- Неважно, - отрывисто бросил Валерий. - Хватит об этом.
      - Я ничего об этом не знал. Я читал в книгах про любовь. Тетя Соня хвалила роман "Анна Каренина". Я ее прочел. Книга очень хорошая, но мне казалось, что любовь была только в прошлые времена, а теперь такого не бывает. Когда я сказал это Ане, она только засмеялась. Скажи мне ты: теперь тоже есть любовь?
      Валерий молчал.
      - Никто не хочет мне объяснить, - снова вздохнул Ур.
      - Это объяснить нельзя. Вот влюбишься - сам поймешь.
      - Да, - неуверенно сказал Ур. - Мне нравятся девушки, но я вижу, что все это очень сложно. Я причинил тебе страдания - прости. Я решил уехать, чтобы не мешать вам. Вот все, что я хотел сказать.
      Валерий, глядя в раскрытое окно на осиянную лунным светом верхушку айланта, раздумывал над словами Ура. Вот и прекрасно, уезжай. Снова все будет, как было раньше - легко и свободно, без тяжкой ответственности за этого пришельца. Снова выходы в море на "Севрюге", и приятная возня с магнитографом, и неспешное вызревание собственной диссертации, и, может, океанская экспедиция... И снова - вдвоем с Аней по вечерам...
      И вдруг он представил себе, что Ура не будет. Не будет стонать пружинами диван под его мощным телом. Не будут валить ребята в институте к любимцу практиканту с просьбой рассчитать что-нибудь; исчезнет из стенгазеты рубрика "Спросите Ура", над которой изображен мускулистый торс с вмонтированным вычислительным пультом. Поскучнеют без Ура с его детским азартом быстротечные турниры в настольный теннис...
      А что скажут Рыбаков и Пиреев?!
      - Куда ты уедешь? - спросил Валерий.
      - Куда-нибудь. Земля велика.
      - Теперь послушай, что я скажу, - заговорил после долгой паузы Валерий. - Ты прав, что жизнь не проста. Не знаю, где и в каких условиях ты вырос, там у вас, возможно, все проще - ходи босиком по траве и нюхай незабудки...
      - Нюхай незабудки? Что это?
      - Ну, так говорится. Погоди, не перебивай... Никаких особых неприятностей от тебя нету. Если ты не нарушаешь порядка, то имей манеры, какие хочешь, - это не возбраняется. Конечно, чесать ногу об ногу не очень элегантно, но ты вроде теперь не чешешь... А что касается моих страданий... Любовь это или не любовь, не знаю, не в словах дело. Но Аня мне нравится, и мне, конечно, неприятно, когда она гуляет с другим... Ты этого не знал, и я тебя не виню. И на Рустама не обижайся, он ведь тоже не знает, что ты такой... ну... не совсем обычный. Он счел своим долгом заступиться за меня... Ты спишь? - спросил Валерий, прислушавшись к ровному дыханию Ура.
      - Нет. Я слушаю тебя и думаю.
      - Так вот, Ур, скажу честно: Аня легкомысленная малость, ей все ха-ха, хи-хи... и будет лучше, если ты... - Валерий замялся, не находя нужного слова.
      - Если я не буду ходить с ней в цирк и ездить на пляж.
      - Не в этом дело. Можешь ходить и ездить, только чтобы дальше не заходило, понимаешь? Ну вот... А уезжать не надо, Ур. Правда. Ребята огорчатся, если уедешь.
      - А ты?
      - Я тоже.
      - Хорошо, - сказал Ур. - Я останусь.
      - Вот и молодец. А теперь давай спать.
      Но Валерию не спалось. Он повернулся на другой бок, зевнул. И тут ему показалось, что Ур смотрит на него в темноте.
      - Чего не спишь? - спросил он с каким-то мимолетным неприятным ощущением.
      - Я сейчас думал, думал, думал, - сказал Ур, - и придумал фантастику. Вроде тех историй, которые я прочел в книжках из твоего шкафа. Если ты не будешь спать, я расскажу.
      - Давай, - сказал Валерий.
      Рассказ, сочиненный Уром
      и несколько отредактированный авторами
      В некоторой Галактике, на некоторой планете существовала некая весьма древняя цивилизация. Развивалась она много тысячелетий, и давно там позабыли про войны и всякие распри. И, поскольку не было нужды в военной промышленности, тамошние жители могли все силы направлять на совершенствование, на процветание науки и искусства. С энергией у них было не просто, потому что энтропия есть энтропия, тут ничего не поделаешь, к тому же планета у них не имела своего, естественного магнитного поля. Скудный энергетический паек очень стимулировал научный поиск, и в конце концов они решили эту трудную проблему и стали получать достаточно энергии, не отравляя при этом свою атмосферу тепловыми и радиационными отходами.
      Болезней они не знали, вернее, забыли о них. Пищи у них было вдоволь, потому что они научились синтезировать что угодно в любом количестве. Обучение наукам было поставлено превосходно. Ну, к примеру, так. Нужный для обучения текст наносился на такую тоненькую и длинную ленту, вроде магнитофонной записи, и обучаемый понемногу, метр за метром, съедал ее. Лента переваривалась, а помещенная на ней информация в известной последовательности переходила в кровь, с ее током поступала в мозг и усваивалась механизмом памяти. Так что процесс обучения продолжался у них недолго и не был труден.
      Разумеется, у них был налажен обмен информацией с другими цивилизованными мирами, да и преодоление межзвездных пространств не являлось для них особой проблемой. И поэтому они были в курсе всего, что происходило в Галактике.
      И вот они узнали, что на ее окраине, вдали от галактического центра, от серьезных источников энергии, есть звезда из породы желтых карликов с небольшой планетной системой. И там, на третьей от звезды орбите, мотается небольшая такая планета, поверхность которой на две трети залита водой. Суша, занимавшая всего треть поверхности, была неудобная, с редкостным обилием горных цепей и пустынь, - тем не менее на этой суше возникла цивилизация. Уровень ее был, в общем, невысок, так что особого интереса для изучения эта планета вроде бы не представляла. Не такая уж невидаль малоразвитая или, как говорят, развивающаяся цивилизация. Развивается - ну и пусть себе развивается на здоровье.
      Естественно, что наблюдения за этой планетой велись весьма незначительные. Ну, скажем, занимался этим один чудак. Вот он наблюдает, сопоставляет наблюдения с более ранними материалами, подмечает существенные изменения, сопутствующие развитию цивилизации, и сводит свои наблюдения в отчеты. Время от времени информацию эту просматривают - или, если угодно, впитывают - сограждане, облеченные ответственностью за галактическую безопасность. Они понимающе качают головами: драчливая, дескать, планета, часто там воюют, истребляют друг друга... вот и растительность губят, загрязняют удивительные свои моря, а в атмосферу выбрасывают столько углекислоты, что просто непонятно, задумываются ли тамошние двуногие обитатели над своим будущим... Ага, вот и гриб атомного взрыва появился. Так-так, ничего не скажешь, развивается цивилизация...
      И делает наш наблюдатель интересный вывод: развивается, мол, эта цивилизация весьма неравномерно - то как бы забегает вперед, то плутает по боковым тропинкам, будто на ощупь.
      Ну, например. Судя по всему, тамошние ученые допытались, что если проводник пересекает магнитные силовые линии, то в нем наводится электродвижущая сила - и наоборот. Планета ведь располагала готовеньким магнитным полем, а многие ли планеты, даже очень благоустроенные, обладают этаким природным богатством? Так вот, ухватиться бы тамошнему населению за электричество. Нет. Не разглядели его замечательных возможностей продолжали превращать воду в пар, ковали коленчатые валы, изобретали клапаны и золотники и спалили в паровых котлах чуть ли не половину лесов на планете. Когда же преждевременно открытое электричество пробило себе наконец дорогу и вытеснило паровую машину, против его натиска все-таки устоял транспорт: предпочел ему двигатель внутреннего сгорания. Понаделали огромное количество автомобилей, тоже с коленчатыми валами - уж очень полюбили там эту кривулю, ни за что не хотели расставаться. Стали делать из нефти зловонное топливо, отработанные газы которого отравили воздух в городах.
      Вот примерно такое впечатление производила на наблюдателя цивилизация этой планеты в дальнем углу Галактики. Она, цивилизация, с ее бросками вперед и блужданиями на боковых тропинках, казалась по меньшей мере странной. У них-то самих, на высокоразвитой планете, развитие шло по восходящей прямой под небольшим таким, осторожным углом. Надо ли пояснять. какими изумленными глазами смотрели они на путаные петли, представлявшие, по мнению наблюдателя, графическое выражение развития дальней планеты! В этих петлях глаз - или то, что заменяло его, - едва улавливал тенденцию к подъему.
      И все-таки тенденция эта прослеживалась неуклонно. И, когда был отмечен на той планете атомный взрыв, наблюдатели на высокоразвитой планете забеспокоились. Да, наблюдатели. Их уже было порядочно - не один чудак, а целый, так сказать, научный коллектив. Опять, стало быть, преждевременное открытие: не научились еще управлять атомной энергией, а сразу на тебе - ядерный взрыв, который не мог не погубить большое количество тамошних жителей. Не очень, как видно, дорожат они высшей ценностью мироздания - разумной жизнью, если пускают в ход неуправляемые нуклеарные реакции.
      И особенно возросло беспокойство, когда поступили первые сведения о выходе тамошних в космос. Конечно, это были первые робкие шаги, облет планеты в пределах ее гравитационного поля. Но известно ведь, на какие удивительные скачки способны тамошние двуногие. Пока что они, как видно, совершенствуют реактивные двигатели, возятся с ракетным топливом, но где гарантия, что они не сумеют справиться с субстанцией времени? Они ведь странные: пошли по линии развития паровой техники вместо электрической, хотя электричество было им уже известно и доступно, и это обошлось им в петлю примерно в полтора столетия по их летосчислению. А ну как на этот раз они не отвлекутся в сторону, поймут, что то, что они называют скоростью света, - не предел скорости взаимодействия материи, и выйдут на галактические дороги? Что тогда?
      В сущности, простейший силлогизм. Первая посылка: тамошние двуногие способны в обозримом будущем овладеть техникой межзвездных перелетов. Вторая посылка: они хоть и наделены разумом, но сохранили некие первобытные черты, свойственные, надо полагать, их диким предкам. Следовательно: выход на галактические дороги этих драчливых существ, готовых в любой момент шарахнуть неуправляемой атомной реакцией по разумной жизни, представляет собой серьезную опасность для цивилизованного космоса.
      Теперь дальней планетой занималось множество ответственных лиц не только на той высокоразвитой планете, но и в других цивилизованных мирах, связанных системой дальней космической связи. Шел интенсивный обмен информацией. И когда стало известно, что "тамошние двуногие" стали отправлять аппараты к соседним планетам, было решено созвать совещание представителей высоких цивилизаций, известных друг другу: надо принимать какие-то меры.
      В согласованный срок открылась на одной из планет конференция. Кого только там не было, в смысле - каких только форм органической жизни! И белковые были формы, и германиевые, и кремнийорганические, и такие, что и слов для их характеристики не найти... Ну что говорить - увидеть надо, иначе просто не поверишь... Были и представители коллективных организмов эти прилетели целым контейнером, этакая колония тонн в триста...
      Пришлось организаторам конференции поработать, как говорится, в поте лица, - вернее, того, что им лицо заменяло. Но подготовили они все хорошо: комнаты кому с охлаждением, кому с подогревом, и разное освещение, и питание, и атмосфера каждому какая требуется, ванны там с разными жидкостями... Средства общения - грубо говоря, перевод с разных частот на общую - тоже, разумеется, были подготовлены.
      Собрались, одним словом. Некоторое время ушло на изучение суммированной информации о дальней планете, причинившей столько хлопот. Потом начался обмен мнениями.
      Встал, допустим, какой-нибудь восьмирук-восьминог, глаза на пальцах и говорит:
      - Опасная планета, всего можно ожидать от этих двуногих. Чего хорошего, а то ведь прилетят со своими бомбами и пойдут кидать их без разбора по разумной жизни. Вон они между собой как нескончаемо дерутся так уж тем более взъярятся на других, у которых, к примеру, ног побольше. Нельзя нам закрывать глаза - или что у кого есть - на опасный вариант дальнейшего развития. Надо же нам о детях своих побеспокоиться.
      - Что вы предлагаете, брат? - спросил председатель.
      Помигал восьминог своими гляделками и говорит:
      - Звезда-то у них какая? Желтый карлик? Что ж, сложимся энергоресурсами, сконцентрируемся и схлопнем звезду. Больше ничего не остается.
      Тут просит слова некий двуногий, чешуйчатый, ужасно гибкий. Всеми цветами переливается от волнения.
      - Братья, - говорит, - по разуму! Не надо, - говорит, - торопиться с такими серьезными делами. Ведь они, тамошние, - мыслящие. Значит, говорит, - в известной степени тоже братья по разуму. С какой стати они станут швырять в нас бомбы? Если и сумеют до нас долететь, то увидят же, что здесь высокоорганизованная разумная жизнь. Нет, они придут к нам, как к старшим братьям, за советом, более того - за советом просвещения. И мы им обязаны помочь. Они поймут, что агрессивность не оправдывается ни морально, ни экономически. Не верю, что их мышление извращено от природы, изначально, - не может этого быть. Просто оно еще молодо и полно детского задора...
      Как загалдит конференция на всех частотах:
      - Идеалист несчастный!
      - Детский задор, видите ли, нашел в атомной дубине!
      - Ишь как позеленел, за своих беспокоится...
      И верно, разволновался двуногий. Пришлось ему выпить для успокоения раствору едкого натра. Почистил клювом чешую, помигал теменным глазом успокоился.
      Затем поднялся такой зубастый, из тарбозавров. Встал на задние лапы, хвостом подперся и давай телепатически вещать - сам-то безголосый.
      - Братья! - вещает. - Мы, ящеры, живем на планете, похожей на ту. У нас история жизни в точности как у них началась. Только там из-за попадания системы в радиационную полосу космоса наши братья ящеры разом вымерли, и в результате этого жуткого несчастья, о котором невозможно говорить без содрогания, планету захватили ничтожные млекопитающие...
      - Потише насчет млекопитающих, - предостерегли его.
      - Прошу прощения, - вещает ящер, - я не собирался кого-либо обижать. Я только хочу сказать, что, если бы на той планете не произошло трагедии, ящеры не дали бы развиться млекопитающим и развитие бы там пошло нормальным путем, без скачков и завихрений, - ну, как у нас на планете. Поймите меня правильно: я имею в виду тех млекопитающих, а не разновидности, присутствующие на данной конференции. Там цивилизация должна была возникнуть наша, ящерная. Другое дело, если бы там с самого начала не было ящеров...
      - Не слишком ли много о ящерах? - перебили его.
      - Ближе к делу, - сказал председатель. - Брат ящер, что вы предлагаете?
      - Я предлагаю: желтого карлика не трогать. Нехорошо это - без крайней надобности схлопывать живые звезды. Да и накладно это энергетически. Планету тоже не надо губить, планета сама по себе хороша. Может быть, даже не всех тамошних млекопитающих надо ликвидировать, а с разбором - тех, что лезут с атомными зарядами в космос. После них можно будет сделать кое-какую дезинфекцию, состав воздуха привести в порядок - превосходная будет планета.
      Тут просит слова коллективный разум, триста тонн мозга:
      - От имени разумной оболочки планеты мы обращаюсь к вам, братья по разуму. Опасность велика! Опасность очень велика! Для вас, разобщенных, может быть, это не так заметно, но мы отчетливо вижу всю серьезность положения. Для нас повреждение одного элемента жизни - гибель всей оболочки, нам ни в коем случае нельзя подвергать себя опасности! Очаг космической агрессии, пока не поздно, должен быть ликвидирован! Лично мы предлагаю прекратить обсуждение - надо или не надо. Конечно, надо! Мы предлагаю обсудить конкретные вопросы: когда и как! Не жалейте энергии, братья, ибо опасность безмерно велика!
      Истерическое это выступление сразу как-то взвинтило конференцию. Со всех сторон, на всех частотах посыпались выкрики:
      - Преувеличивает оболочка - не так уж велика опасность! До звездных перелетов им еще далеко, может, и вовсе не осилят, а если и осилят, так к тому времени, может, цивилизуются!
      - Как бы не так! Сказано же в докладе: склонны к забеганию вперед, вот и выбегут к центру Галактики и застигнут нас, незащищенных! Срочные меры надо принимать, братья, а не ждать, пока там цивилизуются до второй степени разума!
      - Правильно! Подсчитать расход энергии, сложиться поровну и схлопнуть желтого карлика!
      - Почему поровну? Разложить расходы пропорционально радиусам планет, так будет справедливо.
      - Неверно! Пропорционально массам, а не радиусам!
      - Не надо трогать звезду! Мы, ящеры, просим дать нам возможность навести там порядок...
      - Схлопнуть, схлопнуть!
      - Не торопитесь, братья! Нет ничего страшнее, чем ошибка поспешного обобщения. Спору нет, доклад обстоятелен, но мы ведь не знаем никаких деталей. Вон сказано в докладе, что за последнее время ядерные взрывы там наблюдаются реже. Как понимать такую тенденцию, если она окажется устойчивой? Подумать надо, братья, накопить больше информации...
      Ур замолчал.
      В окно светила луна, и в ее неверном свете, раздробленном листвой айланта, лицо Ура было каменно-неподвижным, и глаза были немигающие, темные, без блеска. Ужасом повеяло на Валерия от этого лица, ужасом и межзвездным холодом - будто космическая пропасть разверзлась вдруг между ним и диваном, на котором лежал Ур.
      Страшная мысль вдруг пронизала его: не робот ли лежит в его комнате? Робот-андроид, отправленный на Землю, чтобы "накопить больше информации"... Механизм, лишь притворяющийся человеком, а на самом деле бездушный, такой же равнодушный к судьбам человечества, как диван, на котором лежит... лежит только потому, что такова его программа: во всем неотличимо походить на людей...
      А где-то за черными галактическими далями некие высокоразвитые существа ожидают его информации. Они, видите ли, обеспокоены: преждевременно вылезли в космос драчливые, неотесанные, не доросшие... как это?.. до второй степени разума... Как бы не смутили покой благоустроенных планет, не шарахнули бы по ним атомной дубиной... И нет им дела до нашей жизни, до наших радостей и печалей, до той трудной и долгой борьбы, которую силы добра ведут со злой силой, как раз этой атомной дубиной и размахивающей. Мы для них, высокоразвитых, все равно что... все равно что тараканы для дезинсекторов. "Планета хорошая, только позвольте нам, ящерам, навести там порядок, ликвидировать зловредных млекопитающих..."
      Валерий сел на тахте. Бежать куда-то, что-то делать... предупредить людей, что страшная нависла угроза: в любое время могут "схлопнуть" солнце - и брызнут обломки планет, превращаясь в облачка плазмы...
      А этого робота, лежащего на диване, - обезвредить как-то... молотком по затылку...
      Ур заворочался опять, забарахтался в простынях. И вдруг, издав вопль, соскочил с дивана.
      У Валерия сердце оборвалось.
      - Ты что? - выдохнул он, объятый ужасом. - Ты что?..
      Протянул трясущуюся руку к торшеру, дернул за шнурок. Вспыхнул свет. Ур, держась рукой за обтянутый плавками зад, метался по комнате. Потом бросился к своей постели, начал рыться в ней, переворачивая подушку, простыни.
      - Вот она, зар-раза! - прорычал он и протянул Валерию нечто на ладони.
      Это была кнопка. Хорошая чертежная кнопка, с медной головкой и тонким острием, мирно лежала на ладони.
      - Как она попала в постель? - возмущался Ур, потирая другой рукой уколотый зад. - Со стола я ее смахнул, что ли, когда книгу брал?
      Валерий тупо смотрел на кнопку. Космический страх медленно отпускал его, рассеивался, испарялся. И Валерий освобожденно вздохнул. И засмеялся. Тоже мне робот - заорал, как резаный...
      - Не понимаю, что здесь смешного, - сказал Ур.
      Он выглядел рассерженным. Топорщилась черная бородка, толстые губы были надуты, как у обиженного ребенка.
      Скрипнув, отворилась дверь - в комнату заглянула тетя Соня в халате, украшенном абстрактными цветными трапециями.
      - Что с вами, мальчики? Что за вопли? Весь дом разбудите!
      Ур добросовестно объяснил, что случилось.
      - Из-за такой незначительной травмы - такой крик? Не ожидала я от вас, Ур. А тебе, Валечка, стыдно смеяться над товарищем. - Она удивленно смотрела на Валерия, изнемогавшего от смеха. - Вместо того чтобы продезинфицировать ранку...
      - Сейчас я ему йодом смажу! - Валерий сунул ноги в тапочки и пошел в кухню, где висела аптечка. - Ох и смажу!
      - Возьми лучше календулу, - посоветовала тетя Соня.
      Спустя минут десять свет был потушен, и оба снова лежали в своих постелях. Луна уплыла. Теперь в раскрытое окно проникал только слабый шелест листвы на свежеющем ночном ветру.
      После стрессовой вспышки и неожиданной разрядки Валерий чувствовал себя усталым, опустошенным. А все-таки странно, подумал он: почему Ур сочинил такую историю? Только ли потому, что начитался сверх меры фантастики?
      - Зачем ты рассказал это? - спросил Валерий.
      Ответа не последовало. Ур спал, лежа на животе, чтобы не потревожить невзначай уколотое место.
      Г л а в а  с е д ь м а я
      ЧТО ЭТО БЫЛО?..
      Там, внизу, когда шумел мотор,
      Был у них последний разговор.
      "Мисс, - сказал ей инженер Чарлз Хоулд,
      Вы мне динамо милей".
      Из старой песни
      Мерно вращалась, слегка покачиваясь и как бы описывая полюсами конус, планета Земля - электрический генератор с ротором диаметром в двенадцать тысяч километров, с окружной скоростью у экватора почти пятьсот километров в секунду, с мощным магнитным ядром внутри. И, словно обмоткой, покрыта она соленой токопроводящей оболочкой Мирового океана, а над ней вторая обмотка - ионосфера, непрерывно питаемая космическим излучением.
      Много на планете движущейся воды. Могучие струи холодных и теплых течений пересекают моря и океаны в разных направлениях. Несут к морям свои воды многочисленные реки...
      Более ста лет назад Майкла Фарадея осенила великолепная идея: в воде - проводящей жидкости, пересекающей магнитные силовые линии, должен возникнуть электрический ток. И если его измерить, можно по нему определить скорость течения. На Темзе выбрал Фарадей участок, где река пересекала магнитный меридиан под прямым углом. Правда, не было еще в те времена точных приборов, и опыт Фарадею не удался.
      Прошло целое столетие, прежде чем этот опыт был успешно повторен. Теперь существует готовая система ЭМИТ - электромагнитный метод измерения течений. Но годится он только для мощных течений вроде Гольфстрима.
      Все серьезные океанские течения ныне, конечно, измерены для нужд мореплавания. А "несерьезные", слабые течения? Вроде бы они особенно и не нужны.
      Тем не менее методику, предложенную Уром для измерения слабых течений, было решено испытать: прибор был прост, испытание не требовало особых расходов, и Вера Федоровна дала свое согласие.
      - Вечно отрываете меня от дел! - проворчала она, выслушав Нонну, и подошла к стене, сплошь увешанной картами. - Ну-ка, давайте посмотрим на эту вшивую речку,
      Джанавар-чай - Волчья река - протекала километрах в семидесяти от города. За тысячи лет существования она проела в суглинках довольно глубокий каньон. Летом речка пересыхала, обнажая усеянное камнями ложе. Осенью воды прибавлялось, и Джанавар-чай лениво текла к морю, нисколько не подозревая, что ей предстоит послужить науке. Высокая честь была ей оказана за то, что в нижнем своем течении она, как и Фарадеева Темза, текла строго с запада на восток, пересекая под прямым углом магнитный меридиан.
      - Ладно, - сказала Вера Федоровна, посмотрев. - Заранее знаю: ни черта у вас не выйдет, на таком течении вы не сможете выделить ток из фона. Но ваше счастье, что я, как все женщины, любопытна... Что вы там разглядываете? - оглянулась она на Ура, стоявшего у глобуса.
      В свое время Вера Федоровна Андреева прославилась оригинальным исследованием влияния океанов на магнитное склонение. Ей принадлежала идея тереллы - глобуса с медными океанами. Когда по катушке-соленоиду, помещенной внутри глобуса, пропускали ток, терелла превращалась в геомагнитную модель земного шара. Магнитные полюса оказывались точно на месте, из них расходились силовые линии. Подвешивая магнитные стрелки вокруг глобуса, можно было получить верную картину аномалий. Таким образом Вера Федоровна обосновывала гипотезу о том, что аномалии - искажения магнитных склонений - вызваны не чем иным, как своеобразием очертаний океанов.
      Был широко известен ее опыт. На тереллу наклепывали медный лист, вырезанный по форме древнейшего Мирового океана, - то был палеоокеан, существовавший шестьсот миллионов лет назад. Включался ток, вздрагивали, поворачивались стрелки - теперь они показывали не на северный магнитный полюс, а на то место, где он был в те далекие времена, - между Маршалловыми и Каролинскими островами. Северный магнитный полюс на модели смещался на свое древнейшее место, подтвержденное палеомагнитными исследованиями...
      Ура, как видно, очень занимала терелла. Услышав вопрос директрисы, он постучал пальцем по тусклой меди в южной части Индийского океана.
      - Вот здесь, - сказал он. - Здесь, вокруг Антарктиды, единственное место на планете, где сливаются все океаны.
      - Общеизвестно и очевидно, - обронила Вера Федоровна, возвращаясь к себе за стол.
      - И здесь проходит единственное на планете замкнутое кольцевое течение, опоясывающее земной шар.
      - Течение Западных Ветров, - сказала директриса, придвигая к себе бумаги. - У меня мало времени, Ур, чтобы выслушивать такие потрясающие откровения.
      - Его не хватает на вашей модели, Вера Федоровна. Сделайте в этом месте кольцо, и пусть оно вращается вокруг глобуса. Модель земного магнетизма заиграет по-новому.
      Вера Федоровна прищурилась на тереллу.
      - Почему это она заиграет по-новому? - сказала она, помолчав. Допустим, в кольце будет наводиться электродвижущая сила, моделирующая электрический ток в течении, - ну и что?
      - Ток можно увеличивать и смотреть, что произойдет при этом.
      - Можно. - Вера Федоровна грустно покивала головой. - Можно увеличивать ток и смотреть. Все можно. А вы займетесь вместо меня вот этим. - Она накрыла ладонью кипу бумаг. - Вы отправитесь вместо меня на заседание месткома и будете разбирать заявления на получение квартир и приобретение автомобилей. А? Ну, что уставились на меня? Идите. Берите четверг и пятницу и проваливайте на свою речку. Если надо, прихватите субботу и воскресенье - меня это не касается.
      - Хотела бы я знать, что у нас происходит, - сказала Нонна строгим голосом. - В группе совершенно разболталась дисциплина...
      Это не было ни собрание, ни производственное совещание. Просто все были в сборе, и Нонна решила обратиться к группе с речью воспитательного характера.
      - Перессорились, как дошкольники, - продолжала Нонна. - Аня не хочет ехать, потому что едет Ур. Валерий не хочет ехать, потому что не едет Аня. Меня не касаются ваши личные дела, но если они отражаются на работе...
      Ур поднял голову от геодезической карты и сказал:
      - Аня не хочет ехать, потому что еду я? Не понимаю.
      - Ах, да ничего подобного! - выпалила Аня, порозовев и нахмурив тоненькие шелковистые бровки. - Мне абсолютно безразлично, кто едет, а кто нет. Просто у меня на выходные масса всяких дел. В конце концов, есть другие лаборанты.
      - Я бы и взяла другого, - холодно проговорила Нонна, - но, как нарочно, Швачкин сдает экзамены, а Межлумов болен.
      - Не понимаю, почему Аня теперь со мной не хочет разговаривать, сказал Ур.
      - Не только с тобой, - вставил Рустам.
      - Очень вы мне нужны! - Щеки у Ани пылали огнем, в глазах стояли слезы. - Никуда я не поеду, и вообще мне надоело...
      Не договорив, она выскочила из комнаты.
      Тут продолжительный звонок возвестил окончание рабочего дня. Валерий быстро покидал в портфель-чемоданчик бумаги и книжки, щелкнул замочком и устремился в коридор.
      В соседней комнате никого не было, но Валерий заметил за матово-стеклянной перегородкой, отделявшей от комнаты лабораторное помещение, чью-то тень. Он заглянул в приоткрытую дверь и увидел Аню. Она сидела за старинным "ундервудом", занеся пальчики над клавиатурой. По щеке, обращенной к Валерию, скатилась слеза. Аня смахнула ее и ударила по клавишам. Написав несколько слов, опять застыла в раздумье.
      Валерий тихо подошел. Аня вскинула на него испуганный взгляд и закрыла руками заправленный в машинку лист бумаги. Все же Валерий успел прочесть: "Директору Ин-та физики моря т. Андреевой. Заявние".
      - Ты написала "заявние" вместо "заявление", - сказал он.
      - А тебе какое дело? - Аня мельком взглянула на бумагу. - Сейчас же уходи.
      - Ты пишешь заявление об уходе?
      - Да, - сказала она, с вызовом тряхнув головой. - Надоело! Видеть всех вас не могу...
      Под глазами у нее было черно от краски, размытой слезами. Аня отвернулась, всем видом выказывая, что ждет ухода Валерия. Он посмотрел на ее нежный затылок в легких белокурых завитках, потом потянулся к машинке и быстро написал несколько слов.
      - Не смей! - Аня оттолкнула его руку.
      Но Валерий успел дописать и молча вышел. Он шел по коридору, глядя себе под ноги, старый паркет скрипел под шагами. Он почти дошел до поворота, как вдруг услышал Анин голос и оглянулся. Аня выглядывала из-за двери своей комнаты.
      - Подожди меня у выхода! - крикнула она.
      Спешно она привела в порядок лицо. Потом выдернула из машинки лист, на котором после слова "Заявние" было напечатано "ялюблютебя", и, сложив, спрятала в сумочку.
      Валерий ожидал ее у выхода. Аня взяла его под руку, и они пошли вниз по залитой солнцем улице.
      - Это правда? - спросила Аня. - То, что ты написал?
      - Да, - ответил он, поглядывая на ее белые туфельки.
      Помолчали немного. Потом Аня спросила:
      - Почему ты мне раньше никогда не говорил?
      - А зачем? Сама должна была понять...
      - Какие-то вы все... как дети... - сказала Аня. - Почему я должна догадываться сама? Почему ваши ухаживания, ваша трепотня должны меня к чему-то обязывать? Какие-то вы все собственники... Стоит мне пойти в кино или... или поехать на пляж, как ты напускаешь на себя оскорбленный вид. А потом появляется прямо из воды твой друг и грозится набить морду - спасибо еще, что не мне...