- Да ведь здесь товару столько, что за месяц не перелопатить, вы же меня просто раком ставите!
      - Э, Сергей Иванович, и не начинали даже. - Незваный гость смех оборвал и подошел к Жилину вплотную. - Упритесь рогом, благо все дискотеки в районе под нами. Ну а если пробивка какая, говорите, что прикованы к Колуну, и вопросов точно не будет.
      От незнакомца исходил запах хищного зверя - едкого пота, смешанного с мускусом. Внезапно осознав, что именно эти клешни вырезали у Кабульского печень, Ломоносов обессиленно опустился на кровать.
      - Нет уж, в эту тему я вписываться не буду!
      - Сергей Иванович, вы натурально не понимаете. - Второй незнакомец дружески похлопал Жилина по плечу и неожиданно громко прищелкнул пальцами, словно намеревался сбацать фанданго. - Вас же никто не спрашивает. Мы ведь компаньоны теперь, а уйти от нас можно лишь одним путем, - в его руке вдруг что-то щелкнуло, и отточенная сталь испоганила жилинский халат как раз в районе печени, - вот таким.
      Сергей Иванович, вскрикнув, схватился за прорезанный шелк, а потрошитель оскалился:
      - Лучше не огорчать нас и оправдать оказанное доверие. Ну, доживем до понедельника.
      Незваные гости бесшумно исчезли. Бросившись к окну, Ломоносов заметил лишь огни стремительно отъезжавшей лайбы.
      "Отлично начинается неделя... твою мать". Он вдруг почувствовал всепоглощающее желание отлить, однако дверь, ведущая к удобствам, была закрыта, и пришлось стучаться.
      - Вера, открой, это я.
      - Господи, кто это?
      Завернувшись в махровое полотенце, Котяра скорчилась на дне ванны, и тело ее сотрясала мелкая непрекращающаяся дрожь.
      - Так, знакомые.
      Жилин подскочил к унитазу и, активно включившись в процесс, отчетливо понял, что высшее счастье на земле - это опорожненный мочевой пузырь, по сравнению с которым оргазм - это тьфу.
      - На хрен такое знакомство! - Котяра быстро укрыла прелести под стодолларовым комбидресом, натянула чулки и, надев "резиновое" платье, схватилась за пропитку. - Не провожай, я сама.
      Было слышно, как, спотыкаясь, она промчалась вниз по лестнице, и, посмотрев в окно на удаляющуюся любовь, Жилин покачал головой: что-то уж слишком быстро рвала она когти, - видимо, перессала не на шутку. Да и сам-то он не лучше - тоже чуть не обделался. Особенно когда перо расписало шелк в миллиметре от его кожи, ощущение не из приятных, врагу не пожелаешь.
      "Что же делать-то, блин?" Сергей Иванович никогда лохом не был и понимал, что захомутали его крепко, а работать на дядю он не собирался. Самое страшное в жизни - это неотданный долг, да еще с включенным счетчиком. Ему вдруг совсем некстати вспомнился зоновский педераст Наташка. Спавший на полу у параши, не имевший права сидеть за столом - презираемый всеми изгой, дошедший до своего бедственного состояния, между прочим, из-за неотданного долга. Вечерами после отбоя все желающие делали из него "акробата", а потом по традиции били - за пассивность.
      От мрачных мыслей Сергей Иванович застонал, и хорошо знакомый ком снова проснулся у него в животе. "Нет, здесь люди серьезные, опускать не станут, просто вырежут печень, как Федору, - и в черный пластиковый мешок. Что же делать-то? Может, подорвать?" Ломоносов обвел взглядом свое какое-никакое жилье, посмотрел на стойку с аппаратурой, вспомнил про дачу в Рощине и вздохнул - жаба душит. Все деньги в наркоте, хату начнешь продавать - засветишься, да и кому нужна хрущоба-то? Нет, это бездорожье. Он не торопясь укрыл ложе страсти покрывалом и в задумчивости уставился на стену, где висел еще с девяностого года веселый календарь с девушками. Январская красотка, раскорячившись похабно на стуле, подмигнула ему, но прелести ее были Жилину нынче до лампочки. Интересовал его апрельский лист, на коем девушка в фате открывала "швепс" самым своим интимным местом, и, отыскав на девичьей ключице телефон, Сергей Иванович хмыкнул: сколько уже раз звонил, а запомнить номер все никак не мог. Наверное, потому, что отзывались по нему менты поганые.
      "Ох, непруха!" После ночи, проведенной в обществе Котяры, на душе было пакостно, хотелось вмазаться и забыться, а свершившийся секс внушал смутные опасения насчет своей безопасности. Однако самым хреновым было, конечно, явление незваных визитеров, с ходу испоганивших Жилину халат, а заодно и настроение.
      "Ладно, сволочи, мы еще посмотрим". Сергей Иванович без аппетита доел остатки давешнего пиршества, кряхтя оделся и выбрался из полутьмы подъезда на утренний трескучий мороз. Его пробрала дрожь, потянуло возвратиться в прокуренный Ташкент квартиры, однако, вспомнив холодок клинка на коже, он моментально согрелся и заскользил по неухоженному тротуару. Прогулявшись с полчаса, убедившись, что никому нет дела до него, Ломоносов отыскал исправный таксофон, сунул негнущимися пальцами жетон и принялся набирать номер.
      - Майор Ступин? Здрасьте, Николай Игнатьич, это Борисов.
      Евгений Александрович Хрусталев был хорошим ментом. По российским понятиям, естественно. Непростое это дело - допереть от младшего лейтенанта до полковника и при этом не спиться, не сделаться стукачом и не нажить врагов больше чем положено. Всякое случалось в жизни Евгения Александровича. В свое время он и "под жопу ложил" - регистрировал преступления в липовой книге происшествий, и на партсобраниях хлебной ксивой размахивал, а бывало, и подследственных мордами совал в распахнутый сейф, грохоча по нему, словно кувалдой, бронзовым бюстом железного Феликса, - сознавайтесь, гады, душу выну! А как не "ложить", не махать, не совать, когда приказано к приходу коммунизма искоренить преступность напрочь!
      Однако, как бы там ни было, никогда Хрусталев не стучал на друзей, понапрасну жизнь людям не портил и за деньги всякую сволочь не отмазывал. Поэтому, наверное, и допер до полковника без всяких надежд сделаться генералом, зато спокойно ждал того часа, когда заиграет пенсионная труба и позовет его плодить кролей на кровных саблинских полдюжине соток. Правда, до этого волшебного момента нужно было дожить.
      Сидя за массивным, наркомовских еще времен, столом, Евгений Александрович думал не о советских шиншиллах, а прокачивал в уме оперативно-розыскные действия по "фараону". В тишине просторного кабинета монотонно тикали часы, ничего дельного в голову не лезло. Посмотрев в окно на стылую темень морозного вечера, полковник поднялся ставить самовар.
      Слово-то какое громкое - "ставить". А на самом деле - залить в трехлитровую жестянку раствор хлорки, гордо именуемый водопроводной водой, и воткнуть вилку в розетку, ни больше ни меньше. Это вам не четвертной красавец туляк, сияющий начищенными боками и шумно закипающий при посредстве разношенного хромового сапога.
      Наконец забулькало, и едва Хрусталев принялся распивать чаи - из блюдечка, с нарезанной четвертинками ватрушкой, как раздался стук в дверь и пожаловал начальник отдела майор Ступин.
      - Разрешите, товарищ полковник?
      - Проходи, Николай Игнатьич. - Хозяин кабинета достал вторую чашку, плеснул заварки и придвинул подчиненному сахарницу. - Сам наливай и рассказывай, по глазам вижу, что есть о чем.
      Они знали друг друга давно: когда Хрусталев еще ходил в начальниках отдела, Ступин был у него заместителем и впоследствии занял его место, так что, несмотря на разницу в годах, между ними царило понимание.
      - Борисов объявился. - Майор налил кипяток, понюхал и начал прихлебывать без сахара. - Я с ним встречался сегодня. Помните такого?
      Еще бы не помнить! Это ведь не кто иной, как сам Хрусталев зацепил его в девяностом, а потом словно эстафетную палочку передал Ступину - владей, товарищ полезный.
      - Ну и как он, чем дышит? - Полковник надкусил ватрушку и поморщился от избытка теста. - Вот паразиты, даром что дерут втридорога, так еще и экономят. - И улыбнулся подчиненному: - Ну вещай, не тяни.
      - Я не знаю, чем он дышит, - Ступин поставил чашку и вдруг широко улыбнулся в ответ, - но думаю, что на хвост "фараона" он нас выведет обязательно. - И он принялся с энтузиазмом жевать.
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      - Не было его давно. - Ущемленный за живое, скинхэд облизнул пересохшие губы и, снова всхлипнув, перешел на шепот: - Слушай, седой, у Мамонта спроси, он вместе с Темой ходит.
      Потное лицо его было перекошено, зрачки от боли расплылись во весь глаз, и Скунс несколько ослабил хватку.
      - Да я слышал, вроде бы все мамонты издохли. Этот-то где пасется?
      - Слышь, седой, хватит человеку яйца крутить. - Самый мелкий из скинов, будучи, как видно, наиболее рассудительным, покачал в руке пивной кружкой. Нам не нужны неприятности. Мы здесь торчим постоянно и с тобой биться не будем. Двигай в "Забаву", там Мамонт обычно и зависает.
      - Понял, не дурак. - Быстрым движением Скунс поднялся и, похлопав по плечу ущемленного ультраправого: - Благодарю за компанию, - направился к выходу.
      Кажется, общался он с бритыми россиянами совсем недолго, однако другие россияне все же исхитрились и уперли с "мышастой" "дворники". "Ну и ладно, все равно уже чистили плохо". Подобные удары судьбы Снегирев принимал с философским спокойствием; он достал из бардачка новые и не спеша порулил в "Забаву". А путь его лежал в то самое место Петра творенья, которое еще господин Крестовский называл "петербургскими трущобами".
      Если Невский считать лицом города, Зимний - его сердцем, а Смольный спинным мозгом, то Сенная площадь, вероятно, будет если не прямой кишкой, то двенадцатиперстной уж точно. Чего только не случалось здесь - и церковь Божию взрывали, и трупы холерные жгли, и революцию затевали, а уж торговали-то всем, что душа пожелает, - от гнилого сена до немытого женского тела. Кстати, торгуют до сих пор.
      В свое время и зачинатель всемирной революции изволил обретаться здесь и с аппетитом потреблял купленные на рынке "архивкуснейшие огурчики". Тщательно, по-большевистски, изучал вождь окрестные притоны, и душа его ликовала - буря, скоро грянет буря! Однако после того как грянуло, малин на Сенной меньше не стало. Хаживали здесь когда-то и мокрушник Ванька Белка, и экс-чекист Леонид Пантелеев, да и нынче куда ни глянь - бритые затылки, цепи в палец толщиной, крутизна наворотов: Россия бан-дитствующая...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.