Всей семьей упаковывали рояль: обвязали его тюфяками, обшили рогожей. Это был мамочкин рояль. Это был большой источник радости. Мама должна к нему вернуться, и Оле нужно закончить музыкальное образование. Это была самая большая драгоценность в семье.
      И еще швейная машинка.
      Она служила маме больше двадцати лет. Сколько на ней было подрублено пеленок, сшито распашонок, рубашек, штанишек, платьев и сколько еще будет сшито, переделано, перелицовано, починено...
      Машинка была старая и громко стучала, даже на улице было слышно. Дробный стук ее достигал самых дальних углов дома. Поэтому мама работала на ней только днем, когда дети были в гимназии, а Илья Николаевич в отъезде.
      На этой машинке мама научила шить Аню, Олю и Маняшу.
      Володя особенно тщательно упаковывал швейную машинку.
      Обедали в этот день на ящиках с книгами. Маняша и Митя нашли, что так вкуснее и интереснее, чем за покрытым скатертью столом. После обеда пошли прощаться с садом.
      Во дворе трава была помята и местами вытоптана. Обрывки шпагата, мочалы, бумаг кружились по ветру. Дети заглянули в каретный сарай, в пустой хлев. Уныло висели гигантские шаги, чуть поскрипывали кольца на качелях, словно приглашали покачаться в последний раз, но никто к ним не подошел.
      Только сада не коснулись сборы. Яблоки на деревьях стали светлее листьев и висели как фонарики. Ветви отяжелели, и их поддерживали со всех сторон подпорки. Урожай обещал быть богатым. У беседки доцветал большой куст жасмина, и опавшие лепестки лежали на траве, как снег. Клумбы настурций жаркими кострами горели между яблонь. Малинник был увешан начинающими розоветь ягодами. Посыпанные свежим песком дорожки придавали саду праздничный вид.
      Володя зашел в беседку. Здесь они любили уединяться с Сашей. Оля обняла шершавый ствол вяза, прижалась к нему щекой. Митя с Маняшей, взявшись за руки, бродили по дорожкам.
      Мария Александровна в черном платье казалась меньше своих детей - так истаяла она за эти пять недель со дня гибели Саши. Глубоко затаив свое горе, она понимала, что дети, даже девятилетняя Маняша и тринадцатилетний Митя, прощались сейчас со своим детством.
      Дальше оставаться в Симбирске было нельзя. Мария Александровна спешила к старшей дочери в Кокушкино, где Аня начала отбывать свою пятилетнюю ссылку. Тюрьма, казнь брата надломили ее, и ей так была нужна поддержка матери. Володя будет учиться в Казанском университете. Оля должна закончить музыкальное училище. Мать не пустит теперь детей одних. Будет всегда с ними.
      - Мамочка, можно срезать розы? - спросила Маняша.
      Розы в этом году цвели особенно обильно и, нагретые солнцем, распространяли свой нежный аромат.
      - Нет, оставим сад во всей красе. Не тронем здесь ничего. Пусть он принесет людям радость.
      Мимоходом, по привычке, Мария Александровна оборвала с яблонь несколько больных листьев, сунула их в жестяную банку с керосином, стоявшую у изгороди.
      Последним из сада вышел Володя. Он повернул щеколду в калитке, облокотился на изгородь и долгим взглядом окинул сад, стараясь запомнить его на всю жизнь.
      К вечеру от Свияги к Волге по булыжной мостовой тянулись подводы. На передней лежал зашитый в рогожи рояль. Рядом шел Володя и уговаривал ломового извозчика ехать тише - рояль вздрагивал на телеге и глухо звенел.
      Мария Александровна шла с Верой Васильевной. За Володей шагали Гриша, Ваня Зайцев и Никифор Михайлович Охотников. Саша Щербо помахала Оле из переулка. Все дети Ульяновы оставляли здесь своих друзей по гимназии, по играм, но осторожные родители не разрешали им провожать крамольную семью.
      По обеим сторонам Московской улицы деревянные домишки крепко связались друг с другом высокими заборами, прочными замками на калитках. Но в этот час все окна были распахнуты, и обитатели домов тайком выглядывали из-за кисейных занавесок, оценивали имущество на подводах, качали головами: мол, вот им и горе нипочем, все вещи, даже столы со стульями распродали, а рояль везут с собой. Уж какие там теперь рояли...
      Семья Ульяновых покидала Симбирск.
      Позади, внизу, на спуске к Свияге, остался пустой дом с цветами на окнах и праздничный, цветущий сад.
      ЛУННАЯ ТЕНЬ
      Из распахнутого окна тянуло свежей сыростью, запахом цветущего табака, спелых яблок. Володя сидел за столом, читал и делал выписки в тетрадь. Иногда он отрывался от книги, прислушивался, как в саду стрекочут кузнечики, сонно попискивает какая-то пичужка. Вокруг лампы вьются мошки, комары, ночные бабочки обжигают о стекло крылья, падают на стол, оставляя на бумаге пепельный след пыльцы. А на смену им летят другие. Яркий пузырь керосиновой лампы притягивает их, как солнце, они летят, танцуют, обжигаются, гибнут...
      Вот уже второй месяц Ульяновы живут в Кокушкине. В позапрошлом году приезжали всей семьей. Это было самое веселое и последнее беззаботное лето... В прошлом году приехали без Ильи Николаевича, через пять месяцев после его смерти. Вся деревня вышла тогда на тракт встречать осиротевшую семью, чтобы выразить сочувствие тяжкому горю. Илью Николаевича любили и почитали, а Марию Александровну старухи по привычке называли Машенькой: она выросла на их глазах. Здесь вышла замуж и свадьбу справляли в Кокушкине, а затем привозила сюда летом одного за другим всех своих детей. Дети вырастали, водили дружбу с деревенскими сверстниками - русскими и татарами. Мария Александровна была в деревне и лекарем, и советчиком, и крестной матерью многих детей...
      А вот в это лето никто не вышел навстречу. Даже деревенские ребятишки не прибежали за гостинцами. Ульяновы приехали на этот раз без Саши. Через семь недель после его страшной гибели, казни. И Аня прибыла в Кокушкино не отдыхать, а отбывать свою пятилетнюю ссылку. Опальная семья... Непривычно тихо стало в усадьбе. Один только урядник наведывался каждый день, чтобы удостовериться, что его "подопечная" Анна Ульянова на месте. Зачастил в деревню и становой пристав из Лаишевского уезда. Большой, рыжий, он приезжал, развалясь в тарантасе, пинком сапога распахивал дверь в избу и, гремя саблей, усаживался в передний угол. Зыркал злыми зелеными глазками, устрашающе вопрошал: "Ну, как перед богом, докладывайте, кто приезжал к Ульяновым, кто носил им землянику, пошто приходят они к вам в деревню, о чем говорят?" Крестьяне божились, что ничего не видели, никто в усадьбу из крестьян не ходит и сами Ульяновы деревню не навещают. "Смотрите вы у меня. Мне все известно! - многозначительно произносил пристав. - Не забывайте, что Ульяновы опасные государственные преступники".
      Так между усадьбой и деревней усилиями полицейских была воздвигнута стена...
      Стрекочут кузнечики. Вьются вокруг лампы ночные бабочки... Все как прежде. И все иначе...
      Володя смахнул с бумаги мошкару, разгладил рукой книгу и заставил себя вчитываться в строчки "Юридической энциклопедии". Через три недели с небольшим он станет студентом юридического факультета Казанского университета. И уже сейчас старается включить себя в ритм студенческой жизни. Он должен явиться в аудиторию не раздавленным горем потери старшего брата, а собранным и стойким.
      В саду послышались чьи-то тяжелые шаги. Володя поднялся со стула. Кто это мог быть? Наверно, урядник увидел освещенное окно и захотел проверить, что здесь происходит. Володя подошел к окну, чтобы закрыть его, но перед ним возникла фигура Карпея.
      - Здравия желаем, Володимер Ильич. - Старик снял картуз и поклонился.
      - Здравствуйте, дедушка Карпей. Что вас привело в такой поздний час?
      - Беда привела, Володимер Ильич. Я понимаю, у вас свое лихое горе...
      - Я сейчас выйду, дедушка Карпей.
      Володя накинул на плечи гимназическую тужурку и вышел на крыльцо. Над вязами сверкали яркие звезды.
      - Присядем, - сказал Володя.
      Карпей, кряхтя, тяжело опустился на ступеньку.
      - Что за беда? Что случилось, дедушка Карпей?
      - Светопреставления люди ждут в пятницу. Прихода антихриста. Земля, говорят, разверзнется, скот и избы в тартарары провалятся, люди в геенне огненной сгорят.
      - Кто говорит-то?
      - Все говорят. Гуртовщики сказывали, которые скотину намедни гнали на убой в Казань. Юродивые люди приходили, говорили, что в пятницу конец света будет. Закупщики из городу приезжали, скот закупать. Яков Феклин согласился свою лошадь за четверть цены продать, все равно погибнет.
      Володя встал:
      - Вот, вот, вот! На лунной тени толстосумы наживаются. Сами-то они грамотные, понимают, что никакого светопреставления не будет, а людскую темноту используют. Но скажите, дедушка Карпей, если все погибнет и провалится в тартарары, зачем им скот покупать, на тот свет его с собой не возьмешь?
      - Нет, зачем он там? - согласился дедушка Карпей. - Но ведь все говорят. А дыма без огня не бывает.
      - Не бывает, - согласился Володя. - Вы разумный человек. Не верьте разным слухам. Седьмого августа, в пятницу, будет солнечное затмение. Об этом давно уже во всех газетах пишут. Скотопромышленники газеты читают и решили на этом поживиться. Уговорите, дедушка Карпей, людей не разоряться. Пусть они этих закупщиков вон гонят и скотину не продают за бесценок.
      - Не поверят мне. Может быть, вы сами в деревню пойдете да мужикам все объясните?
      Володя ответил не сразу.
      - Нет. Наше появление сейчас в деревне может быть неправильно истолковано. Запугали ведь полицейские крестьян. А рано утром в пятницу мы придем в деревню. Я и Оля.
      - А Марья Александровна? Она ведь для наших баб что мать родная. Сорок лет, поди, она вместе с ними.
      - Я не хотел бы причинить маме лишнюю боль. Аня болеет, никак не может оправиться после тюрьмы и гибели брата.
      - Да, да. Понимаю. Вы теперь, Володимер Ильич, за старшого. Коли моя помощь в чем нужна, я завсегда готов... если живы будем. А это, - Карпей пододвинул Володе плетеную корзиночку, прикрытую лопухом, - это малина лесная для Марьи Александровны. Пусть не побрезгует.
      Карпей ушел.
      Володя стоял на крыльце и думал. "Старшой!" - сказал Карпей.
      - Старший, - повторил Володя вслух, словно взвешивая это слово и постигая его значимость.
      Старший - стало быть, ответственный за все: за судьбу всей семьи, за здоровье мамы и Ани, за будущее Оли, Мити и Маняши. И за судьбу деревни Кокушкино тоже. Нет, не только Кокушкина. Отец, Илья Николаевич, считал своим долгом сделать Симбирскую губернию сплошь грамотной, просвещенной, Саша думал о судьбе всего народа и считал себя лично ответственным за его будущее... Лично ответственным.
      Легкая рука легла на плечо Владимира.
      - Володюшка!
      - Мамочка! Я тебя разбудил?
      - Нет. Я не спала и все слышала. Я тоже пойду в деревню. Людям будет спокойнее, если мы будем рядом. Постараемся им объяснить, успокоить.
      Ночью с четверга на пятницу Ульяновы отправились в деревню. Мария Александровна, Володя и Оля. Анна осталась дома с младшими. В избах светились огоньки. Никто в эту ночь не ложился спать. Люди сидели семьями на крылечках, одетые, обутые, собравшиеся в дальний путь. Малыши спали на руках матерей. Во всех избах горели перед иконами лампадки, и старики, стоя на коленях, клали земные поклоны, молились о спасении души, об отпущении грехов.
      Мария Александровна присела на скамеечку у крайней избы рядом с хозяйкой Настасьей, - знала ее давно, была на ее свадьбе. Три девочки жались к матери. Настасья, распознав в темноте Марию Александровну, припала ей на грудь, расплакалась.
      - Что ж ты младшеньких-то бросила? Как они без тебя на тот свет отправятся? Всем вместе надобно, - причитала Настасья.
      - Полно, полно тебе, Настасья. Ничего плохого не произойдет. Поверь ты мне. Будет солнечное затмение.
      - Вот так и юродивый говорил: поначалу погаснет солнце, потом затрясется земля, разверзнется...
      - Не будет никакого землетрясения.
      - Ой ли? - с сомнением покачала головой Настасья. - Откуда тебе воля божья известна?
      - Да ученые давно все объяснили. Много веков назад...
      В другой избе Оля установила на столе теллурий, который принесла с собой, и объясняла ребятишкам, как Земля вращается вокруг Солнца и вокруг своей оси, а Луна оборачивается вокруг Земли и сегодня на некоторое время окажется между Землей и Солнцем. Тень от нее упадет на Землю.
      - Что ты неправду говоришь, - возразил Оле татарский мальчик Мустафа. - Солнце большой, луна маленький.
      - Окно больше твоей руки? - спросила его Оля.
      - Ну и что?
      - А вот ты прищурь один глаз, а перед другим выставь ладонь, и ты будто заслонишь ладонью окно.
      Мустафа и другие ребятишки щурились, вытягивали ладони.
      - А я рукой соседнюю избу закрыл, - радостно сообщил Васятка, сын бурлака.
      Владимир беседовал с мужиками.
      Старый мельник, который перед тем рассказывал, как выглядит антихрист - главный черт, с рогами и копытами, с длинным хвостом, изо рта огненный язык высовывается, - описывал так, будто с ним лично знакомство водил, а выслушав Ульянова, схватил свой картуз и, бормоча себе что-то под нос, вышел вон.
      Вскоре явился урядник.
      - Богохульствовать, господин Ульянов, я запрещаю, - сказал он, входя в избу.
      - Я не богохульствую, - с достоинством ответил Владимир, - я объясняю, как будет проходить солнечное затмение и что никакого вреда это людям не принесет.
      - Люди перед светопреставлением должны молиться об отпущении грехов, а вы им тут всякие сказки рассказываете, от беседы с господом богом отвлекаете.
      - Ну, тогда вы, господин урядник, которому все доподлинно известно, расскажите, как будет происходить это светопреставление.
      Мужики притихли.
      Урядник поскреб большим пальцем бороду.
      - Как полагается. Солнце, значит, погаснет, будет земли трясение, потом появится антихрист в своем страшном обличье и всех нас в преисподнюю скинет.
      - А я утверждаю, что землетрясения не будет. Никто никуда не провалится. Должен вас огорчить, что антихрист если и явится, то только к вам во сне.
      Урядник перекрестился и плюнул через левое плечо.
      - Луна на время закроет Солнце, - продолжал Владимир. - Темно будет не более двадцати минут. На время затмения похолодает, поэтому я советую всем одеться потеплее. Скот на пастбище не выгоняйте, потому что животные во время затмения ведут себя беспокойно, хотя и не собираются проваливаться в тартарары, просто для них это непривычно.
      - Вы народ не мутите! С толку не сбивайте! - грозно сказал урядник. Люди с жизнью прощаются.
      - О том, кто сбивает народ с толку, мы узнаем через несколько часов. За вашу драгоценную жизнь я спокоен, господин урядник... Пока спокоен.
      - О вашем дерзком поведении я доложу господину становому приставу.
      - Тогда торопитесь. До светопреставления остается всего часа два. Начинает светать.
      - Мы теперь перед богом все равны, - примирительно сказал Яков Феклин, стоявший рядом. - А вы, Володимер Ильич, не берите лишнего греха на душу.
      - Все будет так, как я сказал, - твердо ответил Владимир. - Солнечное затмение очень интересное явление. Закоптите кусочки стекол, чтобы наблюдать, как Луна постепенно начнет закрывать Солнце.
      Рассвело. На востоке по горизонту лежали тучи, плотные, как войлок, выше неслись облака. Люди вышли на улицу. Мальчишки взобрались на крыши домов, у каждого в руке было закопченное стекло. Об этом позаботилась Оля. Бабы сбились вокруг Марии Александровны.
      - Солнце напоследок словно в одеялку закуталось, - раздался чей-то жалостливый голос.
      Оля стояла рядом с Володей.
      - Ужасно обидно будет, если тучи закроют все небо и люди не увидят всех фаз затмения, - сказала Оля. - Ты знаешь, я чувствую себя сейчас режиссером этого светопреставления.
      - Да, недаром ты у нас считаешься главным астрономом.
      Оля подбежала к Марии Александровне:
      - Мамочка, дай мне, пожалуйста, твои... - Оля запнулась, - папины часы. Я буду рассказывать по минутам, чтобы люди поверили в силу науки.
      Мария Александровна вынула из-за пояса тяжелые часы Ильи Николаевича и, отстегнув их от шнурка, протянула дочери.
      - Затмение начнется через полчаса... Затмение начнется через полчаса, - говорила Оля, перебегая от группы к группе.
      В хлевах стали жалобно мычать коровы, лошади били копытами о деревянный настил и отчаянно ржали. Тревожно прокричал петух. Куры хором закудахтали и мгновенно смолкли.
      - Петух беду кличет... Скотина свою смертушку чует... - раздавались голоса.
      - Скот чувствует приближение затмения и будет беспокоиться еще больше. Обратите внимание, - говорила Оля, - что во время затмения закроются все цветы, которые закрываются на ночь. Птицы замолкнут. Но пусть вас это не пугает. Кончится затмение, и цветы раскроются, птицы запоют.
      Облака редели. Солнце словно оттесняло и плавило их и поднималось величественно.
      - Затмение начнется через пять минут. Через пять минут, - звучал звонкий голос Оли.
      - Тише ты, тише, - шептали и крестились бабы.
      - Смотрите в стекла, сейчас вверху справа на Солнце появится ущербинка и будет все больше закрывать его.
      Люди боязливо подносили к глазам закопченные стекла.
      - Началось. Люди, будьте спокойны.
      На Солнце словно надвигалась черная круглая заслонка.
      Ребята скатывались с крыш и жались к матерям.
      Солнце светило по-прежнему ярко, но уже половину его закрыла тень Луны. А затем день начал бледнеть. Постепенно гасли краски, небо линяло на глазах и из голубого делалось зеленовато-бутылочного цвета, зелень травы меркла. Поднялся ветер, холодный, пронизывающий. Луна закрыла Солнце, и из-под круглого черного пятна стали выбиваться огненные языки, словно Солнце раздавили. Все вокруг стало пепельного цвета. Загорелись звезды.
      Бабы взвыли и рухнули на колени.
      - Господи, прости все прегрешения наши! Господи, спаси и помилуй!
      Лошади дико ржали, били копытами, готовые разнести сараи, коровы утробно мычали, выли собаки.
      Оля стояла рядом с Володей.
      - Тебе страшно? - спросил он и обхватил сестру за плечи.
      Оля дрожала.
      - Мне холодно и очень неуютно. Это не похоже на сумерки, не похоже на ночь. Это какой-то мертвый полусвет. Ты совсем зеленый, как пришелец с другой планеты. Просто призрачный.
      Володя неотрывно смотрел на круглое черное пятно, из-под которого выбивались протуберанцы, но эти языкастые и щеткообразные пульсирующие огни не освещали землю, а лишь подчеркивали мертвый мрак.
      - О чем ты думаешь? - спросила Оля.
      - Думаю о том, как люди плохо понимают, что живут в таком мраке даже при солнечном свете. И где эта сила, которая бы открыла народу солнечный диск Свободы? Саша пытался сдвинуть этот круг с горсточкой людей. А нам нужна огромная сила, воля миллионов. Земля летит вокруг Солнца с непостижимой скоростью...
      - Два с половиной миллиона километров в день, - уточнила Оля.
      - А мы так медленно идем по этой стремительной планете. Если мне дано прожить столько же, сколько папе, то я уже прожил почти треть жизни и ничего еще не сделал, - с горечью произнес Володя. - Ровным счетом ничего. Если бы поспеть за нашей планетой! Все это, конечно, из области фантастики, но жить надо так же стремительно, чтобы ни одна секунда не пропала даром.
      Оля глянула на часы.
      - Смотрите, смотрите, сейчас начнет появляться Солнце! Справа, сверху заблестит и начнет открываться, сейчас начнет светать. Смотрите в стекла! Показался серп Солнца. - Оля бегала, поднимала с колен людей.
      Серп Солнца увеличивался, наливался светом. Светлело и на земле. По небу с юга на север словно кто-то стягивал пепельную траурную шаль. Небо начинало наливаться синевой, облака освобождались от пепла. На Солнце уже нельзя было смотреть без стекла. Черная тень Луны соскользнула, и траурная вуаль, мрачно полыхнув крылом, свернулась на севере за горизонтом.
      Солнце светило нестерпимо ярко, празднично, победно. Легкие белые облака летели по синему небу, трава налилась зеленью, зазолотились поля пшеницы. В небо взметнулись несколько жаворонков и запели приветную песнь солнцу. Прохладный воздух наливался теплом, благоуханием трав. Зазвенели комары и стали плести в воздухе тонкое замысловатое кружево. Коровы мычали не тревожно, а просились на волю. Весело и призывно прокричал петух, и ему ответили хлопотливым кудахтаньем куры.
      Люди любовались синевой неба, зеленью травы. Стаскивали с себя полушалки, пиджаки. Стало тепло. На пруду раскрывали атласные белые и золотые венчики кувшинки, табаки в палисадниках смыкали свои лепестки.
      Люди, щурясь, из-под ладоней смотрели на солнце.
      - Голубушка ты наша, снова светишь, снова греешь. Слава всевышнему!
      Женщины плакали от счастья снова видеть солнце, свет. И впервые, сбросив с себя давящую так много дней тяжесть, обратились к Марии Александровне. Она стояла прямая, строгая, ее темные глаза светились печалью и нежностью. И тут только заметили бабы, что волосы у Марии Александровны белые, как облако. А еще в прошлом лете они были золотисто-рыжеватые. Женщины окружили ее, и каждой хотелось приголубить, утешить взглядом, легким прикосновением. Слова были лишние.
      Дед Карпей ходил гоголем и спрашивал то одного, то другого мужика:
      - Ну как, доволен теперь, что корову не продал? Пригодится на этом свете.
      К Владимиру подошел Яков Феклин, низко поклонился ему:
      - Спасибо вам, Володимер Ильич. Ежели вам понадобится лошадь в Казань ехать, милости просим, я всегда готов.
      - Малина поспела. Урожай на нее богатый нынче. Ребятишки насобирают, принесут, - сказала Настасья. - Спасибо, голубушка наша, Марья Александровна.
      Урядник стоял в стороне от всех, крутил самокрутку и не смел поднять глаза.
      Лунная тень исчезла.
      ОЛЯ
      Оля держит на раскрытой ладони свою золотую медаль. "За благонравие и успехи в науках", - начертано полукругом, и богиня мудрости изображена на ней.
      - Наука, медицина, химия, физика, математика - все это женского рода, а вот университет мужского, - пытается улыбнуться она.
      - И вовсе не мужского, а среднего, - откликнулся Володя, оторвавшись от книги. - Я мужчина, а учиться тоже не имею права. Царизму нужно, чтобы каждое существо, переступая порог российского университета, было безлико, безъязыко, бездумно и, главное, верноподданно.
      Володя распахнул студенческую куртку, словно ему было душно. Только три месяца ходил он в этой куртке в Казанский университет. А потом участие в студенческой сходке, арест, ссылка.
      Володя взглянул на мать. Уронив шитье на колени, прищурившись, она о чем-то думала. Он понимал ее мысли, чувства.
      Мария Александровна в молодости мечтала получить образование, много читала, изучала иностранные языки, а смогла добиться лишь звания домашней учительницы. Только теперь, в свои семнадцать лет, Володя впервые понял, какие таланты были заглушены у матери. Она одаренный музыкант, прирожденный литератор, переводчик, но все это осталось оцененным только в кругу семьи.
      Старшая сестра Аня - поэт по призванию - искала путь в литературу, чтобы быть полезной обществу. А теперь перед ней захлопнулись все двери. Ни в чем не повинная, она должна отбывать пятилетнюю ссылку в глухой деревне.
      Больше всего обидно за Олю. Вот она сидит и в отчаянии накручивает черный локон косы на палец. Кто еще может так трудиться, как она? Оля не работает только тогда, когда спит. Ей все под силу. В пятнадцать лет окончила гимназию с золотой медалью. "Наша краса и гордость", - твердили преподавательницы. А что же дальше? Талантлива, но... девушка. Трудолюбива, как пчела, но... не мужчина.
      Год назад царское правительство закрыло все женские высшие учебные заведения в России. "Ни к чему женщине образование", - решили тупые царские слуги.
      - Быть образованной женщиной в самодержавной России считается преступлением, - негодовал Володя. - Софья Ковалевская вынуждена бежать из России только потому, что талантлива. Любая знахарка у нас более почитаема, чем высокообразованная женщина.
      - А в Швеции Ковалевская ведет кафедру механики в университете! добавила Аня. - Может быть, нашей Оленьке поехать учиться в Стокгольм?
      Мария Александровна тяжело вздохнула:
      - Как Олюшка в шестнадцать лет поедет одна в Швецию?
      И для учебы за границей нужны деньги, и не малые. А где их взять? На мамину пенсию живут шестеро. Маняше и Мите здесь, в Кокушкине, учиться негде, надо ехать в Казань, но Ане и Володе не разрешают там жить. И вот все шестеро сидят в маленьком холодном флигеле, занесенном сугробами. Аня и Володя взялись обучать младших.
      Оля горячо обняла мать:
      - Не горюй, мамочка. Я поеду в Казань, найду себе уроки, заработаю много-много денег и отправлюсь учиться за границу.
      И, как ни грустно было, все рассмеялись этой наивной мечте.
      - Мы что-нибудь придумаем, все уладится, все будет хорошо! - старалась успокоить мать своих детей, а сама уж и не знала, что ей предпринять.
      Володя шагал по комнате, поглядывая на мать и сестер, думал об их судьбе. Три талантливые женщины! А сколько на Руси загублено женских талантов!
      Оля села писать письмо своей подружке Саше Щербо в Симбирск.
      Дорогая Саша! Поздравляю с Новым годом...
      Она смотрит в залепленное снегом окно, кутается зябко в платок, вспоминает, как они с подругой мечтали о необыкновенно красивой и полезной жизни, которая их ждет по окончании гимназии. Детские мечты!
      Я, собственно, не признаю праздника Нового года,
      пишет Оля, - он никому ничего не дает, кроме признаков.
      Вот если бы с него можно было начать новую жизнь,
      бросить все старое, бесполезное, дурное, тогда бы это
      был праздник, а то знаешь, что впереди ждет тебя все то
      же, такая же скучная и бесполезная жизнь, так чему же
      радоваться...
      - Оленька, пойдем на лыжах пройдемся, хватит тебе писать, - предложил Володя.
      Брат с сестрой пробежались на лыжах по парку. За калиткой в холодных лучах зимнего солнца сверкали поля, покрытые снежным настом. Лыжи сами несли вперед к чернеющей кромке леса. Володя прокладывал лыжню. Оля легко скользила за ним.
      Миновали деревню Кокушкино. Убогие избы закопались по окна в сугробы, нахлобучили белые шапки снега. Из труб столбом валил желтоватый дым: избы топили соломой и навозом. Одинокие ветлы уныло раскачивали голыми ветвями, щетинилось сухое жнивье из-под снега.
      Володя поджидал Олю у опушки. Воткнув палки в снег, он смотрел на избы, в которых притаилась невеселая жизнь.
      Оля подбежала к брату, запыхавшись, затормозила и, все еще углубленная в свои мысли, стала чертить палкой по снегу. Потом взглянула прищуренными глазами на большое красноватое солнце, клонившееся к западу.
      - Вот мы вместе с Землей завершаем очередной путь вокруг Солнца, сказала она задумчиво, - и, глупые, надеемся, что следующий круг принесет нам счастье. Земля крутится, крутится вокруг Солнца, как клубок, а счастья людям нет.
      Володя молчал.
      - Скажи, Володя, - повернула она лицо к брату, - будет ли настоящий Новый год, такой праздничный день, с которого у людей начиналось бы счастье, когда все беды останутся позади?
      - Должен быть, - ответил Володя. - Я сам после смерти Саши не перестаю думать над этим, и кажется... кажется...
      - Ты что-то знаешь? - схватила Оля за рукав брата. - Скажи!
      - Нет, еще не совсем знаю... Но я привез из Казани книги Карла Маркса, удивительные книги! В них с математической точностью доказывается, что человечество найдет себе путь к счастью.
      - А кто этот Карл Маркс?
      - Великий ученый. Он умер пять лет назад, но жив его друг Фридрих Энгельс, который работал вместе с ним. Осталось его учение. Я пока прочитал только одну книгу - "Коммунистический Манифест" и читаю вторую - "Капитал". А написано им очень много.
      - Давай изучать вместе! - горячо воскликнула Оля.
      - Только изучать мало. Будем знать ты да я, а что мы вдвоем можем сделать? Карл Маркс учит, что самый передовой класс человечества пролетариат. Но нужно, чтобы рабочие поняли свою силу, объединились, и тогда они смогут сокрушить старый мир. "Коммунистический Манифест" завершается словами: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Ах, как много надо знать и уметь, чтобы применить это учение в жизни! - вздохнул Володя.
      - Ты мне дашь эту книгу?
      - Да, только... - Володя приложил палец к губам. - Эти книги запрещенные. В Казани есть кружки, где их читают, обсуждают. Хорошо бы перебраться в Казань... - Володя помрачнел. - Но это невозможно.
      Багровое солнце наполовину скрылось за горизонтом. Галки с криком носились над деревней, собираясь на ночлег.
      - Пора домой, - спохватился Володя, - мамочка, наверно, волнуется. Мы с тобой совсем загулялись, хотя прошли не больше двух верст.
      - Нет, мы сегодня прошли с тобой очень много, - ответила Оля.
      Мария Александровна не спала всю ночь. Как помочь детям получить образование, выбраться на дорогу?
      Она стала все чаще уезжать в Казань. Писала прошения, просиживала многие часы в приемных губернатора, попечителя Казанского учебного округа, жандармского управления. Просила, требовала, чтобы детям разрешили переехать в Казань, жить вместе с ней, матерью.
      Однажды в осенний день вернулась в Кокушкино усталая и счастливая: получено разрешение на переезд всей семьей в Казань.
      Володя с утра до вечера сидел теперь в своей комнате-кухне за книгами. Столом ему служила плита, застеленная газетами. Иногда к нему пристраивалась и Оля. По вечерам Володя уходил в библиотеку и нередко возвращался домой далеко за полночь взволнованный и словно светился изнутри.
      Мария Александровна не спрашивала, где был, только иногда, обняв его за плечи, тихо говорила ему:
      - Будь осторожен. Будь осторожен во всем.
      Однажды он вернулся из библиотеки раньше времени, схватил Олю за руки и закружил по комнате.
      - Ты будешь учиться, будешь!
      - Где? - спросила оторопевшая от радости сестра.