Но больше было других, которые понимали скрытый смысл всей этой затеи. Однако они боялись лишить чистосердечного человека и его доверчивых почитателей благочестивой иллюзии и открыть им жестокие правила закулисной игры. Они сидели рядом: бесхитростные, наивные и знатоки дела, сидели в одной упряжке, управление которой находилось в руках последних. А материальными благами наслаждались как те, так и другие, благочестивые и лицемеры, нисколько не задумываясь над тем, что богатство это есть не что иное, как результат труда миллионов ограбленных, обманутых тружеников, которых бог не пожелал облагодетельствовать.
      В БОРЬБЕ С РАБОТОРГОВЛЕЙ
      В обход порогов
      10 марта 1858 года на пароходе "Перл", принадлежавшем правительству, экспедиция наконец покинула Англию. Вместе с мужем отправилась Мэри Ливингстон, а также их младший сынишка Осуэлл. Экспедиция везла с собой в разобранном виде колесный пароход, предназначенный для исследования реки Замбези и ее притоков. В пути, в Сьерра-Леоне, для временного пополнения команды были завербованы двенадцать человек из племени кру. Люди этого племени были известны как хорошие моряки, обычно их охотно нанимали на европейские суда.
      В Кейптауне госпожа Ливингстон, ожидавшая пятого ребенка, покинула экспедицию. Она поехала к своим родителям в Куруман и только через полтора-два года смогла присоединиться к мужу, намеревавшемуся исследовать реку Замбези. От своего тестя, прибывшего в Кейптаун, чтобы забрать Мэри, Ливингстон узнал, что сопровождающие его макололо все еще находятся в Тете.
      Ливингстон, его брат Чарлз и другие члены экспедиции отправились дальше, и в мае пароход "Перл" достиг дельты Замбези - низкого заболоченного берега, покрытого мангровыми зарослями. Вначале они зашли в самый южный рукав дельты - Луауэ. Здесь с помощью двенадцати человек из племени кру были выгружены на берег части доставленного колесного парохода, затем они же начали собирать его. Готовый паровой бот Ливингстон окрестил именем "Ма-Роберт" - "Мать Роберта", так по имени их старшего сына бечуана по своим обычаям называли госпожу Ливингстон.
      Только что собранный пароход "Ма-Роберт" поплыл вверх по Луауэ, однако ему не удалось пробиться в главный рукав реки Замбези. Непреодолимые, густо поросшие тростником болота вынудили участников экспедиции повернуть назад.
      В результате длительных исследований они убедились, что из всех рукавов дельты Замбези наиболее удобен для плавания Конгоне, поэтому вверх по нему и направились теперь уже оба судна.
      Будучи еще на борту парохода "Перл", Ливингстон велел в присутствии всех членов экспедиции прочитать вслух инструкцию министерства иностранных дел. Позже он составил дополнение к ней, в котором подробно излагалась задача каждого члена экспедиции и особо подчеркивалась необходимость быть корректными друг с другом - как пример для африканцев - и безупречными в отношениях с ними. Предписывалось щадить животных. Убивать их разрешалось только при заготовке мяса или в научных целях.
      "Будем надеяться, что для защиты от нападения местных жителей нам не понадобится оружие. Лучшая гарантия безопасности - достойное поведение.
      Нет необходимости, пожалуй, призывать вас проявлять безупречную справедливость к местным жителям. В этом вы, конечно, будете руководствоваться собственными принципами. Но, поступая так, вместе с тем, безусловно, необходимо требовать также, чтобы ваши подчиненные избегали любого проявления обмана или оскорбления местных жителей..."
      Будучи одновременно миссионером и исследователем, Ливингстон с самого начала придерживался этих принципов, и это оправдало себя. Теперь же он стремился личным поведением быть примером для окружающих: не терял самообладания в трудные минуты, был всегда вежлив, излишне не использовал свой авторитет, но и не ронял его.
      В задачу экспедиции входило изучить возможность плавания по Замбези, включая ее притоки и устье. Это открыло бы путь для торговли и распространения христианства во внутренние районы Африки. В более широком плане задача "сводилась к тому, чтобы пополнить имевшиеся познания в географии, в изучении полезных ископаемых и сельскохозяйственных возможностей Восточной и Центральной Африки, углубить знакомство с местным населением и помочь внедрению новых методов ведения сельского хозяйства, чтобы образовались излишки продовольствия и сырья, необходимого для обмена на промышленные товары Англии".
      "Работорговля - главное препятствие на пути цивилизации и торговли, а так как англичане - самый человеколюбивый народ мира и, вероятно, они всегда будут играть важнейшую роль в торговле на Африканском континенте, то меры по борьбе с работорговлей - это проявление глубокой мудрости и дальновидности". К числу таких "мер" Ливингстон относит и отправку британского крейсера к берегам Анголы, чтобы воспрепятствовать вывозу невольников в Америку, и свою теперешнюю экспедицию. Он, очевидно, и понятия не имел, с какой жестокостью этот "самый человеколюбивый народ мира" подавлял народное восстание в Индии, известное под названием восстания сипаев, как раз в то время, когда отправлялась его экспедиция. Но даже при его безграничной доверчивости было трудно отыскать "глубокую мудрость и дальновидность" в шагах английского правительства в Африке.
      Берега Конгоне были окаймлены настоящими зарослями - манграми, гигантскими папоротниками и пальмами. На травянистых прогалинах паслись буйволы, бородавочники, антилопы. Их так много, что не прошло и нескольких часов, как экипажи обоих судов настреляли столько дичи, что ее хватило всем на несколько дней. Изредка встречавшиеся жители прибрежных деревень тотчас же скрывались на своих челноках в мангровых зарослях; это, вероятно, были беглые рабы.
      Португальцы им не попадались. Впрочем, португальцы не имели правильного представления об устье Замбези. Позже Ливингстону стало ясно, что даже их генерал-губернатор не знал о Конгоне: широкое воронкообразное устье рукава Келимане он принимал за главное устье Замбези.
      Дремучие леса по берегам постепенно отступали; начинались обширные равнины, покрытые травой выше человеческого роста.
      Наконец суда повернули в главное русло, довольно широкое, но усеянное многочисленными песчаными мелями, между которыми проходил извилистый фарватер. Осадка парохода "Перл" оказалась слишком большой для такого фарватера. Пришлось изъять из трюмов личный багаж и снаряжение экспедиции и переправить его на остров, чтобы дать возможность судну маневрировать.
      Во время этой выгрузки произошла ссора между Ливингстоном и морским офицером, который должен был командовать судном "Ма-Роберт". Этот офицер заявил об отставке. Вначале Ливингстон отказался принять отставку и пытался добром уладить ссору. Однако тот стоял на своем, и Ливингстон в конце концов вынужден был согласиться, хотя его очень огорчило столь недоброе начало экспедиции. Если вправду этот офицер вообразил себя незаменимым, то он ошибся: после его ухода командование судном Ливингстон принял на себя. Во время трех больших морских путешествий он имел возможность познакомиться с искусством вождения судов. В своем письме он указывает: "Кое-кто полагал, что мы не найдем выхода из этого положения, но я принял командование судном и провел его по реке уже свыше тысячи шестисот миль, хотя это занятие под палящими лучами солнца едва ли большее удовольствие, чем вождение экипажа по улицам Лондона в ноябрьские туманы". Ливингстон очень сожалел лишь о том, что в связи с новой обязанностью у него стало меньше возможностей бывать на берегу и общаться с жителями.
      Часть участников экспедиции осталась у склада на острове. Они должны использовать это время для ботанических и геомагнитных исследований и метеорологических наблюдений. Мяса им хватало: на берегу против острова паслись буйволы и зебры.
      Остальные плыли на пароходе "Ма-Роберт" и на пинасе [португальская шлюпка. - Пер.] вверх по Замбези в направлении Шупанги и Сены. Здесь португальцы как раз вели борьбу против печально известного охотника за невольниками метиса Марианну. Выше по течению, недалеко от впадения Шире в Замбези, Марианну устроил укрепление, обнесенное частоколом. Там он держал отряд, вооруженный мушкетами, и время от времени высылал людей на северо-восток для охоты за невольниками из племен, не имевших огнестрельного оружия. Эти жертвы затем доставлялись закованными в цепи в Келимане, а оттуда как "свободные переселенцы" перевозились на судах во французские колонии.
      Пока Марианну грабил и убивал в отдаленных местах, португальские власти не препятствовали ему. Но со временем его люди начали делать налеты на деревни, лежавшие вблизи португальских поселений; они отваживались нападать даже на Сену, не убоявшись пушек и гарнизона здешнего форта.
      Губернатор вынужден был наконец выслать солдат для поимки грабителей. Марианну, видимо, был убежден, что португальцы не очень-то обеспокоены его действиями: оказывая им длительное сопротивление, он ведь не побоялся направиться к португальцам в Келимане, чтобы там добром поладить с губернатором. Но тот посадил его в тюрьму и велел затем отправить в главный город колонии, порт Мозамбик, якобы для предания суду. Однако отряд Марианну, теперь уже под командованием его брата Бонга, продолжал вооруженные набеги и грабежи.
      К июню 1858 года, когда пароход "Ма-Роберт" начал свой путь вверх по Замбези, эта война длилась уже полгода. Ливингстон, разумеется, остерегался принимать чью-либо сторону.
      В августе "Ма-Роберт" забрал группу участников экспедиции с острова в верховье дельты. Теперь экспедиция, уже в полном составе, направлялась в Тете, где Ливингстон хотел забрать макололо, оставленных там более двух лет назад: надо же наконец доставить их домой. По нижнему течению Замбези, усеянному островами и песчаными отмелями, плыли очень медленно, не обходилось и без приключений. Иногда случалось, что рулевой не успевал уследить вовремя направление очень извилистого фарватера, и судно садилось на мель. Нелегко было команде из племени кру снять его с мели.
      К тому же скоро обнаружилось, что паровая машина плохо сконструирована: она пожирала невероятное количество дров, а отдача была невелика. Полтора дня заготовляли дрова все свободные от работ люди, а их хватало лишь на один день. Тяжело нагруженные челны плыли почти с такой же скоростью, как и судно; легкие челноки даже обгоняли его, и гребцы удивленно и сочувственно смотрели, как беспрерывно чихает медленно ползущий "астматик" - это прозвище было дано судну участниками экспедиции. Ливингстон не мог простить себе, что при покупке судна доверился мошеннику. Тогда ему казалось, что это была удачная сделка, так как прежний владелец якобы "из любви к его делу" продал судно по дешевке. И вот теперь плавание оказалось под угрозой. Потеря времени, вызванная непрерывными остановками и заготовкой дров, нарушала все планы. Бывало и так, что дрова кончались, а к берегу не подойдешь: на многие мили вдоль реки тянулись болота, покрытые тростником, а иногда степь. Нередко лишь счастье выручало из беды - глядишь, удастся высмотреть на берегу останки убитого слона, тащат тогда кости на борт и бросают их в топку. Если благоприятствовал ветер, то в помощь машине пускали в ход паруса.
      8 сентября "Ма-Роберт" бросил якорь у Тете. Ливингстон поплыл на лодке к берегу; ему не терпелось узнать, как там его друзья макололо. Он знал, что король Португалии приказал колониальным властям проявить заботу о них, и за это Ливингстон открыто выразил ему благодарность в предисловии к своей книге о путешествии.
      Увидев Ливингстона, бывшие его спутники поспешили ему навстречу. Их радость была неподдельной. Многим хотелось обнять его, но другие сдерживали их: "Не трогайте его, помнете его новый костюм".
      Ливингстон рассказал им о печальном конце бедного Секвебу. А они сообщили, что тридцать их товарищей умерли от оспы, которую наколдовали им жители Тете, шестеро других были схвачены каким-то местным вождем и убиты. Ливингстон поинтересовался, как выполнялся приказ португальского короля о материальной их поддержке. Макололо не только ничего не получали от португальцев, но даже и не слышали о таком приказе. Местным властям в Тете, к которым обратился Ливингстон, тоже о нем ничего известно не было. Впрочем, они заявили, что за лиссабонским правительством большая задолженность: оно уже многие годы не платило жалованья служащим колонии, поэтому и не вправе требовать, чтобы они за свой счет кормили сотню чужих людей. Чтобы заработать себе на пропитание, макололо рубили дрова и продавали их в деревне. Им помог только майор Сикард, предоставив им участок земли и мотыги, чтобы они могли обеспечить себя продовольствием.
      Проживая в Тете, Ливингстон сумел узнать кое-что новое о португальской работорговле. Когда португальцы покупали взрослого раба вместе с его семьей, то делали это не ради того, чтобы избавить его от страданий, вызванных разлукой с родными, а для того, чтобы прочно привязать к новому месту и лишить возможности побега. Если он все же сбежит один, то лишится семьи и подвергнет себя риску, так как в первой же деревне его схватит какой-нибудь вождь и снова продаст в рабство, но уже без дорогих его сердцу людей. А если бы ему удалось бежать вместе с семьей, то может оказаться, что их поймают, но теперь уже не обязательно продадут одному рабовладельцу. Итак, здесь создавалась лишь видимость гуманного обращения с рабами, на самом же деле всем двигал голый расчет.
      Здесь бывало и такое, что свободный человек добровольно становился рабом; для этого ему надо было лишь пройти символический обряд: сломать копье перед будущим господином, которого он облюбовал. Один португальский офицер пытался уговорить на такой символический поступок одного из макололо. Но тот не согласился.
      В своем путешествии от западного побережья Африки до восточного Ливингстон не имел возможности исследовать нижнее течение Замбези. Теперь он хотел восполнить этот пробел. Да и обстоятельства благоприятствовали этому: уровень воды в реке на сей раз небывало низкий и многие скалистые выступы в русле реки обнажены.
      В районе Кебрабаса Замбези несколько миль течет в скалистой теснине; ширина ее местами не более пятидесяти ярдов; здесь много резких поворотов русла и небольших водопадов. Отвесные стены ущелья гладко отшлифованы, так как в период дождей вода поднимается здесь более чем на восемьдесят футов; скалистые уступы и пороги скрыты тогда под водой. Скорость течения, разумеется, огромная, и только мощный пароход в состоянии преодолеть встречный поток. "Ма-Роберт" не был пригоден для такого плавания. С трудом удалось пройти лишь семь или восемь миль против течения. Затем пришлось все же вернуться. Ливингстон велел стать на якорь в этом потоке. И чтобы исследовать пороги Кебрабаса до самого их верховья, он с доктором Кёрком и небольшой группой макололо пробирался вверх по течению вдоль крутого скалистого склона. Скалы были так нагреты, что на ступнях у макололо, которые шли босиком, вздулись волдыри. Наконец проводники отказались идти дальше, макололо также начали роптать. "Мы всегда полагали, что ты добросердечен, - говорили они Ливингстону, - но, оказывается, у тебя нет сердца!" Но он хотел непременно получить недвусмысленный ответ на вопрос о проходимости порогов Кебрабаса - разумеется, не так, как это сделал, по рассказам, один высокопоставленный португалец. Говорили, что этот человек посадил двух связанных рабов в лодку и пустил ее выше порогов вниз по течению Замбези. "И так как в том месте, где пороги кончаются, не оказалось ни рабов, ни лодки, то его превосходительство пришел к заключению, что пороги Кебрабаса для судоходства недоступны".
      Ливингстон же не успокоился, пока не достиг того порога, о котором проводник сказал, что это верхний. Он возвратился с твердым заключением, что в период низкой воды Кебрабаса представляет собой непреодолимое препятствие для любых судов. Об этом Ливингстон сообщил британскому правительству и, пользуясь случаем, просил предоставить ему более подходящее судно, ссылаясь на дефекты "Ма-Роберт". Одновременно он пишет другу и просит приобрести новое судно, если правительство не откликнется на его просьбу. Он дает ему полномочия истратить на эти цели две тысячи фунтов стерлингов из его средств. Прежде чем доставить домой макололо, ему хотелось бы дождаться ответа правительства на его просьбу.
      Ниже Сены в Замбези с севера впадает многоводный приток Шире. Португальцы ничего не могли сказать о нем, так как не знали даже, откуда он вытекает. Много лет назад португальская экспедиция якобы пыталась плыть вверх по этому притоку, но не смогла пробиться сквозь плотную массу водных растений и вернулась назад. Другие утверждают, что португальцев вынудили вернуться отравленные стрелы прибрежных жителей. И даже охотники за невольниками, возглавляемые Марианну, сторонились этих мест. Река Шире не использовалась для судоходства, поэтому и не было торговых связей с недружелюбными к чужеземцам племенами. Один купец из Сены рассказывал, что он посылал своих торговых агентов вверх по этой реке, но их постигла неудача: их ограбили и им едва удалось уйти. А когда португальские должностные лица узнали, что Ливингстон проявляет интерес к этой опасной реке, они стали жаловаться: "Наше правительство приказало всячески содействовать вам и охранять вас. Но как можно обеспечить вашу безопасность, когда вы намереваетесь отправиться в такое место, куда мы не отважимся следовать за вами!"
      И все же в январе 1859 года судно "Ма-Роберт" начало свой путь вверх по реке Шире. В первые дни навстречу им все время как бы плыли массы водных растений, но они не очень мешали движению парохода и челноков. Здесь плыть было даже легче, чем по Замбези: шире, глубже и нет песчаных отмелей.
      Всякий раз, когда судно делало остановку, чтобы заготовить топливо, Чарлз и Кёрк отправлялись на экскурсию. Они собирали образцы растений, ценных древесных пород, насекомых, а также предметы одежды, украшений и инструменты местных жителей; здесь же изготовляли чучела птиц. В их обязанности входили магнитные и метеорологические наблюдения, а доктор Кёрк оказывал жителям встречавшихся деревень и врачебную помощь. Чарлз Ливингстон собирал для владельцев текстильных фабрик Манчестера образцы выращиваемого здесь хлопка.
      Плывя вверх по реке, путники заметили, что отношение к ним здешних жителей уже иное. Как только судно приближалось к какой-либо деревне, раздавались звуки барабанов и тотчас появлялись мужчины, вооруженные луками и стрелами. Некоторые прятались за деревья, тщательно выбирая цель. Женщин совсем не видно. "Нам надо действовать очень осторожно, чтобы эта толпа, внимательно следящая за каждым нашим движением, ложно не истолковала наши намерения". В одной большой деревне Ливингстон насчитал по меньшей мере пятьсот собравшихся здесь воинов. Они приказывали ему остановиться. Он же велел грести к берегу, где его провели к вождю, крупному седовласому человеку, который, видимо, был встревожен появлением на реке неведомого дымящего чудовища. Ливингстон, как обычно, вначале пояснил, что он и его белые спутники не португальцы, а англичане и прибыли в эти земли не ради разбоя и захвата невольников, а для того, чтобы проложить путь мирной торговле всевозможными товарами, а не рабами. При этих словах лицо вождя просветлело. Это был как раз тот человек, который до сих пор плотно закрывал путь португальским купцам внутрь страны. По просьбе Ливингстона он созвал своих воинов, чтобы уведомить и их, с чем пришли эти белые. Они ничего не имели против намерений чужеземцев: "Ма-Роберт" может беспрепятственно продолжать свой путь. Однако недоверие у местных жителей еще оставалось: они не спускали с судна глаз, день и ночь на берегу бодрствовала сильная охрана.
      На тридцать миль выше этой деревни вдоль восточного берега Шире вытянулась заболоченная местность, где обитали огромные стада слонов: Ливингстон однажды насчитал до восьмисот животных. В этих болотах они были в безопасности: охотникам туда не пробраться.
      Проплыв еще двести миль, путешественники натолкнулись на большие скалистые утесы среди реки; между ними бурлил и пенился катившийся вниз поток. Пороги преграждали путь дальше. На этом закончилось плавание по реке Шире.
      Встретившись здесь с недоверчивыми жителями, Ливингстон считал слишком рискованным дальнейший путь по суше. Но чтобы подготовить благоприятные условия для будущих исследований, он послал нескольким вождям добрые послания и подарки, а затем отправился в обратный путь. Вниз по течению двигались быстро. В воде бегемоты уступали путь судну, но крокодилы бросались навстречу, принимая его, видимо, за крупное животное, за которым стоило бы поохотиться. Оказавшись в нескольких ярдах от судна, они понимали свою ошибку и быстро ныряли в глубину.
      В середине марта экспедиция во второй раз отплывала вверх по Шире. У одной деревни, жители которой оказались менее напуганными и охотно продавали птицу и зерно, "Ма-Роберт" стал на якорь, и Ливингстон вместе с доктором Кёрком и несколькими макололо отправился в путь пешком, чтобы обследовать вновь пороги Шире до самого верхнего течения. Оказалось, что за первым открытым ими водопадом выше находятся еще пять. Ливингстон дал им название по имени президента Королевского географического общества водопады Мёрчисона.
      Во время экскурсии на восток от реки Ливингстон открывает озеро Ширва, до этого неизвестное португальцам. Затем он возвратился на судно и поплыл вниз, к Замбези, закончив свой путь на Конгоне при ее впадении в Индийский океан.
      Этим и завершился первый этап экспедиции. Он не привел к сенсационным открытиям, в основном заполнив лишь пробелы в познании этих мест, которые остались в стороне от маршрута трансафриканского путешествия Ливингстона.
      В устье Конгоне экспедиция пополнила продовольственные запасы доставленными английским бригом. Ливингстон приказал вытащить "Ма-Роберт" на берег, чтобы осмотреть снизу и с боков стальной корпус судна, доставлявшего ему в последнее время лишь огорчения. Дно где-то дало течь, и в трюме к утру по щиколотку набиралась вода, а иногда она заливала даже каюту. Во время дождя протекала крыша каюты и, чтобы записать что-нибудь в дневник в такое время, приходилось раскрывать зонтик над головой. В ящиках с продуктами, выполнявших роль коек и стульев, также сыро. Собранные и высушенные с большим трудом образцы растений оказались попорченными, и их надо было снова собирать. Из-за сырости иногда приходилось спать на влажных постелях; участились и случаи заболевания лихорадкой.
      Осматривая тонкую обшивку корпуса, сделанную из новых, неапробированных сортов стали, спутники обнаружили немало едва заметных трещин, через которые постоянно просачивалась вода. Металл оказался пористым. Эти дефекты на ходу нельзя было устранить. И пока не прибыло новое судно, Ливингстону пришлось обходиться этим.
      Второй этап экспедиции обещал быть нелегким: предстояло целыми неделями идти пешком. Люди из племени кру, обслуживавшие судно, были непривычны к длительным переходам. Пришлось их уволить. Макололо взяли на себя их заботы. Усердные дровосеки и привычные ходоки, они быстро освоились с новой работой и приступили к выполнению своих обязанностей на судне.
      Открытие озера Ньяса
      В самом начале карьеры путешественника славу первооткрывателя Ливингстону принесло открытие им озера Нгами. Его и теперь манило озеро, лежавшее, как говорили, там, где начинает свой путь река Шире. Севернее озера Ширва находится, как заверяли его, огромный водоем - озеро Ньяса. Там пока не ступала нога европейца, да и жители берегов Шире знали о нем только понаслышке.
      В середине августа "Ма-Роберт" снова направился вверх по реке Шире. Судно, как считалось, способно было взять десять - двенадцать тонн груза и приблизительно тридцать шесть человек, но даже при такой нагрузке было опасение, что оно очень сильно осядет в воду. Поэтому часть людей разместилась в лодках, буксируемых пароходом. В пути ночью одна лодка опрокинулась, и один человек, не умевший плавать, утонул. Этот случай очень опечалил Ливингстона и вызвал гнев к его земляку, всучившему негодное судно; теперь на его совести лежала гибель человека.
      Перед водопадами Мёрчисона он покинул судно, намереваясь пройти на север, к неизвестному озеру. С ним пошли сорок два человека: четыре европейца, тридцать шесть макололо и два местных проводника. В таком количестве людей не было необходимости, но Ливингстон не знал, как примут его здешние жители, и хотел, чтобы его отряд выглядел достаточно сильным.
      На возвышенностях, простиравшихся вдоль реки, по утрам чувствовалась приятная прохлада. Здесь не было москитов, что позволяло спать на открытом воздухе. Местность прелестная: плодородные равнины, зеленые холмы, а за ними величественные горы.
      Выше водопадов Мёрчисона экспедиция снова спустилась в долину плодородную и густо заселенную. Поселения оседлых маньянджа (у Ливингстона - manganja) были хорошо защищены непроходимой живой изгородью ядовитых древовидных молочаев.
      Маньянджа - трудолюбивый и искусный народ. Они возделывали хлопчатник, а в деревнях путешественники видели, как они пряли и ткали. На холмах маньянджа добывали железную руду, плавили ее, а из железа мастерили топоры, мотыги, наконечники копий и стрел, иглы, браслеты. Они занимались гончарным ремеслом, из растительного волокна плели корзины, рыболовные сети. Здесь все трудились - мужчины, женщины, дети. Искусные изделия маньянджа были удобны, прочны и долговечны.
      Как женщины, так и мужчины носили очень много украшений: на всех пальцах - кольца, на шее, руках и лодыжках - браслеты из латуни, меди и железа. Женщины протыкали верхнюю губу, вставляя в отверстие пелеле огромное кольцо, которое не только обезображивало их, но и мешало при еде и разговорах; у бедных оно сделано из бамбука, у богатых - из олова или слоновой кости. Женщины маньянджа, кроме того, остро обтачивали резцы. Когда им говорили, что пелеле их уродуют, они отвечали: "Такая мода!" А перед модой разум бессилен и в Африке.
      Маньянджа - искусные пивовары и большие любители пива. Путешественникам нередко приходилось видеть целые деревни, охваченные весельем: льется пиво, раздается гром барабанов, люди кружатся в танце. Чуть ли не в каждой деревне их встречали пивом. Это освежающий и очень питательный напиток, и надо немало выпить, чтобы почувствовать опьянение. Он ни в какое сравнение не шел с коварной сивухой, которую продавали европейские купцы. Этот напиток безвреден.
      После двадцатидневного перехода экспедиция в полдень 16 сентября 1859 года достигла южной оконечности озера Ньяса{10}.
      Лишь много времени спустя Ливингстон узнает, что почти одновременно с ним к озеру Ньяса прибыл немецкий путешественник доктор Рошер. Но так и осталось неизвестным то место на берегу озера, куда он прибыл, ибо его вскоре убили. "Даты прибытия - 16 сентября и 19 ноября - показывают, что мы оказались там примерно на два месяца раньше". Этим свидетельствам Ливингстон придавал важное значение. "Регулярная публикация наших писем Королевским географическим обществом была неоценимым плюсом для нас. Она твердо устанавливает дату каждого открытия и увековечивает его". Сам он всегда старался как можно скорее сообщать в Лондон о своих открытиях, чтобы никто не опередил его. При исключительной скромности Ливингстон был очень честолюбив как первооткрыватель.
      Путешествуя, экспедиция наткнулась на один из важнейших путей доставки невольников из внутренних областей материка к побережью океана. Другие пути проходили через реку Шире немного ниже, а некоторые из них пересекали даже озеро Ньяса.
      Ливингстон, конечно, мог бы освободить встреченных невольников, и макололо даже упрекали его за то, что он не поступил так. Но Ливингстон трезво взвесил все обстоятельства. Как быть тогда с освобожденными? Оставить их при себе он не мог, а если отпустить на волю, то вожди окрестных деревень вскоре переловят их и перепродадут заезжим работорговцам.
      Там, где работорговля приобрела широкий размах, маньянджа стали недоверчивы и негостеприимны. В некоторые деревни путешественников просто не пускали и даже не пожелали продать им продукты, не говоря уже о гостеприимстве и подарках.
      На соседнем нагорье, западнее озера Ньяса, климат очень благоприятен для жизни людей; здесь европейские поселенцы чувствовали бы себя прекрасно. А с трудолюбивыми маньянджа легко было бы наладить обмен, выгодный обеим сторонам.
      Вскоре Ливингстон вернулся на судно, довольный результатами своих исследований. Первое короткое посещение этих мест преследовало прежде всего цель убедить местное население, которое знакомо пока лишь с работорговцами, что есть и другие чужеземцы, имеющие добрые намерения.
      Ливингстону не хотелось надолго покидать судно. Его беспокоило, как будут вести себя оставшиеся там люди: любая неосторожность с их стороны подвергнет сомнению добрую славу экспедиции, а от этого зависит успех планов, задуманных на ближайшее будущее. Суть их состояла в следующем.
      По наблюдениям англичан, на Занзибар и в прибрежные места почти все рабы, которых погружали на суда в португальских гаванях, поступали из окрестностей озера Ньяса. Если добиться того, чтобы на этом озере постоянно курсировал хотя бы небольшой пароходишко, который мог бы скупать всю накапливавшуюся слоновую кость, добываемую в верхнем течении реки Шире и в районе озера Ньяса, то работорговля лишилась бы своей основы: она оказалась бы нерентабельной. Только слоновая кость, отправлявшаяся к побережью рабами, давала возможность с лихвой покрыть расходы по доставке обоих этих товаров. "Закрыв доступ работорговцам внутрь материка, можно было бы подорвать работорговлю на побережье океана".
      Британские морские офицеры, с которыми Ливингстон поделился своими планами, придерживались того же мнения: действительно, небольшой пароход, курсирующий по этой реке и озеру, был бы полезнее для борьбы с работорговцами, чем полдюжины военных судов, патрулирующих в океане. К тому же и расходы были бы меньше.
      Но "Ма-Роберт" едва ли был пригоден для этой цели. Когда экспедиция после открытия озера Ньяса плыла вниз по Конгоне, каждую ночь судно оказывалось сидящим на песчаной отмели. Корпус его так пропускал воду, что в глубокой реке оно непременно утонуло бы. В устье Конгоне пришлось вторично вытаскивать его на берег, чтобы кое-как наскоро отремонтировать.