Дубельт жил на самом краю поселка, где вплотную к тонким стенам домов, сделанных из дрянного, вконец износившегося пластика, подступали невысокие дюны изжелта-белой соли. Поселок, утлое скопление ветхих домишек с выжженной невдалеке черной дырой посадочной площадки, с трактиром, самым большим строением в поселке, который был когда-то жилищем для охраны рудников, и самими рудниками в отдалении, темными, неприветливыми дырами в рыхлых горбах больших дюн, — постоянно заносило песком в сезон ураганов, и жители поселка потом с бранью откапывались, понимая, что впереди будет еще много бурь и еще не раз придется вот так вот махать допотопной лопатой, кидая едучую белую соль через плечо, — беспрестанно! Ураганы на Солану были страшны. Небо становилось гнойным, потом наливалось багрянцем и темнело, по дюнам начинало шквалить ветром с ужасающей силой, и острые кристаллики соли, поднимаясь в воздух, секли одежду, секли кожу, застревая глубоко в ней, вызывая незаживающие язвы, мучительные и неизлечимые недуги. Так было по всей планете, поверхность которой сплошь была покрыта страшными соляными пустынями, и ветры, не встречая препятствий, могли достигать невероятной скорости. Когда небо Солану, обычно блистающе-белое, с яростным мохнатым солнцем, становилось мглистым, грязным, а ветер сшибал с ног, предвещая ураган, поселок наполнялся бредущими, шатающимися фигурами в хлопающих полами накидках: население поселка спешило в трактир. Рассаживались за столами, брали пива и дрянной солоноватой водки (в кредит, ибо денег на планете уже давно не было), мечтали об отлете отсюда, слушали рассказы здешнего старожила фон Норке о Базилевсах Макитарах, о Миррее, императорской столице, находящейся в миллионах парсеках отсюда, о Найжеле Орте, свергнувшем Старую Империю и на ее обломках воздвигнувшем свою. Слушали, кивая головами, медленно пьянея, пили соленое пойло, вкуса которого никто уже не чувствовал, — этим людям было уже безразлично, что будет с ними. Дальше бесплодных мечтаний они не заходили. Женщин здесь не было, ни одной на целой планете, и оставалось лишь это пойло. И пили, пили.
      Осколок некогда грандиозной Империи, система Дротика ныне именовалась Великая Проскриптория Госса. Очень часто ничтожное называют великим. Великая Проскриптория Госса состояла всего из двух планет, даже не планет, а планетоидов, ибо ни одна из них не превышала в своем диаметре 1000 километров. Та, что была побольше, Туркупсу, была столицей, потому что в бытность свою частью Империи здесь сидела тюремная администрация и маркиз ре Туркупсу. На другой, Солану, находились рудники, в прошлом имперская тюрьма, куда ссылали преступников — бунтовщиков и уголовников. Эти рудники слыли самым страшным местом во всей Империи, и если человека ссылали туда, его можно было записывать в покойники. Тогда, во времена Империи, рудники именовались рудниками Солану Стрельца, и не было человека, который вышел бы оттуда живым.
      Словом, Проскриптория знавала и лучшие времена. Стражам тогда воздавалось стражево, то есть присылалось жалованье, а злодеям доставалось злодеево, то есть жгучее солнце и соляные пески пустынь. Теперь же унылые города Туркупсу с угрюмыми зданиями и вечно серым небом не манили никого, и прозябало здесь лишь скучное окружение Великого Проскриптора Паули, копошилось во исполнение каких-то дел, чего-то там ждало. На Солану же после окончательной поломки всех кораблей с Туркупсу никто не заглядывал вот уже пять лет. Так заключенным предоставили полную свободу. В пределах одной планеты, разумеется.
      Два убогих шарика, один — немилосердно приближенный к Гавоне, солнцу Дротика, другой — столь же немилосердно от него отдаленный, были единственными обитаемыми мирами в этой части Великого Космоса, вдали от сложных перипетий политики и семимильных шагов прогресса.
      Шесть лет назад на Солану появился Дубельт. Вместе с ним сюда прибыло еще двенадцать человек, почти все — пираты. Исходя из этого, население поселка, куда был определен Дубельт, заключило, что он пират. Но это было бездоказательно. Дубельт был молчалив и почти все время проводил в своем маленьком домике на окраине поселка. Над ним решили подшутить, чтобы выяснить, кто же он такой и каков его характер. Здесь всегда так делали с новичками.
      Двоих шутников Дубельт убил моментально, кулаком, так что их головы резко метнулись назад от удара, и шеи переломились, не выдержав короткого, но страшного напряжения. Третьего он схватил и бросил на барак, и этот третий, вскоре скончавшийся, очнулся наполовину торчащим из раскрошившейся задней стены дома.
      Люди изумились и стали сторониться Дубельта. И впрямь, вид его был довольно жуток. На короткое, бугрящееся валунами мускулов туловище была насажена крупная рыжая голова с низким лбом, глазами-щелками, приплюснутым носом и ртом, огромным, безгубым и прямым, как надрез. Дубельт не говорил, а рычал, словно пес, что делало его еще более непривлекательным, и бесшабашное население бывшей планеты-колонии, состоящее из сумасшедших гениев, убийц, пиратов и свихнувшихся насильников, окончательно признало его невменяемым, кровавым маньяком. Однако маньяком Дубельт не был.
      Нельзя сказать, чтобы к нему не присматривались. Нет, за ним следили внимательно, всеподмечающе, ибо он был одиночкой, а такие прежде всего попадают под скрупулезную лупу общественного внимания. И не взирая на грозное рычание его, на отталкивающую внешность природного негодяя, народ Солану, такие же отталкивающие негодяи, наблюдал и делал выводы.
      Дубельт жил в маленьком недостроенном бараке. Ночью спал. Днем иногда сидел в доме, но чаще уходил в пустыню. Это обстоятельство повергало наблюдателей в шок, ибо никто не ходил в пустыню. Это было место не для послеобеденных прогулок: соляные пески стонали, как живые, а иногда, ночами, в поселок приходили порождения пустыни, и тогда по утрам недосчитывались нескольких человек, которым не сиделось в бараках.
      Дубельт не боялся ужасов пустыни. Несмотря на горячее солнце, на едкий ветер по верхушкам барханов, он часами мог бродить невдалеке от поселка, чтобы не потерять его из виду, и что-то бормотать, размахивая руками. Иногда Дубельт приходил в трактир. Здесь он накачивался мутным пивом, с ним происходила перемена: он начинал говорить. Глаза его оживали, а рот, полный острых и угловатых зубов, расплывался в усмешке. Тогда Дубельт становился необычайно разговорчивым, тогда мышцы его под рваной коричневой рубахой наливались сталью, и он рычал на весь трактир:
      — Фолгар, мать вашу! Фолгар! Или просто:
      — Фолгар! — Кулак грохает по ветхому столу, стаканы и бутыли, сбившись в одну плохо различимую кучу, летят на пол, и вопли Дубельта покрывает шум и звон.
      Короче, Дубельт становился невыносимо болтлив.
      Сюда, в трактир, он приходил нечасто. Садился за дальний стол, орал на весь трактир: «Пива, вашу мать!» (судя по всему, это было его любимое ругательство) и застывал над кувшином в угрюмом молчании памятника, лишь изредка цедя разбавленное хлёбово, от которого стошнило бы любого, но не жителя Солану.
      Иногда к Дубельту присоединялся Ломач, житель того же поселка, прилетевший сюда одновременно с Дубельтом. Это был худой человек с темной кожей и неподвижным взглядом черных глаз, смотрящих из глубоких затененных глазных впадин. Их связывала странная дружба, которую не могли объяснить жители поселка. Сходились в одном: что-то общее было когда-то у этих двоих, может быть даже, они вместе промышляли на торговых путях, грабя корабли. К их тихим беседам усердно прислушивались, но безрезультатно: рычание Дубельта невозможно было разобрать, а Ломач говорил слишком тихо. И любопытство народа Солану поугасло, превратившись в спокойное недоумение: ведь среди них жили два человека, прошлое которых оставалось для большинства тайной. Видно, уж очень страшным было оно, это их прошлое.
      Рассказ Дубельта был подобен разрыву фосфорного фугаса. Он пришел в уже полный народу трактир в один из дней, когда снаружи выл свирепый, секущий ветер, и стены дрожали и кренились, пришел вместе с Ломачем, потребовал пива, уселся и обвел собрание взглядом кремневых глазок: взгляд его был необычайно осмыслен и даже — хм! — умен.
      — Ну чего, мать вашу? — осведомился он не обычным своим лающим голосом, а хриплым, но в общем, различимым. — Пивососы! Так и будете дальше, прах вас побери, наливаться до ручек?
      И он продолжал, не обращая внимания на остолбеневшее население поселка:
      — Вас здесь достаточно, чтобы вышла неплохая команда, правда, Ломач? Конечно, вы не знаете звезд, вы не волки, как мы, но вы должны знать про Фолгар, должны знать!
      При этих словах некоторая часть внимающей аудитории недовольно отвернулась: Дубельт-де вновь вернулся к своей излюбленной теме, всем уже порядком надоевшей. Но про Фолгар здесь знали. Знали все.
      Эта легенда бытовала с седой древности. Империя Макитаров только еще образовалась, но первому Макитару, Фарлину, уже докладывали о Фолгаре. О нем говорили все, кто побывал в космосе. Команды грузовых и военных кораблей не раз наблюдали вдали, среди блестящего крошева звезд, необычное тело. То был метеорит потрясающих, необычайных размеров, целая летающая планета, сорвавшаяся со своей орбиты. Первому с Фолгаром удалось сблизиться пиратскому капитану по прозвищу Завзятый Питрос. Во времена Базилевса Гайра Улыбки он приблизился к Фолгару, и команда, пораженная, приникла к иллюминаторам, пока два космических тела, метеорит и корабль, летели рядом, несясь в пустоту вечных пространств. Они увидели мрачные обломанные пики, а среди них — вырубленную прямо в скалах широкую аллею. Два ряда странных изваяний, огромных, с хмурыми нечеловеческими лицами, охраняли аллею, а в конце ее виднелись циклопические колонны грандиозного строения. Оно походило на старинные китайские пагоды своею крышей с приподнятыми уголками, а закругленные вверху отверстия окон пристально смотрели в спину стражам аллеи. Команда Завзятого Питроса и он сам, раскрыв рты, уставились на эту картину, но в это время произошла неслыханная вещь. Метеорит внезапно резко изменил свою траекторию, рваные верхушки пиков устремились к иллюминаторам, и метеорит Фолгар врезался в корабль. Из всей команды в живых остался только капитан, который и обнародовал эту историю.
      Начались споры, что же такое Фолгар. Не мог же метеорит, простой кусок твердой породы, летать из одного края Галактики в другой, не притягиваясь более крупными телами космоса, прихотливо изменяя свой путь и иногда сокрушая корабли: после приключения с Завзятым Питросом такое стало происходить довольно часто. Здесь уже начиналась мистика, и люди окончательно запутались в догадках.
      Неизвестно, кому первому пришла в голову мысль, что в храме на Фолгаре
      — громадное строение было сразу окрещено храмом, — хранятся величайшие во Вселенной сокровища. Правда, достоверно известно было, что Фолгар — осколок древней великой цивилизации, и возраст его исчисляется миллиардами. Но сокровища!..
      Грянул золотой бум Фолгара. Первым кинулся искать метеорит все тот же Завзятый Питрос. Он облетал всю Галактику, но Фолгара не нашел. Питрос умер в нищете, в грязном бедном квартале Миррея, столицы Империи, но так и не отрекся от своих убеждений.
      — Фолгар существует! — безумно вопил бывший пират, а респектабельные горожане, имперские граждане, брезгливо обходили его стороной. — Есть Фолгар! Есть!
      Эта уверенность старика передалась многим поколениями кладоискателей. Фолгар искали, но не находили. Находили его лишь те, кто его не искал, и тогда вера в слова Завзятого Питроса становилась крепче, чтобы породить еще одну безумную золотую лихорадку Фолгара.
      Исторические упоминания о Фолгаре были найдены на Тарне через три года после кончины Завзятого Питроса. Тарн, бывший колыбелью одной из самых древних рас Галактики, узнал космоплавание за тысячи лет до земной цивилизации, и уже тогда тарниане были свидетелями одинокого путешествия огромного метеорита к его неведомой цели. Они и дали ему его имя, которое означало — «гора». После тарниан Фолгар наблюдали и жители Куннага, и Баата, и Лантрувера, и многие другие расы Галактики, знавшие космоплавание. Земляне, одна из самых отсталых рас, узнали о Фолгаре последними.
      Орас Жово, актер с Джархарара, первым сумел коснуться поверхности Фолгара. После полугода метаний по Галактике он все-таки столкнулся с капризным метеоритом и с невероятными трудностями посадил свой корабль, крохотную прогулочную яхту, на его поверхность, прямо посреди широкой аллеи странных богов. Жово вошел в храм и увидел… сокровища! Интуиция не подвела Завзятого Питроса, ему только не хватило сил и времени, чтобы достигнуть своей цели. Здесь было не только золото, но и драгоценные камни, и тяжелые слитки неизвестных металлов, и какие-то странные минералы, светящиеся своим внутренним светом, и уменьшенные статуэтки богов снаружи. Жово оглянулся вокруг, и внезапно ему стало жутко. Торопливо озираясь, он напихал в карманы своего костюма золота и камней, сколько поместилось и, сев в свою яхту, оторвался от скалистой поверхности Фолгара. Яхта Жово ушла в сторону и взяла курс на Джархарар.
      Но, случайно обратив внимание на мониторы, ликующий Жово вдруг со страхом увидел, что гигантский метеорит, который давно уже должен был исчезнуть среди равнодушных звезд, мчится за его яхтой по пятам. Жово смог даже различить широкую просеку в скалах, где высился грандиозный храм. Он даже чувствовал на себе грозный взгляд чужих богов. Жово в ужасе завопил и попытался оторваться, но метеорит неумолимо, словно рок, настигал его. Он уже занял собой все обзорные экраны, и Жово понял, что настала пора умирать. Он послал в эфир видеограмму. Трясущееся, с безумными глазами лицо Жово увидела вся Галактика. С белых губ сыпались слова: «Он настигает меня… Он убивает тех, кто возьмет хоть часть его сокровищ… Золото его — зло… Зло…» На этом видеограмма прерывалась.
      Так перед своей гибелью актер Орас Жово научил мир бояться метеорита Фолгар.
      Дубельт, бывший техник на одном из имперских фрегатов типа «Хамал», в то время как раз переметнулся к пиратам, в район Девяти Пульсаров, и стал лоцманом на корабле по прозванию «Горластый петушок», небольшом быстроходном клипере. Его помощником стал Ломач. Там они и познакомились.
      Империя развалилась уже давно. Центр Галактики теперь занимало Торговое Содружество со столицей на Шедире, которое подмяло под себя единодержавные монархии Центра, тем самым основательно упрочив свою власть. После окончательного разгрома при Рас аль-Каха лиги ВАЛАБ, оппозиционной режиму Содружества, его Совет взялся за пиратов, и в район Девяти Пульсаров была выслана карательная экспедиция. Пиратов выкуривали атомным огнем, и множество их кораблей разлетелось по Галактике, ища убежища. «Горластый петушок» ушел в туманную область Газовых Астероидов, куда из-за опасностей курса не заходили корабли Содружества. Возле одного из астероидов клипер повстречался с метеоритом Фолгар.
      Кто-то прозвал Фолгар «камнем-призраком», и это было правильно. На некой планете, рассказывали, уже организовалась религиозная секта, которая верила в то, что души умерших после смерти отправляются на Фолгар, «вечный странник». Команда «Петушка», увидев метеорит, вдруг возникший по левому борту, сразу припомнила все суеверные россказни про «камень-призрак». Люди начали бестолково метаться по всему кораблю, и лишь двое, Дубельт и Ломач, не взяли в толк ужасные слухи про Фолгар. Они вспомнили про сокровища. Не сговариваясь, повинуясь вдруг заговорившей в них жажде золота, оба кинулись в рубку управления. Капитан сидел в своем кресле, остолбенело глядя на приближающийся метеорит. Видимо, он уже уверился в том, что тот идет прямо на них, чтобы раздавить маленькое суденышко, уничтожить его как нежелательного свидетеля своего величия. Не обращая на него внимания, двое придвинулись к пульту, и тишину рубки нарушили четкие команды:
      — Двенадцать вправо, затем стоп… Меридиан — 19, надир — 3… Параллель нулевая… Вращение учтено… Скорость учтена…
      «Горластый петушок» вплотную подошел к огромной величавой глыбе, чуть ли не касаясь ее бортом. Теперь корабль и метеорит неслись рядом с одинаковой скоростью. Еще через минуту Дубельт и Ломач уже облачились в костюмы. Только сейчас капитан опомнился.
      — Вы туда? — показал он тряским пальцем за иллюминатор, где морщинистые камни почти вплотную придвинулись к стеклу.
      Они согласно кивнули, направляясь к выходу.
      — Вы с ума сошли! — завопил капитан. — Он вернется и убьет нас!
      Но им было уже наплевать. Золото было рядом, и вскоре от борта клипера отвалил спасательный катер.
      Все было, как и описывал Завзятый Питрос. Аллея, охраняемая страшными богами, в лицах которых не было ничего человеческого, упиралась в храм с приподнятыми уголками кровли. Застыв на пороге, остановившимися взглядами они смотрели на груды сокровищ. Внутри все пространство храма, весь пол был усыпан драгоценностями. Жово торопился, потому что его глодал страх, и не успел много забрать с собой. Они подготовились к своему визиту тщательнее, но и они не рассмотрели сначала ничего. Подталкивая друг друга локтями, издавая радостные восклицания, они кинулись к тускло блестящей горе и принялись набивать заплечные сумки монетами незнаемых народов, круглыми, квадратными, всех форм. Некоторые были золотые, некоторые —сделанные из неизвестных, но, безусловно, ценных металлов. На одной Дубельт заметил изображение жабообразного существа в короне. И вдруг, кинув взгляд за спину, внутрь храма, они увидели то, чего испугался тогда Жово.
      Вдалеке, в темном пространстве между гигантскими колоннами, виднелись странные фигуры. Вид их был настолько устрашающ, что кладоискатели разом оробели. Казалось, что фигуры двигаются. Они смотрели на них своими каменными, бездушными глазами, словно оценивая, словно к прыжку примеряясь, и Дубельт попятился к выходу. Наспех застегнув сумки, они выбежали из храма. Катер взлетел, оставив позади страшное место, и стал подлетать к борту клипера. Крейсер Содружества, возникший сбоку, атомным огнем превратил и клипер, и катер в брызги расплавленного металла.
      Их подобрали, оглушенных, выкинутых взрывом, возле веера мелких обломков, которые недавно еще были их катером. Костюмы их чудом не пострадали. Их заперли в отдельные каюты, и лишь спустя много времени они поняли, что только они двое уцелели в этой переделке. Куда девалось золото, они так и не узнали.
      Спустя несколько томительных дней их высадили-выкинули на Солану. Капитан крейсера связался с Шедиром, и ему было приказано не возиться с двумя рядовыми пиратами, а высадить их на ближайшей каторге. Так они оказались на Солану.
      Дубельт передохнул. Собрание восторженно слушало. — Там, снаружи, стоит корабль, — внезапно и сухо сказал Дубельт, и у многих вдруг перехватило дыхание — так неожиданно прозвучали эти долгожданные слова. Эта весть была пугающе радостной. А вдруг их заберут отсюда, а вдруг срок их заключения истек… Но следующие слова Дубельта в пух и прах развеяли их надежды: — На нем прибыла очередная партия заключенных.
      — Но, — вскричал один из присутствующих, — сюда больше никого не ссылают. Ты лжешь, Дубельт! Этот корабль прилетел, чтобы забрать нас отсюда!
      — Нет, — обрубил молчавший до сего момента Ломач. — Этот корабль с Туркупсу. У них там произошел переворот. На корабле бывший Проскриптор Паули и члены его правительства.
      На окраинах бывшей Империи, которых еще не достигла власть Содружества, теснились многочисленные карликовые монархии —ничтожные и жалкие остатки былого могущества. Время от времени власть там переходила в руки проходимцев, которые основывали новую династию, — происходил настоящий дворцовый переворот. Не избежала этого и Великая Проскриптория, несмотря на то, что Паули был умным и хитрым правителем, сидел в своем кресле достаточно долго и вовремя пресекал начинавшееся недовольство. Но он был уже стар, наследников не имел, а потому исход был предрешен.
      Слова Ломача были встречены неистовым, неописуемым визгом. Половина населения поселка была родом с Туркупсу и в свое время была за какие-то провинности сослана гнить сюда. Новый Проскриптор был, по-видимому, очень неглупым человеком, раз предпочел скорой смерти Паули его ссылку на его же рудники.
      Трактир мигом опустел. Под сизым небом, сшибающим с ног ветром, озлобленная толпа, состоящая из головорезов, бандитов и просто агрессивно настроенных личностей, бежала, спотыкаясь о кучки нанесенной соли, к кораблю, одиноко высящемуся посреди выжженной дыры посадочной площадки.
      Схватка произошла возле самого корабля. Малочисленная и плохо вооруженная охрана, решившая переждать бурю в корабле вместе с осужденными, не ожидала нападения, но действовала решительно и смело. Первым залпом атомных ружей трап был очищен от лезущих на корабль фигур в драных накидках. Но на смену им лезли другие. В мятущейся куче людей у подножия трапа, ждущих своей очереди, сверкнуло короткое пламя: начали рваться фосфорные фугасы, бросаемые с корабля. Люди горели, как факелы, но остававшиеся в живых с еще большей яростью шли на приступ, будто там, на корабле, их ждал невиданный доселе приз.
      Кучка солдат была раздавлена беснующейся толпой и растерзана голыми руками. Ворвались в каюту, где находился Паули, разорвали его на куски. Убили всех его министров.
      Но когда волокли на расправу двоих его приближенных, над толпой возник Дубельт. Он взобрался на ящик с оборудованием.
      — Стойте! — проревел он, махая руками. Заслышав этот рык, толпа остановилась. — Это последние. Мы не знаем, кто они.
      Тыча кулаками ему под ребра, одного из несчастных заставили заговорить. Тот признался, что служил секретарем у Паули.
      — А-а! — Вой толпы был нестерпим. Секретарь скрылся под навалившимися телами, раздался хруст его костей, глухие удары —били тяжелыми болтами, сорванными с дверей.
      Второй, юноша с всклокоченными волосами и тонким бледным лицом, закрыл глаза, чтобы не видеть происходящего. Его грубо толкнули в грудь.
      — Меня зовут Ленгленд, — слабо произнес он, открыв глаза. — Я…
      Участь первого заставила его замолчать.
      — Говори! — заревело множество глоток. Юноша высоко поднял голову, решив, видимо, умереть достойно.
      — Я племянник Проскриптора, — гордо произнес он.
      — А ну, бери и этого! — зарычало вокруг. Ленгленда ухватили за ворот, за одежду, стали тащить.
      — Стоять! — перекрыл общий вопль дикий рев Дубельта. — Стоять на месте, мать вашу! Не трогать его!
      Юноша, который снова закрыл глаза и уже было приготовился к смерти, взглянул на него. Дубельт протянул руку поверх лохматых голов, ухватил его за волосы и притянул к себе. Заглянул в гордые темные глаза, оказавшиеся перед ним.
      — Ленгленд! — прохрипел он. — Я слышал о тебе. Ты мне подойдешь.
      Он взял его за руку и, растолкав всех, провел сквозь ропщущую толпу к выходу. Они спустились по трапу и пустынной улицей под неумолчный стон ветра прошли к дому Дубельта.
      Ленгленд остановился на пороге и недоверчиво стал осматривать внутренности дома. Похоже, он еще не совсем оправился от полученного шока.
      — Заходи, — сказал Дубельт, несильно подталкивая его. — Заходи и прикрой за собой дверь. Ветер… А, Ломач! Заходи и ты.
      Они уселись за покосившийся стол, и Дубельт тяжелым взглядом уперся в лицо Ленгленд а. Тот не отвел глаз.
      — Аристократ! — процедил Дубельт и ловким движением брякнул на стол бутылку, в которой плеснуло. — Сначала выпьем. Будешь пить, Ленгленд? Тот покачал головой.
      — Аристократ!
      Дубельт и Ломач выпили.
      — А ты нас не чурайся, — прохрипел Дубельт, отдуваясь. — Если бы не я…
      — Послушайте, — заговорил Ленгленд, и глаза его заблестели. — Или вы сумасшедший, или уже опьянели от этой дряни. Я не понимаю… Почему вы спасли меня? Я вас не знаю.
      — Слышишь? — иронически бросил Дубельт молчаливому Ломачу. — Они все считают меня двинутым… Что ты знаешь про Фолгар, парень? Только не вздумай вешать мне лапшу на уши.
      Ленгленд пожал плечами.
      — Лишь то, что знают другие. Легенды.
      Стальная пятерня схватила его за горло.
      — Я же сказал, чтобы ты не смел врать мне, — просипел Дубельт. — В следующий раз я задушу тебя.
      Ленгленд потер горло и задумался.
      — Откуда вы знаете меня? — спросил он.
      — Ха, ха, — хохотнул Дубельт. — Один малый рассказал мне про твои работы. Они недурны и даже наталкивают на размышления.
      — Это всего лишь теоретические выкладки, — помолчав, сказал Ленгленд. — Они не подтверждены и не могут сойти за доказательство неоспоримого существования метеорита Фолгар.
      — О! Слышал? — с довольным видом повернулся Дубельт к Ломачу. — Он знает. Он все же пытался это сделать.
      Невероятно, чтобы в подобной глуши мог родиться такой человек, как Эрмонт Ленгленд. Правда, сам он вовсе не считал себя гением, но это вполне искупалось тем, что таковым его считали окружающие. Еще бы, ведь в век, когда, казалось бы, вся Вселенная уже изучена и всюду человечество сумело сунуть свой любопытный нос, Ленгленд, к тому времени 21-летний, предсказал существование «газовых коридоров» и прочих чудес Галактики. Но подлинным его успехом стали вычисления траектории загадочного метеорита Фолгар, которые заняли у Ленгленда всего полгода. Эти вычисления, правда, были доказаны лишь частично, доказаны капитанами тех судов, которые встретились с Фолгаром именно там, где предсказывал Ленгленд, но этого было достаточно для того, чтобы выявить закономерности и в не любящем этих закономерностей полете Фолгара. К молодому ученому пришла слава, его труды были изданы на Шедире и Уонморе, крупнейших центрах Содружества, незадолго до того, как произошел переворот на Туркупсу, его пригласили читать лекции в Миррейском университете. Его узнали. На него начали ссылаться. Ленгленд стал крупнейшим специалистом по Фолгару, хотя (и это было его тайной) ни разу в жизни не видел его. К нему даже обращались с вопросами, есть ли на Фолгаре сокровища, на что Ленгленд неизменно отвечал, что лично этого не знает и лучше пусть поспрашивают у последователей Завзятого Питроса, рыскающих по космосу в поисках метеорита.
      Теперь ему было 26 лет, и он был в расцвете сил. Они и сам был не прочь поискать таинственный Фолгар. Но, видимо, Эрмонт Ленгленд родился под несчастливой звездой, иначе чем еще можно объяснить государственный переворот на Туркупсу, так безжалостно прервавший его блестящую карьеру, и то, что некий Дубельт узнал от безвестного ученого, умершего на Солану, о нем и его работах.
      Дубельт и Ломач придвинулись ближе к Ленгленду, чтобы не пропустить ни одного его слова. Но тот, похоже, совсем не собирался особо распространяться на эту тему. Хуже того, в его глазах появился иронический блеск, а рот искривился усмешкой.
      — Похоже, вы, господа, — проговорил он, — хотите за пять минут услышать о том, над чем я работал в течение четырех лет.
      — Тебе придется попытаться, парень, — рыкнул Дубельт. Ленгленд поднял руки в протестующем жесте.
      — Это невозможно.
      — У нас мало времени, — разлепил губы Ломач.
      — Тогда я перейду прямо к делу, — произнес Ленгленд, усаживаясь поудобнее. — Все-таки вы спасли мне жизнь… Как вы знаете, к Фолгару мало кто подходил близко, а уж…
      — Мы высаживались на нем, парень, — прервал его Дубельт. — И мы единственные живые люди, кто сделал это.
      Глаза Ленгленда расширились, а рот приоткрылся.
      — Высаживались? — запинаясь, проговорил он. — Вы должны сейчас же рассказать мне об этом!
      — Нет, — сказал Дубельт. — Мы вылетаем через 15 минут. Что не успеешь рассказать сейчас, расскажешь позже.
      — Простите, я куда-то лечу? — осведомился Ленгленд.
      — Ты летишь с нами, — сказал Ломач. — Мы улетаем с этой проклятой планеты.
      — Куда же мы летим?
      — Говори! — грохнул Дубельт.
      — Это осколок другого мира, — быстро сказал Ленгленд. —Впрочем, вы, наверное, и сами об этом догадывались. Но так называемая нэйтивистская теория происхождения метеорита неверна. Совсем не в этой Галактике следует искать его родину. Он прилетел сюда из другой галактики. Не спрашивайте, как это произошло, как метеорит смог преодолеть громадные расстояния межгалактического пространства и от какого мира там, в другой, неизвестной нам галактике, он откололся. Все это нам неизвестно. Ясно только, что мир этот уже не существует, и погиб он примерно тогда, когда Земля была еще вихрящимся газовым шаром, а, может быть, даже раньше. Исчислить возраст Фолгара невозможно. И есть ли там сокровища, мне, господа, неизвестно.
      — Мы летим, — поднялся с места Дубельт. — Надеюсь, ты захватил с собой свои вычисления?
      — Но я же…
      Дубельт вытащил из-под полы тяжелое атомное ружье с коротким толстым стволом.
      — Надеюсь, захватил ты свои формулы, парень?
      — Ничего, — сказал Ломач (в руках — такое же ружье). — На корабле подходящее оборудование, чтобы восстановить все по памяти.
      Дубельт согласился с ним, повел стволом, Ленгленд поднялся, и они вышли из дома, направившись к кораблю.
      Первым делом на корабле были опустошены трюмы. Вино и пиво, хранившееся там, было мигом выпито, и несколько человек уже валялось на металлическом полу мертвецки пьяными. Мед отсек был также разграблен: интересовались наркотиками. Найденные три больших пакетика были тут же распределены между страждущими. Остальные, кого не интересовало ни спиртное, ни наркотики, рассыпались по всему кораблю: охотились за уцелевшими членами команды. После долгой и мучительной казни капитана натешившейся и пресытившейся толпе стало скучновато. Бродили по кораблю, заходили в рубку управления, в контрольный отсек, бездумно и боязливо трогали тумблеры, кнопки, светящиеся загадочно и недоступно, — управлять кораблем никто не умел. Они были способны только все это разломать.
      Тогда-то и появились внутри корабля Дубельт, Ломач и Ленгленд, немного ошеломленный всем происходящим. Возле входа стоял Перри, бывший чиновник с Туркупсу, проворовавшийся и сосланный на Солану. В руках Перри держал атомное ружье.
      — Дубельт! — заорал он. — Ты где был?
      Дубельт поднял свое ружье и прожег в груди Перри круглую дыру.
      — Бери ружье! — скомандовал он оторопевшему Ленгленду. — Да живей! Кто появится с оружием — стреляй. Безоружных не трогать.
      — Что это? — пролепетал Ленгленд, принимая из рук Ломача тяжелое ружье.