— Исключено, — отрезал Дейним. — Чисто по техническим причинам невозможно. Даже если орденцы проберутся каким-то образом через два Кольца, город им не взять. Гард только выглядит глупой летучей безделкой. На самом деле это неприступная крепость.
      — Неприступных крепостей не бывает, — сказал Эльван.
      — Пусть так, — не стал спорить Дейним. — Пусть будет мощнейшая и труднодоступнейшая крепость Иалумета. Чтобы взять Гард, нужна огромная военная сила, как людская, так и оружейная. Пересменка власти Межпланетный Союз-орден, а затем орден-ВКС тому доказательство. Первая и Вторая Битва-За-Гард во всех учебниках истории есть. Или в Бенолии не преподают историю?
      — Преподают, — хмуро ответил Эльван. — И Битвы-За-Гард отдельными темами учат.
      — Нужной для взятия Гарда армии у орденцов нет, — уверенно сказал Дейним. — А без армии тут делать нечего.
      — Не уверен, — задумчиво проговорил Авдей. — Пусть ареопаг и сумеет преградить путь даже самой могучей армии, но сопротивляться сатире он не способен, потому что давно разучился смеяться над собой. А если так, то чужая насмешка станет для него убийственней выстрела.
      — Вы это о чём? — насторожилась Ольденна.
      — О том, что те, кто провозглашает себя всевластителями, больше всего боятся показаться смешными. Особенно если объектом насмешек становятся их неблаговидные делишки.
      — Делишки? — возмутился Дейним. — Да это преступление!
      — Сострадание к жертвам преступления не должно мешать каре преступников, в том числе и оружием смеха.
      — Какой смех? — разъярился Дейним. — Скоро всем кровавыми слезами плакать придётся!
      — Если найти в себе силы смеяться, когда нет сил даже на то, чтобы плакать, то найдутся силы и побеждать.
      — Ареопаг победить? — с ядовитым ехидством спросил Дейним.
      — Да, — уверенно ответил Авдей. — Именно так. Победить ареопаг. Смех — сильнейшее оружие. Нет никого и ничего, способного противостоять смеху. К тому же смех становится для смеющегося источником сил.
      — Да как вообще над этим можно смеяться?! — схватил его за грудки Дейним. — Это же горе! Такое горькое горе, которого ещё не знал Иалумет.
      — Горе, — согласился Авдей. — Однако, когда люди плачут в горе, это означает, что им есть что ещё потерять. Есть кого бояться. И чего бояться. А когда смеются — это значит, что терять больше нечего, нет ни бремени, ни препятствий, и потому можно совершенно свободно идти вперёд, к свершениям и победам. Те, кто плачет над потерей, теряют последнее, те же, кто смеётся, — обретают новое.
      — Мы самих себя потеряли, Авдей.
      — Да, потеряли. И наши утраченные Я были прекрасны. Терять такую красоту всегда больно. Но мы сделаем себя новых, вдесятеро лучше прежних!
      Дейним разжал пальцы. Посмотрел на Авдея.
      — Откуда ты только взялся такой… Мудрый и правильный…
      — Что аж тошнит, да? — усмехнулся Авдей. — А почему бы и нет? Хорошее рвотное средство — это больш а я ценность. На утро после излишне весело проведённой ночи в особенности.
      — Скоморох, — дёрнул хвостом Дейним. Отошёл к креслу, сел.
      Ольденна оскалилась.
      — Скоморохов тираны всегда боялись больше любых повстанческих армий, потому что скоморохи были их душой и сердцем.
      — Чего не скажешь о разуме, — буркнул Дейним.
      — Разум без сердца вы уже видели, — кивнула Ольденна на лежащую на столе видеопланшетку.
      — У сердца тоже есть своя мудрость, — сказал Хранитель. — И по уму она нередко превосходит мудрость разума.
      — Я так поняла, — проговорила Ольденна, — что сударь Авдей намерен высмеять архонтов как ярмарочных мошенников, поставить к позорному столбу и закидать тухлыми помидорами. Перспектива узреть архонтов у позорного столба, под градом насмешек и тухлых помидоров нравится мне очень, тут я двумя руками голосую «за». Но не представляю, как можно осуществить это на практике.
      — Проще, чем вы думаете. — Авдей подковылял к диванчику, сел. — Нужно сделать мультфильм…
      — Что?! — перебил разозлённый Дейним. — Какой ещё мультфильм?
      — Обыкновенный. Рисованный, в карикатурном стиле. В сети карикатур на архонтов мало, но образцы отыскать можно. Сделать же одного из рисунка клип какой угодно длины не сложно, есть специальные программы. Если Хейно покажет, как ими пользоваться…
      — Покажу, — сказал Хранитель. — Ничего сложного там действительно нет, мы ими на первом курсе развлекались, прикольные мультики про преподов лепили.
      — Ну и вот, — продолжил Авдей. — Сделать мультик вперемешку с документальными кадрами, — кинул он на видеопланшетку. — Общая протяжённость — минут двадцать, не больше. И плавающий файл по объёму не очень большой получится, и тему всесторонне осветить можно. Главное, посмешнее показать всю вопиющую глупость ситуации: огромная масса народу, две тысячи сто девятнадцать обитаемых планет, — и все безропотно позволяют распоряжаться собой трём архонтам, которые уже вконец свихнулись от ничем не ограниченной власти и вообразили себя вершителями судеб. А чтобы не было упрёков в клевете, к мультфильму добавить ссылку на бесплатные складские сайты в директории Хонгтианэ, где будет размещён отснятый Кадере материал.
      — Звучит всё это привлекательно, — сказал Паларик, — и план Авдея обещает быть очень действенным и эффективным. Но можно узнать, в чём суть проблемы? Что такого преступного натворили архонты?
      — Планшетка на столе, — сказала Ольденна. — Смотрите сколько хотите.
      — Обязательно, но попозже. Сейчас бы мне краткий обзор темы.
      Ольденна криво усмехнулась.
      — Архонты планируют спровоцировать широкомасштабные военные действия на границе Северного и Западного пределов.
      — Что? — не понял Паларик.
      — Этим они надеются отвлечь население сразу семидесяти одного государства, в общей сложности — двухсот восьмидесяти девяти планет от политики. Ситуация в регионе всё больше и больше осложняется, а на войне людям будет не до того, чтобы обсуждать политику ВКС. В первую очередь усмириться должно Хонгтианэ, на данное время — самое проблемное для архонтов государство во всём Иалумете. Для поддержания порядка в регион будут введены миротворческие спецподразделения космостражи ВКС, проще говоря — армия уничтожения и подавления.
      — И что, — не поверил Паларик, — они прямо вот так это и обсуждали, прямым текстом?
      — Сударь, — горько усмехнулась Ольденна, — если для архонтов даже координаторы не люди, а всего лишь инструмент, то что говорить о секторалке? Ведь на Северо-Западе встретят так называемых миротворцев отнюдь не цветами. И техническое превосходство ВКС не поможет, потому что когда ненависть начинает перехлёстывать через край, действенным оружием становится даже камень.
      — Не могу поверить, — тихо сказал Паларик. — Ведь это же сотни тысяч смертей.
      — Как изволил выразиться архонт Лиайрик, заодно немного снизится и угроза перенаселения.
      — Нет…
      Дейним сдавленно застонал, спрятал лицо в ладонях.
      — Даже Тромм согласился, даже он. Повякал что-то об офицерской чести, о присяге, поломался для порядка, как шлюха дешёвая, и согласился. — Дейним едва не плакал. — В училище он был для нас как икона. Самый честный и безупречный офицер космостражи ВКС. Да я в десант служить пошёл только из-за него! — Дейним посмотрел на Паларика. — Ваша честь, вот вы судья, много разных людей повидали, так объясните, почему такое случилось? Ведь Тромм действительно был честным офицером — и смелым, и верным, и с головой у него всегда всё в порядке было. Он столько людей от пиратов спас! Так почему же теперь он в такую курву распоследнюю превратился?!
      — Не знаю, — сказал Паларик. — Не знаю. Наверное, из-за того, что честным и порядочным быть легко, когда на тебя смотрят люди, имеющие право судить как о тебе, так и о твоих поступках. Разные люди — друзья, коллеги, соседи, журналисты, служба внутренней безопасности или даже собственные дети. И перед всеми хочется выглядеть если и не героем, то хотя бы приличным людем. Ведь о себе мы судим по отражению в чужих глазах… Грешки и проступки прячутся подальше, правильные поступки выставляются напоказ. К тому же правильных поступков хочется совершать как можно больше, а грехов и проступков избегать. Искренне хочется быть правильным, ведь узреть собственное отражение в безобразном виде не понравится никому. Поэтому люди и пытаются соответствовать некоему общепринятому стандарту правильности. Но подле архонтов нет людей. Они слишком высоко вознесены над всеми. На такой вершине мерилом правильности становится уже не отражение в чужих глазах, а собственные моральные критерии и нормы. И если вдруг оказывается, что их на самом деле нет, а всё держалось лишь на чужом мнении, то люди очень быстро превращаются в чудовищ. Вот так и получается, что власть, слава или деньги меняют людей. Хотя на самом деле они ничего не меняют. Всего лишь навсего обнажается истинное Я, до той поры глубоко запрятанное.
      Дейним опять застонал.
      — А ведь мы в него верили, мы так в него верили! Неужели и я, если попаду в ареопаг, стану такой же мразью?
      — Маловероятно, — сказал Авдей. — Чтобы согласиться быть вознесённым над людьми, надо самому быть нелюдью. Истинно народный властитель жить вдали от народа не захочет никогда.
      Дейним посмотрел на него ошарашено.
      — Так ты что, допускаешь мысль, будто я могу быть архонтом? Я?!
      — А почему нет? Вы людь вроде бы неглупый, совестливый. Независимость характера и сила воли тоже есть. Так что вполне приемлемая кандидатура.
      — Тем более, что вы такую мысль о себе уже допустили, — сказала Виктория.
      — Нет! Я просто сказал так. У меня не очень хорошо со словами. Я не о том думал!
      — А теперь подумайте об этом, — посоветовал Авдей. — Как только каждый из простых граждан престаёт думать, что сможет стать президентом страны, демократия превращается в диктатуру.
      Дейним не ответил. Смотрел в пол, хвост подрагивал.
      — В записи ещё что-нибудь было? — спросил Паларик.
      — Да, — сказала Виктория. — Архонты решили убить Авдея. Чем-то он категорически не вписался в их планы использования Радужных Башен. На роль убийц назначены Хранитель и Эльван Кадере.
      — А я-то думал, меня уже ничего не сможет удивить, — охнул Паларик. — Ладно, Хранитель, но как им пришла в голову мысль, что Авдея способен убить Эльван?
      Хранитель в ярости метнулся к Паларику, схватил за грудки.
      — Я, значит, смогу убить? Наверное, смогу. Только труп будет не с костылями, а с хвостом.
      — Простите, — быстро сказал Паларик. — Я не это хотел сказать. Просто слухи, которые ходят по Ванхельму…
      — Меньше по пивнарям шляться надо, — оттолкнул его Хранитель, — тогда и глупыми слухами уши забивать не будут.
      Хранитель сел рядом с Авдеем, зыркнул мрачно на судью.
      Эльван вздохнул.
      — Не обижайся, Хейно, — сказал он Хранителю. — Меня тоже в убийцы записали.
      Хранитель пересел к Эльвану и спросил:
      — А тебя-то почему?
      — При первой нашей встрече я сдуру назвал Авдея отцеубийцей.
      Авдей побледнел, дрогнули ноздри.
      — Ты был прав, — сказал он.
      — Болвн я был, которого хлыстом драть некому за дурь беспросветную. Может, тогда раньше бы в мозгах прояснилось. — Эльван сжал кулак. — Суть дела в следующем. Авдей написал нужную и полезную статью для космонета. Может, слышали о «Лицеистском файле»?
      — Да, — сказал Панимер. — Читал. Хлёстко написано.
      — Неужели всё это было правдой? — спросил Хранитель.
      — Более чем, — сказал Эльван.
      — Так ты теньм?! — подскочил Дейним. — Скотина! Знал бы, ни за что не стал пари заключать. Это ты теперь мне пузырь ставить будешь, ниндзюк хренов!
      — За что пузырь? — возмутился Эльван.
      — За мошенничество. У меня против людей охрана, не против теней. Ты обязан был предупредить о своём истинном уровне подготовки.
      — Так у тебя же охрана наивысшего разряда! — ядовито напомнил Эльван. — Вот и ставь теперь пузырь за излишнее самомнение.
      — После с пузырями разберётесь, — оборвала их Виктория. — Что было с файлом? Причём здесь отцеубийство?
      — В том-то и дело, что ни при чём! — с сердцем сказал Эльван. — По старым бенолийским законам за «Лицеистский файл» Авдею полагался расстрел. Когда дело дошло до ареста, его отец взял расстрельную статью на себя. Сам назвался автором «Лицеистского файла».
      — Значит, — твёрдо сказал Дейним, — он не только сына спасти хотел, но и публикацию файла считал делом правильным. Таким, за которое и умереть не жаль. — Дейним качнул головой. — Хотел бы я посмотреть на твоего отца, парень. Мощным он людем был.
      — Ещё каким, — подтвердил Эльван. — Один из лидеров самой опасной мятежной партии в империи.
      — Мятежник! — воскликнул Паларик. — Так вот в чём дело. А я-то всё гадал, как Авдей может в равной мере обладать четырьмя совершенно различными ипостасями — следователь, прокурор, адвокат и судья. Всё правильно. Мятежник точно так же, как и следователь, изучает ситуацию, в которой оказался мир; подобно как прокурору оценивает, что в ней неправильно; в точности как адвокат отмечает правильное; и становится судьёй, когда выносит вердикт: что в мире полежит переделке, что — сохранению, а что — и уничтожению. Так Авдей мятежник. А я-то голову ломаю, откуда у девятнадцатилетнего парня такой опыт укороты давать что крупным чинам, что собственным подчинённым. — Паларик улыбнулся. — И давно ты отцу помогать начал?
      Авдей пожал плечами.
      — Курьерить начал лет с двенадцати, листовки писать — с пятнадцати. Но не часто, я действительно только помогал отцу, а не занимался политикой всерьёз. Музыканту было не до того.
      Паларик кивнул. Именно такого ответа он и ждал.
      — Авдей, — спросил Хранитель, — а у тебя родственники есть?
      — Не знаю, — отрезал Авдей. — Я давно не получал от них никаких известий. Вполне возможно, их уже нет в живых.
      Хранитель смотрел на Авдея с возмущением и обидой. Его друг не мог так сказать о своей семье. Но сказал.
      — Они все так отвечают, — сказал Эльван. — Боятся привлечь внимание охранки, в смысле — службы безопасности к семье. Даже друзьям так говорят. Ведь чего друзья не знают, о том их не будут спрашивать на допросах. А если повезёт, так и вообще на допрос из-за незнания не попадут. Мятежникам приходилось придумывать, как защитить близких от опасности. Любых близких — и друзей, и семьи. Приёмы не очень красивы, зато, как оказалось, действенны.
      — Авдей, — подошёл к нему Паларик, — прости меня. Я не должен был…
      — Вы всё правильно сделали.
      Паларик сел рядом с ним.
      — Ты хорошо умеешь защищать близких. Даже собственной жизнью за их безопасность заплатить не побоишься. И взамен от них ничего не потребуешь, верно? Никаких обязательств не возьмёшь?
      Авдей гневно сверкнул глазами. Предположение, что от близких можно требовать каких-либо обязательств, оскорбило.
      — Так что же ты думаешь, — спросил Паларик, — будто твой отец мог быть другим? Что он был способен наложить на тебя какие-то обязательства или вину?
      Теперь в глазах Авдея сверкнули слёзы, так стало стыдно. Авдей смотрел в пол, пальцы дрожали.
      — Когда уходят любимые люди, — сказал Паларик, — мы всегда на них злимся. А после на себя. И опять на них. И так по кругу. Вечно. То себя в их смерти обвиняем, то их в том, что нас бросили. Но на самом деле не виноват никто. И признать это тяжелее всего.
      Он обнял Авдея, прикоснулся губами к щеке.
      — Всё хорошо, парень. Ты выстоял, не сломался. А это главное.
      Авдей неуверенно кивнул. Паларик пожал ему плечо и поднялся.
      Прошёл на середину комнаты.
      — И всё же, сударыни и судари, — сказал он, — зачем вы меня пригласили? Ведь я нужен был вам именно как юрист.
      — Да, — кивнул Авдей. — Я хотел спросить, есть ли законный способ отстранить архонтов от власти? Что-нибудь вроде импичмента или досрочных выборов…
      — Выборы архонтов? — хохотнул Дейним. — Придёт же в голову.
      — А между тем Авдей прав, — сказал Паларик. — По Уставу ВКС, который был принят в 1631, но продолжает действовать до сих пор, архонты должны выбираться прямым тайным голосованием всех координаторов. Со временем архонты и их приближённые изыскали немало способов обойти Устав, но отменить его так и не смогли. Параграф об импичменте, кстати, тоже есть.
      — Ваша честь, — растерянно пролепетала Виктория, — но ведь тогда получается, что нынешние архонты занимают свои должности незаконно?
      — Получается, что так.
      — Вот так поворот! — охнул Дейним.
      — Да, — кивнул Паларик. — Это и есть знаменитый «Асхельмский парадокс». На протяжении вот уже полутора сотен лет архонты незаконно приходят к власти, но ничего изменить невозможно. Даже если бы не было записи их преступного сговора, архонтов всё равно надлежало бы выпереть из ареопага. Чтобы не занимали государственный пост, не имея на то ни малейших оснований. Однако такому не бывать никогда. Власть ареопага нерушима как сам Гард.
      — Ну-ну, — криво усмехнулась Ольденна. — Межпланетный Союз и орден Белого Света думали точно так же.
      — Что за вздор вы несёте? — взбешёно закричала Виктория. — «Асхельмский парадокс», Светозарный орден, Межпланетный Союз… Да провались они все к дьяволу! Авдея не сегодня-завтра убьют, вот что важно! А эти ваши политические бредни могут отправляться хоть в Ойкумену.
      Паларик испуганно охнул. Об этих планах архонтов он забыл.
      Дейним подошёл к Авдею, встал рядом.
      — Сначала пусть попробуют убить меня.
      — Территория Башни священна, — сказал Хранитель. — Никто не посмеет пролить здесь кровь. Авдей в безопасности.
      — Уверены? — скептично хмыкнула Ольденна. — К тому же кровь проливать не обязательно. Есть до чёртовой матери препаратов, которые обеспечат мгновенный инфаркт, и ни одна экспертиза ничего не докажет, потому что в организме отравляющее вещество распадается за тридцать секунд.
      — Всё так, да не так, — сказал Эльван. — В три часа пополуночи из Гарда вылетает экспресс до Троянска. Я вывезу на нём Авдея и Викторию. Если вы, барышня, не против навсегда покинуть Гард.
      Виктория села рядом с Авдеем, прижалась к его плечу.
      — Как ты намерен провести их через коммуникационную линию? — вскочил Дейним. — Там мощнейшая система безопасности!
      — Я сделала четыре командировочных предписания, — сказала Ольденна. — Для Авдея с Вероникой и для меня с Эльваном.
      — Ты уверена? — посмотрел на неё Эльван. — Гард — столица мира. Асхельм — столица Гарда. Больше нигде ты не получишь такой возможности…
      — …по самую макушку окунуться в дерьмо, — оборвала Ольденна. — Хватит с меня Гарда. Лучше улицы в секторалке мести, чем здесь с файловой папочкой дефилировать.
      — Предписания надёжные? — спросил у неё Дейним.
      — Вполне.
      — Тем более, — добавил Эльван, — что когда дойдёт до проверки, мы будем уже далеко. Я незадолго перед стереовыступлением Авдея связался с директором службы охраны стабильности Бенолии, попросил помочь, если вдруг возникнут осложнения. Он сказал, что моя задача — доставить Авдея в Троянск. А дальше его забота.
      Дейним скептично прищёлкнул шипами.
      — Доверять-то ему можно?
      — В этом случае — да, — твёрдо сказал Эльван. — С Авдея и волос не упадёт.
      — Постой, — сказал Авдей, — как ты вышел на Адвиага? У тебя же никогда не было связи с охранкой.
      — Через Винсента Фенга. Посмотрел, как ты с ним связываешься и запомнил адрес. Объяснил ситуацию, оставил номер своего мобильника. Дальше позвонил Адвиаг.
      — Ты подсматривал за мной?! — возмутился Авдей.
      — Только один раз. Если хочешь дать пощёчину — бей. — Эльван подошёл к Авдею, сел на пятки.
      — Дурак, — Авдей заставил его подняться. — Истинно дурак. Или я чем-то похож на Максимилиана?
      Эльван опустил глаза.
      — Нет.
      — Извини, — сказал Авдея. — Я дурак ещё больший.
      — Открыватель, — подошёл к нему Хранитель, сел на корточки, — а что будет с Башнями?
      — То же самое, что и со всей записью. Я сделаю два фильма. Первый — собственно об ареопаге. Второй — о лживости Пророчества, об истинной истории Башен и о том, как свет их радуги норовили использовать всевластные мерзавцы. Башни останутся чистыми, Хейно. Я сделаю такой фильм, что после него люди никому не позволят осквернить их радугу.
      — Я поеду с тобой. Тебе нужен будет опытный программер, который к тому же хорошо разбирается в принципах работы башенной сети. И на счёт киномонтажа не беспокойся, я в Башне от безделья давно программами-рисовалками и клиподелками баловался. Я буду тебе полезен.
      — А в Башне кто останется? — спросил Авдей.
      — Один из Охранителей. Ему давно пора на повышение.
      — Но ведь Башня — твоя жизнь!
      Хранитель встал, улыбнулся:
      — В Бенолии имеется тысяча семьсот тридцать пять Башен, у которых нет постоянного Хранителя. Один Хранитель обслуживает по пять-шесть Башен за раз. А это неправильно. Башня у каждого должна быть только своя. Так неужели из тысячи семисот тридцати пяти Башен я не смогу выбрать ту истинную, только мне предназначенную, чьим Хранителем буду всю оставшуюся жизнь?
      Авдей сказал виновато:
      — Пятого командировочного предписания нет.
      — И не надо, — ответил Эльван. — Я так пройду.
      — Но бланки…
      — Именная строка не заполнена, — сказала Ольденна. — По инструкции её заполняют прямо перед отправлением, потому что могут поменять инспектора, или ему придётся лететь под чужим именем… Мало что может быть. Ну вот я по привычке имена и не проставила. Так что Хранитель может лететь с нами.
      — В коммуникационной линии я вас на всякий случай подстрахую, — сказал Дейним.
      — Спасибо, — совершенно серьёзно поблагодарил Эльван.
      Паларик улыбнулся.
      — Удачи вам, ребята.

* * *

      Звездолёт бесшумно заходил на посадку.
      Но что грузчики, что ремонтники ни малейшего внимания на него не обращали.
      — Музыка в фильмах Северцева обалденная, — сказал молоденький наурис-ремонтник. — Такие роскошные импровизации. Этот его кмелг — потрясный инструмент.
      — Музыка — это всё, на что у тебя ума хватило? — презрительно спросил грузчик. — Содержания фильмов ты не заметил?
      — Чтобы музыку понимать, тоже ум нужен, — заступился за коллегу второй ремонтник, соракалетний беркан.
      — Да, ВКС там мордой по асфальту отвозили мощно, — сказал третий ремонтник, темноволосый и кареглазый человек двадцати восьми лет. — И смешно ведь! Я чуть от смеха не лопнул, когда смотрел.
      Грузчик выматерился.
      — Архонты этого Авдея Северцева за фильмы так лопнут, что только мокрое место останется.
      — Император уже лопал, — фыркнул человек. — Да без лопалки остался. Скоро и архонты там же будут.
      — Ой-ой, посмотрите, пророк какой отыскался. Кстати, Северцев твой пророков с пророчествами так в их же собственное дерьмо окунул, что уже не выплывут.
      — Так я и не пророк, — ответил человек. — Я занимаюсь только предсказаниями.
      — И предсказываешь ты дерьмово. Напредсказывал скверные времена, а всё наоборот получилось.
      — А ты что, недоволен? — ехидно поинтересовался наурис.
      Грузчик матюгнулся и отошёл в сторону.
      — Ты правда уволился? — спросил человека беркан.
      — Да, возвращаюсь в Бенолию.
      — Когда?
      — Сегодня. Вот на этом звездолёте. Пока он разгрузится, опять погрузится, моя последняя смена как раз закончится.
      — Не боишься? — спросил наурис. — Здесь тебе чётко известна и твоя судьба, и твоё предназначение. А там всё так неопределённо.
      — Неопределённо сейчас везде, — сказал беркан. — Да и не бывает никаких предназначений.
      Человек улыбнулся.
      — Людей, живущих вне предназначения, не существует, однако жизнь от существования отличается тем, будут люди сами создавать себе нужную предназначенность или станут предназначаться для чьих-то нужд.
      — И что ты себе предназначишь? — спросил беркан.
      — Пока не знаю, — ответил человек. — Если одна история закончилась, то значит самое время начаться истории новой. Но она уже будет другая. Совсем другая и новая.