[Image008]
      {153} Сообщение этого документа о несостоявшейся поездке А. С. Гершельмана на "съезд МО.Р." в России подтверждается его очень интересными, еще не опубликованными воспоминаниями, а тот трудно объяснимый факт, что Якушев не скрыл от некоторых эмигрантов ареста, которому - по советской версии истории Треста - был подвергнут после возвращения в Москву из Ревеля - запиской князя К. А. Ширинского-Шихматова.
      В последние годы своей жизни автор этой записки находился в полупарализованном состоянии, но сохранил до смерти полную ясность ума. Он постоянно вспоминал Трест и хотел написать критический отзыв о книге Никулина. Болезнь заставила отказаться от этого желания, но сохранилась написанная дрожащей рукой обреченного человека записка, в которой оказано:
      "Моя теория о двойной игре А. А. Якушева. Мы узнали об его аресте от него самого. Он играл на два "табло", чтобы в эмиграции не узнали от посторонних, напр. от Кутеповской линии, об его аресте, а, с другой стороны, он "предупреждал" эмиграцию о том, что его выпустили: не говорите мне лишнего, я обязан обо всем докладывать патронам".
      В таком запутанном и сложном случае, как дело Треста, каждое свидетельское показание заслуживает внимания, а показание К. А. Ширинского Шихматова - не только внимания, но и доверия. Мне кажется, однако, что он напрасно приписал Якушеву благородное побуждение - желание предостеречь эмигрантов. Судя по включенным в "Мертвую зыбь" сведениям об его докладах О.Г.П.У. после возвращения из заграничных поездок, он не щадил эмигрантов и над некоторыми издевался.
      --
      В том же парижском архиве сохранились: одна открытка Якушева К. А. Ширинскому-Шихматову, два письма Якушева его брату и один документ, поражающий подражанием Треста дореволюционной официальной переписке через пять лет после захвата власти в России коммунистами. Это подражание удивительно тем более, что Ю. А. Ширинский-Шихматов, которому документ был предназначен, отнюдь не был сторонником восстановления монархии в ее прежнем облике. {154} Открытка Якушева была написала в Кенигсберге 5-го января 1923 года и адресована "господину К. Шихматову, в отдел рукоделий на Потсдамерштрассе 27-6 в Берлине":
      "Покидая Кенигсберг, шлю в последний раз привет. Очень огорчен, что не встретил Липского (Артамонова), должно быть он проехал с другим поездом и не протелеграфировал. Желаю всякого успеха. Кланяюсь низко всем сослуживцам по Ллойду (Высшему Монархическому Совету).
      Ваш Федоров".
      --
      21-го января того же года Якушев написал Ю. А. Ширинскому-Шихматову, из Москвы:
      "Дорогой Юрий Алексеевич!
      С особенным удовольствием сообщаю Вам, что я благополучно вернулся и до сих пор чувствую себя вполне удовлетворительно.
      Наши конкуренты заняты теперь совсем другим делом и мы, пользуясь этим, стараемся развернуть деятельность нашего кооператива.
      Работа идет бешенная, напряжение очень большое, приходится действовать решительно и потому, конечно, скучать от безделья не приходится.
      Все, сделанное нами (в Берлине Якушевым, братьями Ширинскими-Шихматовыми, Артамоновым и Араповым), одобряется здесь, но сейчас невозможно менять форму Треста и мы ограничиваемся образованием организационного комитета, который подготовил бы переход к новой форме.
      Завязываем торговлю с иностранцами, но крайне нуждаемся в энергичных представителях, которые, будучи вполне нашими, проводили бы нашу линию и защищали наши интересы в иностранных городах.
      В частности нам очень важно иметь представителя в Париже, который бы служил связью между нами и местными кооператорами (монархистами) отечественного происхождения, а, если понадобится, входил бы в сношения и с местными французскими коммерческими (политическими) учреждениями. Требуется - буду говорить грубо - высшая изворотливость вместе с твердостью, быть может даже нужно быть иногда иезуитом. Что делать, такова потребность момента. {155} Выбор наш останавливается только на Вас, в чем, я думаю, Вы не могли сомневаться. Помогите нам, дорогой, и не отказывайтесь от делаемого Вам предложения.
      Дело трудное, неприятное, но крайне важное и необходимое. Обнимаю Вас и крепко жму Вашу руку.
      Ваш Федоров".
      --
      Судя по сохранившейся в бумагах К. А. Ширинского-Шихматова памятной записке, в которой его брат назван представителем М.О.Р. в Париже, Ю. А. Ширинский-Шихматов предложение Треста принял, но вскоре Москва сделала отклоненную им попытку перевода в Берлин для наблюдения за Высшим Монархическим Советом.
      От этой попытки сохранились: присланный ему из Москвы, упомянутый мною документ, написанный по всем дореволюционным правилам и подписанный тремя советскими агентами - Якушевым, бывшим генералом Лебедевым и Опперпутом - и приложенное к нему частное письмо того же Якушева. Оно показывает, что уже тогда Трест стремился протолкнуть в иностранную печать нужную ему дезинформацию.
      Извещение о назначении в Берлин было написано 29-го ноября 1923 года и адресовано "Его Сиятельству князю Ю. А. Ширинскому-Шихматову" с указанием даты и места его отсылки, причем Москва была названа Варшавой, но М.О.Р. было названо не Трестом, а полным своим именем. Удивительно, что это извещение не вызвало напыщенным языком, столь странным после пяти лет коммунистического порабощения России, немедленного подозрения в провокации. В нем было сказано:
      "Милостивый Государь, князь Юрий Алексеевич!
      По постановлению Политического Совета Монархического Объединения России Вы назначены с 1-го ноября 1923 года Представителем МОР для Германии и Бельгии.
      С получением сего Вам надлежит немедленно вступить в исполнение своих обязанностей.
      Вам поручается установить и поддерживать деятельную связь с Высшим Монархическим Советом и входящими в его состав монархическими организациями равно и с местными представителями фирмы Сергеева (генерала Врангеля). Кроме того, на Вас специально возлагается {156} руководство кружками русской молодежи, как в Германии, так и в Бельгии, а равно общее направление деятельностью кружков русской молодежи в Париже и вообще во Франции, не касаясь вопроса представительства МОР в Париже.
      Благоволите срочно сообщить нам Ваш берлинский адрес, по которому могла бы направляться к Вам простая корреспонденция.
      Всю деловую корреспонденцию Вы будете получать и должны отправлять дипломатической почтой через г. Липского (Артамонова). Вам будет указано им лицо, с которым Вам придется быть в непосредственных сношениях по этому делу.
      Выражая уверенность, что Вы вполне справитесь с возлагаемым на Вас ответственным поручением, мы просим Вас передать привет кружкам русской молодежи и сообщить им, что мы рады их считать своими и всецело поддерживать во всех разумных начинаниях.
      Зам. Верховного Эмиссара А. Федоров
      За Начальника Штаба Богданов
      Член Политического Совета Касаткин"
      --
      В частном письме Якушев, в тот же день, написал:
      "Дорогой Юрий Алексеевич!
      Прежде всего приветствую Вас с назначением и радуюсь, что Вы теперь окончательно наш. К сожалению, по независящим от нас обстоятельствам, извещение о Вашем назначении несколько задержалось.
      Ну да я уверен, что Вы одним скачком догоните все опозданное. Дипломатическая линия, о которой Вам официально сообщается, идет по Женевской Торговой Палате (варшавскому генеральному штабу).
      Ю. А. Липецкий (Артамонов) сообщит Вам лиц, к которым Вам придется обращаться для получения и отправки корреспонденции и от которых Вы будете получать содержание, конечно за наш счет.
      Сейчас Вам уже готов перевод на 30 - тридцать - английских фунтов стерлингов из расчета по 1-ое февраля 1924 года. Он находится у представителя Женевской Торговой Палаты в Вене (Париже). Его фамилия также будет Вам указана Липским. {157} Корреспонденцию посылайте по возможности способом, который был Вам сообщен в Страсбурге мною, но имейте в виду, что этот способ известен, кроме нас, только фирме Сергеева (штабу генерала Врангеля), Ллойду же (Высшему Монархическому Совету) он не известен и не должен быть сообщаем.
      Первая просьба, с которой мы к Вам обращаемся, касается помещения в газете "Action Francaise" прилагаемой статьи. В виду тех переговоров, которые только что закончены мною совместно с H. M. Медведевым (Потаповым) в Женеве (Варшаве) и вследствие достигнутых результатов, помещение этой статьи представляется положительно необходимым для дальнейших соображений.
      Подробно писать не имею времени и прошу сделать это Липского, который вполне в курсе дела.
      Итак, дорогой, получайте деньги и приступайте к работе. В добрый час. Обнимаю Вас и крепко целую.
      Ваш А. Федорова.
      --
      Предположение Треста, что Ю. А. Ширинокий-Шихматов станет послушным исполнителем его указаний не сбылось. Может быть поэтому Якушев не сделал позже ни малейшей попытки толкнуть меня на скользкий путь того наблюдения за другими эмигрантами, которого он хотел добиться от берлинского представителя М.О.Р.
      1973 г.
      {158}
      СУДЬБА ПРОВОКАТОРА
      Существуют два мнения о судьбе Опперпута после его возвращения из Финляндии в Россию. Ныне покойный д-р Н. И. Виноградов не только поверил советской версии об его превращении из чекиста в белого террориста, но и запальчиво осуждал тех, кто, как С. П. Мельгунов и я, отнеслись к этому утверждению критически. Американский историк Поль В. Блэксток, почерпнувший от Н. И. Виноградова значительную часть своих сведений о Тресте и Кутеповской организации, также изобразил Опперпута раскаявшимся агентом-провокатором, пожелавшим искупить вину участием в борьбе с большевиками. Ни он, ни д-р Виноградов не обратили внимания на то, что советские сообщения об Опперпуте содержат противоречие, обличающее их авторов.
      --
      5-го июля 1927 года московские газеты опубликовали сообщение коллегии О.Г.П.У., подписанное В. Менжинским:
      "В ночь на 3 июня с. г. имела место, как это известно из правительственного сообщения от 10 июня, предупрежденная сотрудниками ОГПУ попытка взорвать жилой дом № 3/6 по М. Лубянке. В результате розысков ОГПУ установлено, что злоумышленниками, совершившими попытку взрыва, являются трое террористов: Захарченко-Шульц, Опперпут и Вознесенский, нелегально перешедшие границу в ССОР из Финляндии 31 мая с. г.
      Во главе этой группы была известная монархистка, близкая родственница и правая рука английского агента, генерала Кутепова, М. В. Захарченко, она же Шулъц. Последние месяцы она вместе с б. савинковцем Опперпутом руководила из Финляндии террористическо-шпионской работой. {159} После неудачи покушения на взрыв террористы направились в Смоленскую губернию, где в 10 верстах от Смоленска Опперпут был застигнут крестьянской облавой, организованной ОГПУ 19 июня с. г. При задержании Опперпут оказал вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке. Захарченко-Шульц с ее спутником Вознесенским 23 июня наткнулась на красноармейскую засаду в районе Дретуни, высланную белорусским особым отделом ОГПУ, в перестрелке с которой оба были убиты.
      Опперпуг был опознан как лично, так и по принадлежавшим ему вещам женой, брошенной им в России, и следователями, допрашивавшими его ранее по делу савинковской организации. Захарченко-Шульц была опознана целым рядом сидящих в ОГПУ Кутеповских агентов, прибывших из-за границы. Найденный среди других материалов дневник Опперпута с описанием подготовления взрыва и всего маршрута террористов от границы полностью подтвердил имевшиеся данные ОГПУ по этому делу.
      Нельзя не отметить самоотверженного участия крестьян и других местных жителей, активно помогавших поимке шпионов-террористов. В перестрелке с террористами тяжело ранены рабочий Яновского спиртового завода Николай Кравцов, крестьянин дер. Белоручье т. Якушенко и милиционер Лекин Алексей, а также легко ранена жена краскома Н-ского полка Ровнова.
      Кроме того, террористами убит шофер машины штаба Белорусского военного округа Сергей Гребенюк и тяжело ранен его помощник Борис Годенков - оба за отказ везти террористов".
      --
      6-го июля 1927 года "Правда" напечатала второе сообщение, повторенное Никулиным в "Мертвой зыби":
      "Взрыв подготовлялся довольно умело. Организаторы взрыва сделали все от них зависящее, чтобы придать взрыву максимальную разрушительную силу. Ими был установлен чрезвычайно мощный мелинитовый снаряд. На некотором расстоянии от него были расставлены в большом количестве зажигательные бомбы. Наконец, пол в доме по М. Лубянке был обильно полит керосином. Если вся эта система пришла бы в действие, можно почти не сомневаться в том, что здание по М. Лубянке № 3/6 было бы разрушено. Взрыв был предотвращен в последний момент сотрудниками ОГПУ. {160} Снаряды и вообще вся террористическая аппаратура погибших белогвардейцев были изготовлены не в СССР, а привезены из-за границы. Это нами установлено совершенно точно. И конструкция снарядов, и состав наполнявших их взрывчатых веществ - определенно иностранного происхождения. В частности, научная экспертиза известных специалистов-химиков установила с полной категоричностью английское происхождение мелинита.
      По вполне понятным причинам я не стану указывать всех тех нитей, которые привели нас от Лубянской площади в Москве к белорусским лесам, где мы настигли скрывавшихся преступников. Ими оказались наши "старые знакомые": известная террористка Захарченко-Шульц, в течение ряда лет боровшаяся всеми способами с советской властью, являясь племянницей белого генерала Кутепова, прославившегося даже в эмиграции своей исключительной, бесчеловечной жестокостью в отношении подчиненных ему белых солдат и казаков и заслужившего в эмиграции прозвище Кутеп-паши. Она, вместе со своим дядей и шефом, являлась доверенным лицом и постоянным агентом английской разведки.
      В последнее время соответственные английские "сферы", изверившись в наличии каких-либо корней у монархистов в СССР, усомнившись даже в их связи с Россией, предложили своим агентам предъявить реальные доказательства того, что монархисты могут не только разговаривать и проклинать большевиков, но и действовать. Последние неудавшиеся террористические акты и следует, очевидно, считать тем "доказательством", которое Кутепов и кутеповцы пытались предъявить англичанам.
      Другой участник покушения, Опперпут - тоже не новое лицо на белогвардейско-шпионском горизонте. Опперпут, не раз перекочевывавший из одной антисоветской группировки в другую, был и организатором савинковских военных групп в Белоруссии, и доверенным лицом у правомонархистов-николаевцев. Проживая последние месяцы в Финляндии, он помещал свои заметки в гельсингфорских газетах "Ууси Суоми", "Хувустадбладт" и других, ведших наиболее яростную агитацию против СССР.
      Третий участник покушения на Лубянке, именовавшийся по подложному паспорту Вознесенским, являлся своего рода "выдвиженцем" из среды белых офицеров, посланных {161} генералом Кутеповым в Финляндию для участия в террористической работе.
      Перед самой экспедицией тройки в СССР генерал Кутепов приехал проинспектировать ее из Парижа в Финляндию. Здесь, в Гельсингфорсе, состоялись последние совещания всей группы, в которых принял большое участие специально прибывший из Ревеля капитан Росс - сотрудник британской миссии в Ревеле, специально ведающий разведкой в СССР...
      После провала покушения террористы немедленно двинулись из Москвы к западной границе, в район Смоленской губернии. Вызывалось это тем, что у группы не оставалось никакой базы, никакого пристанища в Москве. В Смоленском же районе Опперпут рассчитывал использовать свои старые связи и знакомства среди бывших савинковцев. Кроме того, здесь ему и Шульц была хорошо знакома сама местность, но намерениям шпионов-террористов не суждено было осуществиться.
      Белогвардейцы шли в двух разных направлениях. В селах они выдавали себя за членов каких-то комиссий и даже за агентов уголовного розыска. Опперпут, бежавший отдельно, едва не был задержан 18 июня на Яновском спирто-водочном заводе, где он показался подозрительным. При бегстве он отстреливался, ранил милиционера Лукина, рабочего Кравцова и крестьянина Якушенко. Опперпуту удалось бежать.
      Руководивший розыском в этом районе зам. нач. особого отдела Белорусского округа т. Зирнис созвал к себе на помощь крестьян деревень Алтуховка, Черниково и Брюлевка Смоленской губернии. Тщательно и методически произведенное оцепление дало возможность обнаружить Опперпута, скрывавшегося в густом кустарнике. Он отстреливался из двух маузеров и был убит в перестрелке.
      Остальные террористы двинулись к направлению на Витебск. Пробираясь по направлению к границе, Захарченко-Шульц и Вознесенский встретили на пути автомобиль, направлявшийся из Витебска в Смоленск. Беглецы остановили машину и, угрожая револьверами, приказали шоферам ехать в указанном ими направлении. Шофер т. Гребенюк, раненый белогвардейцами, все же нашел в себе достаточно сил, чтобы испортить машину. Тогда Захарченко-Шульц и ее спутник бросили автомобиль и опять скрылись в лес. Снова удалось обнаружить следы беглецов уже в районе станции Дретунь. Опять таки при активном содействии крестьян удалось организовать облаву. Пытаясь пробраться через оцепление, {162} шпионы-террористы вышли лесом на хлебопекарню Н-ского полка. Здесь их увидела жена краскома того же полка т. Ровнова. Опознав в них по приметам преследуемых шпионов, она стала призывать криком красноармейскую заставу. Захарченко-Шульц выстрелом ранила т. Ровнову в ногу... В перестрелке с нашим кавалерийским разъездом оба белогвардейца покончили счеты с жизнью. Вознесенский был убит на месте, Шульц умерла от ран через несколько часов...
      У убитого Опперпута был обнаружен дневник с его собственноручным описанием подготовки покушения на М. Лубянке и ряд других записей, ценных для дальнейшего расследования ОГПУ".
      --
      Таким образом, чекисты дважды сообщили, что террористов было трое и что одним из них был бывший "савинковец" Опперпут. Они явно воспользовались моим докладом Тресту о разговоре с П. Б. Струве, но допустили передержку - мой собеседник не утверждал, что англичане требуют от генерала Кутепова "доказательств" способности русских зарубежных монархистов к активной борьбе с коммунистами в России, но сказал, что существующее в Москве тайное Монархическое Объединение России должно, для получения денежной помощи из-за границы, проявить убедительную активность.
      О.Г.П.У. не объяснило, как мог бывший савинковец Опперпут "перекочевывать из одной антисоветской группировки в другую". Второе сообщение чекистов о попытке взрыва на Малой Лубянке было намеренно составлено с желанием создать впечатление в неосведомленных читателях советских газет, что Опперпут, как Захарченко-Шульц и Вознесенский, был эмигрантом, пробравшимся из Финляндии в Россию для совершения террористического покушения. Вскоре, однако, они запутались в собственной лжи.
      --
      В 1928 году литературное издательство Народного комиссариата по иностранным делам распространило небольшую брошюру Н. Кичкасова "Белогвардейский террор против СССР".
      В ней рассказано удачное нападение, совершенное 7 июня 1927 года в Петрограде на коммунистический Деловой и дискуссионный клуб тремя кутеповцами - Ларионовым, Соловьевым и Мономаховым - а затем сказано: {163} "Вторая группа - Захарченко-Шульц и Петерс (подлинная фамилия Вознесенского) оказалась менее удачливой. Хотя ей удалось подложить в дом № 3/6 по Малой Лубянке в Москве, населенный частично сотрудниками ОГПУ, мелинитовую бомбу весом в четыре килограмма, но последняя в ночь на 3 июня была обнаружена и, таким образом, бедствие было предотвращено. В дальнейшем оба в результате организованного преследования были убиты при следующих обстоятельствах.
      16 июня в 17 часов по дороге Елыпино-Смоленск через Яновский спирто-водочный завод Пересненской волости проходил неизвестный, который на просьбу милиционера предъявить документ и предупреждение, что проход через завод запрещен, выхватил браунинг и ранил милиционера тов. Лукина. За неизвестным крестьянами, работавшими на заводе, была организована погоня, в процессе которой были тяжело ранены рабочий, тов. Николай Кривцов, и крестьянин, т. Якушенко. Дальнейшим преследованием, организованным уже ОГПУ, неизвестный был застигнут в 10 верстах от Смоленска, успевши тяжело ранить еще одного милиционера, и в перестрелке убит. При нем, кроме огнестрельного оружия - нагана и парабеллума - были обнаружены еще английская граната, топографические карты и дневник. Убитый оказался Петерсом - он же Вознесенский - одним из двух террористов московской группы.
      18 июня автомобиль штаба Белорусского военного округа, управляемый шофером тов. Гребенюк и его помощником Голенковым, возвращавшийся из Витебска в Смоленск, около м. Рудня был остановлен неизвестной вооруженной женщиной, предложившей шоферам повернуть машину обратно на Витебск. Последние отказались, в результате чего тов. Гребенюк был убит, а Голенков ранен. Организованным ОГПУ преследованием, при деятельной помощи крестьян, следы преступницы были обнаружены в районе ст. Дретунь, где была устроена облава. При попытке прорваться сквозь цепь красноармейцев и крестьян преследуемая ранила в ногу жену краскома Н-ского полка тов. Ровнову, которая, заметив ее, стала созывать красноармейцев.
      Между подоспевшими красноармейцами и неизвестной завязалась перестрелка, в которой последняя была убита. Убитая оказалась М. В. Захарченко-Шульц, другим членом московской группы. При ней оказались, кроме револьверов с {164} большим количеством патронов, английские гранаты, подложные паспорта, финские деньги, царские золотые монеты, карты Карельского перешейка и западной границы СССР".
      --
      Таким образом, через год после летних событий 1927 года, большевики отказались от первоначального утверждения о смерти Опперпута и признали, что "московская группа" кутеповцев состояла не из трех, а лишь из двух человек Захарченко и Петерса.
      В 1962 году это подтвердил и Ф. Т. Фомин, автор напечатанных московским Государственным издательством политической литературы "Записок старого чекиста".
      На стр. 172-173 этой книги он рассказал: "Примерно через год после смерти Ф. Э. Дзержинского произошел такой случай. В июне 1927 года двум диверсантам удалось бросить бомбу в общежитие работников ОГПУ, которая, к счастью, не принесла большого вреда, и скрыться.
      В. Р. Менжинский дал распоряжение поставить на ноги все силы ОГПУ и во что бы то ни стало задержать диверсантов. Вячеслав Рудольфович распорядился также дать телеграмму с описанием примет диверсантов во все уголки страны, привлечь к поимке диверсантов самые широкие слои населения. Некоторые работники ОГПУ говорили, что в этом нет смысла: органы безопасности, действуя таким образом, достигнут лишь того, что диверсанты будут более осторожны и т. д., но В. Р. Менжинский настоял на своем.
      И вот стали поступать известия. Па дороге Ельшино-Смоленск один неизвестный в ответ на просьбу милиционера предъявить документы выхватил браунинг и ранил милиционера. Работавшие невдалеке крестьяне организовали погоню. К ним присоединились работники ОГПУ и красноармейцы. В десяти километрах от Смоленска неизвестный был настигнут и убит в перестрелке. При нем были найдены, кроме нагана и парабеллума, топографические карты, английская граната, дневник. Убитый оказался одним из участников диверсии.
      Через два дня, недалеко от Витебска, местные крестьяне и красноармейцы вместе с работниками ОГПУ организовали преследование неизвестной женщины, застрелившей шофера военного автомобиля. В перестрелке неизвестная была убита и оказалась членом той же террористической группы". {165} Советскую версию о смерти Опперпута в июне 1927 года приходится отвергнуть. Непонятно как - при наличии документов, эту версию опровергающих - ей могли поверить и ее повторить русский и американский авторы "истории" Треста.
      Они не обратили внимания на то недоверие, с которым в том же 1927 году к ней отнеслась рижская газета "Сегодня", напечатавшая до того присланные ей Опперпутом из Гельсингфорса "разоблачения".
      5-го июля - сразу после получения первого сообщения ТАСС о покушении на Малой Лубянке и о смерти участников этого покушения - "Сегодня", в своем вечернем издании, написало:
      "Опперпут - это в действительности Александр Оттович Уппениньш, латыш из окрестностей Режицы, бывший агент Чека и ГПУ, работавший под различными кличками - Опперпут, Селянинов, Штауниц и др.
      В 1921 г. Опперпут появился в Варшаве и вошел в организацию Савинкова. По делам этой организации он несколько раз переходил в СССР, где, как выяснилось впоследствии, сообщил чекистам все данные о деятельности организации. По доносам Опперпута расстреляно было очень много лиц, не только в Москве и Петербурге, но и во многих городах. В своей провокаторской работе Опперпут не остановился перед тем, чтобы предать в руки красных палачей свою невесту и двух ее сестер. Все трое были расстреляны.
      В 1922 г. Опперпут выпустил брошюру, в которой с самой циничной откровенностью сам рассказывал о своей провокационной работе. После этого в течение долгого времени работа Опперпута на пользу Чека и ГПУ шла в полной тишине, а затем весной этого года он появился в Гельсингфорсе и оттуда стал забрасывать многие крупные зарубежные газеты своими предложениями дать разоблачительный материал о деятельности Чека".
      --
      На следующий день "Сегодня" вернулось к той же теме:
      "В этой очередной сенсации ОГПУ о деятельности контрреволюционных организаций на территории СССР странным кажется, что группа, направившаяся в СССР для {166} террористической работы, вела дневник, имела при себе письменные документы, содержавшие маршрут путешествия, описание своей деятельности. Не нужно быть искушенным в революционной работе, чтобы знать, что всякий террорист избегает малейшей возможности быть изобличенным и, следовательно, никогда при себе никаких письменных документов не держит и, тем более, не ведет дневника. Странным кажется и то, что все участники группы в официальном сообщении значатся убитыми и, таким образом, ни одного лица, явившегося бы живым свидетелем дела, нет. Убит будто бы и Опперпут... Не есть ли это инсценировка?..
      Участие во всем этом деле Опперпута - советского Азефа - дает нам все основания предполагать это. Последние сообщения о его деятельности дают полное основание считать, что до последнего времени Опперпут продолжал выполнять задания ГПУ. Уже после появления в "Сегодня" его "разоблачений", на крайнюю фантастичность которых мы своевременно указывали, к нам поступили сведения, неопровержимо доказавшие предательскую роль Опперпута в выдаче целого ряда организаций".
      Скептически к советским сообщениям о смерти Опперпута отнеслась и варшавская газета "За Свободу". Я разделил тогда ее мнение, но не предполагал, что когда-либо увижу человека, которого в течение пяти лет знал понаслышке, как "монархиста" Стауница и Касаткина. Встреча эта, однако, состоялась в 1942 году. Я ее описал в парижском журнале "Возрождение" (июль-август 1951 г.).
      1974 г.
      {167}
      РАЗГОВОР С ОППЕРПУТОМ
      Кто из русских варшавян не помнит дома на Вейской? Года за три до войны владелец сада Фраскати - запущенного парка на бывшей окраине, поглощенной разросшимся городом - распродал часть усадьбы Богатые дельцы скупили участки, построили дома - плоские фасады, зеркальные окна, мраморные лестницы. На Вейской, в доме № 16, разместилась бразильская миссия.
      В 1939 году, в сентябре, дельцы и дипломаты бежали в Румынию. Семь месяцев спустя Русский Комитет в Варшаве снял в этом доме этаж под квартиру председателя. О тех пор, до последних дней июля 1944 года, там перебывало множество народа - в книге посещений записано более 42 тысяч человек. Список открывается именем протоиерея Димитрия Сайковича, одного из членов причта варшавской Св. Троицкой церкви, и - по странному совпадению - обрывается на имени другого члена этого причта, молодого протоиерея Георгия Потоцкого, предсказавшего при обстоятельствах, о которых нужно рассказать особо, свою трагическую смерть.
      Кто только не перебывал на Вейской! До войны Комитет был эмигрантским и насчитывал в Варшаве всего лишь 265 членов. В военные годы, когда в него влились русские граждане Польши и беженцы из захваченных большевиками восточных воеводств страны, их стало 11.216. Для обыденных дел существовала канцелярия на аллее Роз, в особняке графа Тышкевича, женатого на русской падчерице великого князя Николая Николаевича, но в трудных случаях, со своим горем и нуждой, русские варшавяне шли на Вейскую, а недостатка в горе тогда в Варшаве не было. {168} До войны Российский Общественный Комитет в Польше - предшественник Русского Комитета - был выразителем мнений, которые принято называть монархическими. В маленьких комнатах комитетской квартиры на улице Рурского стояли в пышных рамах большие портреты российских монархов. Противники Комитета называли его реакционным за то, что основоположником Руси он считал св. князя Владимира, крестителя киевлян.
      В годы войны это не изменилось, но став, по необходимости, защитником русского населения Польши от бед, надвигавшихся со всех сторон. Комитет предложил инакомыслящим участие в этой защите. Предложение было принято. Слияние русских общественных организаций с Комитетом было решено собранием их представителей, в котором поочередно председательствовали: поклонник как он сам себя называл - "живого облика императорской России" Н. Г. Буланов и один из немногих варшавских русских либералов демократического толка Н. А. Племянников.
      После этого собрания членом Комитета мог стать каждый, кто до войны называл себя русским. Наряду с консерваторами этим воспользовались социалисты Ю. А. Липеровский и Г. С. Сулима. Одним из членов правления был избран Г. М. Плотников, ревностный православный и один из тех, кого теперь принято называть солидаристами, но - по Нюренбергским законам - чистокровный еврей, одно присутствие которого на Вейской подвергало Комитет опасности разгрома и расправы.