Классика - Волкодав - Истовик-камень

      Позже кое-кто говорил, будто в последний миг Корноухий пытался схватить верёвку, так и не вытянутую Харгеллом. Кое-кто слышал, будто его отчаянный хохот якобы перешёл в полный ужаса вопль... Так было или нет - никто уже не узнает наверняка. Валун перевернулся. Величавое движение тяжёлой скалы лишило равновесия всю груду камней, и они сперва сдвинулись, а потом, поднимая тучи песка, всё быстрее покатились по склону. Чтобы остановиться и обрести упокоение уже в самом низу, на дне глубокого распадка между холмами...
      Могильный курган бывшего вора, который; не пожелал идти, как баран на привязи, в рудники Самоцветных гор.
      Каменные жернова провернулись и замерли, смолов в пыль то, что судьбе было угодно между ними вложить.
      - Я старый осёл!.. - сказал Харгелл досадливо. - Надо было поймать его петлёй, и вся-то недолга! Так ведь побоялся, дурак, что парень отскочит и сорвётся в обвал...
      Он сматывал верёвку. Вернее, то, что от неё осталось: размозжённые, перебитые лохмотья.
      - Теперь только мешки завязывать. Ещё и верёвку испортил, холера.
      Двое мальчишек-веннов в опрокинутой клетке были живы и, судя по всему, серьёзно не ранены. А вот Рыжему досталось так, что не позавидуешь. Когда надсмотрщики вернулись к повозке, он по-прежнему сидел на земле, сжав руками лодыжку придавленной камнем ноги, и негромко стонал. По его лицу, смывая застарелую грязь, ручейками скатывался пот. Над Рыжим, задумчиво теребя усы, стоял Ксоо
      Тарким. Когда подошёл Харгелл, он спросил его:
      - Ас этим что будем делать? Посоветуй.
      - Прикончить, - пожал плечами нарлак. - Даже если рана не воспалится, за три дня. пути, что нам остались, он съест каши на большую сумму, чем ты за него выручишь на руднике.
      Тарким заколебался... Он и так потерял сегодня троих. Каттай, державший повод пегой кобылы, упал на колени и прижался к сапогам торговца:
      - Не вели убивать его, мой милостивый господин! Он хороший! Он всегда был добрым рабом!.. Позволь, я буду ухаживать за ним и отдавать ему свою кашу...
      - А мальчонка-то молодец, - припомнил Харгелл. - Это ведь он предупредил меня, что сейчас начнётся обвал!
      Тарким нахмурился, размышляя.
      - Откуда ты, раб? - наконец обратился он к Рыжему.
      Тот долго молчал - смысл сказанного медленно доходил до него сквозь обречённость и боль.
      - Я аррант, - выговорил он затем. Не добавив положенного "господина".
      - Грамотный небось? - обрадовался Тарким. Приканчивать раба ему не хотелось. - Каким ремеслом ты владеешь?
      - Я был учителем... Я учил детей Управителя нашей столицы. Меня звали Тиргеем...
      - Учитель, - усмехнулся Тарким. - Что-то многие нынче избавляются от учителей. Вот и наш благословенный шад, да прольёт Богиня дождь ему под ноги, отправил недавно в ссылку своего наставника, славного Зелхата, прозванного Мельсинским. Жаль, что так вышло, редкого ума был старик... За что же ты угодил в рабство, аррант? Небось целовался с дочерью своего Управителя вместо того, чтобы обучать её грамоте?..
      Тиргей выговорил медленно, сквозь зубы:
      - Я разошёлся во мнении с придворным астрологом Управителя... Я предостерегал, когда тот пророчил успех... И этот лжеучёный обвинил меня в клевете на Царя-Солнце, к которой я никогда не был причастен...
      - Ну, это все они так говорят, - фыркнул Харгелл. Он вытащил из ножен, пристёгнутых к левой руке, боевой нож, которым никогда не пользовался за едой, и деловито погладил им мозолистую ладонь, правя лезвие, точно брадобрей бритву. - Сплошные праведники на цепи, только хари почему-то разбойничьи. А послушать, так каждого - ни за что ни про что!
      - О чём же ты пытался предостеречь Управителя, раб? - спросил Тарким. Каттай по-прежнему стоял перед ним на коленях, с проснувшейся надеждой глядя на своего великодушного господина.
      Тиргей еле слышно ответил:
      - О проходе сквозь гору, которым тот собирался украсить главную дорогу к столице. Мои разыскания убедили меня, что там текут под землёй неукротимые воды... А придворный астролог... он утверждал, будто поток не может проникнуть сквозь гору... с одного склона на другой...
      Тарким щёлкнул пальцами, припоминая:
      - Ага! Мне один ваш купец недавно рассказывал за бокалом вина... Что-то там такое о заваленном тоннеле в Карийских горах и о реке, внезапно поменявшей течение... Не удивлюсь, если Царь-Солнце скоро выгонит такого дурака Управителя. Харгелл!..
      - Что, хозяин? - с готовностью встрепенулся надсмотрщик. - Добить?..
      - Нет. Вели рабам подналечь и откатить этот камень. Впряги коней, если потребуется. Да смотрите, ногу ему совсем не оторвите!..
      Харгелл пожал плечами, спрятал нож и принялся командовать невольниками, собирая их вокруг камня. Тарким же пошёл выяснить, почему всё то время, пока решалась судьба Тиргея Рыжего, возчик Ингомер безучастно сидел на своих козлах. Равнодушие к участи раба ещё можно было понять, но сегван даже ухом не повёл, когда речь зашла о его драгоценных конях! Это было поистине удивительно и заставило торговца насторожиться.
      Тарким обошёл повозку и окликнул:
      - Ингомер! Эй, Ингомер, ты что там, уснул?..
      Выходец с Островов не пошевелился и не ответил.
      - Дядя Ингомер, - забеспокоившись, Каттай полез к возчику на сиденье.
      Сегван пристально глядел на своих любимых саврасок, крепко держа вожжи и чуть приоткрыв усатый рот, словно собираясь отдать команду коням. Но в его глазах не было ни движения, ни жизни, а по левому виску на кожаный плащ стекали, густея, тёмные тяжёлые капли. Крохотная каменная чешуйка, отлетевшая при соударении глыб, промчалась вдвое быстрее самой проворной стрелы и ударила Ингомера в голову, убив наповал. Он, наверное, не испытал боли, не успел ничего понять и даже не заметил, как умер. Просто шагнул с дороги, прорезанной в склоне холма, на знакомые снега, взвихренные северной метелью. И сразу увидел могучего пса, запряжённого в лёгкие, быстрые санки. И брата, махавшего из санок рукой: "Вот наконец и ты, Ингомер!"
      Эти саночки некогда строились на одного, но много ли места нужно бесплотной душе? И вот уже свищет под полозьями снег: "Поедем домой, брат. Ты видишь - вон он показался впереди, наш остров Розовой Чайки. Он ждёт нас..."
      Клетку с мальчишками-веннами вновь поставили на колёса, и ослик, по счастью, тоже непострадавший, потащил её дальше. Только теперь он шагал у конца цепи, привязанный за уздечку; надсмотрщик, который вёл его раньше, занял место на козлах вместо погибшего Ингомера. Тело возчика погребли под скалой, и Харгелл, знакомый с верой сегванов, выбил на камне три треугольника - знак громовержца Туннворна. Но никто не стал возиться и хоронить двоих рабов, убитых скатившимся валуном. Их просто сбросили с крутизны вниз, на каменистую осыпь, и маленькая лавина с шуршанием унесла трупы долой с глаз.
      - Вот и с нами так будет, когда доберёмся на рудники... - проговорил невольник, шедший последним в строю. От пережитого страха его потянуло беседовать, и он говорил по-сегвански, чтобы юные венны его поняли. - Всех нас уморят работой и сбросят в отвал, кого раньше, кого позже. Я-то старик, я успел пожить, а вас жалко. Я выпустил бы вас, если бы мог...
      Пыль, глубоко въевшаяся в кожу и волосы, не давала определить возраст. Сколько лет могло быть могучему телом мужчине, назвавшему себя стариком? И сорок пять, и все шестьдесят... Как и большинство рабов в караване, он был родом из Саккарема. Другие невольники называли его Дистеном, что значило просто "должник". Щенок по обыкновению промолчал, а Волчонок спросил:
      - Этот человек... ну... этот самый... что пытался бежать... Корноухий. Надсмотрщик ведь обещал его не наказывать. Значит, он... это самое... выбрал смерть под камнями оттого, что не хотел попасть на рудник?
      - Да. И скоро мы все пожалеем, что не нам выпала его доля.
      Волчонок поскрёб выгоревшие на солнце вихры:
      - Там так плохо? Нас будут всё время бить, чтобы работали?..
      Пожилой раб усмехнулся:
      - Бить будут тех, кто не выполнит дневного урока, но это не главное. Мы будем работать глубоко в недрах, там, куда не заглядывает солнце. В подземных забоях только горят факелы, из-за которых воздух делается тяжёлым и почти негодным для дыхания. И там всё время смрад, потому что вокруг много людей, годами по мывшихся и не менявших одежды. Все они ещё и справляют нужду прямо там, где работают... - Он помолчал и добавил: - А драгоценные камни, которые вот так добываются, сияют потом в коронах вельмож. Ими украшают себя дочери государей... И купчихи, дорвавшиеся до богатства...
      Щенок впервые подал голос:
      - Ты говоришь так, как будто сам побывал там.
      Он сильно шепелявил из-за отсутствия переднего зуба.
      Дистен передёрнул плечами:
      - Я слышал рассказ человека, вышедшего оттуда...
      - Вышедшего? - насторожил уши Щенок. - Как же это у него получилось? А Волчонок добавил:
      - Ты говорил, все попадают в отвалы...
      - На самом деле не все, просто среди нас, тех, кто здесь в караване, едва ли отыщется способный спастись. Я, по крайней мере, такого не вижу... - Цепь дёрнула Должника вперёд, он споткнулся и, выругавшись, некоторое время шагал молча. Потом продолжал: - Ты парнишка вроде неглупый... посуди сам. Кое-кого берут в надсмотрщики, и тем людям живётся в самом деле неплохо. Они одеваются в крепкую одежду и едят досыта, а всей работы - присматривать за другими. Вот как у нашего Харгелла... - Тут он предусмотрительно понизил голос до шёпота: - Мать которого, без сомнения, нынче без передыху кроют в преисподней самые гнусные демоны... Чья жеребцовская плоть, я уверен, напоминает утыканные шипами дубины...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.