКАТЕРИНА. Завидую тебе. А я живу в постоянном страхе. Если не за себя, то за свой народ.
      Голос Орлова за дверью.
      ОРЛОВ. Пропустите, не то убью!
      Звуки борьбы. На сцену вбегает Орлов с кинжалом в руке, за ним Потемкин и Бестужев. Орлов падает крестом к ногам Екатерины.
      Вели казнить, только не прогоняй!
      ЕКАТЕРИНА. Как ты сюда вошел?
      ОРЛОВ. Не могу жить без тебя. Да, я виноват. Знаю, что виноват. Но все было не так. (Бьет лбом об пол.) Но ведь... Ведь десять лет вместе. И так понимаем друг друга. Хочу служить тебе. Хочу за тебя погибнуть. Делай со мной, что пожелаешь, молю. Сжалься надо мной. Фике, так даже собаку не выгоняют!
      ЕКАТЕРИНА. Прежде всего прошу прекратить эту смешную голодовку. Вы, кажется, уже две недели ничего не ели.
      ОРЛОВ. В рот ничего не возьму, пока не простишь меня.
      ЕКАТЕРИНА. Ни в чем я вас не виню. Прошу начать есть. Тотчас же.
      Орлов берет из вазы виноград и набивает себе полный рот.
      ОРЛОВ. Повинуюсь. Ем. Видишь - ем. Выполню все, что только пожелаешь. Помнишь, как я скомандовал - "Пади!" А ты прошла по спинам целого полка и ножки не замочила? Помнишь, как мы танцевали сразу же после твоей коронации? Не верь тому, что тебе доносят! Никогда я не говорил, что хочу стать царем. Я хочу быть твоим мужем. Я и есть - твой муж, а ты - моя жена. У нас с тобой дочь! Не отрицай! Я нужен тебе. Кто может быть для тебя лучше, чем я? Кто?
      ЕКАТЕРИНА. Прошу вас выйти и ожидать моих решений в своем доме.
      ОРЛОВ. Я жду уже три месяца. Не уйду, пока ты не вспомнишь, как меня любишь. Или я на этом месте жизни себя лишу. (Прикладывает кинжал к своему горлу.)
      ЕКАТЕРИНА. Вам не удастся меня запугать. Мне даже тревожно за вас. Сочувствую вам. Но запугивать себя не позволю. Если вы не намерены уйти уйду я. (Выходит.)
      Потемкин хватает Орлова за руку, в которой тот держит кинжал.
      ОРЛОВ. Гриша, пусти меня!
      ПОТЕМКИН. Не пущу! Успокойся, вернись к себе, в свой дом!
      ОРЛОВ. У нее кто-нибудь есть? Скажи мне, есть?
      ПОТЕМКИН. Откуда мне знать?
      ОРЛОВ. Да она не смогла бы три месяца вытерпеть без мужика. Я ее знаю. Скажи, кто этот сукин сын? Он?
      Указывает на Дидро, которого заслоняет собой Бестужев.
      ПОТЕМКИН. Ты теряешь разум.
      ОРЛОВ. Тогда - кто?
      ПОТЕМКИН. Не знаю!
      ОРЛОВ. Берет себе гренадеров на одну ночь?
      ПОТЕМКИН. Отдай кинжал.
      ОРЛОВ. И она меня прощает? Да без меня Пугачев был бы уже в Москве. Я ей нужен! Втолкуйте ей, что я ей нужен! (К Бестужеву.) Граф! Вам, что, плохо со мной было? Я в вашу политику не лез, ведь так? Мы же старые друзья. Скажите ей, пусть простит меня!
      БЕСТУЖЕВ. Не позорьте нас перед иностранным гостем. Ваши капризы могут сделать нас посмешищем в глазах всей Европы.
      ОРЛОВ (к Бестужеву). Ты любым готов пожертвовать, лишь бы оставаться возле Фике, признайся?
      ПОТЕМКИН. Пойдем, я провожу тебя домой!
      Орлов, поддерживаемый Потемкиным, выходит, но внезапно, на мгновение вырвавшись, начинает рычать и лаять по-собачьи.
      ОРЛОВ. Гав! Гав! Желаю веселой собачьей свадьбы! Гав!
      Потемкин снова хватает его и выводит.
      БЕСТУЖЕВ. Господин Дидро.
      ДИДРО. Слушаю вас.
      БЕСТУЖЕВ. Прошу извинить нас. Умственные расстройства случаются в России так же, как и во Франции, не так ли?
      ДИДРО. Несомненно, граф.
      БЕСТУЖЕВ. Просто счастье, что этот безумец никому не причинил вреда.
      ДИДРО. Но как он сумел проникнуть во дворец?
      БЕСТУЖЕВ. Помешанные бывают порой весьма хитроумны. Еще раз прошу нас простить. Мне надо переговорить с начальником караула. Извините. (Выходит.)
      Входит Гримм.
      ГРИММ. Из-за этого скандала не состоится моя встреча с императрицей.
      ДИДРО. А моя была прервана.
      ГРИММ. Она в нем больше не нуждается, а он не желает с этим смириться. Такое случается.
      ДИДРО. Он походил на кипящий котел. Ревел как бык. Кричал, что без него она погибнет. Так он выразился.
      ГРИММ. Тем хуже для него. Он не в состоянии удовлетворить ее возросшие запросы. И потому мы здесь.
      ДИДРО. Тебя ничто не удивляет, барон? Не вызывает растерянности?
      ГРИММ. А что должно меня удивлять?
      ДИДРО. Мы приехали сюда, чтобы удовлетворять высшие, духовные запросы императрицы, но, похоже, невольно становимся причиной изменения ее запросов более приземленных.
      ГРИММ. Я уже начинаю тебя ревновать.
      ДИДРО. Никому не нравится обожать бескорыстно.
      ГРИММ. Ты, однако, смел, Дидро.
      ДИДРО. Дорогой барон, три четверти своей жизни мы расходуем на желания без поступков.
      ГРИММ. Воистину так.
      ДИДРО. И на поступки без желания.
      ГРИММ. Следует ли из этого, что она и тебе прислала артисточку?
      ДИДРО. Не понимаю.
      ГРИММ. Неужели не прислала?
      ДИДРО. Не знаю, о чем ты.
      ГРИММ. Нет? А мне сделали прелестный подарок. Молодая, хорошенькая и глупая служаночка, хорошо говорящая по-французски, поскольку она играет в императорском театре. Помнит наизусть всего Расина и вообще получила неплохое образование.
      ДИДРО. Я начинаю тебе завидовать.
      ГРИММ. Напрасно. Достаточно ей намекнуть, что тебе в Петербурге очень одиноко.
      ДИДРО. Я плохо сплю, у меня невероятно жесткая кровать. Нарышкины весьма гостеприимны, но встают они слишком рано.
      ГРИММ. Расскажу обо всем этом императрице. Не сомневаюсь, что она придумает какой-нибудь способ тебе помочь. Ах! Чуть не забыл. Императрица приглашает нас в свой театр. В одиннадцать утра. Пьесу она написала сама. Я ее читал. Весьма недурно. Переработка немецкой пьесы. Прощай!
      ДИДРО. До свиданья, барон.
      Сцена 17.
      ДИДРО (один). Театр. Все сочиняли театральные пьесы.
      Эпоха была больна театром.
      Театр был болен эпохой.
      Царил кризис театра, как утверждали критики.
      И кризис критики, как говорили в театре.
      Я и сам начал сочинять пьесы.
      О мещанах.
      Такого еще не бывало.
      Поначалу меня приняли холодно. Потом, неожиданно, публика стала заполнять залы уже в половине пятого.
      Взбирались на стены, набивались во все углы...
      Во времена, когда все фальшиво, театр предлагает наивысшую подлинность.
      Но что с того...
      Я понял, что выйдя из театра, люди не становятся лучше.
      Ни на йоту.
      Так завершилось мое увлечение театром.
      А сейчас я промерз до костей. Бррр...
      Почему она не прислала мне такую же девицу?
      Неужели меня она ценит меньше, чем Гримма?
      Невозможно.
      Зачем я, собственно, сюда приехал?
      Ради этих несчастных денег?
      Вздор.
      Я не лакей.
      Тогда зачем?
      Исполнить миссию?
      Исполнить миссию. Принести свет разума в эту огромную страну.
      Искоренить предрассудки. Облегчить участь бедных, возвысить нравы богатых.
      Богатые приятны в общении, весьма приятны...
      А бедняки? Ужасны. К ним не хочется приближаться. Один только запах... Бррр...
      И что с того.
      Я непоследователен.
      Верю в добро, в красоту, в правду.
      И не нахожу согласия сам с собой.
      Она красива.
      И может быть добра.
      Екатерина.
      Фике.
      Я влюбился!
      Осторожно, осторожно.
      Кто заменит Орлова возле нее?
      Хватит.
      Я старый, усталый, я смешон. Ничего мне не нужно. И никому я здесь не пригожусь.
      Пора домой.
      Возвращаюсь. Пора собирать пожитки и уезжать, пока не станет поздно.
      Сцена 18.
      Перед горящим камином сидит обнаженная девушка.
      ДИДРО. Вам не холодно, барышня?
      ДЕВУШКА. У огня - нет.
      Пауза.
      ДИДРО. Я тоже иной раз люблю сбросить одежды, но делать это по приказу, должно быть, не слишком приятно?
      ДЕВУШКА. Не понимаю.
      ДИДРО. Кто велел тебе войти в мою комнату и раздеться?
      ДЕВУШКА. Не могу сказать.
      ДИДРО. А что ты можешь сказать?
      ДЕВУШКА. Мне велено сказать: Разве существует для человека ценность более высокая, чем наслаждение?
      ДЕЙСТВИЕ II.
      Сцена 1.
      На возвышении в глубине сцены идет репетиция пьесы Екатерины II "О, время!" В ней участвуют: Мавра - девушка, с которой мы познакомились в конце I действия, и ее партнер. За репетицией наблюдают Екатерина, Дидро, Гримм и Потемкин.
      МАВРА. "Проклятая безбожница, - кричала она на меня, - такой ли теперь час? Пришла ли ты, как сатана, искушать меня светскими суетами тогда, когда все мысли мои заняты покаянием и от всякого о свете сем попечения удалены!" Прокричав с великим сердцем, бросила мне в висок молитвенник. И теперь еще знак есть, но я мушкой залепливаю. (К партнеру.) А он мне: "Бедняжка, как мне тебя утешить?" А я...
      ЕКАТЕРИНА. Постой! Постой! Куда ты гонишь? Господин Дидро, не откажитесь нам помочь! Сыграйте за партнера. Не сомневаюсь, что вам не раз доводилось играть роль возлюбленного.
      ДИДРО. Ваше величество, в молодости я мечтал стать актером, но потом отказался от подобного намерения. Хороший актер должен быть подражателем, сохраняя холодность. А холодность извращает характер. Я же в глубине души исполнен страсти, даже экзальтации. Хоть и пытаюсь это скрывать. (Поднимается на сцену.)
      ЕКАТЕРИНА. Прекрасно. А теперь со слов: "Когда все мысли мои..."
      Мавра произносит свой текст до конца, затем Дидро.
      Нет! Нет! Господин Дидро, где та натуральность, которую вы прославляете в своих рассуждениях об искусстве? Играть самому труднее, чем критиковать. Не забывайте об этом! А ты, Мавра, помни: одно дело, когда ты повторяешь слова той полоумной ханжи, и совсем другое, когда говоришь от себя. (Проигрывает переход от прямой речи к речи косвенной. Может быть, и текст возлюбленного.) А на мушку следует указать. (Показывает. Обращается к Мавре.) Вот теперь хорошо. На сегодня достаточно. Можешь идти! (Актеры уходят, мужчины аплодируют.)
      Ну как, разве моя Мавра не лучше, чем мадемуазель Клэрон в Париже?
      ГРИММ. Прежде всего, она хуже вашего императорского величества! У вас необыкновенный талант!
      ПОТЕМКИН. Несомненно!
      ДИДРО. Да. Вы, государыня, до конца овладели сутью этого искусства!
      ПОТЕМКИН. Несомненно!
      ЕКАТЕРИНА. А в чем суть этого искусства?
      ДИДРО. В способности распознавать любую человеческую натуру и подражать ей.
      ПОТЕМКИН. Несомненно!
      ГРИММ. Прекрасно сказано. Создается впечатление, что вы, государыня немало знаете о людях. И о том, как они проявляют свои чувства.
      ЕКАТЕРИНА. Я уже долго живу! И много наблюдаю.
      Все смеются.
      ГРИММ. Вы все шутите!
      ПОТЕМКИН. Долго живу! Да ради такой не жалко принять сто палок.
      ДИДРО. Двор и театр: две школы имитации чувств. Но скажите, господа, разве есть актер, способный сравниться с многоопытным царедворцем?
      ЕКАТЕРИНА. Я театр ставлю выше. Он бескорыстнее, чем двор. Впрочем, я ценю и то, и другое. У них разные, но одинаково полезные цели. Только одно мне претит: имитация любви. Прежде всего - у придворных.
      ГРИММ. Я, однако, полагаю, что ваше императорское величество способны безошибочно распознать подлинное чувство привязанности и почитания.
      ПОТЕМКИН. Несомненно.
      ЕКАТЕРИНА. Я бы рисковала показаться весьма самоуверенной, если бы не восприняла ваши, барон, слова как бесстыдную лесть. (Смеется. Мужчины ей вторят.) Но любопытно, что животные проявляют свои чувства более искренне и непосредственно. Например, петух... Генерал Потемкин умеет превосходно изображать пение петуха! Григорий Александрович, покажи нам свое искусство!
      ПОТЕМКИН. Вот петух, который на рассвете просыпается и видит, что проспал. (Поднимается на сцену и поет.) А теперь - петух созывающий кур к зерну. (Поет. Все смеются.) Ну, а вот - влюбленный петух! (Поет, глядя императрице в глаза. Это, несомненно, пение влюбленного петуха. Все смеются.)
      ЕКАТЕРИНА. Видите, господа, даже животные умеют делать вид.
      Все, смеясь, выходят, кроме Дидро.
      ДИДРО. Эпизод в театре, вопреки ожиданиям, не отдалил императрицу от меня, скорее, он нас сблизил. Мы продолжали встречаться. Она все чаще искала поводы для бесед. Однажды я был приглашен на прогулку в Летний сад. Летний сад! Стоял февраль и я чертовски мерз в своем подбитом ветром парижском пальто. Она подъехала в санях. На ней была великолепная, теплая шуба.
      Сцена 2.
      Звон колокольчиков на санях.
      Екатерина и Дидро, последний мерзнет.
      ЕКАТЕРИНА. Дидро! Просвети меня. Научи, как мне поступать с людьми, как мыслить, как преодолевать сложности этой жизни! Я чувствую себя такой одинокой и беспомощной. Как поступать, чтобы этот великий народ меня не проклял, не захотел убить. Я хочу быть для них матерью, а мне постоянно приходится подписывать смертные приговоры. Я запретила пытки. Ведь это правильное решение, не так ли?
      ДИДРО. Разумеется, правильное.
      ЕКАТЕРИНА. А Гримм утверждает, что править без страха - невозможно.
      ДИДРО. Страх - это солдат, который в один прекрасный день дезертирует.
      ЕКАТЕРИНА. Разве могут разум и трудолюбие уравновесить зло, таящееся в человеческой натуре?
      ДИДРО. Вольтер учит нас, что законы природы следует подчинить канонам разума - иначе зло будет неизменно торжествовать.
      ЕКАТЕРИНА. Ты тоже так считаешь?
      ДИДРО. Я верю в могущество мысли. Верю, что если и примитивные народы, и цивилизованные общества равно прославляют добродетель, следовательно они жаждут ее, такова их всеобщая воля. А род человеческий дарит любовью и уважением только тех, чья индивидуальная воля объединяется с волей всеобщей.
      ЕКАТЕРИНА. Я должна это записать.
      ДИДРО. Ты разумна. С готовностью прислушиваешься к вожделениям своего народа. Стремишься принести ему пользу. Для тебя этого должно быть достаточно. И тогда, как правительница - ты идеал.
      ЕКАТЕРИНА. А как человек?
      ДИДРО. А как человек, как индивидуум - ты вправе делать все, что не запрещено родом человеческим.
      ЕКАТЕРИНА. Все?
      ДИДРО. Все, если это не вредит другим личностям.
      ЕКАТЕРИНА. Хм... Понимаю. Но как мне помочь моему народу?
      ДИДРО. Только творя мудрые законы и видоизменяя неразумные. Те, что были результатом невежества и предрассудков. Шаг за шагом.
      ЕКАТЕРИНА. Шаг за шагом?
      ДИДРО. Именно. Люди просвещенные сами смогут приносить счастье друг другу.
      ЕКАТЕРИНА. Но как их просветить?
      ДИДРО. В первую очередь - освободить.
      ЕКАТЕРИНА. Невежественных?
      ДИДРО. Нелегко просвещать раба.
      ЕКАТЕРИНА. Но легче, чем освободить непросвещенного.
      ДИДРО. Ничто так не способствует просвещению, как свобода.
      ЕКАТЕРИНА. Это так. Но свобода для мужика чаще всего означает анархию.
      ДИДРО. Следует учить и освобождать. Одновременно.
      ЕКАТЕРИНА. Шаг за шагом. Ты составишь для меня такой проект? Как просветить мой народ? Проект образования для всего общества?
      ДИДРО. Но ведь я, собственно, немного знаю о России. Единственное, чему я научился, это чихать по-русски.
      ЕКАТЕРИНА. Разговаривай, с кем захочешь. Изучай. Выпытывай. Составишь для меня этот проект? Ты готов?
      ДИДРО. Попытаюсь.
      Оба выходят.
      Сцена 3.
      ДИДРО. Итак, я стал изучать народ, для которого мне предстояло создать проект системы просвещения. И начал с изучения Мавры.
      Входит Мавра.
      У тебя есть семья?
      МАВРА. Что?
      ДИДРО. Есть ли у тебя семья? Братья, сестры, родители?
      МАВРА. Нет. Да.
      ДИДРО. Так - да или нет?
      МАВРА. Нет. Не помню.
      ДИДРО. Ты не помнишь свою семью?
      МАВРА. Мне было шесть лет, я бегала перед избой, а тут проезжала телега управляющего. Его люди вылавливали всех детей, которые уже хорошо ходили, и сажали их на телегу. На продажу. Меня сразу же продали в Петербург камердинеру графа Панина. Он меня многому научил. Дал мне французскую книжку и велел читать. Его старшая дочь - горничная, от нее я научилась накручивать локоны.
      ДИДРО. А как ты оказалась в театре?
      МАВРА. Княгиня Дашкова купила меня, когда мне было тринадцать лет специально для государыни.
      ДИДРО. А потом ты бывала в родной деревне?
      МАВРА. Никто не помнит как та деревня называлась.
      ДИДРО. А другие актеры? Тоже взяты из деревни?
      МАВРА. Или из дворовых.
      ДИДРО. Как же тебе представляется твое будущее?
      МАВРА. Что?
      ДИДРО. Что с тобой станет к старости?
      МАВРА. Я коплю на приданое.
      ДИДРО. И уже присмотрела жениха?
      МАВРА. Зависит от того, сколько накоплю.
      ДИДРО. А чему бы ты хотела научить своих детей?
      МАВРА. Чему?
      ДИДРО. Представь себе - вот ты вышла замуж. У тебя сынок и дочка. Чему ты хотела бы их научить?
      Мавра молчит.
      Ну, попытайся фантазировать - вот ты разбогатела, вышла замуж, у тебя двое славных, здоровых детей, мальчик и девочка. Чему ты хочешь их научить?
      МАВРА. Извините, сударь. (Кланяется и выбегает, сдерживая рыдания.)
      ДИДРО. Я все понял. Мавра, по какой-то причине, не могла иметь детей.
      Входит Гримм.
      ГРИММ. Только этого недоставало, чтобы она рожала детей. Тогда каждый дворец был бы полон побочными детьми от лакеев и горничных. Ты только себе представь? К счастью, наука достигла в этой области поразительного прогресса. Она делает человека свободнее, во всех отношениях.
      ДИДРО. Да, это было бы смешно, но зато в согласии с законами природы.
      ГРИММ. Наш бывший друг Жан Жак Руссо, свято верящий в разумность законов природы, в результате отдал пятерых своих детей в приют, чтобы они не мешали его размышлениям над совершенством натурального порядка вещей.
      ДИДРО. Горничная страдает, потому что не может иметь детей, философ же от них избавляется, поскольку дети ему мешают. Кто из них ближе к натуре?
      ГРИММ. Этого я не знаю. Зато знаю, кто более счастлив.
      ДИДРО. Так кто же?
      ГРИММ. Тот, кто богаче. Деньги освобождают нас от повседневности, уродства... и от природы.
      ДИДРО. Это плоско и аморально.
      ГРИММ. Здесь, в этой стране, несколько преждевременно проповедовать добродетели. Они еще не дозрели, хотя кое в чем уже успели прогнить.
      ДИДРО. Мне порой начинает казаться, что это другой мир, не до конца мне понятный. Порой возникает впечатление, что большинство слов имеет здесь совершенно иной смысл, чем во Франции. Горничная вовсе не означает горничную.
      ГРИММ. А философ не обязательно играет роль философа. Только двор всегда остается двором. Главное, чтобы на руках были нужные карты.
      ДИДРО. Да. И чтобы не впасть в немилость.
      Входит Бестужев.
      БЕСТУЖЕВ. Впасть в немилость? Кто впал в немилость? О ком вы говорили?
      ДИДРО. Мы говорили о дворе. О том, что при всех дворах мира самое главное - не лишиться благорасположения.
      БЕСТУЖЕВ. Не мне об этом рассказывать. Я пережил некогда страшные минуты, когда императрица Елизавета повелела меня арестовать и подвергнуть пытке, справедливо подозревая, что я содействую не Петру, а его супруге. Я с ней переписывался. Мне, к счастью, удалось заблаговременно сжечь все бумаги, в том числе - мой собственный проект устройства государственного правления после смерти Елизаветы. И чуть было не увлек за собой в пропасть будущую императрицу. Но великая княгиня Екатерина не сказала ни слова и меня не выдала.
      Сцена 4.
      Входят Петр и Елизавета. К ним присоединяется Екатерина, которая сразу же падает на колени.
      ПЕТР. Она злая и глупая! Злая и глупая!
      ЕЛИЗАВЕТА (к коленопреклоненной Екатерине). Вас одолела гордыня! Потрудитесь вспомнить, как однажды в Летнем дворце я вас спросила, не болит ли у вас шея, заметив, как вы едва мне поклонились. Из гордости - лишь чуть кивнули!
      ЕКАТЕРИНА. О, Боже, неужели вы, государыня, допускаете мысль, что я способна выказывать гордость по отношению к вам? Клянусь, у меня ничего подобного и в мыслях не было!
      ЕЛИЗАВЕТА. Вы почитаете себя умнее всех на свете!
      ЕКАТЕРИНА. Если бы я так думала, ничто не могло бы лучше избавить меня от подобного заблуждения, чем мое нынешнее положение. Я благодарна вашему императорскому величеству за все оказанные мне благодеяния, и заверяю вас, что величайшим несчастьем всей моей жизни будет лишиться благосклонности вашего величества. Я прошу отослать меня к моим родственникам.
      ЕЛИЗАВЕТА. Как же это - отослать? Не забывай, сударыня, здесь твои дети!
      ЕКАТЕРИНА. Мои дети в ваших руках и нигде им не может быть лучше.
      ЕЛИЗАВЕТА. Просто смешно! А что я скажу всему свету?
      ЕКАТЕРИНА. Расскажете, если сочтете это уместным, чем я навлекла на себя вашу, государыня, немилость и ненависть великого князя.
      ПЕТР. Какое бесстыдство!
      ЕЛИЗАВЕТА. А на какие средства вы собираетесь жить в своей семье?
      ЕКАТЕРИНА. На те же, что и прежде, когда еще не имела чести пребывать здесь!
      ПЕТР. Хо, хо, хо!
      ЕЛИЗАВЕТА. Ваша мать бедствует! Ей пришлось уехать в Париж.
      ЕКАТЕРИНА. Знаю. Прусский король преследует ее за чрезмерную преданность интересам России.
      ПЕТР. Теперь вы сами убедились, государыня, сколько в ней злости! Прусский король никого не преследует!
      ЕЛИЗАВЕТА. По этому делу у меня есть свое мнение. И прошу вас, сударь, не вмешиваться, если вас не спрашивают. А вы, сударыня, ввязываетесь в дела, которые вас не касаются. С каких это пор иностранная политика стала входить в компетенцию супруги престолонаследника. Вы переписываетесь с министром Бестужевым.