ЖИЗНЬ СРЕДИ ГОЛЫХ МУЖЧИН

— Мама, а когда нам отопление включат? — спросил Пётр как-то утром, складывая конспекты в папку. — Они что, навсегда его отключили?

— Петя, ты же знаешь, я не спец по водопроводным и отопительным делам. — Ольга Васильевна не любила, когда сыновья отвлекали её от поглощения в Интернете биологических новостей. — Водопроводчик сказал, что завтра-послезавтра придёт. Найдёт новую батарею, поставит её и все подключит.

Видно, пока не нашёл, так что терпи. Да и вообще, в конце концов, кто у нас в семье старший мужчина? Сходи в жилконтору и поторопи.

Слова насчёт старшего мужчины Петя пропустил, видимо, ему было комфортнее, чтобы все осталось так, как было эти годы: после исчезновения Геннадия мать представляла для сыновей сразу все взрослое человечество. Он высек из её монолога только нескорый срок.

— С отоплением — ладно, черт с ним. Но ведь заодно отключили и горячее водоснабжение. Не знаю, как вы, а я привык мыться каждый день.

— Угу, каждый день и каждый год, — то ли подумала, то ли ответила вслух Ольга.

В тот вечер у неё не было работы в институтской лаборатории — требовался жидкий гелий, а дьюар, в котором его хранят, доставляли только по пятницам, и она вернулась домой довольно рано. Младшего сына, Павлушу, мать застала сидящим за уроками. Или изображающего, что он за ними сидит.

— А Петька в баню пошёл, — сказал он с весёлым удивлением, словно эта новость его сильно забавляла. — Взял чистое бельё, а полотенце отложил, сказал, что он узнавал: там простыни дают. Мам, а правда в бане дают простыни?

— Что-то не припомню. Я же в бане давно не была. Хотя, да, дают! Помнишь, в фильме «С лёгким паром» — герои в простынях сидят?

Петя вернулся приблизительно через час. Но не один, а с парнем по имени Данила. На голове парня были дикие заросли кудрей, да и вообще вид он имел диковатый.

— Так, это, значит, мамочка, — произнёс он, едва войдя в прихожую, и окинул Ольгу Васильевну раздевающим взглядом бывалого мужчины. — Смотри, какие хорошенькие мамочки тут ходят!

И хотя Ольга постаралась изобразить на лице строгое выражение, как-никак — учёная дама и педагог, но стало ей не по себе, съёжиться хотелось под этим грубым взглядом самца. И чувствовала она себя в те мгновения не взрослым человеком, а беспомощной девочкой Олей, к которой однажды в девять лет приставал противный дядька, как она поняла позднее — педофил. Ольга ушла в свою комнату, причём стук захлопнутой двери прозвучал чересчур вызывающе.

Прежде в банях Пётр никогда не бывал, но от кого-то слышал, что сейчас там каждый посетитель моется в отдельной кабинке. Может, где-то так и было, только не в том отделении, куда он попал. Вообще, едва он вошёл в общую раздевалку, так сразу пожалел, что явился сюда. В принципе, ещё можно было повернуться и уйти — мало ли что заплатил деньги и уже протянул билетик банщику в белом халате и пляжных тапках на босу ногу, никто ж насильно не заставит его раздеваться. Но Пётр отчего-то засмущался и. решил хотя бы кое-как наскоро вымыться.

Стеснялся он своей татуировки. Про неё, решив сходить в баню, он попросту забыла теперь вспомнил. Однако, оглядевшись, увидел, что с татуировкой он здесь не один. У одного пожилого мужчины на груди был орёл, у двух парней — наколки на правых предплечьях. Конечно, то, как изукрасил Петра художник Антон Шолохов, было несравнимо с ними, но все же он перестал чувствовать себя здесь чересчур особенным.

И все же в бане Петру не понравилось. Например, он не знал, что опытные люди, идя туда, берут с собой тапки. И шлёпать босыми ногами по мокрому половику, а потом в мыльном отделении вставать в грязную лужу было ему неприятно. Поэтому он не особенно размывался под душем и скоро выбрался назад, одеваться. Тут с ним снова заговорил кудрявый парень, с которым он уже общался в мыльном зале.

— Так ты компьютерщик! — сказал тот радостно, как старому знакомому, увидев, что Пётр достаёт свои трусы с майкой, завёрнутые в страницы газеты «Компьютер-подиум». — Юзер юзера издалека видит!

Когда они мылись под соседними душами, он попросил Петра:

— Слушай, друг, спину не потрёшь, а?

О том, что в бане мужчины трут друг другу спины, Петя только в какой-то книжке читал. Впрочем, в другом конце мыльной двое мужиков уже делали что-то похожее. Пётр взял из рук парня намыленную мочалку и усердно принялся за дело.

— Теперь, давай тебе потрём, — предложил кудрявый, когда Петя посчитал процедуру законченной.

— Спасибо, мне не надо, — стал было отказываться Пётр.

— Не смущайся, мыть спины всем надо, даже если у них знаменитая татуировка на теле. — И он начал несильно тереть спину, приговаривая при этом, как бы шутя:

— Ах, ты мой мягонький! Ах, какая на тебе красота! И кто ж тебе такую красоту сотворил? — Пётр был уверен, что, потерев друг другу спины, они расстанутся навсегда, но теперь кудрявый парень снова был рядом и даже сообщил, что его зовут Данилой.

— Толян! — крикнул он банщику. — Пивка сюда, орешков, все на двоих, по стандарту.

Верзила банщик тут же принёс им две банки пива с прохладной слезой на металле и по кульку жареного подсоленого миндаля.

— Братаня мой, — ласково проговорил Данила.

— Я вообще-то после бани ничего не пью, — смущаясь, стал отказываться Пётр — в кармане у него оставалась лишь мелочь.

— Так и я не пью! — радостно подхватил Данила. — Это мы по глотку, за знакомство. Моя фирма платит. Ты-то в какой Фирме воркаешь? Или ты студент?

— И то и другое, — подтвердил Пётр.

— Это правильно! Это я люблю! А татуировочку из какого салона вынес?

— Я не в салоне. Нам один художник сделал.

— Молодец! — и Данила хлопнул его по плечу. — Вес личное должно быть классным! Художника как зовут? Может, дашь адресок, я бы ему тоже заказал, а?

Ему — бизнес, мне — картинка.

— Он уехал, даже вроде бы умер.

— Да ну? В Париж, что ли? Все художники и скульпторы в Париж едут.

— Не знаю, Шемякин, например, — в Америке. Я читал, интервью недавно.

— Это он сейчас в Америке, а сначала тоже в Париж рванул.

Они допили пиво и собрались уходить.

— У тебя программы «нью-ворд» нет случайно дома?

— Случайно есть. — Пётр даже улыбнулся с гордостью, все-таки это была самая новейшая программа, и пока он был единственным её обладателем из всех своих знакомых.

Данила радостно потащил его к двери, на ходу бросив банщику сотенную.

— Ты чего молчал! А я с утра ищу, всех переспрашивал. Ещё когда тебе спину намыливал, подумал: крутой парень, у него точно «нью-ворд» есть. Ты её покупал или спиратил, а? Я тебе половину проплачу, ладушки?

— Она вообще-то нам задаром досталась, — признался Пётр, — её матери хороший знакомый поставил.

— Хороший знакомый — это как понять? Который её трахает? — Такой вопрос был Петру неприятен, и, когда он не отозвался, Данила это сразу почувствовал. — Да ладно, чего там, дело житейское. Сам подумай: какой мужик будет телке ставить задаром программу. Палку бросить — ещё туда-сюда. Ей сколько лет-то?

— Кому? — переспросил Пётр, хотя ему очень не хотелось продолжать этот разговор.

— «Кому-кому»! Сому! Мамочке твоей?

— Ну, сорок скоро.

— Самый возраст! Люблю сорокалетних трахать! Это они с криком «ура» делают! — Данила даже прнчмокнул. — Ты сам-то много телок перетрахал?

— У меня есть девушка, — угрюмо проговорил Пётр. Идти вместе с этим звероватым человеком ему расхотелось, но он не знал, как от него отвязаться.

— Ну и как? — заинтересованно спросил Данила.

— Что — как? — переспросил Пётр ещё более угрюмо.

— Позиций много попробовали? Или только оральный?

— Да пошёл ты! — Пётр даже остановился.

— Чего ты?! — удивился Данила. — Ну спросил. Спроси меня про меня, я тебе все скажу. Дай руку. — И он схватил Петю за руку. — Во, потрогай тут — видал?

Торчит. Все время стоит, как колонна на Дворцовой площади. Я тебе спину мылил, а сам думаю: засажу-ка я пареньку сейчас, хоть порадуем друг дружку. Жопка у тебя такая аппетитная. Тебе этот художник, который тату делал, что — разве не сказал?

— С какой стати? — Петру даже показалось, что у него уши покраснели от всех этих дурацких разговоров.

— Так они же всех, кого рисуют, трахают, художники эти.

— Не знаю, меня не трахали.

— Ладно, ладно, меня — тоже не трахали. А я перетрахал много! — Данила мечтательно прикрыл глаза. — Недавно лейтенантик один попался, пришёл к нам в бассейн — такой нежный… Слышишь, я у тебя программу спишу, пойдём к нам в бассейн!

— Нет, у меня дела, — ответил Пётр, радуясь, что они подошли к дому и разговор скоро закончится.

— Да, сорокалетние — это класс. А вот лолиток я не люблю, лолитки, хуже них только дырка в замке.

Как раз на этой фразе Пётр стал открывать дверь. Их встретила мама, и Пётр, перехватив взгляд Данилы, которым тот стал её разглядывать, неожиданно почувствовал ярость. «Скажет ещё гадость — врежу по морде!» — подумал он. Хотя Данила, похоже, — был не только выше его, но и намного сильнее.

«Нью-ворд» занимал двенадцать дискет. Хорошо, Пётр недавно купил новую коробку. Да и время на запись тоже ушло немалое.

— А мыльница у тебя есть? — неожиданно спросил Данила, когда работа подходила к концу.

— Какая мыльница? Тебе руки помыть?

— Да нет, я про фотоаппарат спросил, — засмеялся Данила, — а ты подумал про ту, в которой мыло? Мылом хорошо член намазывать, когда сухостой. Но ещё лучше вазелином. У меня в десятом классе прозвище было — Даня-Вазелин. Так есть фотоаппарат? — Зачем? — «Зачем-зачем»! Затем! Есть, спрашиваю?

— Ну, есть.

— Неси. И кадров пять плёнки. Много не надо. Хочу одну фотку сделать. Раз в бассейн со мной не идёшь, тут её сделаю.

— Какую фотку?

— Доставай аппарат, увидишь.

Чтобы скорей отвязаться, Пётр решил исполнить и эту просьбу. Последней аппарат брала мама, и он лежал где-то у неё. Но оставлять Данилу в комнате одного не хотелось. Ещё сопрёт что-нибудь! И Пётр повёл его за собой.

— Мама, а где у нас фотоаппарат? — крикнул он, не доходя до кухни.

— Он тебе зачем? — спросила Ольга Васильевна и вышла к ним. — Понимаешь, завтра он мне понадобится.

— Нам на минутку.

— На минутку можно. Он у Павлуши, только не больше двух кадров.

Петя повёл Данилу за собой назад, но тот не удержался, обернулся, посмотрел на Одыу Васильевну и заговорил противно приторным голосом:

— Какие тут мамочки ходят сладенькие!

Но Петя зло его оборвал:

— Кончай придуриваться!

Они вернулись с фотоаппаратом в комнату Петра. — А то, может, в бассейн все же сходим, а? — спросил Данила как ни в чем не бывало. — Я тебе телочку подберу.

— Слушай, давай короче, у меня дел — бездна! — Пётр уже с трудом сдерживался. — Что тебе надо снимать? Из дома его уносить нельзя.

— Да я ж тебя хочу снять на память. — Это ещё зачем?

В разговоре с ним Пётр постоянно чувствовал смущение.

— Во, испугался! — Данила захохотал. — Подумал, что я твою жопку хочу снять, да? Ну честно признайся!

— Ничего я не подумал.

— Я твою тату хочу кой-кому показать, понял? Очень она мне нравится.

Свитер сними, а брюки можете оставить — как у врача на медосмотре.

— Зачем?

Раздеваться снова перед этим скотообразным парнем Пете не хотелось.

— Ну разденься, слышь! — стал уговаривать Данила. — Да не бойся ты, не буду я тебя трахать, раз сам не хочешь. Я только тату щёлкну, и все. — Превозмогая отвращение, Пётр снял свитер, рубашку, майку. — Вот так-то лучше, — обрадовался Данила и несколько раз блеснул вспышкой. — Значит так, — сказал он по-хозяйски и положил на письменный стол сто долларов. — Это за программу, плёнку и позирование. Адресок твой я помню. Как-нибудь наведаюсь. Надо тебя к нам в бассейн сводить… У нас хоть воды и нет, зато компания весёлая.

— В бассейне нет воды? — удивился Пётр. — Прямо как в анекдоте про сумасшедших.

— А то чего бы я в баню ходил? Зато компания хорошая, — повторил он. — Может, пойдёшь?

Пётр закрыл за ним дверь и его немедленно потянуло под душ, пусть даже под холодный.

— Что за идиота ты приводил? — спросила Ольга Васильевна старшего сына, когда тот появился на кухне.

— Да так, случайный знакомый, — проговорил он, оправдываясь.

ЦЕРКОВНЫЕ СВЕЧИ ЛУЧШЕ СТАВИТЬ УМЕЮЧИ

— Миша, я, конечно, тебя разбудила…

— Олечка! Что случилось?

— Нет Пети. Ушёл неизвестно куда и не вернулся. Как могла коротко она рассказала о том, что случилось в последние часы.

— Все понял, — остановил её Михаил. У него были какие-то знакомые среди милицейского начальства. Несколько раз его приглашали для каких-то сложных экспертиз. — Прими что-нибудь, хотя бы тёплой воды с мёдом, и немного поспи.

Как только выяснится, сразу позвоню. И ты сразу мне звони, если он вернётся.

Миша сделает все, что только возможно, это она знала. И не только ради неё. Просто он из тех людей, про которых сочинили пословицу-оценку, почему-то казавшуюся ей в школе банальной и глупой: «Я бы с ним в разведку пошёл».

— В какую ещё разведку? — смеялись они тогда всем классом. — К пивному ларьку, что ли?

Только недавно поняла она её смысл. Значит, поумнела. Или состарилась.

Заснуть так и не удалось, а около шести утра позвонил Миша. Голос его был смущённый.

— Понимаешь, оперативный дежурный всех поднял на ноги, но нигде его или кого-то на него похожего нет. Но я уверен, парень просто остался ночевать у каких-нибудь приятелей. На всякий случай поройся в его записных книжках, подбери адреса. Хотя, думаю, что он сам вот-вот появится.

Однако Петя так и не появился. Ольга прождала до десяти, позвонила на всякий случай в деканат.

— Сейчас я схожу в их группу, узнаю и перезвоню, — пообещала лаборантка.

Она и в самом деле перезвонила минут через десять, но не принесла никакой радости.

— Группа сдаёт коллоквиум, вашего сына нет.

Дальше сидеть дома Ольга не могла и отправилась в школу. По дороге от автобусной остановки она всегда проходила мимо церкви и сейчас вдруг решила в неё войти. Ещё вчера такой мысли у неё и в голове не было. «Зайду, поставлю свечку, в конце концов, это ведь не повредит», — решила она, поднимаясь по каменным ступеням.

В церкви, как обычно, было темновато и пусто. Лишь у кое-каких икон горело по несколько тонких свечек да кое-где молились пожилые люди. Хотя был и молодой мужчина энергично крестясь, он ещё и что-то шептал. «Вот что я сделаю, — уточнила для себя Ольга. — Куплю свечу и поставлю её за здравие, мне же про это рассказывали».

За небольшим прилавком продавались открытки, то книжки о святых и разной толщины свечки. Ольга выбрала самую толстую и дорогую — что уж тут скупиться.

Теперь надо выбрать место, куда поставить. Она прошла немного вперёд и слева увидела четырехугольный столик. Над ним висела большая икона, на которой был изображён распятый Христос, печальная женщина, видимо, Богородица, и мужчина с красивым строгим лицом. На столике стоял круг с отверстиями для свечек, но горела лишь одна — остальные отверстия были пусты.

«Здесь я и поставлю», — решила Ольга и зажгла свою свечу от горевшей свечки. Только молитвы она не знала. В мозгу крутилось что-то вроде «Еси на небеси…». Но она даже не знала толком, молитва ли это и если да — то о чем.

«А Петя сразу бы сказал, что надо делать, — подумала Ольга, — он откуда-то это знает. Другое поколение».

Перекреститься она тоже не посмела — просто попросила у Бога: скорее найтись сыну. Удивительно, но после этого она почувствовала облегчение. И уже собралась уходить, как услышала сзади негромкий разговор.

— Вот, мама, — говорила молодая женщина пожилой, — это называется канун.

Как раз тут и ставят свечи для поминовения усопших. Ставьте сюда, мама. — Молодая дважды перекрестилась, поклонилась почти в пояс иконе и зажгла свечу.

Пожилая, глядя на неё, повторила все её действия. — Видишь, Матерь Божия и апостол Иоанн Богослов, — показала молодая на изображение, — они всегда при кануне.

«Вот это я вляпалась! Свечку вместо здравия за упокой поставила!» — ужаснулась Ольга. Ещё вчера она бы посмеялась над этим суеверием. Да и в самом деле, что переменится от изменения места втыка свечи. Но сейчас ей любая мелочь казалась страшно важной. Однако забирать свечу и идти к другому месту было невозможно. Пришлось снова вернуться к торговому лотку, а купив на этот раз две свечи, спросить негромко продавщицу-старушку:

— Не знаете, куда их тут можно поставить во здравие?

— А к любой иконе, уважаемая, если с верой и молитвой. К любому святому угоднику. Но лучше там, — и старушка показала в правую сторону, — вон там икона Пантелеймона-целителя, к ней и ставьте.

Ольга прошла туда, куда показала старушка, с трудом разобрала надпись на иконе и, уверившись, что это именно то место, воткнула две горящие свечки.

«Спаси и сохрани!..»

Времени до уроков оставалось немного, и она заторопилась в школу.

МЕНТОВСКИЕ РАЗГОВОРЫ

Капитан Майоров — что за нелепое сочетание звания и фамилии! — позвонил, едва светящиеся стрелки настенных часов в спальне показали девять утра.

— Мне бы Агнию Евгеньевну! — выкрикнул он таким бравым офицерским голосом, что Агнии показалось, будто она ощутила гуталиновый запах его начищенных сапог.

— Я Агния Евгеньевна, слушаю вас. — А она-то надеялась понежиться ещё хотя бы полчаса в постели!

— Капитан Майоров, по поводу смерти художника Фёдорова, — представился звонивший. — Мы ведь вас ждём, Агния Евгеньевна, давно ждём. Так что подъезжайте-ка к нам поскорее.

— Но у меня совсем другие планы на день, — попробовала она вяло противостоять его напористому голосу. — Хотя, вы знаете, я сама хотела кому-нибудь сказать, как-то очень уж это похоже на то, что было в Париже. Я об этом сразу подумала…

— В Париже? — Капитан Майоров рассмеялся. — Ну про Париж вы потом расскажете. А сейчас, значит так, захватите-ка эту самую вещичку… сами знаете какую…

— Какую вещичку? — переспросила Агния, решив, что ей просто что-то не то послышалось.

— Нехорошо получается, Агния Евгеньевна. Короче, подъезжайте к нам быстрей, мы вас ждём. — И он назвал адрес, а потом добавил:

— Не в наручниках же вас с работы выводить… Или как? В наручниках?

Вот и пришлось ей тащиться через весь город к этому капитану. Кстати, сочетание майор Майоров звучало бы ещё глупее, а уж генерал Майоров — и вовсе анекдотически. С этими мыслями Агния, выйдя из маршрутного такси и побродив между длиннущих зданий, нашла наконец нужное, а потом и вошла в обшарпанный кабинет следователя Майорова.

— Это хорошо, что сами пришли, — сказал капитан Майоров, выбивая ногой табурет из-под стола. — Присаживайтесь, будем беседовать.

Был капитан такого же обшарпанного вида, как и весь здешний антураж. К тому же за соседним столом, ближе к окну, сидел другой человек и, пофыркивая носом, заполнял мелким почерком какие-то свои бумаги. На её «здравствуйте» он даже головы не поднял. «У моего братца публика и то симпатичнее», — подумала Агния.

— Понимаете, почему я вас вызвал? — начал капитан Майоров, одновременно листая её паспорт и придирчиво разглядывая каждую страницу так, словно они были поддельными.

Чересчур бодрый офицерский голос никак не вязался с его пыльным видом. И все же она начала рассказывать то, о чем думала со вчерашнего дня.

— Когда я была два с половиной года назад в Париже… — Но капитан Майоров взглянул на неё с таким явным недоумением, словно спрашивал: «Какой ещё Париж!». И она сбилась. — В общем, я уже видела что-то похожее…

— Портфельчик принесли, Агния Евгеньевна? Тот, который взяли у Фёдорова? — неожиданно спросил следователь. Агния сидела молча, соображая, как бы точнее ответить. — Значит, не принесли. Он у вас дома, или спрятали у подруг? — В вопросе была неприкрытая ирония. — Что? Не слышу честного ответа! Ай-яй-яй, а ещё интеллигентная женщина! Нехорошо брать чужое.

— Мне вчера звонила вдова художника, тоже спрашивала о портфеле… Но я его даже не видела… Я хотела сказать про другое… Когда я была в Париже…

— Отвечайте по существу! — перебил капитан Майоров с неожиданной злобой. — С кем работаете? Кто заказывал? С какой целью?

— Почему вы на меня кричите? — возмутилась Агния. — Никакого портфеля я не брала… И вообще…

— Надоели мне эти твои сучки! — оторвался вдруг от своих бумаг тот, что сидел у окна. — Она, бля, что, не понимает, куда её вызвали? Только села, а уже утомляет. — Он говорил в сторону и морщился, словно его тошнило от одного только вида Агнии. — Отправь ты её в обезьянник к этому… который со спидом.

Мне отчёт надо кончать, а она утомляет.

Капитан Майоров покосился в сторону говорящего.

— Извините, в такой манере я разговаривать не буду. — И Агния протянулась к телефону. — Разрешите мне позвонить.

Она и в самом деле решила, что сейчас наберёт номер брата, и пусть Дмитрий им все объяснит на хорошо ему знакомом милицейском языке.

— Она мне щас позвонит! — снова выкрикнул тот, что был у окна. — Она думает, тут с ней в игрушки играют.

Его даже нервная дрожь забила, с такой ненавистью он кричал.

— Я член союза журналистов, и у меня, между прочим, брат работает в прокуратуре…

— Член союза журналистов, слыхал? — скабрёзно захохотал злобный. — Мы вчера в парадняке прихватили одного такого члена. Ага, союза журналистов. С членом наперевес. Хотел мальчонку оттрахать, детсадника. «Я, — кричит, — журналист, я журналист! У меня неприкосновенность!» Я бы их всех!.. — закончил он с ненавистью, по-прежнему глядя в сторону. А потом, также внезапно успокоившись, поморщился и предположил:

— А может, братан ей и портфель заказал. Сейчас любая падла старается в органы пристроиться…

Агния, не зная, что ответить на высказанную мерзость, от растерянности лишь воздух хватала ртом.

— Решим так, Агния Евгеньевна, — проговорил, помолчав, капитан Майоров. Он сделал вид, что как бы не услышал своего коллегу, и поднялся со стула. — Сейчас мы едем за портфелем. С вами вдвоём. Там на месте берём понятых, проверяем соответствие находящихся в нем предметов списку, который представила вдова, оформляем явку с повинной — и вы временно свободны. До выяснения других обстоятельств. Да, подписочку о невыезде дадите мне сейчас. Место вашей работы и другие координаты мы знаем. А ту лапшу, которую вы нам про своего брата пытались навешать, будем проверять. У нас есть служба внутренней безопасности.

— Мне некуда с вами ехать, — твёрдо проговорила Агния. — Портфеля я не брала и считаю этот разговор лишённым всякого смысла. Моего брата тоже не впутывайте. Это уж просто глупо.

— Сажай её в обезьянник, а? — повторил напарник, снова оторвавшись от своих бумаг. — Ну так достала!..

В ПОИСКАХ СЫНА

— Эти разломы пересекают значительную часть африканского континента, — диктовала Ольга Васильевна. — Именно здесь, в зонах с повышенной радиацией, произошла мутация, в результате которой, возможно, появился первый человек.

Генетики доказали, что все человечество происходит от одной единственной милиции…

— Милиции? — удивлённо переспросили ученики.

— Простите, дети! Конечно, не милиции, а женщины, — поправилась Ольга.

Она с трудом заканчивала урок. Если обычно Ольга радовалась, когда её обступали ученики со своими вопросами, то в этот день, как только начиналась перемена, она мчалась в учительскую и торопливо набирала свой домашний номер. А потом, слушая монотонные гудки, не решалась положить трубку: вдруг Петя вернулся домой после проведённой где-то бессонной ночи, а теперь отсыпается и просто не сразу расслышал телефонный сигнал.

«Надо немедленно идти в милицию», — думала она, объясняя материал. Поэтому и оговорилась.

Проведя свой последний урок, она сразу выскочила из школы и стала ловить частника. Терпеливо дожидаться автобуса она уже не могла.

— Ну, мамаши, вы у меня вот тут сидите! — и милицейский дежурный, — широкоплечий весёлый усатый капитан, похлопал ладонью по своему загривку. — Как дежурю, так обязательно прибегают. Девятнадцать лет парню, и первый раз не ночевал дома?! Да он у вас просто ангел небесный. Вы что, хотите, чтоб он за вами на поводке ходил? Мой амбал по неделе домой не приходит, а ему только семнадцать. Мы его так и зовём — террорист. Шерше ля фам — знаете такую поговорку? Женщина у него есть?