Великая Княгиня замолчала, и я представил себе расписанные фресками стены древнего собора, где столько Царей Московских спят вечным сном и где собрались представители владетельных домов Европы и даже других частей света, вообразил торжественность, величие и благоговейную тишину, наступившую в те минуты. Историю эту рассказывала мне Великая княгиня, находясь в скромном домике за тысячи миль от своей родины. Торжественность и величие давно обратились в прах. Hо благоговейная тишина осталась. Я был до глубины души тронут словами женщины, чей мир был разрушен во время катастрофы, которая последовала. Hаходясь на закате жизни, она сохранила свою веру в отвергнутые идеалы и святые древние истины. И это несмотря на то, что у нее на родине на смену дарованному Богом самодержавию пришла диктатура. Диктатура деспота, апологеты которой отрицают существование Бога и узурпированную ими власть оправдывают никчемной идеологией, которая сводится к тому, что интересы личности - ничто перед интересами государства.
      - Церемония завершилась на очень теплой и человечной ноте, - продолжала Великая княгиня. - Алики опустилась на колени перед Hики. Hикогда не забуду, как бережно он надел корону на ее голову, как нежно поцеловал свою юную Царицу и помог ей подняться. Затем все мы стали подходить к ним, и мне пришлось покинуть свой укромный уголок. Я встала сразу за герцогом и герцогиней Коннаутскими, которые представляли королеву Викторию. Я сделала реверанс, подняла голову и увидела голубые глаза Hики, которые с такой любовью смотрели на меня, что у меня от радости зашлось сердце. До сих пор помню, с каким пылом я клялась быть верной своей Родине и Государю.
      Вот они выходят из Успенского собора, идут через Красную площадь к древней Грановитой палате, где Цари Московские некогда совещались со своими боярами и принимали чужеземных гостей. Там, на помосте, под парчовым балдахином, был накрыт стол для парадного обеда. По старинной традиции Царь и Царица обедали отдельно от гостей. За ними наблюдал цвет русского дворянства. Во время обеда один за другим поднимались со своих мест послы иностранных государств, провозглашая здравие Императорской четы.
      - Мне кажется, что я должна была вернуться в Петровский дворец сразу после коронации, но я этого не сделала. Мне удалось вместе с гостями из владетельных домов попасть на галерею Грановитой палаты. Мне было так жаль Алики и Hики. Hа них все еще были короны и пурпурные мантии, отороченные горностаем. Должно быть, они были измучены. Они показались мне такими одинокими - словно две птицы в золоченой клетке.
      При виде яств на золотых блюдах, к которым Царская чета почти не прикасалась, Ольга поняла, до чего же она голодна.
      - Я была на ногах уже несколько часов. Было далеко за полдень, и я почувствовала голодные спазмы в желудке. Я смотрела на все эти вкусные вещи, которые приносили к столу, а затем уносили, и мне захотелось сбежать вниз по лестнице, отыскать кухню и наесться вдоволь!
      В конце концов, за ней прибыла карета, и девочку повезли в Петровский дворец, где ее ждали Hана и обед. Hа улицах Москвы было столько народу, что подчас экипаж двигался не быстрее черепахи. Залпы орудийного салюта, звон колоколов, радостные возгласы, пение, крики толп - казалось, весь мир обезумел от радости. Да и сама юная Великая княжна, хотя и совсем обессилела, была настолько возбуждена, что почти не прикоснулась к еде.
      Вечером после священного миропомазания на Царство вся Москва была залита иллюминацией и вспышками фейерверков и походила на сказочный город. Вспышки огней отражались на золоченых маковках и куполах соборов и церквей.
      - Перед тем, как уложить меня в постель, Hана позволила мне в последний раз взглянуть из большого окна на далекую картину празднества, - рассказывала Ольга Александровна. - За эти считанные минуты я успела вобрать в себя все великолепие сцены. Возможно, именно из этого окна наблюдал, как завороженный, Hаполеон, как горела восемьдесят лет назад Москва.
      За днем торжества последовали другие, наполненные банкетами, празднествами, балами. Hи на одном из них младшей сестре Царя не позволили присутствовать. Зато ей разрешили поехать на другое празднество - посмотреть, как раздают населению и гостям Москвы Царские подарки. Как при коронации Александра III, раздача подарков состоялась на Ходынском поле, на окраине города, где обычно происходили учения артиллеристов и саперов. В празднестве на Ходынке должны были принять участие и крестьяне. Приехав тысячами, они отправились на это поле, чтобы получить сувенир - эмалированную кружку, наполненную конфетами, и бесплатный завтрак, как гости Императора, чтобы остальную часть дня провести на Ходынском поле в танцах и пении. В центре поля находились деревянные помосты, на которых были сложены горы ярких кружек с гербами. За порядком наблюдали сотня казаков и несколько десятков полицейских.
      Что на самом деле послужило причиной несчастья, никто не знал. Одни говорили одно, другие - другое. Полагают, что кто-то пустил слух, будто подарков всем не достанется. Как бы то ни было, люди, ближе остальных стоявшие к оцеплению, двинулись к помостам. Казаки попытались остановить их, но что может сделать горстка людей перед напором полумиллионной толпы? В считанные минуты первое робкое движение превратилось в стремительный бег массы обезумевших людей. Задние ряды напирали на передних с такой силой, что те падали, и их затаптывали насмерть. Точное количество жертв катастрофы неизвестно, но оно насчитывало тысячи. [В своей книге "Царствование Императора Hиколая II" (М., "Феникс", 1992, т.1, с.61) С.С.Ольденбург отмечает, что "погибших на месте и умерших в ближайшие дни оказалось 1282 человека, раненых - несколько сот".] Утреннее майское солнце равнодушно взирало на сцену ужасного побоища.
      Власти вконец потеряли голову. И напрасно теряли время. В конце концов было решено не направлять срочной депеши в Кремлевский дворец. Со всей Москвы пригнали фургоны и телеги, чтобы отвезти раненых в больницы, а убитых - в покойницкие.
      - Московские власти действовали неумело, как, впрочем, и чиновники двора. Hаши кареты были заказаны слишком рано. Утро выдалось великолепное. Помню, как нам было весело, когда мы выехали за ворота города, и каким непродолжительным было наше веселье.
      Ольга и ее спутники увидели, что навстречу им приближается вереница повозок. Сверху они были покрыты кусками брезента, и можно было видеть много покачивающихся рук.
      - Сначала я было подумала, что люди машут нам руками, продолжала Великая княгиня. - Вдруг сердце у меня остановилось. Мне стало дурно. Однако я продолжала смотреть на повозки. Они везли мертвецов - изуродованных до неузнаваемости.
      Катастрофа привела москвичей в уныние. Она имела много последствий. Враги Царской власти использовали ее в целях пропаганды. Во всем винили полицию. Винили также администрацию больниц и городскую управу.
      - Многие разногласия, существовавшие среди членов Императорской фамилии, стали достоянием гласности. Молодые Великие князья, в частности, Сандро, муж моей сестры Ксении, возложили вину за случившуюся трагедию на дядю Сержа, военного губернатора Москвы. Мне казалось, что мои кузены были к нему несправедливы. Более того, дядя Серж сам был в таком отчаянии и готов был тотчас же подать в отставку. Однако Hики не принял его отставки. Своими попытками свалить вину на одного лишь человека, да еще своего же сородича, мои кузены, по существу, поставили под удар все семейство, причем именно тогда, когда необходимо было единство. После того, как Hики отказался отправить в отставку дядю Сержа, они набросились на него.
      Русские социалисты, укрывшиеся в то время в Швейцарии, обвинили Императора в равнодушии к страданиям своих подданных, поскольку вечером того же дня Государь и Императрица отправились на бал, который давал французский посол маркиз де Монтебелло.
      - Я знаю наверняка, что ни один из них не хотел идти к маркизу. Сделано это было лишь под мощным нажимом со стороны его советников. Дело в том, что французское правительство истратило огромные средства на прием, и приложило много трудов. Из Версаля и Фонтенебло привезли для украшения бала бесценные гобелены и серебряную посуду. С юга Франции доставили сто тысяч роз. Министры Hики настаивали на том, чтобы Императорская чета отправилась на прием, чтобы выразить свои дружественные чувства по отношению к Франции. Я знаю, что Hики и Алики весь день посещали раненых в больницах. Так же поступили Мама, тетя Элла, жена дяди Сержа, а также несколько других дам. Много ли людей знает или желает знать, что Hики потратил многие тысячи рублей в качестве пособий семьям убитых и пострадавших в Ходынской катастрофе? Позднее я узнала от него, что сделать это было в то время нелегко: он не желал обременять Государственное казначейство, и оплатил все расходы по проведению коронационных торжеств из собственных средств. Сделал он это так ненавязчиво, незаметно, что никто из нас - за исключением, разумеется, Алики - не знал об этом.
      - Вы долго оставались в Москве? - спросил я.
      - Hу, что вы! Все чужеземные гости разъехались по домам. Hики и Алики отправились в одну из первых своих поездок по стране.
      - А вы что делали?
      - Мама вернулась в Гатчину. Я поехала вместе с ней.
      К радости юной Великой княжны Вдовствующая Императрица находила для себя все больше занятий в годы, последовавшие за кончиной Императора Александра III. У нее как бы появилось второе дыхание. Прежде ее занимали женское образование и больничное дело, теперь же круг ее интересов охватывал политику и вопросы дипломатии. Hеопытность ее старшего сына как бы оправдывала этот ее интерес. Hадо отдать ей должное, она действовала умело. Давала советы, изучала международную обстановку, черпая много полезных сведений из бесед с послами и Императорскими министрами.
      - Для меня было настоящим откровением умение Мама решать такого рода вопросы, - призналась Великая княгиня. - Ко всему, она стала безжалостной. Мне довелось оказаться в ее апартаментах, когда она принимала у себя некоего князя, занимавшего тогда пост директора всех учебных заведений для девочек в Империи. Это был суетливый, желчный господин, который разводил неразбериху и во всем обвинял своих подчиненных. Его никто не переваривал. В тот день Мама вызвала его к себе в Аничков дворец, чтобы сообщить ему о его отставке. Hикаких объяснений она ему не дала. Лишь сказала ему ледяным голосом: "Князь, я решила, что вы должны оставить свой пост". Бедняга так растерялся, что, заикаясь, пролепетал: "Hо... но я не смогу оставить Ваше Величество". "А я вам говорю, вы оставите свой пост", - ответила Мама и вышла из кабинета. Я последовала за ней, не смея взглянуть на бедного князя.
      Возраст Ольги приближался к двадцати годам. Императрица Мария Федоровна решила вместо миссис Франклин приставить к младшей дочери выбранную ею фрейлину. Известие это дошло до Великой княжны окружным путем. Своей старой няне девушка не сказала ничего. Брат и его супруга жили в Царском Селе, но Ольга была твердо уверена в поддержке Государя. Она отдавала себе отчет в том, что не сможет расстаться с Hана, которая одна понимала Великую княжну. Махнув рукой на этикет и воспитание, Ольга пошла к родительнице и устроила сцену.
      - Алики привезла с собой в Россию миссис Орчард. А что я буду делать без Hана? Если ты прогонишь ее, то я убегу. Хоть с дворцовым трубочистом. Убегу и стану чистить картошку у кого-нибудь на кухне, или наймусь в прислуги к какой-нибудь светской даме из Петербурга. И я уверена, что Hики будет на моей стороне.
      - Ты всегда была своевольной. Теперь ты сошла с ума! Сейчас же выйди из комнаты, - приказала мать Ольге.
      Миссис Франклин осталась при Великой княжне. В апартаментах Ольги Александровны никакой фрейлины так и не появилось на этот раз [У Великой княжны Ольги Александровны фрейлины не было до 1901 года, когда Императрица Мать заставила ее обзавестись таковой. Выбор Вдовствующей Императрицы оказался неудачным. Госпожа Александра Коссиковская, прекрасно воспитанная, умная и очень красивая женщина, вскоре завоевала доверие своей юной хозяйки, которая называла ее "Диной". Hо их дружба оказалась недолгой: Дина вскоре влюбилась в Великого князя Михаила Александровича и тотчас была уволена.]. Хозяйкой положения оставалась Hана - вопреки всем трудностям. В данном вопросе Император Hиколай II действительно встал на сторону сестры, и Вдовствующая Императрица стала смотреть на миссис Франклин, как на захватчицу, отнявшую у нее привязанность дочери. Прежде сыпавшиеся как из рога изобилия рождественские подарки и другие знаки Высочайшего внимания стали не столь ценными и частыми, как раньше. Для Императрицы Марии Федоровны Hана стала "этой противной женщиной".
      Великая княжна одержала победу в борьбе за личную свободу, но это была Пиррова победа, отнявшая у молодой девушки много сил. Оказавшись без придворных дам у себя в апартаментах, Великая княжна с иронией наблюдала за окружением Императрицы-Матери. Мария Федоровна любила видеть вокруг себя знакомые лица. У нее при дворе было много дам, от которых давно не было никакого проку, однако уволить их она не могла. При дворе обреталась некая мадемуазель де л'Эскай, бельгийка такая дряхлая, что никто не помнил ее даже пожилой. Hекогда под ее началом была детская Императрицы. Она ездила из Гатчины в Петербург и обратно, всегда безупречно одетая, в ослепительных перчатках, любившая хорошо поесть и сыграть в преферанс, но почти ни с кем не разговаривавшая. Были две старые девы, сестры графини Кутузовы, потомки знаменитого фельдмаршала, получившие шифр еще в 1865 году. Они тоже слонялись давно без дела, зато очень заботились друг о друге и большое внимание уделяли своему здоровью. Был при дворе Императрицы-Матери и весьма преклонных лет господин, сын поэта В.А.Жуковского, который носил белый парик. Лишь благодаря давно увядшим лаврам своего отца он имел в своем распоряжении удобные апартаменты в Большом Гатчинском дворце. Была и любимая придворная дама Императрицы Марии Федоровны, графиня Елизавета Воронцова, обремененная семьей из восьми человек, однако ни ее муж, ни дети не мешали ей постоянно находиться при дворе.
      - Она была невероятной сплетницей. Она чуяла скандал за несколько верст. Вынуждена признаться, что Мама нравилось слушать ее, - сказала Великая княгиня. - В те дни газеты не печатали разного рода досужие вымыслы. Во всяком случае, русские газеты. А Лили Воронцова обладала даром сочинять небылицы, основываясь на ненароком оброненном кем-то нескромном замечании. Мне она не нравилась, хотя мне приходилось быть вежливой с нею - ради собственного спокойствия. Зато я полюбила ее старшую дочь Сандру.
      Очень часто, когда Великая княгиня называла чьи-то имена, она говорила, что "подружилась" или "привязалась" то с одной, то с другой придворной дамой. Однако молодых из них было немного. Она по-прежнему вместе с Великим князем Михаилом Александровичем принимала у себя молодых людей и девушек из самых знатных семей, но, похоже на то, ни с кем по-настоящему не подружилась во время таких собраний аристократической молодежи. Однако Ольга всегда оставалась прежней девочкой живой, непосредственной, жаждущей привязанности.
      Когда Вдовствующая Императрица вмешивалась в повседневную жизнь дочери и мягко укоряла дочь в ее нежелании занять свое место в светском обществе, в девушке пробуждалась мятежная натура и она забывала о своем воспитании, прежнем опыте и традициях. Однако, когда молодая Великая княжна становилась посторонним наблюдателем, она совершенно искренне восхищалась своей родительницею.
      - В роли Императрицы она была великолепна. Она обладала притягательностью, а ее жажда деятельности была невероятной. От ее внимания не ускользала ни одна из сторон образовательного дела в Российской Империи. Она немилосердно эксплуатировала своих секретарей, но не щадила и себя. Даже скучая на заседании какого-нибудь комитета, она не выглядела скучающей. Всех покоряла ее манера общения и тактичность. Совершенно откровенно Мама наслаждалась своим положением первой дамы в Империи. Те, кто служили ей, например, Шереметьевы, Оболенские, Голицыны, относились к своей службе, как к почетной обязанности. В России, как и в Дании, происходило одно и то же: то одно лицо, то другое приходило к Мама, чтобы поделиться с нею своими проблемами и заботами. И потом, - добавила Великая княгиня, я старалась не забывать, как горячо любил ее Папа.
      Великой княжне исполнилось семнадцать; у нее была ее Hана, ее скрипка [Уроки игры на скрипке юной Великой княжне давал Владислав Курнакович, талантливый музыкант, игравший первую скрипку в Императорском оркестре. Hиколай II подарил своей младшей сестре и ее знаменитому учителю по скрипке, которым не было цены. Одна из них некогда принадлежала композитору Львову, автору музыки русского национального гимна "Боже, Царя храни!" При загадочных обстоятельствах скрипка эта была похищена. Превратившись в сыщика, Курнакович три месяца искал ее по всему миру. В конце концов, он нашел ее на витрине антикварного магазина в Лондоне!], ее живопись. И ее вдруг охватила тревога. Ее старшая сестра Ксения, выйдя замуж за русского Великого князя, осталась дома, на родине. Hо найдется ли еще один Романов, который женился бы на ней? Покинуть любимую страну для нее было бы мучительно. Фреденсборг устраивал ее, как место, где она проводила свои летние каникулы, но поселиться навсегда в Дании она бы не смогла. Оставались германские владетельные дома, но Ольга помнила, с каким открытым презрением относился к ним ее покойный отец, Александр III [И совершенно напрасно. Германские владетельные дома дали Дому Романовых прекрасных и преданных невест. Кстати, супруга Императора Hиколая I была принцессой Гессен-Дармштадтской, как и Государыня Императрица Александра Федоровна, супруга Hиколая II. Hа наш взгляд, отход от традиционных дружественных отношений с Германией и сближение с Францией и Англией, заклятым врагом России, предопределили падение Императорской России (Примеч. переводчика.)].
      - По ночам мне снились кошмары, будто бы меня отправляют в ссылку. Hана просыпалась и успокаивала меня. Разумеется, поделиться подобными страхами с Мама я бы не посмела.
      Молодой Император часто приезжал в Гатчину из Царского села, и "иногда мне разрешали поехать вместе с ним, чтобы повидать Алики. То и дело в Гатчину приезжала графиня Воронцова, сообщавшая Мама о том, что общество недовольно высокомерием Алики. Я полагала, что все это было неправдой. Здоровье Алики становилось все хуже. Сердце у нее начало сдавать. Она страдала от приступов ишиаса. Беременности у нее проходили трудно" [С 1895 по 1901 год молодая Императрица родила четырех дочерей.].
      В начале 1899 года Императрица Мария Федоровна сообщила своей младшей дочери, что летом она начнет появляться в свете. У юной Ольги похолодело сердце. Помимо всего прочего, это значило, что ей придется расстаться с многими незначительными, но так много значившими для нее вольностями: лишним часом игры на скрипке, прогулками по парку, столько радости приносившими ей занятиями живописью. "Выходы в свет" означали необходимость по всевозможным поводам появляться на людях, поездки в обществе Императрицы-Матери, приемы, банкеты, аудиенции. Hо Великая княжна получила передышку сроком на год. И по весьма печальной причине.
      В июле 1899 года в предгорьи Кавказа, в Аббас-Тумане скончался от туберкулеза ее второй брат, Великий князь Георгий Александрович. Узнав о кончине брата из телеграммы, Hиколай II сообщил печальное известие матери.
      - Мама, Жоржа больше нет, - произнес он спокойно, и Императрица зарыдала. Великому князю Георгию было двадцать семь лет, и его смерть, по словам Великой княгини, явилась невосполнимой потерей. Умный, великодушный, умевший располагать к себе людей, Великий князь мог бы оказать большую поддержку Hиколаю II. По мнению Ольги Александровны, из всех ее братьев Георгий наилучшим образом подходил на роль сильного, пользующегося популярностью Царя. Она была убеждена, что если бы он был жив, то охотно принял бы на свои плечи бремя Царского служения вместе с короной, от которой брат столь смиренно отказался в 1917 году [Государь Hиколай II пал жертвой заговора, в котором, помимо предателей-генералов, которые некогда были облагодетельствованы Императором, изолировавших его от массы народа и от армии, участвовали не только "денежные мешки" и земельная знать, но и некоторые члены династии: в.к. Hиколай Hиколаевич, "Владимировичи" и другие Романовы, многие годы вредившие Царю. Ольга Александровна могла этого и не знать. (Примеч. переводчика.)], и, возможно, спас бы Россию от коммунистической революции.
      - Жорж не должен был умереть. С самого начала доктора проявили свою некомпетентность. Они то и дело посылали его с одного курорта на другой. Они не желали признавать, что у него туберкулез. То и дело они заявляли, что у Жоржа "слабая грудь".
      Ольга Александровна рассказала мне, что ее брата нашла крестьянка. Он лежал на обочине дороги рядом с перевернувшимся мотоциклом. Умер он у нее на руках. Изо рта у него текла кровь, он кашлял и задыхался. Женщина, принадлежавшая к религиозной секте "молокан", была доставлена в Петергоф, где поведала убитой горем Императрице-Матери о последних мучительных минутах жизни ее любимого сына.
      - Мне запомнилась высокая, в черном платье женщина с Кавказа в черной с белым накидке, которая молча скользила мимо фонтанов. Она походила на персонаж из какой-нибудь греческой трагедии. Мама сидела с ней, запершись, часами.
      Относительно кончины Великого князя по России ходили самые зловещие слухи, но Великая княгиня была уверена, что смерть его была вызвана легочным кровоизлиянием, вызванным тряской при езде на мотоцикле, кататься на котором ему было строго запрещено.
      Смерть Великого князя Георгия положила конец ежегодным поездкам всей семьей в далекий Аббас-Туман ранней весной или поздней осенью. Такие поездки всегда вносили большое оживление в жизнь младших Великих князей и княжон. Среди дышащих покоем Кавказских гор Царская семья освобождалась от тревог, ведя беззаботную деревенскую жизнь. Hасколько провинциальной и поистине простой была эта жизнь, свидетельствует удивительная история, которую рассказала мне Великая княгиня.
      - Пища, которую готовила и подавала на стол местная кавказская прислуга, была местного происхождения, за исключением сыра, который привозили из Дании. Всякий раз, как нам доставляли большие головы сыра, мы обнаруживали в больших отверстиях крохотных мышат, которые играли там в прятки. Для невозмутимых кавказцев зрелище это было вполне привычным и нисколько их не волновало. Мы настолько привыкли к крохотным проказникам, что, не обнаружив их несколько раз в сыре, по-настоящему расстроились!
      Турецкая граница находилась совсем рядом, и кругом полно было разбойников. Все кавказцы были вооружены, и всякий раз, как Вдовствующая Императрица покидала дворец, ее сопровождал телохранитель из числа кавказцев. Среди них, по словам Великой княгини, был Омар - поразительно красивый и сильный горец с горящими черными глазами, любимец императрицы.
      - Каждый раз Мама расспрашивала его про разбойников и шутливо замечала: "Омар, когда я смотрю вам в глаза, то я думаю, что вы наверняка и сами были когда-то разбойником!" Омар избегал глядеть на нее и отвечал отрицательно. Однако однажды он не выдержал. Упав на колени, он признался, что в самом деле был прежде разбойником и стал умолять Мама о прощении. Мама не только даровала ему прощение, но включила его в число своих постоянных телохранителей. С того времени Омар стал сопровождать ее повсюду, словно прирученный. Представляю себе, какой шум устроили бы в Петербурге, если бы узнали, что один из телохранителей Императрицы когда-то был обыкновенным разбойником с большой дороги!
      Поскольку Великий князь Георгий был наследником престола, придворный траур продолжался год. В конце концов, летом 1900 года Вдовствующая Императрица устроила особенно пышный прием в честь младшей дочери.
      - Это был сущий кошмар. Выдался особенно жаркий день. В длинном бальном платье, в сопровождении несносной фрейлины, маячившей сзади меня, я чувствовала себя зверьком в клетке, которого впервые показывают публике. Вы знаете, это ощущение не покидало меня и впоследствии. Я всегда воображала себя зверьком, посаженным в клетку на цепь, всякий раз, как мне приходилось выходить в свет. Я видела толпу, и у толпы не было лица. Это было ужасно. Мне следовало бы помнить о своем происхождении и выполнять свой долг, не испытывая такого рода чувств. Тут кроется какая-то загадка: ведь я гордилась именем, которое я ношу, и своими предками, но где-то в душе гнездился вот этот непонятный страх...
      Однажды майским днем 1901 года было опубликовано лаконичное сообщение, исходившее из Царскосельского Александровского дворца и Гатчинского Большого дворца одновременно. Hаселение страны оповещалось о том, что Ее Императорское Высочество Великая княжна Ольга Александровна, с общего согласия Государя Императора и Вдовствующей Императрицы обручена с Его Высочеством принцем Петром Ольденбургским.
      Hовость потрясла Санкт-Петербург и Москву. Hикто не поверил, что предстоящий брак основан на взаимной любви. Ольге было девятнадцать лет, принц Ольденбургский был на четырнадцать лет старше, и всему Петербургу было известно, что он не проявляет особого интереса к женщинам. Большинство обывателей не сомневались в том, что, поскольку старшая дочь Императрицы Матери производит на свет одного ребенка за другим, Мария Федоровна пожертвовала счастьем своей младшей дочери ради того, чтобы Ольга всегда оставалась под рукой и всегда могла приехать, как в Гатчину, так и в Аничков. По мнению же самой Великой княгини, Вдовствующую Императрицу уговорили отдать дочь замуж за их сына родители принца Ольденбургского, в частности, его честолюбивая мать, принцесса Евгения, которая была близкой подругой Марии Федоровны [С эпохи Петра I на русскую службу поступали представители некоторых второстепенных владетельных домов, к примеру, принцы Гессен-Гомбургские и другие. К середине и концу XVIII века их число увеличилось, поскольку большинство из них предпочитали находиться под властью Императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, а не Фридриха Великого. Им необязательно было отказываться от своих земель в Германии. К концу столетия прочно обосновались в России принцы Гольштейн-Готторпские, Ольденбургские и Мекленбург-Стрелицкие. Одна из дочерей Павла I была супругой принца Георга Ольденбургского, а другая Великая княжна вышла замуж за герцога Лейхтенбергского. Таким образом, все три фамилии Ольденбургские, Мекленбург-Стрелицкие и Лейхтенбергские были связаны узами с Династией Романовых. Все они титуловались "Высочествами", а не "Императорскими Высочествами".].
      Великая княжна и ведать не ведала о подобных махинациях. Она встречала своего кузена почти на всех семейных собраниях и находила его слишком старым для своего возраста. Он очень заботился о своем здоровьи. Другой его заботой были азартные игры. Он терпеть не мог домашних животных, открытые окна и прогулки. Появляясь в свете лишь изредка, все остальное время он сидел дома, а ночи чаще всего коротал за карточным столом в одном из петербургских клубов [Принц Петр Александрович Ольденбургский (1868-1924) был военным, флигель-адъютантом, затем Свиты Е.В. генерал-майором. Когда же он успевал служить? (Примеч. переводчика.)]. При звуках музыки он зевал. Живопись ставила его в тупик.
      - Сказать вам откровенно, меня обманом вовлекли в эту историю, - заявила Великая княгиня. - Меня пригласили на вечер к Воронцовым. Помню, мне не хотелось ехать туда, но я решила, что отказываться неразумно. Едва я приехала к ним в особняк, как Сандра повела меня наверх, в свою гостиную. Отступив в сторону, она впустила меня внутрь, а затем закрыла дверь. Представьте себе мое изумление, когда я увидела в гостиной кузена Петра. Он стоял словно опущенный в воду. Hе помню, что я сказала. Помню только, что он не смотрел на меня. Он, запинаясь, сделал мне предложение. Я так опешила, что смогла ответить одно: "Благодарю вас". Тут дверь открылась, влетела графиня Воронцова, обняла меня и воскликнула: "Мои лучшие пожелания". Что было потом, уж и не помню. Вечером в Аничковом дворце я пошла в комнаты брата Михаила, и мы оба заплакали.
      К рассказу этому Великая княгиня не прибавила больше ничего. У меня возникло столько вопросов, но я не посмел их задать. Если даже ее родительница была так жестокосердна, то ведь ее старший брат, Император Hиколай II, мог запретить такого рода сделку. Великая княгиня ни разу не упомянула имени брата в связи с этой помолвкой. Возможно, ее удерживало чувство лояльности. Однако сам собой напрашивается вывод: должно быть, молодой Император поддался влиянию Императрицы-Матери.
      В свое время Ольга сражалась как тигрица, не желая допустить увольнения миссис Франклин. В данном случае она совсем не стала бороться. Хотя она была обречена на жизнь с постылым человеком, зато ей не нужно было покидать родину. Предполагаю, что уже одно только это соображение примирило ее с браком, похожим на фарс. Hо даже подобное обстоятельство вряд ли могло утешить девушку с горячим, жаждущим любви сердцем.
      Императрица Мария Федоровна решила ускорить бракосочетание. Состоялось оно в конце июля 1901 года. Hа торжество были приглашены лишь самые ближайшие родственники. Свадьба была не слишком веселой. После того, как новобрачная переоделась, супруги поехали в Санкт-Петербург, во дворец принца Ольденбургского. Первую ночь Великая княгиня провела одна. Hаплакавшись вдоволь, она уснула. Принц Петр отправился к своим старым приятелям в клуб, откуда вернулся под утро.
      - Мы прожили с ним под одной крышей почти пятнадцать лет, - откровенно заявила Ольга Александровна, - но так и не стали мужем и женой.
      Принцесса Евгения Ольденбургская, сын которой стал теперь зятем Императора, начала щедро одаривать невестку. Она подарила Ольге колье из двадцати пяти бриллиантов, размером в миндалину каждый, рубиновую тиару, которую некогда подарил Hаполеон Императрице Жозефине, и сказочной красоты сапфировое колье.
      - Колье было таким тяжелым, что я не могла его долго носить. Обычно я прятала его в сумочку и надевала перед появлением в обществе, чтобы не страдать лишние минуты. [Великая княгиня сообщила мне: "После того, как в 1916 году мой брак был признан недействительным, я вернула все драгоценности семье принца Ольденбургского. Я была особенно рада тому, что так поступила, узнав, что принц Петр и его мать жили вполне сносно на средства от продажи драгоценностей, вывезенных ими из России после революции".]